Виктор Феллер.

Крах общеевропейской идеи?

Описанный сюжет основан на трех далеко не очевидных, а, напротив, на первый взгляд, странных, предположениях: о неизбежном крахе американской глобальной модели, о появлении (возрождении) конкурирующей с ней корпоративной, о неизбежном расколе в Европе, как минимум, на два (а может быть на три-четыре) блока.

Рассмотрим их подробнее. Начнем с вопроса о «расколе Европы», определив основные факторы объединительного процесса 1950-2000. Таких факторов (групп факторов) всего два. Это последствия двух мировых войн, но особенно – второй, и это постоянная советская угроза с 1946 по 1991 годы, которая частично сама является одним из главных последствий мировых войн.

Евреи, до этого подвергавшиеся скрытой и открытой дискриминации во всех сферах жизни и во всех слоях общества, как в Европе, так и в США, оказались в массовом общественном сознании «реабилитированными».

Среди последствий войн выделяются:

американская оккупация, преобразовавшаяся в НАТО, и советская оккупация, преобразовавшаяся в Варшавский Договор;

раздел Германии;

чувство вины немцев и меньше – других «арийцев», сражавшихся на стороне Германии и, в качестве обратной стороны, появившаяся стойкая неприязнь к немцам со стороны многих европейцев;

высокий моральный авторитет евреев в Западном мире как народа, наиболее пострадавшего от чудовищного нацистского террора.

Наименее значимым может казаться последний из перечисленных факторов, но он все это время являлся очень значимым и оказал, может быть, основное конструирующее воздействие на всю систему послевоенных взаимоотношений между США и Европой.

Евреи, до этого подвергавшиеся скрытой и открытой дискриминации во всех сферах жизни и во всех слоях общества, как в Европе, так и в США, оказались в массовом общественном сознании «реабилитированными». Это позволило их финансовым, идеологическим и политическим организациям стать активными субъектами той самой либеральной, а с начала 90-х годов еще и глобальной, экономики.

Не случайно в Швейцарии в конце 90-х годов «возник» скандал вокруг «еврейского золота». Здесь совсем не вопрос о самом золоте и даже не вопрос о начинающемся американо-европейском соперничестве в финансовой сфере, здесь, прежде всего, попытка еврейской элиты «напомнить» германцам о чувстве вины перед ними, о необходимости продления срока «реабилитации» (режима наибольшего благоприятствования) для еврейского капитала в Европе. О том, что чувство вины начинает забываться, видно по новому росту антисемитизма, национализма и даже нацизма в Европе, в той же Швейцарии.

Советская военная угроза не только сплотила Европу в НАТО, но и заставила Соединенные Штаты, начиная с плана Маршалла, проводить гибкую и благородную политику строительства единого общеевропейского рынка, выращивая потенциально мощного для себя конкурента.

Но сейчас, после крушения Советского блока и развала СССР, объединения Германии, постепенного исчезновения чувства вины и других моральных последствий Второй мировой войны, исчезают все первоначальные побудительные причины создания Единой Европы.

Правда, появились новые. Это необходимость глобальной конкуренции с США и Японией и желание закрепить успех девяностых образованием восточного и южного буферов безопасности вокруг Западной Европы. Но эти мотивы уже не продиктованы безусловным инстинктом выживания, и в их реализации уже возможны сомнения и отступления перед очевидными национальными экономическими и политическими интересами европейских стран.

Но процесс объединения уже запущен. За плечами у «десятки» огромный положительный опыт строительства Единой Европы, в их активе работающие институты и программы. Появилась единая валюта. Так, может быть, сама инерция объединения объединит континент?

Однако сейчас начинают действовать могучие механизмы дезинтеграции.

Политика США из в целом благородной и стратегически ориентированной, нацеленной на совместное выживание в борьбе с общим сильным врагом, постепенно (но быстро) мельчает, все больше преследует цель сохранения господства ради самого господства, которой (этой цели) реальное объединение Европы противоречит. Чтобы изменить вектор своей политики, Соединенным Штатам совсем не надо провозглашать новый курс и вызывать на себя огонь обвинений в предательстве Европы. Ведь Европа состоит из наций, находящихся в разных фазах «большого цикла», ныне сильная Германия неумолимо начнет терять свои позиции, а относительно слабые Испания и Италия наращивать свои. Восточно-европейские страны и Турция могут придать общей картине перераспределения власти в Европе еще более неожиданный и конфликтный характер. Соединенным Штатам останется лишь «слегка» интриговать, тонко направлять противоречия против стран, проводящих политику объединения. Соединенные Штаты могут и просто «благородно» остаться в стороне, понимая, что европейцы разделятся сами, ведь «ломать — не строить». Но, скорее всего, США примут стратегически бесплодную, но затратную тактику торможения объединительного процесса по принципу «ни мира – ни войны».

Конечно, Америка не сможет остаться в стороне от европейской борьбы, уже через 20-30 лет Соединенные Штаты столкнутся с почти полной утратой влияния в Европе своих социальной и экономической моделей (корпоративной революцией), а после 2040 года американской элите придется заново создавать отношения с латинским и германским блоками.

«Китайская угроза» не станет в ближайшие пятьдесят лет консолидирующим фактором во внутриевропейской политике, так как будет опосредована для Западной Европы двумя поясами безопасности: российско-иранским и восточно-европейско-турецким, за которыми европейцы будут чувствовать себя «как за каменной стеной».

Кризис глобальной либеральной экономики?

Либеральная экономика, основным управляющим контуром которой является рынок капитала (фондовый рынок), базирующийся на сильной мировой валюте или паритете несколькихсильных валют, в 1950-2000 развивалась вполне успешно, без разрушительных и опасных кризисов, подобных «великой депрессии» конца двадцатых — начала тридцатых годов XX века. Крах советской модели стал прямым торжеством модели американской, а, совпавший по времени, но менее заметный, японский экономический кризис развеял, казалось бы, всякие сомнения в универсальности и безальтернативности именно американской модели.

Действительно, хорошо отлаженный фондовый рынок может многое: обеспечивать быстрый переток капитала в растущие и перспективные отрасли, контролировать менеджмент предприятия простым и эффективным механизмом «голосования ногами», привлекать в самой азартной и логической игре на рынке ценных бумаг к управлению собственностью гениальных игроков, изобретателей, финансистов, бухгалтеров. Он усиливает информированность и экономическую грамотность самых широких слоев общества, повышает их приверженность к экономической и политической системе, вызывает чувство сопричастности ко всему значительному, что творится в стране и мире.

Сейчас это самая совершенная форма экономической демократии, в которой свобода соединена с ответственностью, а экономическая активность принимает форму азартной игры. Даже серьезные ошибки крупных игроков здесь обычно содействуют общему успеху, потому что проигравший, освобождая место на рынке, косвенно вознаграждает более осторожных и дальновидных игроков, захватывающих освободившееся место.

В этой системе активно взаимодействуют три элемента: демократия, ответственность, игра (творческий и агрессивный дух). Без игрового элемента система потеряет гибкость, но, что еще важнее, — энергетику.

Система либеральной экономики, опирающаяся на «экономического человека», взращенного протестантской культурой, имеет, однако, довольно узкий диапазон устойчивости. В глобально функционирующей экономике появляется опасная зависимость рынков и стран друг от друга. Азиатский кризис начался с локального валютного кризиса в небольшой азиатской стране и на два года обрушил финансовые и фондовые рынки огромного региона, разрушил все развивающиеся рынки корпоративных ценных бумаг.

Глобализация рынков предполагает все более эффективную и тонкую регулирующую работу международных финансовых организаций и основных стран-гарантов, прежде всего, самих США. Но, в противоречии с этой объективной потребностью, мы сейчас наблюдаем обратный процесс, заметную деградацию МВФ и снижение морального уровня политики американской администрации.

В отношении России, например, МВФ проявил себя не только как кредитор процессов демократизации и либерализации, но и как исполнитель нечестной игры под названием «уничтожь российскую мощь через завышенный курс рубля». Навязав России политику сверхжесткого валютного курса рубля, он фактически обеспечил фатальное снижение конкурентоспособности российского ВПК и машиностроительного (вообще – высокотехнологичного) сектора как на внешнем, так и внутреннем рынках, и их ускоренную деградацию.

Впрочем, не будь российские либералы перед лицом коммунистической и имперской угрозы, они, подобно либералам Венгрии, сумели бы провести более гибкую валютную политику, да и МВФ по-джентльменски согласился бы с ними.

Ведь джентльменом можно оставаться только в обществе джентльменов? Не так ли?

Либеральная экономика, «дьявольски» устойчивая на микроуровне, очень зависит от американского правительства (особенно ФРС) и «великого Гудвина» — американской фондовой биржи и НАСДАК, т.е. от честности и интеллекта Главного Арбитра (группы из нескольких сотен специалистов, составляющих американскую финансово-политическую элиту). С развитием процессов глобализации объективно ответственность этой элиты повышается, но с ростом коллективного самодовольства и эгоизма этой элиты ее продуктивная ответственность снижается. Возникает опасный зазор между спросом на ответственность и ее предложением, увеличивающий риск мировых финансовых катаклизмов.

Сейчас многим кажется, что фондовый рынок США, за последнее десятилетие выросший более чем в четыре раза, находится на грани краха. Но сами навязчивые слухи о предстоящем крахе и, вроде бы, упорное нежелание американского правительства к ним прислушаться говорят, возможно, о том, что, несмотря на очевидную перегретость рынка на 30-40%,ничего катастрофического здесь не произойдет. Американское правительство надеется на то, что интернет-революция позволит американской экономике бескризисно преодолеть этот разрыв, но, в крайнем случае, если существенная корректировка фондового рынка произойдет, то с совместным действием девальвации и других регуляторов всего за два-три года ситуация нормализуется.

Фактически, в 90-е годы XX века произошла еще неосознанная нами революция доверия.

Соединенные Штаты, скорее всего, ждет время повышенной инфляции и наступления иены и евро. Начнется двух-трех-четырехлетний «медвежий» период на американском фондовом рынке. Темпы экономического роста снизятся, но ненадолго. Уже в 2004-2005 фондовый рынок и экономика возобновят свой рост, но не столь быстрый, как в последнем пятилетии XX века.

Фактически, в 90-е годы XX века произошла еще неосознанная нами революция доверия. Крах социализма повысил доверие к общественным институтам Запада, и, прежде всего, самих США в глазах инвесторов во всем мире и изменил базовые соотношения между основными показателями реальной экономики и стоимостью корпоративных ценных бумаг. В современном фондовом индексе США есть 30-40-процент-ная спекулятивная составляющая, выросшая на «сбежавших» из Азии, Восточной Европы и СНГ деньгах и эйфории от ожиданий плодов глобализации и революции в области связи. Это опасная составляющая, но американцы «блестяще» справятся с нею в течение ближайших лет, конечно, если рост фондового индекса не продолжится теми же темпами в 2000-2001.

В последующем этот успех сослужит плохую службу самим Соединенным Штатам, которые после 2005 года всерьез поверят в наступление «золотого века» американского процветания и господства. Норма сбережений в экономике США останется очень низкой до конца первого десятилетия и увеличится только за счет «репрессивных» методов – повышения налогов для финансирования роста военных расходов в военном противостоянии с Китаем.

В стране уже происходит опасный сдвиг в распределении кадровых ресурсов (талантов нации) в пользу таких «отраслей» как финансовые спекуляции и политические игры. Не меньше половины «блестящей тысячи» самых продуктивных умов страны фактически вовлечены в супервыгодный, но, в конечном счете, разрушительный для страны «бизнес» по эксплуатации общеамериканского гудвилла.

Возвращение гонки вооружений в десятых годах XXI века окажет на страну, за два десятилетия привыкшую к легким деньгам и самовозрастающему богатству, довольно противоречивое влияние. С одной стороны, все больше людей в Соединенных Штатах начнет осознавать пагубность безудержного гедонизма, начнется перераспределение ресурсов в пользу реальной экономики, но, с другой, начнется, поначалу незаметный, кризис доверия к собственности вообще, к американской собственности, в частности, а эксплуатация американского влияния в мире начнет принимать уже неприличные формы, например, информационной войны против евро.

В ходе этой борьбы во втором десятилетии XXI века США наполовину растратят свой авторитет лидера Запада и мирового Арбитра. Кризис доверия обрушит фондовый рынок Америки и приведет к затяжному экономическому кризису. Тяжелый, но более скоротечный, кризис разразится в Европе, Японии, Латинской Америке, России. Легче всего кризис преодолеет Китай и тесно связанные с ним к тому времени страны.

Выходить из кризиса Европейское сообщество и США будут поодиночке, каждый, внедряя собственные экономические рецепты: Европа – корпоративного капитализма, США– частично усовершенствованные, а также упрощенные и ужесточенные институты и процедуры государственного контроля и регулирования либеральной экономики.

Такое развитие событий почти неизбежно, потому что элиты, как большие группы людей, управляются, прежде всего, Богом Нации (а Он – в «летней зиме»), потом – интересами и страстями (жадностью и страхом) и, лишь в третью очередь – расчетом и разумом.

Только хороший (и своевременный) испуг, например, в ходе китайско-американского соперничества, способен смягчить ситуацию, приведя к менее болезненному кризису и мягкому «разводу» экономических систем Европы и США.