Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Мастера и шедевры.

  Все выпуски  

Мастера и шедевры.


Мастера и шедевры

Выпуск № 261. 26 июня 2007г

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


Однажды, просматривая свою библиотеку, я взял в руки один из трех томов книги И. Долгополова "Мастера и шедевры", год издания 1986. Подарил мне ее кто-то из друзей. За хлопотами повседневной жизни о существовании ее позабыли и она простояла на полке 15 лет. Чтобы вот так, совершенно неожиданно, вновь напомнить о себе. Я взял ее в руки, полистал и уже не смог оторваться, забросив на несколько дней самые неотложные дела. Книга редкая и думаю, что немногие держали ее в руках.

Наберись терпения, читатель. Рассказы достаточные по объему, а возможности человеческие ограничены. Рассказов немало - более ста. Так что чтение их растянется для нас с тобой на длительное время. Но какое чтение...



Рассказ 90.
"Ефрем Зверьков" (ок-ние)

Репродукции к рассказу можно посмотреть здесь.

Апрель. Вокзал. Весенний звонкий день. Журчит капель.
Вздыхает духовой оркестр.
В красные товарные вагоны грузят коней, повозки.
Новый Оскол. Рядом фронт. Отчетливо врезалась в память молодая рощица на берегу Донца.
На солнце сверкала первая зелень берез. Розовели клены.
Вырыли окопы. Птичий гомон. Бегут прозрачные солнечные тени.
И вдруг взрыв. Первый снаряд разорвался в лесу. Начался артналет.
Бурая влажная земля встала дыбом.
Грохот, треск ломаемых ветвей, стоны.
И снова как ни в чем не бывало запели дрозды, переливчато залились иволги, дробно застучали дятлы.
Мы лежали в окопе.
Вокруг ликовала весна. Рядом с окопом росла красавица верба, ее молодые клейкие листочки чуть не касались моего лица. С необычайной четкостью я видел каждую жилку листка, каждый сучок на ветке.
Глядел и не мог наглядеться.
Ведь с вербой у каждого из нас связано детство, весна, самое дорогое. Весенний ветер ласково шевелил траву.
Желтая бабочка кружилась над окопом, солнечные зайчики разбежались по земле.
Внезапно мы услышали протяжный гнусавый вой самолета, пулеметную очередь.
В тот день погиб мой друг сержант Битков.
Это случилось под вечер. Он лежал на мокрой от росы лужайке, его каска валялась в траве, и весенний теплый ветерок трепал русые, тонкие, шелковистые и мягкие, как лен, волосы.
Лицо было бескровно, бледно.
Вечерний свет мерцал в открытых, уже потускневших голубых глазах и чуть золотил пушок усов над черной ямой рта, открытого в последнем крике.
По широко откинутой правой руке неторопливо ползла зеленая гусеница. Медленно перебиралась она с одного сведенного предсмертной судорогой пальца на другой.
В тот первый мой фронтовой день я с особой, пронзительной остротой почувствовал беспощадную жестокость войны и победоносную вечность природы...
Мы долго стояли у могилы. В наступившей тишине где-то в чаще кричала незнакомая птица. Высоко-высоко в небе сквозь черные персты переплетенных ветвей мерцала первая звезда.
Отгремели салюты Победы.
В декабре 1945 года я демобилизовался.
Снова родной Калинин.
Через год попадаю в Москву, учусь живописи у Бориса Владимировича Иогансона.
Этот мастер заражал всех нас ощущением пафоса искусства. В ту пору писал он портрет Зеркаловой и был очень воодушевлен. Иогансон был человеком масштабным, крупным. Потом Суриковский институт. Шесть лет упорной учебы, труда.
Учителя - Ефанов, Мальков, Нечитайло, Цыплаков...
Должен с благодарностью сказать: Цыплаков мне дал очень много. Писал диплом в Прислонихе, на родине Пластова.
Почему?
Я вместе учился и крепко дружил с Николаем Пластовым, сыном замечательного художника Аркадия Александровича Пластова. На мое счастье, я чем-то показался Аркадию Александровичу и он считал меня почти вторым сыном.
Пластов оставил в моем сознании глубочайший след.
Он научил меня видеть мир, писать только то, что знаешь, и писать правду. Дружба с Аркадием Александровичем озарила всю мою жизнь.
Я жил в его мастерской будучи студентом и позже не раз проводил лето в Прислонихе, писал этюды.
Никогда не забуду последнюю встречу с ним. 29 апреля 1972 года. Моя мастерская на Юго-Западе. Пластов приехал поглядеть мои новые пейзажи. Попили чайку. Договорились, что летом обязательно приеду в Прислониху.
„Приедешь ли? - вдруг промолвил Пластов. - Смотри, ведь время бежит!" И он по-пластовски горько и мудро усмехнулся.
Разве я знал, что в этих его для меня последних словах была страшная правда. Вскоре его не стало.
Пластов был великим русским художником. Он писал, как пел. Работал до последней минуты. Его нашли в мастерской у мольберта. Он лежал на полу, а рядом с ним - верная палитра.
- Художник, - продолжал Зверьков, - имеет каждый и свою задачу, и сверхзадачу, как говорил Станиславский. Для меня пейзаж оказался кратчайшей прямой к решению вопроса всей моей творческой жизни.
Мы подходим с художником к его пейзажу „Колосится рожь".
- В такой погожий день, - говорит Ефрем Иванович, - особенно вольно дышится. Когда колосится рожь, когда колышутся волны хлеба, на них можно глядеть часами, как на море. В них вся глубина нашей жизни, вся философия бытия. Послушайте, как шелестят колосья, это музыка. Музыка природы.
- Вам приходилось быть зимою в лесу, когда идет снег? -спросил меня художник. - Ведь когда падает снег, его слышишь - такая тишина царит кругом.
„Музыка пейзажа. Вот ключ к творчеству Зверькова", -подумал я.
- Пейзаж, - вновь заговорил живописец, - может быть куском местности с рельефом, домами, деревьями, рекой, но... он может нести и другое начало. Пейзаж имеет духовную сторону, он вызывает в зрителе ряд ассоциаций, ощущений, подобных музыке или поэзии.
И я порой слышу, да, слышу голоса пейзажей Венецианова, Левитана, Саврасова, Рылова, Бялыницкого-Бирули.
Венецианов открыл мне изумительный мир. Ведь он опередил в своих полотнах великих французов Коро и Милле. Знаете, я немало поездил, кое-что повидал и убедился, что русская реалистическая пейзажная школа, ее классика своей духовностью, своим лиризмом, тонкой пластикой, высокой, гражданственностью принадлежит к вершинам мирового искусства.
Десятки пейзажей встречали нас на выставке Ефрема Ивановича Зверькова множеством состояний дня, вечера, утра, осени, зимы, лета, весны... Перед нами была поистине песня, посвященная Родине, России.
„Осинки". Прислониха. Яркий изумруд озимых, золотой багрянец березовых рощ. Молодые осинки выбежали на опушку.
Солнце спряталось.
Бледно-ясное небо покрылось перламутром прозрачных тучек. Неяркий свет выткал бронзовое кружево листвы. Ветер пробежал по ветвям деревьев, и звонкий их шорох нарушил тишину. Тонкие стволы юных осин зябко жались друг к другу, словно чуя приближение холодов.
Ветер вырвался из плена березовой рощи, и покатил зеленые волны по озими, и, набравшись сил, поднялся к небу, и тронул с места пушистое стадо облаков.
Осень.
Прозрачные, легкие тени от облаков тихо скользят по бурому ковру опавших листьев.
Шумят макушки осин.
- Трудно писать эти бегущие тени, как, впрочем, всегда необычайно сложен пленэр, - замечает Зверьков. - Ведь тень не остановишь, как не остановишь звук, пропетый певцом. Разница в том, что песнь теперь можно записать на магнитофон, впрочем, не без потерь...
- Немало мы побродили, пространствовали вместе с замечательным русским пейзажистом Владимиром Стожаровым, который так безвременно, в расцвете творческих сил покинул нас.
Меня связывала с ним крепкая, многолетняя дружба и общая привязанность к русскому Северу.
Стожаров любил писать белые ночи. Бывало, будит меня в два часа. Выходим из дому, и нас встречает великое волшебство природы.
„Белая ночь"
Важгорт. Бывшее ярмарочное село. Былинное, кряжистое. Дома, как корабли. Под одной крышей много срубов. Войдешь и не сочтешь комнат - по пятнадцать, восемнадцать в доме. Белая ночь - всегда тайна. Мерцает колдовской свет. Все тает в пепельных сумерках. Даже зеленый стожок становится в этом призрачном сиянии седым. Северная весна. Деревянные тро-туары-кладни кажутся нематериальными, их очертания тают в сизой мгле.
- Прекрасен русский пейзаж вечером, когда только-только стемнело и наступают сумерки, - сказал Зверьков, когда мы подошли к другому небольшому полотну.
„Вечер в Прислонихе". Край села. Взошла луна. Но еще светло. Солнце только село. Тесно прижались друг к дружке избы.
- Вот здесь Аркадий Александрович Пластов написал знаменитый ,,Родник".
Он любил свою Прислониху и оставил людям бесценную летопись жизни родного села. Сколько километров мы изъездили на велосипедах с Николаем Пластовым в поисках мотивов!
Писали этюды.
Иногда с нами на этюды ездил сам Аркадий Александрович. Он привечал эти места. Зверьков показывает на лес.
- Тут рядом когда-то стоял мирской амбар, там хранилось общественное зерно на случай пожара. Теперь это место называется Мирская гора.
Здесь растет чебрец - богородицына травка, которую брал с собою в поездки за рубеж Пластов. Эта душистая трава всегда напоминала ему родную Прислониху.
Через несколько дней я пришел еще раз на выставку Зверькова. И снова, и снова я проверял свои ощущения от его пейзажей. Должен признаться, что чары его полотен не слабели. Наоборот, с какой-то новой силой проникали в мою душу свежесть и чистота его картин.
„Голубой апрель".
Лучезарно, светло в природе. По голубому разливу неба бродят рыбачьи паруса весенних облаков. Дрожит, мерцает лиловое марево березовых рощ. Теплый воздух струится, тянутся ввысь белоснежные стволы берез, колышутся их кружевные вершины, ветер гонит рябь по глубокой сини половодья, мерно покачиваются лапы ели.
В такой погожий апрельский день все колеры пейзажа будто написаны акварелью - так они светлы, мягки, удивительно прозрачны.
Солнце еще не набрало силу, и его лучи кротки. Тени прохладны, все будто подернуто легкой вуалью. Какие только оттенки лазоревых цветов не растворены в весеннем воздухе русской природы!
И эти краски поистине поют, так музыкальна тишина „Голубого апреля", так мелодично расположены цвета на полотне.
Вглядитесь в красочный строй этого холста. Как тонок валер, какие нежные, серебристые, жемчужные переливы включены в холодные цвета неба и реки, как мягко лиловые, розовые, фиолетовые тона аккомпанируют голубым и синим и насколько сложно и точно противостоят этим чистым цветам бурые, бронзовые, ржавые земляные краски прошлогодней травы и листвы.
Удивительная свежесть растворена в самом воздухе пейзажа, напоенном ароматом талого снега, набухающих почек, горьким запахом старых осенних трав.
Немало русских пейзажистов воспели в своих полотнах весну.
Нам с детских лет знакомы и близки саврасовские „Грачи прилетели", левитановский „Март". Прекрасна весна в холстах Сергея Герасимова, Ромадина, Грицая.
Ефрем Зверьков нашел свою весеннюю песню.
В наши дни особенно приятно убеждаться в торжестве станковой живописи, которая здравствует и радует самые широкие круги зрителей.

Мои рассылки

1.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

2.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...



Это интересно

1.Домашний электронный музей шедевров мировой живописи. Множество электронных альбомов, посвященных великим мастерам живописи. В альбомах представлены лучшие картины лучших художников с возможностью распечатки, а также биографии художников. Все альбомы работают под музыку. Предоставляется пожизненный доступ к скачиванию. Количество альбомов постоянно растет. Домашний электронный музей - лучший способ приобщения к искусству живописи!


Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET


До встречи!

Моя почта

Рассылки Subscribe.Ru
Мастера и шедевры.
Архив рассылки "Мастера и шедевры"



В избранное