На всякую случайность своя неожиданность найдется. (продолжение)

(начало http://www.bigler.ru/showstory.php?story_id=7742)

Шикарная жизнь на лагерном аэродроме начинается с приходом лета! (сериальчик)
1-я серия

Установившиеся погоды заставляют встречать рассветы у покрывающихся утренней росой камуфлированных бортов истребителей или слушать безостановочные переливы соловьев из лесополосы за стоянками под полуночным звездным небом после останова двигателя крайнего зарулившего самолета. Жизнь несется под ставший привычным фон грома двигателей и запах керосина. Курсанты, смеясь, под громкое: «И р-раз!» бьют друг друга филейной мякотью об фюзеляжи в честь первых самостоятельных вылетов, летчики отводят их в сторону и, матерясь и жестикулируя, досказывают им то, что не успели высказать в воздухе, техники, лениво и никуда не спеша, подхватывают курсантов, отпавших от инструкторов и восстанавливают психологически, организовывая их на заправку, замену пневматиков и тягание электрожгутов за аэродромными машинами запуска.
Одна и та же движущаяся картинка день за днем, неделя за неделей. Лишь утренние туманы или внезапно налетевшие грозы останавливают монотонное мелькание людей и самолетов, опуская непривычную тишину на аэродром и останавливая динамичную картинку, как будто кто-то нажал паузу на просмотре кинофильма. А затем, как рассеется туман или уйдут за горизонт темно-серые рельефные тучи, снова задвигаются по подсвеченному ярким солнцем белесому бетону темно-синие фигурки, поплывут в мареве струящегося горячего воздуха свистящие пятнистые силуэты самолетов и опять час за часом, день за днем, взлеты, посадки, взлеты, посадки, взлеты, посадки...
В ту памятную пятницу у Скворцова выпал на календаре очередной день рождения. 25 лет - негромкий юбилей, но намеки сыпались еще задолго до наступления и товарищи ждали дня, когда можно будет выпить не просто потому, что есть что или от хорошего настроения, а, так сказать, за и во здравие.
Родители заботливо прислали посылку, и теперь Скворцов крутил педали тяжелого и древнего трофейного немецкого велосипеда, взятого у местного прапорщика, по направлению к городской почте. Он ехал и предвкушал, как завтра накроет стол, как ему будут говорить добрые и ироничные слова, а он будет неловко отшучиваться, как после пятой Саня Демидов возьмет гитару и в 352-й раз попытается спеть «Написала Зойка мне письмо...», но и в этот 352-й раз забудет слова и у него отберут инструмент и передадут Димке Ветренко, который высоким тенором, вытягивая из слушателей душу, как струну, выпоет «Видел я часто сон беспокойный...», а затем их потянет в ресторан, но до ресторана они не дойдут, опасаясь козней местной милиции, а пойдут... Поворачивая широким рулем, Олег объезжал трещины в асфальте, ямы и выбоины, которыми так богаты были дороги маленького райцентра, и совершенно не обратил внимания ни на тетку с пустыми ведрами, вышедшую из калитки к колодцу, ни на черную кошку, присевшую в пыльной траве и проводившую его пристальным взглядом желтых глаз. Притормозил он лишь когда увидел двигающуюся навстречу похоронную процессию с нестройными рядами провожающих, изнывающих в темных одеждах под зноем полуденного солнца.
Олег не то чтоб верил в приметы, но как-то внутренне опасался, хотя и относился при этом к самому себе с определенной долей иронии. «Встретить похороны - к удаче» обрадовался он, снова крутанул педали и через пять минут уже занимал очередь в прохладном зале почтового отделения.
- За мной не занимать, - обернулась к нему бабушка, замыкающая короткую очередь, - говорят, до обеда не успеют.
- Девушка! - Олег боком перегнулся через стойку, - на самолёт опаздываю!- он широко улыбнулся, глядя на моложавую женщину за столом.
Та, в свою очередь, тоже улыбнулась, глядя на его синий комбез:
- Не спеши, а то успеешь! - она провела рукой по пышным медно-рыжим волосам, - ладно, но ты уж точно последний.
- Крайний, - машинально поправил её Олег и подал квитанцию.
Фанерный посылочный ящик оказался довольно объемным и увесистым, но кое-как обхватив его одной рукой, а другой держась за руль, Олег тронулся в обратный путь.
Не отпуская руля, глянул на часы: «Надо поднажать, а то так и без обеда останусь», - подумал он и прибавил скорости вдоль разноцветных заборов и выпадающих из-за них ветвей черешен, абрикосов, шелковиц и вишен. Не притормаживая, он выкатился из-за поворота и увидел, что догнал всё ту же скорбную вереницу людей, неторопливо бредущую за открытым гробом.
- Ну уж обгонять похороны точно дурная примета, - пронеслось в голове, и Олег, стараясь резко не тормозить, а держа руль одной левой, попытался постепенно снизить скорость, но массивный велосипед, разогнавшись под горку, резво катил по бугристому асфальту, обогнал всю процессию и поравнялся с гробом. В этот же момент из-под дыры в заборе прямо под переднее колесо с сиплым лаем бросился местный барбос, Олег крутанул руль влево, к дороге, и колесо, внезапно нырнув в очередную яму, встало поперёк движению. В последнюю секунду Олег еще попытался удержать выпадающий ящик, но тело вдруг зажило своей жизнью и руки, спасая лицо, вытянулись вперед к резко вздыбившейся земле. Кувыркнувшись на спину, он увидел летящий, как привет с неба, огромный велосипед, и прикрыв голову руками, принял на себя тяжелый удар немецко-фашистской мощи.
Вокруг всё стихло. Прекратилось шуршание ног по дороге и, удивленно присев, замолчал даже пёс.
- Лётчик разбился!! - разорвал тишину заполошный женский голос. Олег открыл глаза и увидел, как люди, забыв про похороны, рванули к нему. Несущие гроб остановились и сделали движение к Олегу, отчего гроб резко наклонился в сторону, бабушка-покойница повернулась, и её руки свалились на сторону, по направлению к Олегу, как бы тоже желая ему помочь подняться и собрать в пыли банки консервов, палки колбасы, сало, печенье, конфеты, и еще что-то яркое и разное, рассыпавшиеся среди обломков бывшего ящика.
- Чур меня! - подумал он, сморгнул и поднялся, освобожденный руками помощников от велосипеда.
Люди, отвлеченные от смерти таким ярким всплеском жизни, собрали с дороги продукты, сложили их горкой и, двинулись дальше к кладбищу, которое находилось прямо напротив маленького военного городка. Олег же, загрузив свои подарки в снятую куртку, прихрамывая, побрел в отдалении, стараясь даже не приближаться, а не то, чтобы снова обгонять.

Хозяин велочуда - Антоныч, уже ждал у ворот КП, и пришлось ему рассказать, что велосипед хорош, но иногда стремится оседлать седока. На что прапорщик, хмуря седеющие брови, заметил:
- Эх, ты! Приметы знать надо. Встретить похороны - действительно, к удаче, но, - он поднял желтый прокуренный палец, - но не в этот день! А уж обгонять..., - он замолчал, потом взмахнул рукой, отвернулся, стал ногой на педаль и, оттолкнувшись, взгромоздился на скрипящее седло и поехал к аэродрому.
- Интересно, - подумал Олег, глядя на удаляющуюся широкую спину - а на велосипед примета тоже распространяется?
2-я серия
Затем он забежал в комнату, сбросил на кровать посылку россыпью, сбегал в столовую, закинул в себя обед и уже на ходу запрыгнул в отъезжающий КРАЗ.
Полёты начались, как обычно, спарка-разведчик погоды облетал зоны, покрутился над точкой и подтвердил, видимый и невооруженным истребителем взглядом, прогноз синоптиков об отсутствии облачности и видимости миллион на миллион. Самолеты вытащили на стартовую площадку и огромная карусель закрутилась согласно плановой таблице полетов.
Еще вчера, к концу летной смены, правый пневматик на самолете Олега требовал замены, но начальник ТЭЧ звена, одинаковый в ширину и в высоту капитан Михалыч, сказал: «Завтра докуём».
И сейчас, перековав железного коня с помощью веселого и подвижного, как обезьяна, курсанта, нетерпеливо ожидающего своего вылета азербайджанца Акшина Мирзоева, Скворцов сидел на спине самолета за кабиной и наблюдал за работой спецов, готовящих самолет к полетам. Аккуратно положив велосипед на сложенные самолетные чехлы, на стремянку взобрался прапорщик Антоныч и склонившись к пультам, защелкал тумблерами и кнопками, проверяя авиационное оборудование.
- Товарищ старший лейтенант, - вынырнул вдруг из-под крыла маленький смуглолицый курсант, - а где можно помыть?- и он посмотрел на свои черные до локтей руки, в следах резины, смазки и талька.
- Справа по полёту, за нишей шасси, открытый лючок видишь? - Олег отвернулся от кабины.
В это время, Антоныч нажал контрольную кнопку проверки работоспособности ламп в кабине, и она осветилась ярко-красной иллюминацией подсветки и сигнализации всех приборов. В углу панели, на табло уборки-выпуска шасси не хватало зеленого огонька сигнализации выпущенной передней стойки. Он отпустил кнопку, щелкнул ногтем по панельке, нажал и отпустил кнопку еще несколько раз, лампочка устойчиво горела. «Показалось, что ли?, - подумал Антоныч, - Лучше поменять, от греха», - и стал спускаться со стремянки к ящику с инструментами и запчастями.
- Вижу, - Акшин присел, глядя под крыло.
- Там краник слива керосина, - сказал Олег и снова повернулся к кабине.
- Антоныч, все нормально? Расписывайся сразу, а то вечно гоняешься потом за вами да за оружейниками!
Антоныч взял с пилона подвески «Журнал подготовки», вывел бегло «Замечаний нет» и наклонился к ящику.
- Антоныч, бери инструмент и бегом за мной! - это из-за соседнего самолета вышел начальник группы АО, - там командиру сейчас лететь, а ПВД не продувается!
Антоныч крякнул про себя: «Ладно, потом заменю», и, подхватив ящик, засеменил за начальником.
- И чё? - из-под крыла снова показался жизнерадостный курсант.
- Что «и чё»? - не понял Олег.
- Ну, краник, и чё?
Олег замер и сверху вниз внимательно посмотрел на курсанта, пытаясь постичь смысл вопроса.
- Нажми. Поверни. И руки помой! - внятно и раздельно сказал он, - господи, как же вас летать-то учат,- добавил он, удивляясь.
- А нас учат, чего не знаешь - того не нажимать! - засмеялся Акшин, снова ныряя под крыло.
- Логично! - подтвердил вслух Скворцов, - а главное, безопасно.
Олег спрыгнул на бетон, обошел самолет, расписался в «Журнале» и встал перед самолетом, размахивая по кругу рукой, вызывая машину запуска АПА.
Акшин тоже обошел самолет, и, увидев велосипед, посмотрел поверх самолетов на возвышающуюся вдали двухэтажную вышку КДП.
- А можно прокатиться? - заинтересованно он спросил у Скворцова.
Олег кивнул и курсант, оседлав велосипед, заехал за самолет, спрятавшись от вышки, описал несколько восьмерок, поддернул пару раз руль вверх и внезапно одним махом поднял велосипед на заднее колесо и уверенно поехал, описывая большую окружность. Подъехал снова к чехлам , спрыгнул, положил велосипед и, не скрывая гордой улыбки, надел ЗШ, и полез устраиваться в кабину.
Даёшь, джигит!,- уважительно покрутил головой Олег, подключил подъехавшую АПА и поднялся следом по стремянке к кабине и махнул рукой водителю, подтверждая готовность к запуску. Автомобиль пыхнул дымом и взревел, давая необходимое напряжение. Курсант, под внимательным взглядом Олега, нажал кнопку запуска и, когда двигатель набрал обороты, начал включать и проверять оборудование, готовность систем и исправность управления. Когда оба убедились, что все в норме, Акшин притянулся к креслу, снова ослабил ремни, надел кислородную маску и показал большой палец,. Олег повыдергивал предохранительные чеки из катапультного кресла, закрыл фонарь кабины, проверил закрытие замков и спрыгнул назад, увлекая за собой стремянку. Убрал из-под колёс колодки и дал отмашку на руление. Двигатель взвыл и самолет , повернув и покачиваясь на стыках плит, порулил по направлению к магистральной рулежке. Скворцов посмотрел ему вслед и, вспомнив сегодняшнюю поездку на почту, наклонившись потер ушибленн ое колено и еще раз окинул взглядом своё хозяйство. Заглушки, колодки, чеки, инструмент опечатан. «Да вроде всё в порядке», - подумал он, хмуро задержав взгляд на лежащем на чехлах велосипеде и пошел за край стоянки на траву, где народ уже гонял фишки нардов. Но в то же время невнятное чувство внутреннего беспокойства, поселившееся внутри с той злосчастной поездки, никак не уходило.
В зоне аэродрома по кругу крутилось пять самолетов, отрабатывая посадку «с конвейера» .
Маленькие темные точки на фоне голубого прозрачного неба кружились по периметру горизонта, периодически снижаясь и увеличиваясь в размерах, опускались на полосу, пробегали по ней и, отрываясь, с возросшим гулом снова превращались в точки над горизонтом.
А на траве на доску бросал кубики начальник группы вооружения Витя Геворкян, чрезвычайно везучий во всех играх, хохол с нестандартной фамилией:
- Вот смотри, мне нужно три-пять. Хоп! Три и пять!
Его вечный соперник, механик его же группы сплюнул, бросил два-один и досадливо сплюнул опять. Геворкян снова взял кости:
- А теперь, чтобы ты узнал есть ли жизнь на Марсе, мне нужно четыре-четыре... Хоп! - и кубики легли вверх четверками. - Ну, всё. Согласен на «марс», или хочешь доиграться до «домашнего»?
- Согласен, хмуро ответил механик и отошел в сторону, доставая сигареты.
- О, Скворец-боец, садись, пободаемся,- Геворкян улыбался, но Олег знал, что эта веселость очень легко у него сменялась раздражением в случае проигрыша. Витя играл во всё, спорить был готов на всё, например, какая из летящих ворон сядет первой, был чрезвычайно удачлив, но проигрывать не умел. Страсть побеждала разум.
Они начали ровно, но потом Олег решил атаковать и оставил не выведенными со старта шесть шашек, которые Витя и запер успешно, и теперь, чтоб выскочить, оставалось бросать лишь шестерки, а чтоб, паче чаяния, выиграть, следовало бросать шестерки дублем.
- Чудес не бывает, поверь мне, марсианин, - Витя довольно улыбался,- вот специально не буду закрывать тебе шестерку, вместе посмеёмся!
Олег тут же бросил шесть-шесть и снял одну шашку с «головы», а другую передвинул «домой».
- Ну-ну, - Витя продолжал улыбаться и бросил кости в свою очередь.
Затем Олег снова выбросил шесть-шесть, а затем и еще раз.
- А кто меня обидит, того бог накажет,- натужно улыбнулся Геворкян, но Олега было уже не сбить никакими мантрами, к нему пришло ощущение удачи и он чутьем уже знал, что теперь будет бросать только то, что ему надо. Когда Олег бросил куш-шесть в четвертый раз подряд, Геворкян не сдерживал эмоций и к доске подтянулись свободные техники и летчики.
- Так запри ему шесть, - советовали вновь подходящие, но Геворкян лишь молча играл желваками, а Олег чувствовал пальцами каждый волосок на перьях хвоста синей птицы.
- Кушшш, - свистящим шепотом выдохнул в сложенные ладони Олег и снова бросил шесть-шесть. Народ уже смеялся над Геворкяном, который, судя по его выражению лица, был готов запросто перекусить пополам доску, а броском кубика прошибить насквозь бетон стоянки.
После того как у Скворцова выпало шесть-шесть в шестой раз подряд, Геворкян звонко захлопнул доску, разбросав шашки, встал с примятой травы, засунул руки в карманы и исподлобья сказал:
- Это не к добру.
- Да ладно тебе, - теперь улыбался Олег, - держи сигарету, киевский «ВК» - вечный кайф.
Напряжение отпустило, оставшись лишь легким покалыванием в кончиках пальцев.
- Скворцов! - от КДП, переваливаясь, бежал Михалыч, - Скворцов, - он тяжело дышал, на лысой голове выступила крупная испарина. Он отвел Олега в сторону и негромко сказал: «У твоего шасси не выпускаются. Бегом, считай инструмент, пока его на второй круг угнали».
Ну вот, - подумал Олег, ощутив пустоту, замершую под ложечкой, - вот и оно, счастье долгожданное.
3-я серия
Он подбежал к месту стоянки своего самолета, проверил - инструмент был весь по номерам и на своих местах, Олег снова опечатал ящик и пошел поближе к КДП.
В курилке у КДП Геворкян докуривал его сигарету:
- Не боись, не твой, там позывные перепутали,- он показал большим пальцем за спину, на вышку.
Олег шумно, подражая лошади, выдохнул и достал сигарету. Напряжение отпустило и он поднял глаза на застекленную вышку с террасой, выходящей на крышу первого этажа здания. Дверь открылась и по металлической лестнице спустился Михалыч:
- Ну что? - он подошел к лавочкам курилки и вопросительно посмотрел на Олега.
- Да все нормально, - ответил тот и, удивленно приподняв брови, добавил, - так не мой же борт.
- Твой,- глядя Скворцову в глаза, сказал Михалыч,- там на кругу «триста семнадцатый» и «триста восемнадцатый», вот и перепутали. Курсант доложил, что нет сигнализации передней ноги.
У Олега вновь появилось неприятное чувство пустоты в желудке.
- Пусть «Контроль» на ППС-ке нажмет, может просто лампа перегорела.
- Умный, да? Там, - он оглянулся на вышку, - тоже не дураки. Нажимал, лампа не горит, но все равно сейчас над полосой пройдет для визуального контроля, так что - смотри.
Над горизонтом, появился приближающийся маленький темный силуэт и Михалыч пошел на старт, проверять инструмент еще раз.
Геворкян ухмыльнулся и кивнул в сторону уходящего Михалыча:
- Ты его слушай, он опытный, мы, когда в Монголии служили, у него за три года два самолета упало.
- Да ну нах такой опыт! - нахмурился Скворцов и стал следить за подлетающим самолетом.
«Триста восемнадцатый. Шасси, закрылки выпущены, - доложил Мирзоев - зеленый передний не горит».
«Триста восемнадцатый, проход над полосой без конвейера. Высота 100м.» - скомандовал руководитель полётов.
За полкилометра до начала полосы, рядом с маленькой, на треть вкопанной в землю, бетонной будкой, раздевшись до пояса, загорал наблюдающий - курсант Головко. Сегодня с утра РП его заметил курящим прямо у старта, отобрал сигареты, отстранил от полетов и загнал на перевоспитание в чистое поле. Смотреть, как летают другие и попугайно твердить в микрофон, внимательно осматривая каждый гудящий прямо над головой самолет, передавая на вышку : «Шасси, закрылки выпущены». Работа не пыльная, вот только скучная донельзя, к тому же солнце нагрело бетонный кубик будки до состояния парной, хотелось на улицу, но микрофон крепился коротким полуметровым проводочком. Поэтому Головко, загорая в степной траве, рассматривал то редкие облачка, то жуков на мелких цветочках, а когда маленькая черная точка в блекло-голубом небе начинала превращаться в зримый самолет, вставал и, делая пару шагов, докладывал свое неизменное «Шасси...закрылки». Солнце катилось по небу и, увеличивая и поворачивая тень от будки, медленно и настойчиво все дальше отгоняло курсанта от входа.
- Наблюдающий! - сипло прошипел динамик голосом РП.
- Есть наблюдающий! - подскочил Головко к микрофону.
- Смотри, курсант, внимательно. Сейчас будет самолет проходить, наблюдай все ли стойки вышли, как положено. Как понял?
- Вас понял, внимательно наблюдать стойки шасси.
Головко положил микрофон на столик, взял бинокль, снова вышел на улицу и стал высматривать приближающийся самолет. Истребитель медленно увеличивался, а когда уже стал виден в деталях, стал двигаться очень быстро. Основные ноги зримо торчали из-под темных крыльев на фоне неба, а передняя пряталась на фоне фюзеляжа. Но, когда самолет приблизился, через окуляры бинокля стало четко видно, что передняя стойка выпущена и зафиксирована в вертикальном положении.
- Наблюдающий! Доклад! - уже кричал динамик.
Головко рванул к будке, схватил микрофон и зацепившись за порог, через стул рухнул внутрь помещения. Он сидел на полу и в руке держал микрофон, оборванный проводок от которого безнадежно повис у его коленей.
- Ёрш твою медь! - подумал Головко.
- Ёрш твою медь!! - подумал РП, так и не дождавшись доклада от наблюдающего и, перегнувшись через стол к стеклу, проводил взглядом пронесшийся самолет, который почему-то прошел чуть в стороне от полосы, почти прямо над вышкой КДП. РП повернулся к помощнику:
- Ты видел?
- Ногу? Вроде не видел..., - ответил тот, развернувшись к РП вместе со стулом.
- Вро-оде... Я тоже «вроде». Солнце слепит, не видно ни хрена, ниша-то открытая чернела, а вот стояла нога или нет. По-моему - нет.
- И по-моему нет, - согласно поддакнул ПРП, потому что поручиться наверняка не мог, а потому и спорить не имело смысла.
- Наблюдающий!, - еще раз нажал тангету РП.
- Наблюдающий! - крякнул динамик в будке. Головко машинально дернулся, умоляюще глянул на обрешетку динамика и продолжил лихорадочно зачищать зубами концы проводков, чтоб соединить их с аппаратом.
- Мля!,- прокомментировал тишину в своём динамике РП, - Гена, кликни инженера,- попросил он помощника, а сам тем временем запустил «триста восемнадцатого» на очередной круг.
ПРП открыл дверь наружу и позвал инженера эскадрильи, который мерял шагами площадку около вышки.
- Владимир Иваныч, что Вы видели?, - обратился к поднявшемуся по лесенке инженеру руководитель полётов.
- Ногу видел, но стояла ли фиксировано, не понял.
- Ясно, - подытожил РП - принимаю решение.
То, что случилось потом, поминутно было описано в десятках объяснительных, но вразумительной ясности в обоснованность последующих действий эти объяснения так и не внесли.
- Триста восемнадцатый. Заход по схеме. Шасси убрать. Посадка на грунтовую полосу.
Повторяю. Триста восемнадцатый, посадка с убранными шасси, закрылки посадочное.
Олег Скворцов, стоя на старте, вдали от вышки, и сложив ладони козырьком над глазами, проводил взглядом просвистевший самолет и повернулся к Михалычу:
- Ну? Всё ж нормально, нога на месте, пусть садится уже.
- Дрова гну! - хмуро сказал Михалыч,- щас сядет, еще никто в воздухе не оставался.
Взвыв сиреной, к полосе, по целине степной травы, рванула пожарная машина. Олег и Михалыч посмотрели на неё и увидели, как над горизонтом в створе полосы показался заходящий на посадку борт, но почему-то уже без шасси.
Когда Головко наконец-то оголил концы проводов и, спеша и чертыхаясь, подсоединил их к аппарату связи, он услышал уже ставший привычным свист над головой переходящий в рев и, подняв голову, ошарашено закричал в микрофон: «Шасси не выпущены! Шасси убраны!!»
А «Триста восемнадцатый» вышел точно на грунтовку слева от ВПП и мягко заскользил брюхом, оставляя за собой шлейф желто-коричневой пыли.
- Это что ещё за...? - изумленно хотел спросить Олег у Михалыча, но тот уже бежал к самолету, который, коснувшись на пробеге плоскостью земли, ушел влево и остановился в зарослях гороха.
Олег схватил чеки кресла и побежал, опережая Михалыча и остальных, краем глаза отметив, как на террасу вышки выскочил РП, пытаясь разглядеть за пылью самолет.
Когда Скворцов пересек полосу и подбегал к завалившемуся на бок такому непривычно низкому истребителю, фонарь кабины уже открылся и Мирзоев, выскочив на землю, шел ему навстречу и радостно белозубо улыбался, снимая защитный шлем.
- Обесточил? - крикнул Олег ему навстречу и увидел, как вдруг улыбка на лице Акшина исчезла и его подвижное лицо вытянулось в гримасу удивления под густыми бровями домиком.
Олег остановился в непонимании.
- Обесточил или нет? - еще раз переспросил он, но Акшин молчал, недоуменно глядя куда-то Олегу за спину. Обернувшись за его взглядом, Скворцов увидел, как на полосу заходит еще один самолет. И тоже без шасси.
4-я серия
Головко, недоуменно нахмурясь, проводил взглядом непонятный самолет, который сел мимо полосы и без шасси, убедился, что пробег закончился удачно и, подняв взгляд к небу снова увидел заходящий борт с убранными ногами.
«Дежа-вю» - промелькнуло в голове. «Или с ума все посходили»- тут же промелькнуло следом.
- Закрылки выпущены, шасси не наблюдаю! - стараясь говорить спокойно, выговорил он в микрофон, - Повторяю. Шасси убраны!
А Руководитель и Помощник стояли на террасе и напряженно смотрели, как остановился севший на грунт борт и с облегчением увидели, как вылез невредимый лётчик.
- Шасси убраны! - хрипло вторил наблюдающему динамик на вышке КДП.
- Да знаю я. Проснулся наконец! - раздраженно повернул голову к динамику РП и вдруг, мгновенно ощутив холод от затылка и вниз по напрягшейся спине, увидел, как начала бетонной полосы вот-вот коснется еще один самолет без признаков шасси под брюхом.
РП и ПРП одним движением, чуть не сшибив друг друга, залетели в комнату и Руководитель, зажав микрофон, прокричал:
- Прекратить посадку! Форсаж! Форсаж и уход на второй круг!
Но самолет уже чертил фюзеляжем по плитам полосы, оставляя за собой искристый ярко-оранжевый хвост. Техники и летчики, застывшие около покосившегося самолета на грунтовке, ошарашено наблюдали, как почти прямо на них несется неуправляемый огромный бенгальский огонь. Пожарники, изготовившиеся в случае чего заливать борт, безобидно лежащий на грунте, повернулись к полосе и инстинктивно направили брандспойты в сторону этого неожиданного скоростного фейерверка.
Через пару секунд послышался хлопок и сзади истребителя появилось бледное в солнечном свете пламя форсажа. К всеобщему удивлению, хотя, казалось бы, куда уж ещё удивляться, самолет, проскользив две сотни метров по бетону, медленно и нехотя оторвался от земли и пошел, разгоняясь, в набор высоты, оставляя за собой белый шлейф керосина из разорванных магистралей пилона подвесного топливного бака. Потом к пламени форсажа на мгновение добавился ярко красный хвост от воспламенившегося керосина и сразу же погас, сбитый ветром.
- Аххренеть... - широко раскрыв глаза, прошептал ПРП.
- Выключить форсаж! - прокричал РП.
Жерло форсажной камеры уходящего самолета погасло, но густой белый шлейф, опадающий вниз, не оставлял больше места для раздумий.
- Выключай двигатель и катапультируйся! - каким-то не своим низким голосом выдохнул Руководитель и повторил еще раз, - Катапультируйся!
Над самолетом вспыхнул огонек и кресло, черной точкой взметнувшись ввысь, через пару секунд уже падало вниз, истребитель, полого изменив траекторию, через километр клюнул землю и застыл, а в небе, под белым куполом, покачивался слишком расторопный и чересчур исполнительный курсант с позывным «Триста семнадцатый».
А на следующий день, был День Рождения, и были песни, и был ресторан и танцы, и таки была милиция, но это уже совсем-совсем другая история.