Здравствуйте уважаемые любители истории! Продолжаем наш набег на античность. Но прежде Ваши письма (это становится доброй традицией рассылки).
>Да, критика <теории заговора> - это одна из священных коров
со времен перестройки. Разумеется, если
рассуждать в русле <конспирологии>, борьбы орденов и т.п.,
можно и посмеяться. Но я могу повторить
вслед за Кургиняном - <заговор - это закрытый проект>.
Это просто игра в слова. А насчет того, что такие "закрытые
проекты" (или даже заговоры :) были,
никто не спорит. Заговор Локкарта, напр. А также прямая
внешняя интервенция. Или такой заговор как
агрессия фашистской Германии - куда уж больше.
Вопрос в том, какова доля воздействия этих проектов на ход
истории. В том что в СССР, в системе
власти без обратной связи, в конце концов возникла гнилая
партноменклатура, не виноват никакой
западный проект. Это была ущербность самой системы. Заговор
мог только подтолкнуть эту систему, уже
стоящую на краю могилы. По аналогии, вирус гриппа может
убить старого человека с ослабленным
здоровьем, а молодой его даже не заметит.
А Чили - это как раз банановая республика. Кроме того, если
бы социализм был там экономически
успешным, еще не факт, что его свалили бы.
С уважением,
А.В.
Но в чем состоял главный механизм распада
Советского Союза? В приватизации - в широком смысле слова. Директора
приватизировали свои заводы и институты, министры - целые отрасли (газ, нефть и
т.д.). А первые секретари компартий союзных республик в одночасье превратились
в президентов 'независимых государств'.
В общем, я согласен с такой точкой зрения распада Советского Союза. Только вот
слово приватизация звучит слишком мягко (скорее необходимо употребить слово
"воровство" в исконном русском смысле грабежа и разбоя). И потом,
приватизация началась ведь чуть позже (по крайне мере, широкомасштабно). А до
этого бюрократическому аппарату нужно было приготовиться к этой
"приватизации" и решить вопросы дележа. И вот тут как раз и
выяснились противоречия между центральными слоями власти и республиканскими. К
тому же "национальность" бюрократии в этих проблемах играла
наименьшую роль (национальность многих новоявленных "российских" экономистов
и крупных чиновников совпадала с национальностью почти всех бывших республик).
Поэтому эти противоречия были все же межрегиональными и, только, сейчас
пытаются полностью обосновать распад Союза центробежными силами, обусловленными
национальными интересами лидеров и "свалить" на них большую вину
этого распада.
Для примера приведу почти забытый инцидент, который произошел в Узбекистане
после распада Союза. Когда представителей высокой власти Республики Узбекистан
просто не пустили на заравшанские золотые прииски по
приказу из Москвы. Прииски, потом, всё-таки
"отбили" узбекские власти, но сам инцидент показывает
"жадность" и "недальновидность" российских чиновников в
деле дележа советской собственности. Поэтому, в конце концов, чтобы
окончательно разделить сферы влияния был придуман метод "выдавливания из
рублевой зоны". Кстати, И.Каримов - президент Узбекистана, один из
последних ввел свою валюту, до конца пытаясь сохранить республику хотя бы в
едином экономическом пространстве с Россией. И когда этот разрыв произошел,
было показано, что, оказывается можно обойтись и без "великой"
России, закупая все необходимое у других стран. И России сейчас, приходиться с
большим трудом завоевывать утерянные рынки сбыта после распада Советского Союза
в бывших республиках. Конечно, имея мощную сырьевую базу, наименее пострадала в
этом дележе сама Российская Федерация. Но, не забывайте о тех девяностых, когда
производство в стране было почти наполовину парализовано, а самодельные
экономисты сначала обворовали собственный народ, а в "черный" вторник
и зарубежных инвесторов. Я не помню, кто из великих
сказал, что "экономика имеет не только свойство входить в кризисы, но и
самопроизвольно восстанавливаться", то есть вне зависимости от
деятельности власти. И то, что в России сейчас наиболее лучшие экономические
условия, это может далеко не заслуга российского правительства, а просто
обычная стабилизация страны, ресурсы и человеческие и материальные которой
по-прежнему огромны. Я не хочу мусолить тему "альтернативной" истории,
но, если бы три, извините, человека в Беловежской Пуще, абсолютно игнорируя, кстати,
мнение и желания многих национальных лидеров (их попросту не было там), не
развалили Союз, то многие беды прошлых лет (распад промышленности,
экономических связей, войны) можно было бы легко избежать, или, по крайне мере,
выйти из этого положения с наименьшими потерями (особенно потерями и
предательством тех двадцати-тридцати миллионов русскоязычного населения,
которое осталось в бывших республиках и судьба многих сотен тысяч этих людей
просто трагична).
Ведь абсолютно понятно, что распад Союза не был обусловлен ни экономическими
причинами, ни политическими (прибалтийские республики будем рассматривать в
виде особого исключения из правила, хотя кто знает, что будет в будущем).
Поэтому я считаю распад Советского Союза совершенно непредсказуемым и, как бы
назвать это - "флуктуацией" исторического развития.
Вспомним древнюю битву при Калке - позор русского оружия. Три Мстислава имели
профессиональные и искусные дружины, вооруженные лучшим по тем временам
оружием, но проиграли монголам - тоже, наверно, гуляли перед битвой в
Беловежской Пуще. А могли ведь с честью для себя и
победить - смотришь, и не было бы чуть позже такого разорения Руси.
И последнее: насчет теории пассионарности
Гумилева. Ну, не нравится мне эта теория, которая разделяет людей на пассионарных и не пассионарных
личностей. Ведь, если принять эту теорию, то кто же будет судить нас насколько
мы с вами пассионарны. И если, не посчитают таковыми,
то в утиль, как в последней войне сразу бросили 50 миллионов человек.
Николай.
Вот видите, какие полярные
мнения. Мой энергичный оппонент Александр Виноградов убежден, что в мире
властвует жесткий детерминизм (если событие произошло – значит, не могло не
произойти). А Николай верит в непредсказуемость и флуктуационность
истории.
Я же, как и положено
редактору в данном вопросе являюсь центристом. Нет ни абсолютного Рока (по мусульмански – Дахр), ни
абсолютной свободы воли. В этом и состоит главная прелесть нашей вселенной.
Сильнейшим государством, на
протяжении большей части истории Греции была дорийская Спарта. В 7 в. до н. э.
ее царь Ликург произвел настоящую революцию. До этого Спарта страдала от
крайнего имущественного разделения, что приводило к невозможности
комплектования войска, состоявшего из свободных и обеспеченных общинников,
каковых становилось все меньше. Ликург, с одной стороны, конфисковал имущество
богачей, с другой - исключил из общины окончательно обнищавши и опустившихся ее
членов. Таким образом, было сформировано сплоченное общество "десяти тысяч
спартиатов".
Другим аспектом реформы явилась
крайняя милитаризация Спарты и завоевание соседних племен, ставших как бы
"государственными крепостными" общины. С точки зрения современного
политического лексикона, данное общество можно было бы назвать тоталитарным
(запрет на ввоз золота и серебра, обязательные совместные трапезы и т.д.).
Однако существовало и одно любопытное исключение - правительство не
контролировало личную жизнь спартиатов. Платон, в описавший образ идеального, с
его точки зрения (и вполне тоталитарного) государства, допустил для высшего
слоя стражей свободную любовь. Известно, что во многих аспектах греческий
философ ориентировался на Спарту.
Официально Спартой правили
одновременно два царя, относящиеся к двум традиционным династиям, но, поскольку
им крайне редко удавалось находить общий язык, реальная власть принадлежала
совету старейшин - эфоров.
Таким образом, на длительный период
развитие страны было законсервировано и спартанское руководство крайне
неодобрительно взирало на остальную Грецию, где шли интенсивные политические
процессы. Там повсюду свергались цари и приходили к власти тираны (тиран -
энергичный человек, опирающийся на достаточно широкие слои населения и
действующий в обход установившийся традиции управления).
Спарта обладала достаточной силой,
чтобы низложить тирании, надеясь заменить их более приемлемой для нее
аристократической формой правления. Однако никто не может предвидеть результаты
своих действий. Аристократы дарованную им власть выпустили из рук, и ее тут же
подхватили демократические группировки, ставшие враждебными Спарте (особенно в
Афинах). В этот острый политический момент в Грецию прибыли послы великого
персидского царя и потребовали "земли и воды" (то есть покорности).
Дальнейшая история хорошо известна.
Афины и Спарта заключили союз, ибо ощущение принадлежности к общей этнокультурной
целостности противопоставленной персам было сильнее социально-политических
противоречий (как раз в эту эпоху и появилось понятие "варвары",
применяемое ко всем негрекам). Об этот союз (и о новый род войска -
тяжеловооруженных воинов, действовавших в сомкнутом строю - фаланге) разбилась
доселе непобедимая мощь Персии. Греция вошла в свой классический период
культурного и экономического процветания. Лидером здесь были Афины,
поддерживавшие демократию во всей стране (что отнюдь не противоречило росту
численности рабов, которыми, как правило, были представители других этносов).
Борьба Афин и Спарты, с колоссальными
оговорками, может быть уподоблена противостоянию Запада и СССР в годы холодной
войны и до нее. И, как в последнем случае, часть западной интеллигенции с
надеждой смотрела на Советский Союз (хотя в реальных условиях последнего она не
смогла бы существовать), так и многие афинские философы и литераторы были
весьма критичны к своему городу, аппелируя к Спарте.
В отличие от советского, спартанское
общество оказалось значительно более сплоченным, что и привело его к победе в
Пелопонесской войне. На тридцать лет Спарта вернула себе гегемонию. Но
предложить сколько-нибудь реальную программу развития Греции она не могла.
Страна оказалась в тупике развития, чем и воспользовалась находившаяся на греческой
периферии царская Македония.
Филипп Македонский поставил всю
Грецию под свой жесткий контроль, а его сын Александр осуществил давно лелеемый
общегреческий проект покорения Персидской империи. Греки и македоняне стали
колониалистами не хуже европейцев16 - 19 веков (с той разницей, что они не
насаждали свою религию). Начался период эллинизма. Поскольку управлять
огромными завоеванными территориями прежними методами было трудно, возродилась
монархическая форма правления.
Эллинистические монархии просуществовали
два - три века (государство Птолемеев в Египте, государство Селевкидов в Сирии,
Междуречье и Иране, Греко-Бактрия в Средней Азии и даже Греко-Индия), пока на
западе не были завоеваны Римом, а на востоке на стали жертвой местных народов,
нашедших в себе силы возродить собственную государственность. Однако значение
данного периода крайне велико. Греки стали учителями римлян (которые
переоформили свою мифологию на греческий манер и копировали в искусстве
греческие образцы). А после краха империи античное наследие стало одной из
трех культурных составляющих средневековой Европы (наряду с христианством и
традицией "индоевропейского варварства").
Сотни лет в монастырях и замках
хранились рукописи, переписанные с греческих оригиналов, а в средневековых университетах
изучали труды греческих философов. А 14 - 16 веках нашей эры интерес к
культуре Древней Греции вспыхнул как яркая звезда. Эта эпоха так и называется -
Возрождение (“возрождение греческой культуры”). И, прежде всего, великих
европейских художников и скульпторов, преклонявшихся перед греческим искусством
интересовали мифы и легенды этой, казалось бы ушедшей культуры. Это не случайно
- ведь именно историям о богах и героях было посвящено удивительное греческое
искусство, которое великие европейские художники и скульпторы и старались
возродить.
Но греческая мифология обладала и
ярким своеобразием. Нас всегда удивляет ее особая красота. Наверное, поэтому
греческие мифы до сих пор служат источникам вдохновения для поэтов, художников
и музыкантов.