Здравствуйте, Дорогия Друзья! в эфире ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. ВЫПУСК 613
Открыл для себя нового автора и спешу поделиться с вами. Биография этого автора более объемна, чем обычно публикуемая, но она очень хорошо написана.
Филип Кинред Дик
Дик родился 16 декабря 1928 года одновременно с сестрой-близнецом. Из-за финансовых проблем его мать была доставлена в госпиталь позже положенного срока, и на 41-й день жизни сестра Филипа умерла.
И отец и мать Филипа работали на правительство. Джозеф Эдгар Дик занимал должность цензора в газете, а Доротя Грант редактировала официальные речи госчиновников. Возможно, этим объясняется тот факт, что с самого детства Дик ненавидел все, что связано с цензурой и государственной властью.
Родители Филипа развелись, когда ему было три года. Он с матерью переехал из Чикаго в Калифорнию. Позже одноклассники вспоминали о нем как о балагуре и выдумщике. Уже в те годы он начинает писать стихи и рассказы. Некоторые из них были опубликованы в местной газете. В 14 лет он пишет первый юношеский роман - продолжение истории о Гулливере, которое было названо "Назад к лилипутам".
К последним классам школы у Дика начинают проявляться проблемы со здоровьем, которые будут преследовать его всю жизнь. Дик страдал астмой, тахикардией, а также агорафобией - патологической боязнью открытых пространств. Отношения с матерью становятся совсем ни к черту. В 18 лет он съезжает от нее и поселяется в коммуне художников-гомосексуалистов. Впрочем, самого его крепкая мужская дружба интересовала мало. В мае 1948 года Дик знакомится с девушкой
по имени Дженет Мерилин и почти сразу женится на ней. Это был короткий роман: спустя полгода брак был расторгнут, а экс-супруги больше никогда друг друга не видели.
Окончив школу, Филип устраивается работать в магазинчик по продаже грампластинок. Сам он вспоминал, что эта работа устраивала его тем, что он мог сутки напролет слушать музыку - Бетховена и любимые блюзы. К сентябрю 1949 года, поселившись в более-менее приличной квартире, Дик подает документы в Калифорнийский университет, где записывается на курсы философии и немецкого языка. Впрочем, за сочувствие к "красной", коммунистической идеологии его очень скоро
оттуда изгоняют.
Тахикардия Дика давала о себе знать. Постепенно проявлялась зависимость от лекарств, которые были ему прописаны . Свою вторую жену, Клео Апостолидес, студентку из Беркли, он встретил в 1949 году. Клео была на три года моложе Филипа, ей было 19. Несмотря ни на что, это время было самым счастливым и романтичным в его биографии. Дом, который снимали молодожены, был полон мышами, и они заводят себе нескольких котов. С тех пор огромное количество кошек будет
всю жизнь сопровождать Дика в его разъездах. В самом начале 1950-х Дик публикует свой первый "взрослый" рассказ, который назывался "Далее следует Ваб" (на русском известен под названием "Там простирается вуб" (Beyond Lies the Wub) (1952)). Семья Диков жила бедно. Тем не менее, когда Филип получает предложение от ФБР поработать на правительство в качестве стукача, он с негодованием его отвергает. После того, как несколько его рассказов было куплено журналами, публикующими фантастику, Дик увольняется из магазинчика
и целиком сосредоточивается на карьере писателя.
Сперва он пробует себя в качестве писателя-реалиста, однако пристроить в издательства свои "серьезные" романы Дик в те годы так и не смог. Зато в 1955 году известное иэдательство Эйс-Букс покупает его фантастический роман "Солнечная лотерея".
Первые книги Дика были довольно банальны. Пока что его интересуют не человек, не Бог, не природа реальности, а необычные философские и научные доктрины, которыми он забавляется, как кубиком Рубика. В конце 1950-х Филип и Клео переезжают в городок Пойнт-Рейн. По соседству с ними жила молодая и симпатичная вдова, мать троих детей, американка еврейского происхождения Энн Уильяме Рубинстайн. Брак Дика был абсолютно безоблачным до этого, однако, ни секунды
не сомневаясь, он подает документы на развод и женится на Энн. Эти события позже были описаны им в автобиографической книге "Исповедь продажного художника".
25 февраля 1960 года у Дика и Энн рождается дочь Лаура-Арчер. Этот день во многом изменил Дика. "Каким бы беспросветным ни было будущее в его романах, он никогда не разочаровывался в детях. Пусть испуганные, забитые, обладающие ужасающими способностями, однако они всегда присутствуют в книгах Дика", - позже писал один из его биографов.
В начале шестидесятых зависимость Дика от амфетаминов достигает пика. Уединившись в арендованной у местного шерифа лесной хижине, он с помощью наркотиков доводит скорость работы до шестидесяти страниц в день. В 1963-1964 годах Дик без остановок пишет 11 (!) романов подряд. Однако плата за подобную работоспособность не заставила себя ждать.
Семейная жизнь Филипа начинает трещать по швам. Практически в каждом его тогдашнем романе фигурируют истеричные стервы, сводящие мужей с ума. Дик убедил себя, что Энн убила своего первого мужа и собирается отравить его самого. Всего через два года после свадьбы он сбегает от жены, переезжает в Сан-Рафаэль и почти сразу оформляет брак с хрупкой брюнеткой Нэнси Хаккет. Она была на десять лет моложе Дика и только что вышла из психиатрической клиники.
Книги, написанные Диком в первой половине 1960-х, давно признаны классикой жанра. В 1963 году за роман "Человек в высоком замке" (The Man in High Castle) (1962), в котором описывается будущее, каким оно было бы, выиграй нацисты Вторую мировую, Дик получает престижную литературную премию Хьюго. Его беспросветно мрачному фирменному стилю пытаются подражать начинающие литераторы. И именно в это время Дик пережинает самый страшный период своей жизни.
Эксперименты с наркотиками заводят его все дальше. Дик все чаще подумывает о самоубийстве. Летом 1964 года, во время каникул в Сан-Франциско, знакомые рок-музыканты впервые угостили его ЛСД. Вскоре после этого с диагнозом "панкреатит" он попадает в больницу, где переживает клиническую смерть. Спустя всего пару месяцев его с передозировкой героина помещают в лечебницу для наркоманов. Выйдя оттуда Дик начинает все сначала.
Он больше не может писать и чувствует, что сходит с ума. Ему кажется, что он получает анонимные угрозы по телефону. 17 ноября 1970 года неизвестные лица проникают в его дом. Несмотря на то что похищены были лишь продукты из холодильника, Филип решает, что это дело рук ЦРУ и, не сказав никому ни слова, бежит в Канаду.
За время отсутствия Дика его жена оформляет развод. Спустя пять месяцев Дик возвращается в Штаты и очень быстро вступает в пятый по счету брак. Как-то сидя дома и мучаясь зубной болью, он заглатывает несчетное количество таблеток и... "Это не было видением, голосом или явлением ангела. Просто я вдруг все понял. Вообще все!". Что именно произошло, мы не узнаем уже никогда, однако пережитый им в эту ночь религиозный опыт изменил всю дальнейшую жизнь Филипа
Дика.
Экзотические религиозные доктрины всегда интересовали Дика. Уже в своем раннем романе "Марионетки мироздания" ((The Cosmic Puppets) (1957)) он обыгрывал положения древнеперсидской религии зороастризма. Его лучшие фантастические вещи вроде "Стигматов Палмера Элдрича", "Ока небесного" или "Лабиринтов смерти" можно при желании читать как богословские трактаты. Однако после той ночи он окончательно порывает с фантастикой. Последние десять лет жизни Дика
были целиком посвящены размышлениям о религии.
В 1976-м очередная жена устраивает Дику очередной бракоразводный процесс. Он не обращает внимания, он пишет. Именно в это время Дик садится за написание мистической трилогии "V.A.L.I.S.". В этой книге он пытается рассказать обо всем, что ему открылось, - изложить все свои взгляды на устройство Вселенной, на Бога, на загробное существование души...
Трилогия так и осталась незавершенной. 2 марта 1982 года, приняв чересчур большую для своего изношенного сердца дозу амфетаминов, Дик решает полежать в горячей ванне. Его труп был обнаружен лишь спустя несколько дней. А спустя еще три недели на экраны всех кинотеатров США вышел снятый по роману Дика блокбастер - "Бегущий по лезвию бритвы" с Гаррисоном Фордом в главной роди. С этого дня Дик приобрел статус культового писателя. Статус, которого он так
и не дождался при жизни... Его бег по лезвию все еще продолжается...
Филип К.Дик. За дверцей (1/1)
В ту ночь за обеденным столом он внес их и поставил возле ее тарелки. Дорис уставилась на них, поднеся руки ко рту: - О Боже, что это? Затем она успокоилась и посмотрела на него. - Ну же, открывай. Дорис сорвала ленточку и бумагу с квадратной коробки своими острыми ногтями, ее грудь то и дело вздымалась. Ларри смотрел на нее, пока она поднимала крышку. Он зажег сигарету и прислонился к стене. - Часы с кукушкой! - воскликнула Дорис. - Настоящие часы с кукушкой,
как те, что были у моей матери. Она осмотрела их со всех сторон: - Точно такие же, как были у моей матери; еще тогда, когда Пит был жив. Ее глаза наполнились слезами. - Они сделаны в Германии, - сказал Ларри. Через мгновенье он добавил: - Карл достал их мне по оптовой цене. Он знает парня, занимающегося часами. Иначе у меня не было бы... - он остановился. Дорис издала смешной звук. - Я хотел сказать, иначе у меня не было бы возможности позволить
себе это. - Он нахмурился. - Да что же это с тобой? Ты же получила свои часы! Разве это не то, что ты хотела? Дорис сидела, держа часы в руках и водя пальцами по коричневому дереву. - Ладно, - сказал Ларри, - в чем дело? К его удивлению она вскочила и выбежала из комнаты, все еще сжимая часы. Он почесал голову. - Она никогда не бывает довольна. Все одинаковы, им всегда мало. Он уселся за стол, доедая обед.
Часы были не очень большими, но их покрывала обильная резьба ручной работы, маленькие извилины и орнаменты были видны на мягком дереве. Дорис сидела на кровати, вытирая глаза и заводя часы. Она выставляла время по наручным часам, аккуратно ставя стрелки на без двух минут десять. Девушка перенесла часы на комод и бережно поставила их там. Потом она уселась, ожидая, положив руки на колени; ожидая, пока кукушка не выскочит, объявляя начало следующего часа. Она сидела, думая о Ларри и
о том, что он сказал. Она также думала о том, что сказала сама, но не о том, что ее можно было бы в чем-то упрекнуть. В конце концов, она не могла вечно его слушать. Надо же было так себя расхваливать! Она внезапно поднесла платок к глазам. Ну зачем же было ему говорить о том, что он достал их по оптовой цене? Зачем было все портить? Если это для него хоть что-нибудь значило, он не должен был покупать их в первом попавшемся месте. Какой же он скупой! Но она была довольна маленькими, тикающими
рядом часами со сторонами, покрытыми декоративной решеткой, и дверцей. За дверцей находилась кукушка, ожидая своего времени, чтобы выглянуть наружу. Слушала ли она своей отклоненной назад головкой, прислушивалась ли она к тиканью часов, чтобы знать, когда выскакивать? Дорис подошла к часам. Она открыла маленькую дверцу и приблизилась губами к дереву. - Ты слышишь меня? - Прошептала она. - Я думаю, ты - самая чудесная кукушка на свете. Она смущенно запнулась. - Надеюсь, тебе
здесь понравится. Потом она медленно, с высоко поднятой головой, вернулась вниз.
Ларри и часы с кукушкой на самом деле не ладили с самого начала. Дорис говорила, это потому что он не заводил их правильно, а им не нравилось быть постоянно только наполовину заведенными. Ларри передал обязанности заводить часы ей; кукушка выскакивала каждые четверть часа, завод неумолимо кончался, и кому-нибудь всегда нужно было присматривать за ними, заводя их опять. Дорис старалась, как могла, но очень часто забывала. Тогда Ларри с наигранной усталостью шевелился и вставал. Он шел в столовую,
где часы были прикреплены к стене над камином. Он снимал часы, и, убедившись, что его большой палец лежит как раз на дверце, заводил их. - Почему ты держишь палец на дверце? - Однажды спросила Дорис. - Тебе бы тоже следовало так делать. Она подняла брови: - Ты уверен? Я не удивлюсь, если ты это делаешь, чтобы она не выскочила, пока ты все еще стоишь так близко. - Это еще почему? - Возможно, ты боишься ее? Ларри засмеялся. Он повесил часы обратно
на стену и аккуратно убрал палец. Когда Дорис отвернулась, он осмотрел его. На мягкой части пальца все еще были видны маленькие надрезы. Кто или что поклевало его?
В воскресное утро, пока Ларри был у себя в офисе, работая над какими-то важными особыми расчетами, Боб Чеймберс подошел к парадному входу и позвонил. Дорис как раз принимала легкий душ. Она вытерлась и одела халат. Когда она открыла дверь, Боб с улыбкой зашел внутрь. - Привет, - сказал он, оглядываясь. - Все хорошо. Ларри в офисе. - Хорошо, - Боб уставился на ее стройные ноги под халатом. - Ты сегодня прекрасно выглядишь. Она засмеялась: - Будь осторожен.
Возможно, после этого я тебя больше не впущу. Они смотрели друг на друга полуудивленно, полуиспуганно. Потом Боб сказал: -Если хочешь, я могу... - Нет, ради всего святого, - она ухватила его за рукав. - Просто выйди из дверного проема, чтобы я могла закрыть дверь. Там Миссис Питерс через дорогу, ну, ты понимаешь. Она закрыла дверь. - Я хочу тебе кое-что показать, - она сказала. - Ты это еще не видел. Он заинтересовался: - Антиквариат? Или что? Она
взяла его за руку и потащила на кухню. - Тебе это понравится, Бобби. - Она остановилась. - Я надеюсь; тебе должно это понравиться. Это для меня так много значит, она для меня так много значит. - Она? - Боб нахмурился. - Что еще за она? Дорис засмеялась: - Да ты ревнуешь! Перестань. Через мгновенье они стояли возле часов, смотря на них. - Она выскочит через пару минут. Подожди, сейчас ты увидишь ее. Я уверена, что вы двое поладите между собой. - А
что о ней Ларри думает? - Они друг друга не любят. Иногда, когда Ларри здесь, она не выскакивает. Ларри бесится, когда она вовремя не выскакивает. Он говорит... - Говорит что? Дорис потупила взор. - Он постоянно говорит, что его надули, несмотря на то, что он достал эти часы по оптовой цене. - Ее лицо прояснилось. - Но я знаю, что она не выскакивает потому, что не любит Ларри. Когда я здесь сама, она выскакивает специально для меня, каждые пятнадцать минут, даже несмотря на
то, что она должна выскакивать раз в час. Она уставилась на часы: - Она выскакивает для меня потому что хочет. Мы разговариваем, я ей много чего рассказываю. Конечно, мне бы хотелось повесить их у меня в комнате, но это было бы неправильно. Послышался звук шагов у парадного входа. Они испуганно посмотрели друг на друга. Ларри ворча распахнул входную дверь. Он поставил на пол свой чемодан и снял шляпу. Потом он увидел Боба. - Чеймберс. Вот это сюрприз! - Его глаза
сузились. - Что ты здесь делаешь? Он вошел на кухню. Дорис беспомощно затягивала на себе халат, пятясь назад. - Я... - начал Боб, - Мы просто... Он запнулся, смотря на Дорис. Внезапно часы начали жужжать. Кукушка выскочила, скорее вылетела, разрываясь от крика. Ларри направился к ней. - Выруби этот звук, - сказал он. Он поднял кулак к кукушке. Она торопливо замолчала и отпрянула назад. Дверца закрылась. - Вот так-то лучше. Ларри изучающее посмотрел
на Дорис и Боба, молчаливо стоявших вместе. - Я зашел посмотреть на часы, - сказал Боб. - Дорис сказала, что это редкий антиквариат и что... - Чушь! Я сам их купил. - Ларри подошел к нему. - Убирайся. - Он повернулся к Дорис. - Ты тоже. И забери свои чертовы часы с собой. Он остановился, потирая подбородок: - Нет, часы оставь. Они мои; я их нашел и я за них заплатил.
За те несколько недель, что последовали после ухода Дорис, отношения Ларри с часами с кукушкой ухудшились еще больше. Во-первых, кукушка оставалась внутри почти все время, иногда даже в двенадцать часов, когда у нее должно было быть больше всего работы. И даже выглядывая, она пищала один-два раза, но никогда нужное количество раз. Тогда в ее голосе были мрачные недружелюбные нотки, их резкий тон заставлял Ларри чувствовать себя неуютно и немного злил. Но он постоянно заводил часы, потому что
дом был слишком тихим и спокойным, и ему действовало на нервы отсутствие общения, разговоров и падающих вещей. И даже жужжание часов звучало для него приятно. Но ему совсем не нравилась кукушка и иногда он с ней разговаривал. - Послушай, -сказал он однажды поздно ночью в закрытую дверцу. - Я знаю, что ты меня слышишь. Наверно, я верну тебя немцам, назад в Блек Форест. - Он расхаживал взад и вперед. - Интересно, чем эти двое сейчас занимаются. То ничтожество со своими книгами и антиквариатом.
Мужчина не должен интересоваться антиквариатом, это удел женщин. Он сжал челюсти: - Разве я не прав? Часы не ответили. Ларри подошел к ним вплотную. - Разве я не прав? - Он повторил вопрос. - Неужели тебе нечего сказать? Он посмотрел на циферблат. Было почти одиннадцать, буквально без нескольких секунд. - Ладно, я подожду до одиннадцати. Тогда я хочу услышать, что ты можешь мне сказать. Ты была чертовски молчалива последние несколько недель, с тех пор, как
она ушла. Он криво улыбнулся: - Может, тебе здесь не нравится без нее? - Он нахмурился. - Значит так, я за тебя заплатил, и ты должна выскакивать, нравится тебе это или нет. Ты слышала? - Ладно, вот ты как, - пробормотал Ларри, скривив губы. - Но это же нечестно. Это твоя работа выскакивать наружу. Мы все должны делать вещи, которые нам не по душе. С несчастным видом он пошел на кухню и открыл огромный блестящий холодильник. Наливая себе попить, он думал о часах. Без
сомнений, кукушка должна выскакивать, независимо от того, есть Дорис или нет. Она всегда ему нравилась, с самого начала. Они чудесно ладили. В принципе, Боб ему тоже нравился - он на него достаточно насмотрелся чтобы понять, что он за человек. Они были бы довольно счастливы вместе: Боб, Дорис и кукушка. Ларри закончил с питьем, открыл выдвижной ящичек у раковины и достал молоток. Он аккуратно понес его в столовую. Часы тихо тикали себе на стене. - Посмотри, - сказал он, угрожающе размахивая
молотком. - Знаешь что у меня здесь? А знаешь, что я хочу этим сделать? Я, пожалуй, начну с тебя, - он улыбнулся. - Одного гнезда птицы, вот кто вы трое. Ни один звук не нарушил тишину. - Сколько еще прикажешь ждать? Или мне просто вытащить тебя оттуда? Часы слегка зажужжали. - Я слышу, что ты там. За последние три недели у меня скопилось много тем для разговоров. Понимаешь, ведь ты у меня в долгу... Дверца отворилась. Кукушка быстро выскочила прямо на него. Ларри
раздумывал, смотря вниз и сморщив лоб. Когда же он поднял взгляд, кукушка попала ему прямо в глаз. Он упал, а вместе с ним и молоток, и стул, все что было рядом ударилось об пол с ужасным грохотом. Кукушка застыла на мгновенье, ее тельце было неподвижно. Потом она вернулась назад в домик. Дверца плотно захлопнулась за ней. Мужчина лежал, неловко растянувшись на полу, его голова была отклонена набок. Ничто не двигалось, ничто не шевелилось. В комнате было абсолютно тихо, разве что, конечно,
тикали часы.
- Ясно, - сказала Дорис с непроницаемым лицом. Боб обнял ее, не давая ей упасть. - Доктор, - сказал Боб. - Можно у вас кое-что спросить? - Конечно, - ответил доктор. - Легко ли сломать шею, падая всего лишь со стула? Падать ему было не высоко. Возможно, это был не несчастный случай? Можно ли предположить, что это было?.. - Самоубийство? - доктор почесал подбородок. - Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь покончил с собой в такой способ. Это был несчастный случай.
Иного не дано. - Я имею в виду не самоубийство, - пробормотал Боб, смотря на часы на стене. - Я имею в виду нечто другое. Но никто его уже не слышал.