Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Мастера и шедевры.

  Все выпуски  

Мастера и шедевры.


Информационный Канал Subscribe.Ru

Мастера и шедевры

Выпуск №132. 30 ноября 2004г

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


Однажды, просматривая свою библиотеку, я взял в руки один из трех томов книги И. Долгополова "Мастера и шедевры", год издания 1986. Подарил мне ее кто-то из друзей. За хлопотами повседневной жизни о существовании ее позабыли и она простояла на полке 15 лет. Чтобы вот так, совершенно неожиданно, вновь напомнить о себе. Я взял ее в руки, полистал и уже не смог оторваться, забросив на несколько дней самые неотложные дела. Книга редкая и думаю, что немногие держали ее в руках.

Наберись терпения, читатель. Рассказы достаточные по объему, а возможности человеческие ограничены. Рассказов немало - более ста. Так что чтение их растянется для нас с тобой на длительное время. Но какое чтение...



Рассказ 35.
"Александр Иванов".

Репродукции к рассказу можно посмотреть здесь.

Иванов являлся человеком, по своим стремлениям
принадлежащим к небольшому числу избранных гениев,
которые решительно становятся людьми будущего...
Мы потеряли великого художника и одного из лучших
людей, какие только украшают собой землю.
Н.Г.Чернышевский


Надо было быть поистине художником с исключительным дарованием, обладающим необыкновенной духовной чистотой, чтобы исторгнуть из сердца самого Чернышевского - сурового, непримиримого ни к каким давлениям извне, крайне честного и прямого человека-слова, послужившие здесь эпиграфом, слова, сказанные деятелем, испытавшим при жизни, пожалуй, все жестокое и страшное, что может быть дано смертному, и все же произнесшему этот панегирик творцу картины, которая не принесла художнику суетной сиюминутной славы, но зато оставила след в веках как подвиг духа и гения.
Да, Александр Иванов в истории русской живописи личность огромная, хотя понять неохватное значение этого мастера в формировании русской национальной школы искусства - задача непростая.
А ведь роль его была первейшая и архиважная по величию этической задачи, по несению тягот бремени, ответственности перед родиной и народом.
Только теперь, по прошествии многих лет, начинает все объемнее и грандиознее представать перед нами фигура создателя колоссального полотна, посвятившего ему всю свою творческую судьбу, по существу отдавшего ему свою жизнь.
Задача сегодня - попытаться понять величие подвига Александра Иванова, постараться распознать те тайные пружины, которые двигали его судьбой, разглядеть и осмыслить далекую эпоху, в которой довелось жить и писать мастеру.
Ведь Александр Иванов родился в 1806 году, уже юношей он постиг гениальные строки Пушкина, ему посчастливилось истречаться и дружить с великим Гоголем, он пережил вместе со сиоими сверстниками трагедию гибели декабристов.
Именно Александру Иванову пришлось испытать на себе всю тупую, казенную силу давления николаевского режима, при котором были морально сломлены такие великолепные живописцы, как Федотов, ушли раньше из жизни такие поэты, как Пушкин и Лермонтов.

Биографическая ткань судьбы Александра Иванова внешне скупа. Со времени поступления в петербургскую Академию художеств до самой кончины вся жизнь его отдана служению искусству.
В 1831 году он, пенсионер Академии, приезжает в Рим, где прилагает все силы к созданию гигантского полотна „Явление Мессии", над которым трудится с 1837 по 1857 год.
В 1858 году художник привозит свой холст на родину в Петербург.
Он не застает там в живых ни родных, ни старых друзей.
Его картина „Явление" встречена прохладно.
В июле 1858 года живописец скоропостижно скончался.
Вот пунктирно весь его путь. Труд, самоотверженный труд во имя прославления отчизны отмечает его подвижничество, одиночество.
Середина и конец тридцатых годов XIX века, когда Александр Иванов начинал компоновать свое „Явление Мессии", были сложным временем в художественной жизни России.
В 1836 году умирает Орест Кипренский, а вместе с ним как бы уходит с арены сам романтизм.
Правда, еще здравствует великий романтик Карл Брюллов, но он не способен сотворить ничего выше своей прославленной „Помпеи" и ограничивается писанием превосходных портретов.
В 1836 году Александр Иванов в Риме получает звание русского академика живописи за холст, исполненный в высоком классическом стиле. В ту же пору были уже написаны лучшие полотна Алексея Венецианова.
Но его маленькие шедевры на сельские темы не делали „погоду" на петербургском академическом Олимпе, где царили пошлость и косность.
Александр Иванов решительно разорвал тиски рутины. Использовав добрые стороны академической школы, он быстро достиг самых совершенных высот классицизма. Об этом говорят его рисунки, эскизы, этюды, картины тридцатых годов. Затем в душе художника происходит мучительная переоценка достигнутого.
Прочтите:
„Рим, октябрь 1836. ...Кто бы мог думать, чтобы моя картина „Иисус с Магдалиной" производила такой гром? Сколько я ее знаю, она есть начаток понятия о чем-то порядочном... Как жаль, что меня сделали академиком, мое намерение было никогда никакого не иметь чина, но что делать, отказаться от удостоения - значит обидеть удостоивших..."
Это - канун начала работы над картиной „Явление Мессии". Мастер в те месяцы как бы пересматривает все им ранее созданное.
Живописца одинаково не устраивали ни консервативные, затхлые каноны академических маэстро, ни полные акцентированного пафоса, несколько театрализованные картины романтиков.
Он пережил свое юное восхищение „Последним днем Помпеи", его душа жаждала иного. Он отлично понимал сложности своего времени.
„Рожден в стесненной монархии, - писал о себе Иванов, - не раз видел терзаемыми своих собратий, видел надутость бояр и вертопрашество людей, занимавших важные места".
Евангельский сюжет в грандиозной композиции „Явление Мессии" был лишь предлогом показать зрителю процесс раскрепощения души, вечного стремления человека к свободе, свету, правде.
Но воплощение столь сложной, психологической, композиционно трудной картины требовало иного, более совершенного пластического языка.
И Александр Иванов прощается со своим блестящим классицизмом и, как бы минуя опыты романтиков, начинает работать на натуре.
Более шестисот этюдов - пленэрных пейзажей, портретов пишет художник. В них он раскрывает себя как живописец-новатор.
Язык этих маленьких шедевров - реализм в самом высоком, современном значении слова.
Так в истории русского и, не побоюсь сказать, мирового искусства был совершен рывок от рутинного академизма к реалистическому видению мира.
Это была новация.
Подобный процесс во французском искусстве растянулся на столетие: Давид, Жерико, Делакруа, Энгр, Мане, Курбе.
И наоборот, внимательно изучив чудесный этюд Иванова "На берегу Неаполитанского залива", понимаешь, что он, по существу, реализует на полвека раньше мечты Поля Сезанна о работе над моделью на пленэре...
Но обратимся вновь к Александру Иванову и еще раз прочтем его размышления: „Высоким вообще называют все, возвышающее нас превыше того, что мы были, и в то же время заставляющее нас чувствовать сие возвышенное".
Это станет понятным, когда мы вспомним об общении Иванова с Гоголем и Тургеневым, Герценом и Огаревым, Сеченовым и Чернышевским.
Может быть, от них, а может быть, сам (художник много читал, изучал философию) узнал он слова Гегеля:
„Всемирная история есть прогресс в сознании свободы, - прогресс, который мы должны познать в его необходимости".
Взгляните на фигуру поднимающегося раба, введенную позже в уже переименованную автором картину „Явление Христа народу" (заметьте, прибавлено слово „народ"), и бросьте взгляд на встревоженных римских всадников, представляющих великую империю, и вы поймете „второй план" картины как призыв к освобождению от духовных уз, к разоблачению всякого вида тирании и деспотизма.
Так при ближайшем рассмотрении осмысливается евангельская тема, взятая академиком петербургской императорской Академии - Александром Ивановым...

Феномен творческого подвига Александра Иванова заключается в том, что, будучи уже сложившимся, великолепным мастером, имея за плечами опыт создания нескольких станковых картин, он с невероятной энергией и упорством, будто бы забыв об открывшейся дороге к славе, начинает новый страдный путь.
Надо поражаться характеру и воле живописца, открывшего новую красоту в живой натуре и сумевшего сочетать это со строжайшим классическим композиционным строем и великолепным, поистине рафаэлевским рисунком. Александр Иванов впервые в мире внес натурные пейзажи в картину, поэтому колорит „Явления" необычайно светоносен, лучезарен: валер, столь сложный для огромного холста, пронизывает тем не менее все пространство.
Новаторам в живописи, как правило, всегда приходится туго.
Драма судьбы Александра Иванова была страшна.
Его, гениального художника, почитали странным человеком, почти свихнувшимся чудаком.
Ну как было понять ординарным чиновникам из Академии, что их коллега, академик, может возиться годами со злополучным холстом, требуя, прося, моля бесконечно отсрочек, оттяжек сдачи работы.
Но сам Александр Иванов свято и непреклонно следовал заданной мечте.
Он дерзал.
Пусть была давно заношена и протерта до дыр крылатка.
Пусть он ест черный сухой хлеб и пьет воду...
Пусть...
Но зато живописец знает, что пишет свои холсты кистью, на острие которой горит солнечный свет.
Он искал правду.
Ему был глубоко чужд банальный псевдоклассический, заимствованный на Западе ходульный и пошлый, почти салонный стиль исполнения картин, претило отсутствие патриотизма у петербургских ценителей искусства.
„Быть русским - счастье", - заявляет Александр Иванов.
И в ответ на хулу любителей Запада он гордо писал о будущем русской живописи: „В нашем холодном к изящному веке я нигде не встречаю столь много души и ума в художественных произведениях, - не говоря о немцах, но сами итальянцы не могут сравняться с нами ни в рисовании, ни в сочинении, ни даже в красках. Они отцвели, находясь между превосходными творениями своих предшественников. Мы предшественников не имеем. Мы только что сами начали - и с успехом... Мне кажется, нам суждено ступить еще далее".
...Войдите в огромный светлый зал Третьяковки и окиньте взором бесчисленный ряд холстов Иванова.
Все в этом художнике необыкновенно.
Таинственна мощь его огромной картины и не менее чарующи маленькие полотна, изображающие то зеленую ветку оливы на фоне безоблачного синего неба, то сизый туман над безмерными просторами понтийских болот, то выгоревшую от палящих лучей солнца равнину и Аппиеву дорогу, окруженную древними руинами.
Великая тишина царит в работах Александра Иванова.
Никакого намека на жестикуляцию, позерство, эффектность.
Обернитесь. И перед вами в том же огромном зале предстанет мир Карла Брюллова - великолепного художника, прекрасно изображавшего внешность человека, но не всегда заглядывавшего в его душу.
Роскошные бархатные драпировки, дорогие ковры, сверкающие жемчужины, украшающие волооких красавиц, - все, все его герои глядят на вас то томно, то строго, то гипнотически загадочно.
Журчит струя родника у ног очаровательной Вирсавии, шуршат шелка и атласы придворных дам, блестят бронза, мрамор.
Вороной конь несет юную всадницу, и мы слышим цокот копыт.
Но обернитесь вновь.
И опять объемлет тишина. И десятки людей в этюдах Александра Иванова словно не замечают вас: художник обращается к их внутренней жизни. Как ни поразителен Карл Брюллов, - Александр Иванов открыл новую страницу в истории русской и мировой живописи.
Написав эти строки, я задумался.
И не зря.
С легкой руки некоторых западных искусствоведов родился миф „провинциальности" русского искусства. И как ни странно и ни нелепо, но нашлись и у нас соотечественники, которые эту убогую версию охотно поддержали.
Так возникла легенда об отставании русской живописи от европейской, хотя уже в первой половине того же XIX века изумительные портреты Ореста Кипренского и „Последний день Помпеи" Карла Брюллова „пробили окно" в Европу.
Казалось, каждому уже стало ясно, что русская школа живописи сильна и здравствует.
Прожив немало лет в Риме, Александр Иванов с иронией замечал, что для того, чтобы картина, написанная русским мастером, понравилась в Италии, надо писать втрое лучше местных художников - лишь это принудит иностранцев уравнять ее с произведениями своих живописцев.

Рим. Январь 1831 года.
Резкий, пронизывающий ветер гудит в руинах древнего Колизея.
В зияющие черные провалы аркад светит луна.
В трепетном свете ее лучей дико громоздятся странно мерцающие седые глыбы грубого камня - травертина.
Среди развалин амфитеатра на сколе мрамора - фигура юноши. Он рисует.
Порыв леденящего ветра распахнул плащ, вырвал из рук альбом. Молодой человек торопливо нагнулся, поднял папку.
На белом листе ватмана блеснул набросок старой арены, мощных останков грандиозного Колизея.
Рядом с эскизом можно было прочесть надпись: „Гибель моего семейства".
Луна озарила заплаканное лицо художника, казавшееся почти призрачным в эту немую зимнюю ночь...

Мои рассылки

1.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

2.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...




Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET


До встречи!

Моя почта

Рассылки Subscribe.Ru
Мастера и шедевры.
Архив рассылки "Мастера и шедевры"



http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/
Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.interesting.chedevri
Отписаться

В избранное