Полный кавалер пяти суток


На полуюте, в укромном местечке, между двумя рядами горбовидных воздухозаборников, родимого пятна противолодочных кораблей 204 проекта, табачный дым коромыслом.
- Кошки на наших коробках не живут, психика у них тонкая, бабья.
-Дак говорят, что и корабли наши баба изобрела, небось, в отместку нашему брату.
- А мы, что, грехи какого-то чудика, который бабе не угодил, теперь искупать обязаны?
- И что? Кошки эти, сразу в «самоход» и ищи ветра в поле?
- Да кому она нужна, кошка твоя. Сбежала - скатертью дорожка, на корабле чище!
- В том то и дело, что всё не так. Поживут месяца полтора-два, сходят с ума, или как там у них, беситься начинают и дохнут в конвульсиях, пена из пасти как у чупокабры
- А собаки живут?
-Живут. И крысы, само собой, пока коробка на дно не вздумает отправиться.
-И люди живут ...
-Не скажи. У людей по-разному. У одних натура более к кошкам, у других - к собакам, а есть и крысиная - им всё нипочём, хоть кол у него на темечке остри. У кого кошачья уже через пару месяцев начинают хандрить, вес теряется, давление скачет, и это в двадцать лет. А что в сороковник будет - один знает, да помалкивает. Вон Ларик из БЧ-5, вы не застали, пришёл красавЕц, москаль голубоглазый, косая сажень в плечах, а теперь.. Сколько он оттянул?
- Да полтора, наверное..
- Гм.. Полтора года и в результате засушенный Геракл, куда что подевалось. И ворчит постоянно, как дед столетний.
- Ну бывает, служба не пошла, как говорится...
- А как она пойдёт, когда человек не в ладах с организмом своим.
- Или взять комендора с двести тридцать первого...
- Это тот, у которого крыша поехала?
- Сам ты крыша соломенная, без чердака. Полгода на корабле, и вон куда пацан приплыл. Помните..?
Как не помнить! Старший матрос Садовский затянулся «Вартой» и пустил сизые концентрические колечки. То ЧП, да какое там ЧП - чепище, хоть и произошло на другом корабле, но непостижимым образом, по касательной что ли, зацепило его лично. Вот как странно в жизни бывает. Того молодого комендора он не то, что не знал по имени, даже в лицо не припоминал.
Уж неизвестно по какой причине, то ли старшина его переусердствовал в воспитательном процессе, то ли какое письмецо вредное получил с гражданки, забрался тот комендор в корабельный арсенал и объявил кораблю бойкот. Название «арсенал» не для красного словца - с полсотни стволов там, морских «калашей», боезапас к ним «пали-не хочу», опять же гранаты - пара-тройка ящиков наберётся. Есть чем побузить. Короче говоря, вооружённый бунт на каравелле, причём смутьян вооружён до зубов, у остальных как у латыша....
Кто имел дело с 204 проектом, подтвердит, что арсенал находится в трюме артиллерийского отсека и попасть туда можно только через узкий люк вертикальной шахты из обстроя орудия. Словом, типичная корабельная «шхера» с одним выходом, но, значит, и вход единственный.
Пытались душеспасительными увещеваниями привести комендора в чувство. То да сё, да прекрати, не ломай себе жизнь, ведь ты, дескать, молодой. Но комендор удила уже закусил и на уговоры не поддавался. Быть может, желал загубленной молодостью своей кому-то насолить или, пуще того, отомстить. Нашлись добровольцы спуститься в арсенал, надеясь на то, что у комендора всё-таки достанет ума не стрелять в людей. Итог плачевный - автоматные выстрелы, раненые. И не только среди штурмующих. Какая-то очередь прошила переборку соседнего отсека и, за малым, не ухлопала моториста, копавшегося возле переборки.
И тогда все с ужасом осознали, что игра эта с огнём происходит на пороховой бочке. Рядом с бунтарём боезапас в две тысячи снарядов калибра 57, которые он, с дури, может активировать автоматной очередью или гранатой. И это не весь расклад. По соседству ещё два корабля с такой же начинкой, а у всех трёх в носовой части, в паре десятков метров - бомбовые погреба с сотней шестипудовых бомб в каждом. Адский фейерверк, не приведи господи, гарантирован! Вот тут - то и забегали, и свои командиры, и соседские. Отсчёт, можно сказать, пошёл на секунды.
Комендор, видимо, себя в живых уже не числил и на каждое слово отвечал выстрелами. А такой диалог, понятно, долго продлиться не может. Как его, засранца, выкурить оттуда? На этом и остановились - именно выкурить. Запалили дымовую шашку и бросили вниз. Иного выхода не просматривалось. Думали, дескать, щаас выползет, как таракан из-за печки. Такова была стратагема.
Не тут-то было, предпочёл сдохнуть от удушья. Не видел он для себя просвета в будущем. Рискуя заполучить порцию свинца в срамные места, спустились сами в ИПах и вытащили бесчувственного бунтаря на палубу. Пришёл в себя. Долго тянулось разбирательство, а потом прошла молва, что, якобы, посчитали его тронутым и комиссовали втихую. Погоны всем жалко, и старлеям, и адмиралам.

* * *
По русскому обычаю, обжёгшись на молоке, ретиво дуют на воду. Правда, усердствуют недолго - хочется всё-таки жить беззаботно. После того экстраординарного события прошла неделя, другая. Вызывает Садовского командир корабля Ильясов и приказывает оборудовать сигнализацию гермодвери арсенала так, чтобы при её открытии загорался бы сигнальный фонарь в каморке дежурного по кораблю на верхней палубе, и звенело в коридоре офицерского отсека. Словом, требуется примочка от корабельных психов. Якобы, на этот счёт имелось распоряжение по бригаде ОВРа. Ничего себе задачка! Ведь это тебе не собственный гараж, как захочу, так и наворочу - боевой корабль, дюбелей в стену не наколотишь.
В то время Садовский, будучи старшим матросом, находился уже на штате старшины корабельных электриков. Не имея флотской подготовки и мало в чём уступая гашековскому кадету в стремлении постичь военные премудрости, он запоем читал всё, что добывал в библиотеке бригады - книги по теории кораблей, их живучести, по энергетике судов. Естественно, знания, полученные в процессе такого сумбурного самообразования, он рьяно примерял на свой корабль. Теория живучести корабля ясно гласит, что внутренний объём корпуса корабля должен быть разделён на отсеки водонепроницаемыми переборками. Корабельный устав категорически запрещает выполнение любых отверстий в переборках между отсеками. Никакой кустарщины без санкции конструктора корабля! А здесь арсенал и офицерский отсек разделены межотсечной переборкой, значит, придётся нарушить её герметичность.

Бесспорные доводы эти Садовский самым серьёзным образом изложил командиру, последним аргументом добавив то, что на кораблях запрещаются всякие самодельные, нештатные проводки. Однако, Ильясов, скривившись, как от зуба, удаление которого опоздало на месяц, не внял этому и приказание оставил в силе. Считая себя правым, Садовский намерился стоять на своём.
Несколько дней спустя командир не поленился появиться на послеобеденном разводе экипажа на корабельные работы и строго спросить о делах с устройством злополучной сигнализацией. Садовский продолжал гнуть свою линию, настаивая на том, что на устройство должен быть выдан утверждённый чертёж. Командир побагровел и, с трудом сдерживаясь, чтобы не разразиться цветистой флотской бранью, на что был дока ещё тот, дал ему два дня на выполнение работы.
- Если не выполнишь, «понесёшь пирожки» Ивану Степанычу (см. «Два крёстных Ивана» http://bigler.ru/story.php?part=8&cat=1), заодно и погостишь у него. Надолго, к сожалению, отпустить не смогу, но пять суток, как с куста. Обещаю! У тебя, кажется, уже есть пять суток к отпуску? Отлично! Станешь первым на Балтике полным кавалером пяти суток,- с иезуитским торжеством мрачно сострил Ильясов. То, что он ограничился замысловатым юмором и не прошёлся в своей обычной манере, придавало делу серьёзный оборот и грозило немалыми неприятностями. Садовский отдавал себе отчёт, что противостояние с командиром достигло апогея и терпение его на исходе, но маленькая корпускула упрямства уже завладела им полностью, не оставляя никаких шансов на мирное разрешение конфликта.
* * *
В том то и был казус. Пару месяцев назад тот же Ильясов неожиданно для экипажа зачитал приказ о поощрении матроса Садовского пятью сутками к отпуску. Это вызвало всеобщее недовольство личного состава. За что «карасю» дополнительный отпуск? На корабле он без году неделя и до отпуска ему как медному котелку воду кипятить. Блажь это! «Карась», он на то и «карась», что бы своё место знать.
На самом деле было за что. И все это негласно признавали. Но ведь мог же командир обойтись бы устной благодарностью или там внеочередное увольнение на берег посулить. Не дорос электрик до отпускных пяти суток. Ильясов и сам полагал, что рановато, но в назидание старшинам не поскупился на столь щедрую награду. Фактически это был его демарш и заключительный аккорд партитуры утирания носа забуревшим старым спецам. Подвёл жирную черту, как говорится.
«Подвиг», за который молодой электрик неожиданно получил пять суток к отпуску, был и впрямь из ряда экзотичных, если не сказать курьёзных, и заслуживает того, чтобы на нём остановиться особо.
Зима года пражской весны. Заурядный рабочий день на корабле. Впрочем, быть может, и не совсем. Корабль уж который день торчит на швартовах у стенки Крепостного канала, и это в разгар боевой подготовки. Обычно, не успевали запоздно вернуться в базу и забыться богатырским сном, как колокола громкого боя поднимали матерно негодующую команду, и следовал очередной выход в море. Словно, накосячив в предыдущий раз, бросались, сломя голову, исправлять огрехи, пока ещё не рассвело. Одно лишь благо, что главные не успевали остывать и запускались с полуоборота без муторного прогрева. Однако, в тот раз корабль не покидал причала по причине выхода из строя корабельной ГАС - гидроакустической станции. А без неё противолодочник, что прогулочная яхта нефтяного олигарха, но, увы, без бл@дей, «Вдовы Клико», чёрной икры и белых трюфелей.

Корабельные гидроакустики несколько дней в поте лица выискивали неполадки, но безуспешно. Заявили спецов из базы и который день ожидали их прибытия. Похоже, у гидроакустиков военно-морской базы работы было невпроворот, и появиться в дивизионе МПК они не торопились. Командир корабля Ильясов психовал. Дивизион в море, и только МПК -85 у стенки напротив штаба дивизиона - «синагоги», как лиловый прыщ на носу, мозолил глаза начальству. Все тяготы дивизионной службы взвалились на плечи офицеров корабля. Ко всему, бригадный, да и базовый штабной планктон, за неимением других объектов покошмарить, потянулся на корабль. «Покажи то, представь это. А носят ли матросы подштанники? А пользуются ли вилками, когда переходят ко второму?». Им «птиц» рисовать в своих кондуитах, а здесь обливайся холодным потом после каждого звонка вахтенного у трапа: «Кого там опять нелёгкая несёт?» Словом, зелёная тоска и нервотрёпка.
Закончилось ежедневное проворачивание оружия и технических средств. Команда выстроилась на шкафуте для развода на корабельные работы. Поёживаясь на пробирающим до костей февральском норд-весте, ожидали командира, который, несмотря на дежурство в штабе дивизиона, почему-то пожелал на разводе присутствовать лично. Ждать себя он не заставил и перепоясанный ремнями, с повязкой «рцы» на рукаве шинели с решительным видом появился на шкафуте. Следом важно выступал хитрющий дивизионный кобель по кличке Боцман (см. «Чёрный пёс на шкафуте противолодочного корабля» http://bigler.ru/story.php?part=20&cat=1), пребывающий в панибратских отношениях с дивизионным начальством, а может статься, судя по его состроенной свирепой морде, считающий себя одним из них.
Командиры БЧ по очереди объявляли распорядок работ. Когда очередь дошла до гидроакустиков, Ильясов, дотоле, приняв рапорт помощника, не произнёсший ни слова, вдруг расколол вдребезги рутину развода. В крепких флотских оборотах, на которые был непревзойдённым маэстро, он изверг разом на их понурые головы раздражение и недовольство, накопившиеся за дни стоянки на приколе. Но это была только прелюдия. Фуга командира была сногсшибательной, как для виновников торжества, так и для остальных присутствующих на шкафуте. Он преподнёс уже разделанным под орех гидрослухачам блюдо острое и неудобоваримое. Неизвестно, состряпал он его заранее или это было озарение, вспыхнувшее в пылу отчитки. Ильясов, вдруг приостановил поток брани, повернулся к противоположной шеренге, кою формировали члены электромеханической боевой части, в простонародье - «маслопупы». В тот момент они, не имеющие никакого отношения к гидроакустике, в благом расположени и духа (не нас пользуют) играли двойственную роль: массовка действа и безучастные зрители командирского импровиза в одном флаконе. Иного им и не было дано, ибо гидроакустика для них и всё, что связано с ней - невесть что и сбоку бантик. Suum cuiqite.
Однако, лукавый Ильясов дерзнул, видимо, посягнуть на флотские устои и в неизбывном порыве, выдернул из строя первого попавшегося ему под руку военмора. Им то и оказался матрос Садовский, корабельный электрик. И стоял в первом ряду, как подобает «карасю», и ростом был повыше остальных. Словом, не пригнулся, значит, никто не виноват. Далее громом среди ясного неба прогремели слова командира: «В распоряжение старшины первой статьи Волкова для ремонта гидроакустической станции», которые ввергли шкафут в шоковое состояние. На глазах у всех, как «высотка», подорванная на снос искусными взрывниками, рушилось величественное здание корабельного железного порядка. Решение командира корабля было столь невероятным, что экипаж проглотил языки в паузе всеобщего изумления. Уж не заболел ли командир, переутомившись на дивизионной службе, или, случаем, какую бактерию зловредную поймал организмом своим? Что на него нашло?
Приказание командира озадачило Садовского. Не прикалывается ли командир, дабы как-то разрядить обстановку после чувствительной выволочки, публично устроенной гидроакустикам? Садовский, хотя и служил на корабле лишь третий месяц, но уже кое что уяснил для себя. А уж то, что электрики не ремонтируют акустические станции, он был уверен на все сто. Впрочем, как и при поломках в машинном отделении, или там гальюн заартачится отправлять естественные потребности команды, никому в голову не придёт шаловливая мыслишка позвать на выручку гидроакустика или того же радиометриста.
Недоумённое безмолвие, царившее на палубе после абсурдного приказания командира, затянулось. Ильясов, разумеется, понимал, какую сумятицу устроил в мозгах присутствующих на шкафуте. И не иначе, как хулиганил, затягивая без того перезревшую паузу, и, возможно, в душе потешаясь над всеми. Первым не выдержал Боцман. Он, рискуя своим «командирским» имиджем, смачно брякнулся на крепкий зад, задней лапой нервно почесал за ухом и, окончательно утратив самообладание, с визгом куснул собственный бок. Зря старался, никакого эффекта!
Молчали даже гидроакустики, попранные самолюбие и профессиональная честь которых взывали к справедливому протесту. Впрочем, старшина Волков уж было раскрыл рот, но вовремя спохватился, ибо скумекал: «Вякни словечко против - и ты на крючке. Тогда хоть в лепёшку расшибись, но эту грёбаную гидру к вечерней поверке запусти». Такова логика вещей. Вероятно, в этом то и состояли козни Ильясова - с чувством сыграть на амбициях старшины акустиков, вынудить его рвануть тельняшку у себя на груди. Похоже, уловка не выгорела, но при любом раскладе, командир мог бы покинуть шкафут посвистывая. Остальные присутствующие на разводе находились в предвкушении развязки лихо закрученной командиром интриги.
Числить себя среди них Садовский никак не мог. Ясно, что его против воли втянули в игру, суть которой он пока не раскусил. Ведь командир, нарочито растягивая паузу, дабы акустики до глубины прочувствовали свою никчёмность, вполне мог бы ещё спустить дело на тормозах словами: « Что? Не катит вам подмога электриков или, пуще того, трюмных машинистов, попросту, корабельных сантехников? Тогда, вам и флаг в руки, сами устраните поломку». Всё- инцидент исчерпан без синяков и обид. Тем не менее, пауза грозила накрыться командой: «Разойдись! Приступить к корабельным работам!» Похоже, дело принимало серьёзный оборот. Теперь, когда гидроакустики, проглотили пощёчину, не отвергнув позорную помощь, наступила очередь Садовского вступить в действо. И ежу понятно, что если сейчас промолчит, значит, берётся за дело, в котором ни бельмеса не смыслит. Теперь главное - не промухать.
Само по себе заведомое фиаско не страшило - не получилось дотоле у гидроакустиков, с электрика тем более взятки гладки. Однако, команда корабля - жёсткий мужской коллектив. Всегда найдутся остряки, которые начнут подначивать и зубоскалить, мол, ну-ка расскажи, как ты ГАС нашу выправлял. Сыщутся охотники и позлорадствовать, а то и кликухой меткой наградят, типа, «гидроподкустик ты наш». И поделом - не суй свой нос в чужой огород. Поэтому Садовский, не мешкая, ринулся спасать свою матросскую честь - как на духу выложил командиру, а заодно и команде, что пресловутая свинья в апельсинах смыслит поболее, чем он в гидроакустике и ставить на ГАС его без толку. В коварном замысле Ильясова, похоже, отсутствовал такой пустяк, что подаст вдруг голос разменная пешка его изящного шахматного этюда. Посему публичная исповедь Садовского о своей гидроакустической несостоятельности без колебаний и, видимо, без малейших угрызений совести была проигнорирована командиром. «Ну вот, и груздём не назвался, а одно - в кузовок полезай»- с горечью подытожил Садовский. Так молодой электрик нежданно-негаданно очутился в аппаратной корабельной гидроакустической станции «Геркулес» в роли ..... подкидного дурачка.
* * *
Знатоки флота наверняка ещё не забыли, что малые противолодочные корабли 204 проекта оснащались гидроакустической станцией кругового обзора с выдвижным обтекателем «Геркулес -2м», детищем конструктора Умикова З.Н. Правда, к тому времени прошёл уже с десяток лет после её разработки, и станция основательно устарела морально. Тем не менее, это нисколько не умаляло её неподъёмность для любого, даже самого отвязанного чайника.
За недолгий срок службы на корабле матрос Садовский быстро научился выполнять немудрёные наказы, кои расписаны на все случаи корабельной жизни в книжке «Боевой номер», карманных скрижалях российского военмора. Сносно разбирался в хитросплетениях корабельной электросети. Иногда, для осмотра электрощита наведывался в аппаратный отсек акустической станции. Благовейно дивился там множеству замысловатых штуковин, о назначении которых не имел ни малейшего понятия. Да и как оно могло бы появиться, это понятие? Куцый параграф о распространении ультразвука в воде из учебника физики, проглоченный впопыхах несколько лет назад при подготовке к экзамену, ну никак не мог служить основанием, чтобы отважиться на ремонт боевой гидроакустической станции, пусть даже не самой современной.
Оскорблённый до глубины души старшина гидроакустиков Волков посчитал не царским делом ковыряться в схеме станции рука об руку с засланным казачком. Заниматься этой «хренью» он вменил старшему матросу Чиркову, чувашскому парню, едва перевалившему на второй год службы. Оказалось, что невозмутимый и рассудительный Чирков, хоть на лавры корифея гидроакустики не посягал, но понятия о «Геркулесе» имел весьма твёрдые и в меру глубокие. Именно этот комплекс он детально штудировал в учебном отряде. Более того, чувашский комсомолец, несмотря на то, что срок службы за его плечами более, чем в два раза превышал послужной стаж электрика, профессиональными и иерархическими амбициями не страдал и был расположен сотрудничать на равных.
Начали с изучения станции. Вернее, изучал электрик, а Чирков с готовностью давал очень понятные даже для профана пояснения. Садовский задавал вопросы и пытался интуитивно нащупать алгоритм поиска неисправности: « А это что такое? Для чего предназначено? Как работает?» Всё, что имелось в комплекте ЗиП станции, пробовали заменять. Если эффект был нулевым, и станция не оживала, двигались дальше по принципиальной схеме. Так используя симбиоз различных методов, не забывая и универсальный «метод втыка», они, как сегодняшние компьютерные игроманы, с азартом увлекшись процессом, порой забывали о цели. Угроза опростоволоситься их не тяготила. Уж не такие крупные они спецы, чтобы боятся неудачи.
Но сказано же: «Ищите да обрящете...». На следующий день, после очередной манипуляции станцию всё-таки проняло. Из её стеклометаллического нутра, невообразимо увитого артериями разноцветных проводов, вдруг раздалось негромкое, виноватое посвистывание. Старший матрос Чирков, не веря своим ушам, замер на мгновенье, прислушиваясь к голосу работающей станции. Затем, боясь вспугнуть удачу, почти крадучись, пробрался к пульту управления. Чудеса на свете всё же бывают! Сигнальные глазки на панели утвердительно подмигивали. «Геркулес», как и подобает богатырю, проспавшемуся после недельного запоя, вдруг очнулся и, как ни в чём не бывало, зафурычил безотказно на всех режимах.
Сенсация мгновенно облетела корабль. С бегающими глазками на вытянутом лице появился старшина Волков. Не взглянув на Садовского, он подскочил к пульту и принялся исступлённо щёлкать переключателями. Но убедившись, что станция действительно функционирует вовсю, вдруг обмяк, обречённо шмякнулся в кресло оператора и невидящим взглядом уставился в панель управления. Положение хуже губернаторского! Мало того, что смалодушничал на разводе, так и посчитал западло искать неисправность с электриком.
И сегодня, столько лет спустя, не перестаёшь удивляться, как могла в голову командира МПК-85 прийти шальная мысль - направить на ремонт ГАС молодого электрика. Какая такая иррациональная сила подбросила идейку? Интуиция? Или, может, это картёжный опыт, по законам которого новичку всегда везёт поперву. Кто служил на кораблях, тот поймёт, насколько нелогичным было такое решение. С того дня, Садовскому ни разу в жизни более не приходилось иметь дело с акустической техникой.
Несмотря на то, что вклад матроса Садовского в ремонт станции был сугубо методический, чувство триумфа он испытал сполна. К тому же, награда была по- царски щедрой - пять суток к отпуску.
* * *
Произошло это как вчера, а сегодня тот же Ильясов уже не в шутку грозится арестом. Быть может, пожалел он, что переборщил сгоряча с воздаянием заслуг молодого электрика и теперь «жаба» не даёт ему покоя, требует сатисфакции?
« Ну что же, пять суток к отпуску есть - пять суток ареста не за горами. Стало быть, титула «полного кавалера пяти суток» не миновать» - с чувством человека, уверенного в своей правоте, сжёг последние мосты электрик.
Прошло ещё несколько дней. Садовский, укушенный мухой собственного упрямства, так и не приступил к работе. Весь корабль в курсе бескомпромиссного противостояния. Как быть командиру с этим упёртым ослом? Нашла коса на камень. Но камень то это он, капитан третьего ранга Ильясов! И не просто так, песчаник какой-нибудь - гранитный валун! Жалкая коса Садовского, считай, обречена. На ближайшем построении команды старшему матросу Садовскому была озвучена обетованная каталажка - командирские пять суток ареста. Ильясов умыл руки.
Арест, максимальное наказание для матроса, не считая штрафбата, на корабле палка о двух концах. В былые времена в Балтийске арестованного « де юре» перевести в «де факто» было ох как непросто. Все камеры на гауптвахте, как столики в крутом ресторане, заняты на месяц вперёд. Постоянный аншлаг: «Свободных мест нет»
Видимо, всеобщего поветрия на «очереди за всем» не избежала и балтийская «губа».
Желаешь своего штрафника посадить под арест - подай заявку в комендатуру и терпеливо жди вызова.
Со временем накал страстей угасал. Порой выходило, что и арест то объявили сгоряча. Всё порастало быльём, но вдруг на корабль приходит депеша, дескать, радуйтесь «о счастливчики!» - освободилось место на гарнизонной гауптвахте. И начинается...Отрывай человека от корабельных дел, стряпай на него бумаги, снаряжай конвой и сопровождающего начальника в придачу. А кому в охотку станет идти к грозному коменданту Балтийска с риском загоститься у него? Чем не боевая операция? Получается, за что боролись, на то и напоролись.
Сам же приговорённый к застенку, в глазах экипажа обретал статус невинной жертвы начальственного произвола, этакого страстотерпца, которому уготованы ежовые объятия крутого коменданта. Авторитет его возрастал. Наказывать его уже не могли, пока не будет исполнено предыдущее наказание, не ставили на службу, в караул, хотя на работы, конечно, назначали. Словом, в ожидании заточения, наказанный попадал в привилегированное положение, что, естественно, было не по вкусу его командирам. Да и после гауптвахты возвращались уже не те, ведь отсидеть на «губе» пять суток это вам не фунт изюма за обе щеки, да и не каждому это дано, а, значит, почёт и уважение. Матросы - срочники - это те же пацаны с психологией и шкалой ценностей, свойственной этому возрасту.
* * *
После объявления ареста Садовский включился в «режим ожидания». Правда, исполнял он свои служебные обязанности как обычно. Зато вопрос с нештатной проводкой сигнализации отпал сам собой, поэтому на душе у него было легко. Моральная победа была за ним, гауптвахты он не страшился, а венец арестованного не имел шипов и поначалу был даже приятен, хотя он им не бравировал.
Прошла ещё неделя, началась другая. Странно, но никто не пытался отконвоировать Садовского на гауптвахту и даже не старался поставить его на очередь в комендатуре. Командир корабля и механик словно забыли о происшедшем, будто никакого ареста никто никому перед строем не объявлял. Ещё через несколько дней и сам Садовский уже перестал думать о предстоящей «губе». Да и выходило так, что отпускать его с корабля было не с руки. Всё-таки главный корабельный электрик! А в море только спецы в цене, там политграмотой не отмажешься.
Однако, Ильясова такой паллиатив, когда электрик на «губе»- он без вожделенной сигнализации, устроить не мог. Дров наломали, результат нулевой. А после гауптвахты к электрику и на хромой козе не подберёшься.
В начале следующей недели, на исходе «адмиральского часа», в кубрике электромехаников появляется рассыльный и сообщает, что Садовского срочно вызывает командир. Получив разрешение, Садовский вошёл в крошечную, накуренную донельзя каюту командира. В хрустальной, видимо, подарочной пепельнице дымилась сигарета. Ещё пяток с чувством задавленных окурков неопровержимо свидетельствовали о имевшем здесь место непростом мыслительном процессе. Поймав взгляд Садовского на пепельнице, и поняв, что её содержимое предательски выдало его состояние, Ильясов почти незаметно сконфузился и безжалостно вмял в хрусталь ещё вполне жизнеспособную сигарету. Распахнул настежь полуоткрытый иллюминатор. В каюту пахнуло воздухом, изрядно напоенным тяжким амбре Крепостного канала. Когда командир повернулся от иллюминатора, на лице его уже не оставалось и следа былого замешательства. Он испытывающе посмотрел на Садовского и, как бы решившись на ч то-то, прервал молчание неожиданным вопросом:
- Сколько времени служишь на корабле?
Какой безобидный вопрос! Командир интересуется, сколько же служит его матрос на корабле. Проще вопроса, да и ответа на него не бывает, но у Садовского ёкнуло в груди нехорошим предчувствием: «Не смирился командир с ничьей. Выждал момент, когда страсти поутихли, и, пока приговор не приведён в исполнение, имеет полное право объявить второе действие марлезонского балета».
«И к бабке не ходи, сейчас последует сеанс зомбирования. Не мытьём, так катаньем. Не получилось с арестом, не сломался - будут гнуть медленно» - затосковал Садовский.
Не успел он вымолвить слово в ответ, как вопрос превратился в риторический. Да и знал командир прекрасно, с какого времени электрик на корабле. Последующий за этим спич Ильясова уже не нуждался ни в каком участии Садовского. Говорил хозяин каюты спокойно, изредка, увлёкшись, нарушал невидимую стену субординации, разделявшую их в крохотном пространстве командирской каюты. Но, тотчас спохватившись, возвращал свою речь в сухое русло отношений нижнего чина и начальника.
- А я на этом «охотнике» пять лет. Видишь, капитан третьего ранга, - кивнул головой на свой китель, висевший на плечиках.
- Пришёл на него старлеем, только на воду спустили в Керчи. Я его тогда до последнего болта изучил и таких, как ты, научил. Они уже все демобилизовались. Пришли другие, и они уже на гражданке, я по-прежнему остаюсь командиром этого корабля. Это мой корабль, и я за него несу ответственность и по должности, и по старшинству. Мне известно больше твоего, что вредно, а что полезно этому кораблю. Ты говоришь, что переборка должна быть водонепроницаемой? Да, должна, но если сейчас испытать любую из них, то потечёт на технологических проходках. Тебе известно, что на корабле имеется хитрая система кондиционирования, даже приборы регулирования влажности воздуха в кубриках и на боевых постах установлены. Ничего не работает, и не работало, потому что на заводе не довели до ума. А ведь в паспорте корабля указано, что длительное пребывание экипажа на корабле допускается только при исправно работающей системе кондиционирования. Но мы, полста пять душ, здесь, в неимов ерной тесноте, не день, не месяц - годы! На лодках? Да, также тесно, но экипаж то живёт в казарме. Поэтому, небольшое отверстие в переборке под палубным бимсом на живучести корабля не скажется. Хуже не будет! Отвечаю! Нештатная проводка, говоришь? Есть приказ командира дивизиона, согласованный дивизионным механиком. Я обязан его выполнить и поставить под контроль доступ в арсенальный отсек.
Садовский слушал откровения командира, не перебивая. В общем, он был согласен с доводами командира, понимал и раньше эту житейскую философию здравого смысла. Но один нюансик буравил его сознание и оставался камнем преткновения для того, чтобы принять полностью аргументы Ильясова. Если уж так необходима эта сигнализация то было бы очень кстати нарисовать схему, узаконить её и направить для исполнения на все корабли. Была бы хоть какая-никакая техническая документация.
Этим, веским, по мнению электрика, резоном он и намеревался, как козырной шестёркой, побить простой туз командира, ибо ожидал, что после разъяснительного раута последует повторения приказания с последним предупреждением. Но Садовский плохо знал своего командира, поэтому не смог предугадать финал этой назидательной проповеди. Ильясов же, как маститый игрок, безошибочно просчитывал ходы за себя и за электрика, не позволяя ему ни одним словом возразить или даже оправдаться. А когда Садовский, нагруженный по ватерлинию его доводами, попытался всё-таки изобразить что-то в ответ, командир сразил его обезоруживающим эндшпилем:
- Поэтому, я тебе больше не приказываю, хотя, понимаешь, имею такое право. Я обращаюсь к тебе с просьбой командира сделать это. Первый раз я обращаюсь с просьбой к матросу срочной службы и, надеюсь, ты поймёшь.
Заключительный пассаж Ильясова застал Садовского врасплох. Что тут ответить? Стоять на своём? Тупая, ослиная тактика. Поддаться на уговоры? Ради чего тогда весь сыр-бор затевал. Любой ответ был бы неуместным. Знать, понимал это и командир. Потому, не дал электрику ни малейшего шанса изречь глупость, или, как минимум, банальность.
- Об аресте забудем, а этот разговор только между нами, тобой и твоим командиром. Можешь идти.
Беседа, вернее монолог окончен. Садовскому оставалось лишь произнести формальное «есть» и покинуть командирскую каюту. Он спустился в пост управления машинным отделением и устроился в удобное кресло командира боевой части. Аудиенция у командира оставила двоякое послевкусие. Казалось бы, компромисс налицо, но копни глубже - одна из сторон кладёт своего короля на шахматную доску. Внизу за прозрачной стеной кабины управления вокруг проёма демонтированных паёл копошились мотористы. Переносная лампа, опущенная в трюм, снизу грязно-жёлтым светом подсвечивала их лица, искажая их до неузнаваемости.
Итак, теперь уже просьба. Просьба не приказ. По сути, не все просьбы обязательны для исполнения. Но здесь нечто особое, что будет поважнее приказа! Неспроста Ильясов пачку выкурил, прежде чем решиться на откровенный и доверительный разговор с электриком. Фактически, поставил на кон игры свой командирский авторитет, запросил у матроса, что называется, вотум доверия. Проигнорировать просьбу означало бы оскорбить командира. А имеет ли на это право электрик и заслуживает ли того командир? Матершинник, правда, ещё тот, но это русский флот, понимать надо. Садовский вздохнул: «Ну да ладно, значит, его взяла». Открыл амбарную книгу, служащую для черновых заметок, и начал набрасывать схему контрафактной примочки к проекту 204.
Через пару дней оглушительный трезвон в коридоре офицерского отсека заставил распахнуть двери офицерские кают, в которых в момент нарисовались головы их ошарашенных хозяев. Это было тестовое включение сигнализации арсенала. Пусть бдят командиры!
* * *
Тем не менее, арест «де юре» Садовскому никто не отменил. Поэтому бремя, пусть не тяжкое, «полного кавалера пяти суток» он носил, пока не пришла пора идти в отпуск, и пять наградных суток были погашены. А вот пять суток гауптвахты остались по сей день. Хоть возвращайся, Садовский, в Балтийск и отдавай флоту должок, который, как известно, платежом красен!
г. Волгодонск