Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Мастера и шедевры.

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 649 RSS
←   Октябрь 2004   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.ermanok.net
Открыта: 13-06-2003

Автор
Яков

Статистика

649 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Мастера и шедевры.


Информационный Канал Subscribe.Ru

Мастера и шедевры

Выпуск №126. 19 октября 2004г

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


Однажды, просматривая свою библиотеку, я взял в руки один из трех томов книги И. Долгополова "Мастера и шедевры", год издания 1986. Подарил мне ее кто-то из друзей. За хлопотами повседневной жизни о существовании ее позабыли и она простояла на полке 15 лет. Чтобы вот так, совершенно неожиданно, вновь напомнить о себе. Я взял ее в руки, полистал и уже не смог оторваться, забросив на несколько дней самые неотложные дела. Книга редкая и думаю, что немногие держали ее в руках.

Наберись терпения, читатель. Рассказы достаточные по объему, а возможности человеческие ограничены. Рассказов немало - более ста. Так что чтение их растянется для нас с тобой на длительное время. Но какое чтение...


Рассказ 32.
"Орест Кипренский"
(окончание).

Репродукции к рассказу можно посмотреть здесь.

Но жизнь смела все эти непрочные расчеты.
На первых порах (пока были какие-то деньги) вечный Рим, видавший много странников, улыбнулся художнику.
Но что ни день, все яснее обозначалась коварная истина: он был полузабыт, все успехи молодости далеки, нужно было вновь блеснуть силой своей кисти, мощью таланта.
А вот силы-то уже и не было.
Пожалуй, самое страшное в судьбе любого большого художника - пережить сознание разочарования собственным даром, когда, несмотря на еще далеко не преклонные годы, палитра становится тусклой, кисть теряет свою единственную остроту, и, что поистине жутко, видеть самому предельно четко и обнаженно свои вялые картины - переспелые либо недозрелые плоды горьких жизненных замет, разбитых либо неосуществленных желаний.
Это чувство перерастает в болезнь, если живописец знал ранее, что такое триумф, когда каждый почитал за счастье побывать у него в студии.
Тогда на вернисажах у холстов мастера царила праздничная суета и толчея, а многочисленные друзья и недруги, словно забыв о тщете мирской, спешили заключить художника в объятия, поздравить его с победой.
Да, в 1828 году, прибыв в Рим и понадеявшись на свой талант, он с ужасом обнаружил однажды, что его гладкие, зализанные, тщательно отлакированные работы, несмотря на уйму труда и тщания, лишь бледные тени былых его картин, в которых била ключом сама жизнь.
Тогда на родине, в годы успеха, добытого годами учения и беспрерывного труда, разве мог он представить, что наступит миг, когда толпа почитателей, некогда носившая его на руках, вдруг отвернется и справедливо отшатнется от его полотен?
Именно в Италии Кипренский понял, что произошло непоправимое. Здесь, на чужбине, несмотря на ласковое солнце и добрых старых знакомых, как никогда остро он ощутил: былого не вернешь.
Никакая виртуозность, никакие кюнстштюки, замысловатые жанры не заменят самого простого и самого сложного: святого чувства прелести бытия, ощущения свежести, трепетности, неповторимости данного тебе природой мига, когда, осененный вдохновением, ты способен как бы остановить, запечатлеть на холсте это великое единственное диво - жизнь!
Ах, сколько раз он вспоминал портрет мальчика Челищева, десятые годы, годы, когда любые препоны казались преодолимы, когда труд был счастьем и самим бытием. И сегодня будто глядит на тебя этот русский мальчишка.
Смотрит чуть раскосыми, широко открытыми, наивными, поблескивающими очами. Круглолицый, курносый, со вздернутыми удивленно тонкими бровями, с еле заметным румянцем, он напоминал Кипренскому его детство, Россию, радость и счастье.
Как уверен этот маленький человек в своей значительности, и эта его гордыня была понятна художнику, молодому, полному сил.
Сколько прошло лет с тех пор, но ни разу он не испытывал такого чувства необъятности и загадочности образа личности.
Да, личность - это не гербы и родословная, не капиталы или поместье, это Человек!
Кипренский взглянул в окно.
Великий город жил своей жизнью.
Солнце поблескивало на куполе собора святого Петра.
Бесчисленная громада домов застыла в голубом сиянии утра. Наступал новый день, полный забот, мелких унижений, компромиссов и чувства безысходности.
В просторной мастерской на мольберте художника ждал загрунтованный холст. Не писалось...

В остерии было шумно. В открытые двери тянулся дым.
Окна, закрытые дешевыми занавесками, мерцали сумеречно. Смех, обрывки песен сливались в нестройный гул.
Кипренский сидел в глубине харчевни.
Его любимое место было в углу, откуда он мог видеть всех, оставаясь незамеченным.
На деревянном столе перед ним стоял стакан с красным вином, рядом с большой флягой валялся белый платок. Из полумрака глядело немолодое уже, несколько оплывшее лицо некогда знаменитого мастера.
Поредевшие кудри прилипли ко лбу, иссеченному мелкой рябью морщин. Иронически вскинутые брови, глаза потухшие, прикрытые тяжелыми веками. Но пугала не усталость, сквозившая во взоре, а некая отрешенность живописца от всей этой шумной жизненной кипени.
Он смотрел словно не на вас, а сквозь, и от этого взгляда становилось не по себе.
Иногда его губы складывались в сардоническую усмешку, тогда физиономия Кипренского становилась неприятной, и как ни странно, холодной и печальной. Пухлый подбородок навис над неряшливо повязанным галстуком.
Все в облике этого человека говорило: он когда-то был красив. Однако глубокая меланхолия, сквозившая в каждой черте его лица, словно повторяла: был, был, был.
Внезапно ветер захлопнул дверь и через миг снова отворил ее. Луч солнца, сверкнув по стеклу, побежал по грязному полу, осветил группу стариков, игравших в карты, скользнул по грифу гитары в руках молодого итальянца, вдруг блеснул в стакане вина и, прыгнув на белоснежный платок, мгновенно исчез...
Кипренский вздрогнул.
Этот световой эффект, длившийся секунду, показался ему вечностью. Он, как никогда ярко, увидел лучезарные, убежавшие от него колеры, с какой-то щемящей грустью еще раз почувствовал, что ему никогда так уже не написать свет и тени, никогда так сильно не взять цвет. Жизнь забросила его, и он потерял нить, связывающую душу с Отчизной. Как далеки, безумно далеки Россия, Петербург, мыза, где он так счастливо рос...

Художник шел домой.
Ветер, холодный ветер разогнал клочки туч, и старые, как мир, звезды взглянули на одинокую фигуру сгорбленного человека, бредущего в неродной нелюбимый дом...
Орест Кипренский осторожно переступил мраморный порог дворца Клавдия - пустынного палаццо с голыми, угрюмыми стенами.
Зыбкая тишина старого дома окружила художника.
Где-то журчала вода.
Кряхтели половицы.
Синий свет струился из высоких окон.
Спальня...
Усталая Мариучча заснула.
Догорала свеча, ее трепетное багровое пламя дрожало. Странные сполохи скользили по лепному потолку. Кипренский опустился в ветхое бархатное кресло и вдруг с какою-то пронзительной отчетливостью услыхал сухой неумолимый стук маятника. Бронзовые большие часы пробили полночь.
„Время, как незаметно ускользаешь ты от меня", - подумал художник и невольно взглянул на свечу.
Жалкий, беспомощный светильник угасал.
Вот он вздрогнул и вспыхнул в последний раз.
...Римская ночь в лиловой тоге величаво вошла в комнату. Кипренский не увидел ее лица. Но глаза ночи - яркие звезды, казалось, проникли в самую его душу...
Негромкий голос спросил живописца: „Почему ты не спишь, Орест? Что мучает твое сердце?"
Художник молчал...
Тогда ночь раздвинула штору, и сиреневый лунный блик озарил бронзовую музу, державшую циферблат часов.
Юная дочь Зевса наклонила голову и чутко прислушивалась к бегу времени.
Кипренский на сразу узнал ее. Но вскоре понял, что это муза, которую он писал на портрете Пушкина.
Молодая богиня была так же печальна и молчалива.
„Я потерял свою музу", - хотел промолвить художник и... заснул.
...Нелепые, жуткие маски обступили Кипренского.
Они возникали из душной рдяной мглы, словно гонимые горячим ветром, и то приближались к живописцу, то исчезали.
Их было несметное множество.
Розовые лики седовласых вальяжных академиков в жестких расшитых золотом мундирах подмигивали и посмеивались над ним.
Их сменяли фарфоровые личики - томные и пронзительные, чарующие и пугающие. Слышен был шелест шелка, шорох атласа, кружев, и художника окружил сонм придворных дам, их шумных дочерей, то сентиментальных, то вздорных. Раздались звуки полонеза, и из мрака появились бледные и румяные, благородные и пошлые физиономии вельможных меценатов; их фраки были усыпаны звездами. Наступала тишина, но ее нарушали шуршание бумажных полос, скрип перьев. Льстивые и зловещие, постные, лоснящиеся лица газетных писак. Шум и гам сотрясали воздух.
И вновь тишина.
А затем яркий ослепительный свет люстр и молчаливые ряды величавых и многозначительных фигур царедворцев, застывших, как на параде. Пестрая карусель видений тревожила художника нераскрытой, но ощутимой опасностью. Эти люди шептали, сюсюкали, восторгались, обличали, превозносили, низвергали. Их гомон дурманил, томил душу.
Сердце Кипренского сжалось, он хотел бежать куда-то.
Внезапный грохот разбудил мастера.
Светало...
Ветер растворил настежь окно спальни. Приближался новый день.
День без надежд.

В октябре 1836 года Кипренский простудился, слег. Горячка сделала свое дело, и вскоре художника не стало. Похороны были очень скромными.
Вот что записал один из немногочисленных друзей покойного:
„Жаль видеть стоящий на полу простой гроб с теплящейся лампадкой...
Прискорбно смотреть на сиротство славного художника на чужбине".
Петербург почти никак не реагировал на это печальное событие. Пресса смолчала.
Великий же Александр Иванов, много познавший на своем тернистом пути и обладавший опытом общения с Академией и вельможами Петербурга, гневно сказал: „Стыд и срам, что забросили этого художника. Он первый вынес имя русское в известность в Европе ..."

Мои рассылки

1.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

2.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...




Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET


До встречи!

Моя почта

Рассылки Subscribe.Ru
Мастера и шедевры.
Архив рассылки "Мастера и шедевры"


http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/		 Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.interesting.chedevri		 Отписаться
В избранное