Погранзнак
Брэдд Михаэль
Погранзнак это вам не копец. И не промежуточный валунчик. И даже не горка камешков обозначающих линейку. Это серьёзно и красиво. Особенно в кино или на плакате. Столб полосатый, заделанный пирамидкой сверху. На нём герб страны: блестящий, сияющий и солидный. Рядом, несомненно, выглаженный прямо на изображении, грозный, застёгнутый на все пуговки и крючки пограничник. Обязательно с собакой. Только собачник-эсэсовец бинокль на службу ни за что не возьмёт - не его это напряг. В крайнем случае, брезентуху СПШ* перекинет через плечо. На груди бинокль у этого орла, был, остался футляр. Бинокля в нём нет. Не тянет и не напрягает материал одежды. Значит салага ещё. Деду бинокль принёс на НП*, не иначе. Рука молодого солдата сжимает новенький автоматный ремень перекинутый через такой же погон, новее некуда. Правый погон чист и не вытерт, как мой ремнём автомата от частого ношения по дозорке и вдоль колючки. Из-за правого плеча идеального образа торчит ствол автомата. Блин, так это ж д едушка АКМ* пятьдесят лохматого года выпуска, да им что, оружие до сих пор не поменяли? Наверно совсем там хорошо служить. И до Афгана тыщ несколько километров. Ух, ты! На голове зелёная фуражка, только со склада. И черный почти лаковый ремешок под подбородком придаёт фигуре и выражению славянского лица, стерегущие и готовые к бою очертания. Бляха ремня у отличника между пятой и четвёртой пуговицей кителя. Подсумок совершенно не провисает от тяжести магазинов с патронами. Наверное пустой, неожиданно думаю я и сам удивляюсь своему выводу. Странно, что это они его в парадку не одели. Очень к месту в лесу будет. И погоны со вставками. Знаки воинской доблести вкручены в грудь кителя героя правильным щитом. Под каждым из них есть точно неуставная вставка. Слишком правильно прилегают они к материи мундира. Сапоги воина-спортсмена даже не запылились при ходьбе по лесной тропинке, которая привела сюда плакатную версию хранителя и выпестовала образ рукой художника. У собаки сторожаще й показательный столб, сидя у ног бойца, язык почему-то внутри пасти. Хотя, судя по освещению, уже точно после обеда и пилили они сюда от заставы километров пять-шесть. Ага, второй смотрит в бинокль, а третьего нет. Точно на границе с соцстранами служит. А фляги с водой нет на поясе сзади. Ремешок слишком ровно обтягивает талию. Нарушение. И кто этот плакат нам сюда повесил? Замполит что ли? А сам орёт на нас, если кто фляжку не одел на службу. Замполит у нас нервный после Афгана, восстанавливается на заставе, после желтухи, которую подхватил в ММГ по ту сторону границы. Интересный ему курорт прописали наши начальники. Зато стреляет наш комиссар, как снайпер и даже лучше. И нас приучает к этому делу старательно и не жалея наших организмов. А у этого орла на плакате ручки совсем чистенькие, гладенькие, щёки розоватые. А у нас морды загорелые. Солнечно у нас. И кисти рук сбитые, коричневые и поцарапанные об колючку - весна же. А на голове у нас панамы, а не фуражки. Не холодно у нас тут и весной, и летом, и осенью. На фига он этот плакат тут повесил? Неправильно на нём всё. Наш основной погрнанзнак сделан из железобетона и герб пришпилен к нему сваркой. И всё равно местные с той стороны испоганили наш знак своими топорами. Ну да в открытую с нами невозможно - загнобим хоть с хозбытовыми, хоть с другими целями. И стрелять не будем боевыми. Больно надо. Так они исподтишка. И наш Герб исполосованный следами от ударов иностранных топоров всё равно занимает своё место на столбике. Напоминает - сунетесь, то мало не покажется. А этот на плакате наверно герб на своём погранзнаке каждый час пастогоей чистит. А наш нечищеный стоит, железно, намертво. Менять бесполезно снова побьют топорами. Эх, отловить бы жандарма, как наши прадедушки учудили и в отпуск поехали. Вот потеха была. Рассказать - дак не поверит никто.



Волшебные у нас деды были. Драли нас за любую ерунду.
- Ибо, - говорили они, поясняя, - мелочей на границе не бывает. Они тут только крупнее оказываются, чем в любом другом месте, - заботились о нас, но мы тогда этого не понимали. Думали, что издеваются, когда ночью до ярости вбивали в башку, что последний проверяет заднюю полусферу каждый третий шаг. Попробуйте пооборачивайтесь назад с каждого третьего шага на четвёртый, когда идете, например, на работу. Да не так, чтоб просто. А чтоб сравнить картинку, которую видел в предпоследнем повороте головы и корпуса назад, с той, которую видишь, слышишь и ощущаешь в том повороте, который делаешь сейчас. А если забыл, то будь любезен - ползи за остальными на карачках. Не отставай, но успевай оборачиваться на четырёх точках, если не можешь проверяться в тыл наряда на двух ногах, как нормальные пограничники. Вроде и издевательство, зато доходит почти мгновенно, в зависимости от уровня интеллекта, и до любого в не зависимости от оного. А если ползёшь по-пластунски, сдирая локти, колени и р асцарапывая руки, не говоря об одежде, тот нет такой науки которую невозможно постичь на границе в течении часа. А если всё это в ОЗК, да днём и в жару, то беспредельны возможности нашего обучения. А любовь к Родине, откуда тебя призвали, начинаешь ощущать, почти зримо и осязаемо. Однако желание вывалить на какого-нибудь супостата, боль за свою никчемность в прежней жизни, начинает постепенно обуревать молодого воина, а посему очень он опасен для всяко-разных татей. И даже более, чем постигший все эти премудрости дедушка пограничных войск, который обстоятелен, умудрён и понял службу. А чем ты больше знаешь и умеешь в пограничном деле, тем больше шансов вернуться домой.

А оно вишь, как выходит, домой попасть хочется очень хоть ты дед, хоть салага, хоть дембель приказ на увольнение которого вышел, а вот уволиться раньше никакой дембельский аккорд на границе не поможет. Потому, что смену надо подготовить на учебном пункте. А учебка в Пограничных Войсках КГБ СССР - минимум три месяца. Это вам не КМБ в обычной армейской части. Тут и обычная тактика и тактика несения службы, следовая работа, специальные пограничные упражнения, физо, метание острых предметов, рукопашка, наблюдение, конная подготовка, обкатка бронетехникой, ЗОМП( на кой хрен он нужен был? Раз учили значит надо) и т.д., и, ёрш его в медь, сколько ещё всяких дополнений к обычным войсковым требованиям. И выявляется на учебном, что если нас правильно взять в оборот, то ниндзю из нас можно сделать в течении года, вот только недосуг - границу охранять надо постоянно, днём и ночью, в дождичек и снежок, в цунами и землятрясение. А домой то охота как! Просто кошмар! И нет такого ухищрения н а которое не пошёл бы опытный воин, если есть хоть какая-то возможность, вариант, инструкция или закон обещающий взамен на твою активность - отпуск на две недели в качестве поощрения. И такой неписанный и негласный закон в Пограничных Войсках есть! Отлови лично или в составе наряда, или тревожной группы, или заслона - нарушителя государственной границы и отпуск вот он! На тарелочке с голубой каёмочкой из рук начальника отряда, почёт, уважение и добрая зависть коллег по заставе и комендатуре. Только вот нарушителей мало стало на нашей границе. Не лезет к нам враг почему - то толпами, не сдается нарядам мелкими группами, не просит убежища от империалистов, каковыми стали ушлые держатели капиталов с той стороны границы социалистического государства. А раз нет условий для создания мотива у потенциального сопредельщика для перехода нашей границы, то надо их создать. Логично? Вот! А потом, лови - не хочу. Только вот незадача, как же придумать что-то такое чего у них там, в империа лизме нет, а у нас тут, в социализме - есть. И из за чего они пойдут «по Карлу Марксу» к нам за тремястами процентами прибыли, и не будет такого преступления на которое ... ну дальше сами знаете. И парни придумали. И место нашлось идеальное. И потенциальный нарушитель, не абы хто, а самый настоящий иранский жандарм. Жандарм это вам не селянин затурканный из иранского кишлака, это круто. А значит достойно нашего внимания, и нет такой хитрости на которую не пойдут советские пограничники, чтоб побывать дома, вдали от жары, солнца и пустынной местности. Тем более, что «досы» сами к нам придут.

Вот она линия границы по вершине водораздела проложена. И от заставы до линейки километров восемь не меньше, по прямой. И видно нашу территорию с водораздела, как со спутника, только лучше. И наблюдательный пост сам собой напрашивается и с их, и с нашей стороны. Но у иранцев посёлок рядом и дорога в тыл уходит. А у нас бездорожье заповедника погранзоны и желание тоже иметь тут пограничную вышку. Глядеть на чужое государство и на его территорию не чем и не кем не запрещено.
Вот иранцы и соорудили вышку и обозначили постоянный НП. Обзор потрясающий, воздух чистый, аж звенит отсутствием кислорода. Служба у жандармов - не бей лежачего. Надо прийти на пост, влезть на вышку и приложить бинокль к глазам, и всё это в тенёчке. Тенёк создают поднимаемые вверх ставни закрывающие окна внутреннего помещения вышки. А у нас вышки нема. И мы сидим там в секрете За арчами, кустами черники, барбариса, высокой травой и каменюгами, которые разбросаны божественным провидением и природой старых гор то тут то там. А если удастся , то и под выступом скалы сидит ктото из состава наряда. Главное змеюку не проглядеть, а то ведь не донесём укушенного до заставы, если больше метра попадётся. Да и с метр если попадётся тоже не в радость встреча. Потому мы осторожны вдвойне и втройне бдительны и невидимы в этой приграничной осторожности.

И жандарм на той стороне, просто, прям как на заказ. Каждый день. И не один, а двое - выбирай: не хочу. А как они шли к своей вышке! Дембельский парад в отрядовской казарме инженерно-сапёрной роты отдыхает и колбасится в перекуре от зависти. Впереди шёл молодой воин ислама. Если вам скажут, что дедовщины в армии у наших сопредельщиков не было, то я тогда не знаю чем обозвать то, что видели, чуть не каждый день, наши «дедушки». Молодой охранитель династии шаха Реза Пехлеви был слегка измождён, сильно «уставши» и премного нагружен. Худой, длинный и нескладный, как жердь выломанная впопыхах из вязанной древесины горной арчи. Стриженный наголо он был одет в грязную не глаженную форму и затянут поясным ремнём по самое не хочу. В обалденную туркмено-иранскую жару, то ли рубашка, то ли китель с погонами на нём, был застёгнут на все пуговицы до самого горла и кистей грязных, сбитых и натруженных рук. Шляпа головного убора молодого иранского пограничника висела на голове, как выжатая половая тряпка. Ботинки, в которые были убраны мятые военные брюки, имели вид пропущенного через пыльную мясорубку гор бомжа, который не развалился ещё только благодаря шнуркам и Аллаху. Да будет благословенно имя его во веки веков, за то, что он послал нашему наряду этих охламонов. На уровне ягодиц форменные штаны затурканного бойца иностранного государства имели очень вымазанный вид и многочисленные зеркальные отпечатки пыльной подошвы сверкающих блеском ботинок следующего за ним старослужащего-жандарма. Будущий «дед» правоверного воинства тащил на себе не только свою амуницию, в которую он был экипирован по всем правилам, но и всю подвеску, навеску и оружие своего старшего. Вместе с магазинами, флягой, биноклем, ремнями, подсумками, радиостанцией и ещё какой-то неизвестной нам капиталистической прибамбасой естественно в двойном экземпляре. Но это ещё не всё! В обеих руках он волок, обливаясь потом, здоровенную корзину с арбузом, виноградом, д ыней, алычёй и миской. Из сплетённой корзины, сквозь большие дыры выглядывал изогнутый носик кофейника. Внутри переносного устройства звякала о металл заварного чайника единственная серебряная чайная пиала и кофейная чашка ручной работы. Чего наших дедов премного удивило, так это то, что в корзине также оказался ещё и чеканный поднос, для всего этого роскошества. Практически, до пояса форма, на призванном недавно в армию жандарме, была влажной, с многочисленными соляными разводами от ранее высохшего на ней пота. Ну да, попробуй, потаскай всё это на себе до вышки, хоть до неё всего-то метров семьсот от посёлка с жандармским постом, по растоптанной горной тропке. Но с таким грузом умаешься вмиг, кислороду то - ёк. А привычки без него обходиться - пока нет. Вот и мучается молодой жандарм, волоча это их богатство к месту несения службы. Так ещё и старый воин периодически подгоняет молодого сзади, взбивая пыль ниже спины своего одухотворённого солдата своими поджопниками.

Дед-жандарм явно играл роль какого-то мафиози или местного богача, хотя скорее всего надменного офицера, для которого подчинённые есть средство продвижения вверх к очередному званию и должности. Но он старался, как мог. Китель был выпущен из штанов и свободно болтался расстёгнутым на, не обременённых оружием, плечах бравого командира. Ремень отпущен, рукава закатаны, на носу солнцезащитные очки, а на голове что-то среднее между мексиканским сомбреро и американской ковбойской шляпой. Причём сверкающе белого цвета, и с пером павлина, торчащим из этого сооружения на манер тирольских головных нахлобучек. В зубах трубка-загубник, в руках раскуренный кальян. Брюки закатаны снизу до колен. Ботинки наполовину расшнурованы. На полпути до вышки, когда тропинку невозможно было разглядеть из горного села откуда шли эти двое, «старый воин» что-то гортанно буркнул молодому и сел на валун у тропы. Булькая кальяном и обтекаемый ароматным дымком, он чуть приподнял свою правую ногу н ад камнем тропы. «Жердь» отреагировала мгновенно. Дух моментально поставил корзину на тропу и, гремя снаряжением и оружием, бросился к сидящему на валуне, в позе ждущего барина, «деду». Присел так, как будто упал перед великим гуру.
- Серый, он чё? - шепотом спросил дизелист у каптёра, под разлапистой арчёй на нашей территории, - Ботинки целовать ему будет? Ох...еть!
- Не знаю! - раздражённо ответил Серёга, - Может чистить будет? - предположил он. Увиденное, повергло обоих советских пограничников на камень под арчёй в припадке смеха. Дух аккуратно снял ботинок с приподнятой волосатой лапы старшего иранца и вытащил из висящей на нём кучи амуниции лёгкие кожаные босоножки, расшитые бисером, украшенные миниатюрными кистями и блёстками. Шик жандармского предела мечтаний. Почти ласково одел и с блогоговеянием поставил празднично и ярко одетую в обувь ногу своего владыки на серость горного камня. Проделал тоже самое действие с другой лапой своего руководителя. Закинул на свою мокрую шею, связанную шнурками, пару ботинок только что снятых с ног своего повелителя. Получил поощрительный тычок-удар рукой по башке от начальства и снова метнулся и схватился за ручки оставленной на дорожке корзины. Его чуть повело сторону от стремительности движения и разворота. Масса шмоток и железа навешенного на молодого требовала менее резких движений. Но взгляд & #171;старика» уравновешивал погрешности движения вероятностью будущей кары и ускорял, как катализатор все реакции молодого жандарма. Кальян булькнул, выпустил облачко дыма, шланг качнулся. Напыщенная рожа старшего жандарма излучала полное удовлетворение от собственной значимости, имеющейся власти и раболепного поведения подчиненного. И, Барин и его Раб проследовали дальше к вышке, выполняя каждый свою часть действа в составе немудрёного служивого каравана. Взгляды солдат из состава нашего замаскировавшегося секрета неусыпно следовали за сладкой парочкой жандармов, следовавшей к пределу мечтаний нашего пограннаряда - к своей наблюдательной вышке. Интерес к происходящему каждый день на иранской тропе передвижению был единственным развлечением на линейке, совмещённым с служебными обязанностями наших пограничников. И надо отдать должное жандармам - они, не глядя на обывательски одинаковые маршрут, время дня и свою задачу, умудрялись вносить в единообразие и скуку своего дви жения к вышке элементы импровизации, чего-то нового и колоритного. Пары иранцев постоянно менялись. И, каждая последующая двойка отличалась от предыдущей деталями и нюансами поведения. Наши пограничники даже прозвища им придумали, клички для каждого, чтоб чётко различать вероятных противников по индивидуальным признакам поведения и в случае чего реагировать с учетом этих особенностей. Молодого иранца, который волок сегодня корзину с фруктами, погоняли прозвищем - Швабра или Метла. А старому выдумщику с кальяном придумали меткое прозвище Сандалист или Сапожник, за босоножки, в которые он переобувался, как только из посёлка пропадала возможность видеть происходящее на тропе.

- Ну что делать-то будем? - Верховный совет дедушек открыл своё заседание стандартным русским поисковым запросом. Чай хмырялся на кухне. Участие в совете принимали главные и самые весомые старослужащие высокогорной заставы. А именно: каптёр - Серёга Рязанов(ефрейтор, украинец, осенник, г. Киев), повар - Валерка Чернов(ефрейтор, чуваш, осенник, г. Чебоксары), Сашко Назарук - старший ефрейтор всех сержантов и остальных, украинейший из всех украинцев, осень, родом с очень отдалённого, но чрезвычайно значимого украинского толи посёлка, толи села, а может деревни городского типа, здоровенный хохляра и обладатель немерянной физической силы, Шурик Спирочкин - дизелист, ефрейтор, интернационалист, осеннник, гитарист, выдумщик и пройдоха, город Одесса.
- А шо тут делать? - ответил вопросом на вопрос Сашко, - Год оттарабанили, вжэ пора и в отпуск пойихать, - сказав Шурик, та зачерпнул коричневого смаку варёной сгущёнки чайной ложкой, из стоящей посреди стола, вскрытой зелёным ножом из патронного цинка, банки. Варёная сгущёнка была ещё горячая и её блестящая шоколадность вывернулась из наполненной Сашкой с верхом ложки и резиново растянувшись, плюхнулась бы на стол во время проноса до Сашковых губ. Но Шурка-дизелист неуловимым движением метнулся рукой с ломтем теплого хлеба, по которому стекало растаявшее маселко, и подставил хрусткую горбушку под падающий и лакомый ком.
- Ну, ты дывысь и тут видирвав свое! - прокомментировал несомненный успех Шурика Сашко и смачно проковтнув то, что осталось в ложке. Шурка довольно хмыкнул, принимая похвалу и откусывая от своего ломтя. Каптёр с поваром хмыкнули в свою очередь и понимающе посмотрели друг на друга. - От жеж зараза, мало ему горбушки он ещё и сливки у Сашка прямо с ложки слизывает на лету! - продолжил Сашко в третьем лице именуя себя любимого и намекая на пронырливость и шустрость одессита.
- Бадья та подвинь ты к нему банку, а то Шурик скоро ниндзем станет. А ты Сашко бери меньше или ложку возьми столовую. От жеж бусурмане, правда Бадья? - сказал, оценив происшедшее Серега Рязанов, а Валерка Чернов неожиданно сунул проворную голову к выдающемуся носу дизелиста и почти упёрся в глаза глазами, а потом сказал мастерски имитирую украинский укцент на русском языке, - Шурик, може тебе из банки полить на стол? Интересно, он успеет подбирать? - Шурик невозмутимо прожёвывал спасенное имущество, поводя длинным и изогнутым носом, как горный орёл на ветке арчи растущей на Душаке.
- Ни нэ вспие! - сомнительно оценил возможности одессита Сашко и никто бы не подумал, что Сашка самым наглым образом подначивал Шурика на эксперимент с варёнкой.
Тон, которым была брошена реплика, был серьёзен и непререкаем, как аксиома. Такое оскорбление мама-Одесса перенести не могла, но сначала надо было доесть намазанное маслом и сгущей. Шурик начал распрямляться перед не менее адекватным ответом, запивая прожёвываемое ароматным горным чаем из битой эмалированной кружки. Сашко иронично поглядывал на это многозначительное движение спасителя сгущёнки, выжидая. Но Рязанов неожиданно примирил обоих и успокоил. Сашко удивился, но виду не подал. Рязан не с проста прекратил возникший было спор. Назарук не злобливо загасил вспышку дизелиста пытавшегося доказать, что одесские они не лаптем деланы.

А Серёга быстро сообразил. Дизель для его темы не подходит. Уж очень редко его в наряд на линейку ставят. Он на заставе нужнее. Значит, придётся вдвоём, с Сашком жандарма раскручивать. И, когда Шурик пошёл отключать дизель и оставил Рязанова в столовой наедине с Сашкой Назаруком, тут и начался тот самый разговор. Сашко выслушал Серого и выдал: « А шо, може и получиться! Спробуем ».
На следующий день оба извлекли из каптёрки две пары старых подменных сапог и целый вечер, а затем и ещё один, потратили на то, чтоб привести их в порядок. Хотя бы видимый. Одна пара сапог оказалась почти целой, наверно бывшего повара, который уволился в запас. На неё родимую и решили проверить клёв на своей «рыбалке» оба пограничника. Сапоги хоть и были солдатскими, но выглядели вполне прилично. Особенно после того, как Сашко заменил и набил каблук и резину подошвы. Для полного счастья на носок и каблук поставили подковки. Начистили сапоги. Чуть прошлись паяльной лампой. И старая кирза зажила новой жизнью. После бархотки, пограничные полусапожки призывно и маняще сияли дьявольской чернотой надраенного гуталина и сглаженными обводами сточенных каблуков и резины подошвы. На следующий день, по боевому расчёту оба попали в наряд на линейку напротив жандармской вышки. Третьим, в составе наряда, как ни странно, оказался дизель-одессит.
- А шо? - сказал Спирочкин, когда Шеф прочитал его фамилию после означенного для несения службы времени вместе с Назуруком и Рязановым. Удивление всего личного состава заставы было так очевидно, что Шурик пояснил причину своего выхода в свет, - Пусть молодой сменщик у керосинки подежурит! Не всё ж мне одному за неё отвечать! Нехай учится, а я с вами на линейку схожу. А то - всё часовой, да часовой! Шо я рыжий что-ли? - Шурик был не рыжий. К тому же свой и проверенный. И главное, застуканный в ОО* местным стукачём, выявить которого на заставе своими силами никак не удавалось. "Дятел" особого отдела был хитрый, умный и осторожный. Но сам себя он застучать никак не мог. Поэтому Шурик, попавшийся в информации агента и наказанный за свои проделки, был вне всяких подозрений. А значит и посвятить его в тайну подготовки было можно, но без лишних излияний.

В наряд собирались, как обычно. За полчаса до приказа. Старший - Сашко, прихватил себе трубку МТТ, кроме РПК и бинокля. Для Сашка РПК было, как пёрышко, даже со снаряженными в минус пять патронами в каждом магазине. Рязанов, урвал себе, пока неопытный дизель суетился в оружейке, заряжая магазины с колодок - СПШ* в кобуре с ракетами. Поэтому Шурику досталась радиостанция Р-392* и запасной аккумулятор к ней, и антенна. Всё по чесноку. Кто не успел - тот опоздал, напомнили Шурику одесскую выдумку-объяснялку. Патроны то всем пришлось бы заряжать. А вот роспись в книге получения оружия и снаряжения четко обозначала то, кто и с чем идёт в наряд. Шурик даже возгордился доверием связиста, который трижды пояснил ему порядок выхода на связь, как правильно, а не хорошо надо крепить антенну; что без нужды не фиг включаться, что позывной по боевому номеру, а не Одесса-мама, мазута или дизель; что аккумулятор лучше положить в подсумок, если не берёте вещмешок; что антенну лучше не снимать, а то дальность уменьшится и выходной блок сгорит к черту; если совсем плохо и ты порвал тросик или потерял антенну подгоняя её лошадь (падло, где ж на вас таких стрелков антеннами запастись-то), то сунь в замок антенны шомпол из автомата и держи рукой, пока ведёшь переговоры, всё лучше, чем без связи остаться; что не хер играться и включать шумоподавитель и переходить в режим зашифрованной связи так, как батарея быстрее сядет.
- И вообще, Шурик, пусть старший включается, а ты её только неси, хорошо? - подытожил "паук" свой инструктаж, с сомнением поглядев, как неумело подгоняет ремешки для одевание рации по конному "вырвавшийся на границу мазута".
- Ага, - Шурик согласился с таким послушным выражением лица, что Рязаныч отвернулся, пряча улыбку от глаз дежурного связиста. «Ага» Шурика не предвещало для радиостанции ничего хорошего. Неожиданно, в соответствии с полученной утром телефонограммой наряд был объявлен конным и им придали Фрола с автоматом и тревожным мешком для усиления. Сашко заставил всех взять по пустому магазину.
- Зачем? - возмутился каптёр справедливо.
- Трэба! - коротко объяснил Сашко и кивнул в направлении Фрола снаряжающего в магазин патроны.
- Не грузись, Сашко! Хорошо хоть РПГ* не дали для увеличения огневой мощи, - успокаивал матерящегося вполголоса Сашка - Рязанов, следуя за ним к месту заряжания оружия. К удивлению Шурика, Рязанов и Назарук приготовили два завязанных вещмешка и положили их возле анкерного столба, к которому вела тропа от места заряжания оружия и далее к воротам. Они на ходу подхватили свои снасти, проходя мимо, и как нив чём ни бывало, закинули солдатские сидоры на плечи. Дежурный закрыл ворота. Напомнил о том, чтоб включались каждые полчаса и ушёл, оставив четырёх солдат и столько же лошадей за внешним обводом колючих нитей системы, наедине с кажущейся свободой в исполнении приказа на охрану государственной границы. Главное, чтоб назад , в ворота ЭСЗ прошли столько же пограничников и их четвероногих друзей сколько вышло на охрану, можно больше, но не меньше.
- А шо это вы там прихватили? - попытался сунуть свой выдающийся нос в тайный замысел своих коллег Шурик.
- Взнаешь! Становись, - коротко отрубил старший и построил наряд за воротами для инструктажа по взаимодействию. Сашко долго не мурыжил. Первым поставил Рязанова, тот хоть дорогу знает. За ним пустил Фрола. Всё ж молодой конский фельдшер будет на глазах и не потеряется. Если что и помочь можно и рыкнуть сзади, для увеличения резвости или торможения "весеннего майского жука*". Третьим ехал сам Сашко. И последним замыкал нехитрую колонну Дизелюга-одессит с радиостанцией. Сашко обговорил сигналы подаваемые голосом и больше жестами. Порядок наблюдения и действий в случае непредвиденных обстоятельств, а попросту нападения на нашу территорию или наряд; появления иранцев на нашей земле, порядок применения оружия и страховки. Задал контрольные вопросы, проверяя единообразие понимания поставленных им задач и требований.
- Приказываю соблюдать МБ! Усим слухать, дывыться, та нюхать! Ну, вопросы щэ е? - закончил он свой инструктаж. Народ отрицательно покачал головой.
- А шо такое ЭмБэ? - не удержался Фрол. «Значит слушать, смотреть и нюхать он уже умеет. И как это надо делать ему не интересно. А что такое эМБэ ему интересно! От жеж Пацан! Как на танцы собрался!»,- подумали трое дедушек. Рязан улыбнулся, Шурик хихикнул, потому как старший наряда в ответе за всё-значит и за глупости или неумение остальных, а Сашко рыкнул на Фрола
- Шось нэ побачишь, або нэ почуешь - будэшь у мэнэ йыхать пишки, та на карачках. А эМБэ, то Меры Безопасноти, жучара ты не учёная. Цэ тоби нэ хвосты в конюшне лошадям крутыть, - ухмыльнулся Сашко, вызывая улыбку у остальных. Перешли КСП*, перевели через него коней. Заделали проход на КСП и поставили знак о переходе прикладом Сашкиного автомата, - Тоди по коням! - скомандовал он и начал затягивать подпругу седла своей лошади. Его примеру последовали остальные. Сашко подождал пока все не сели на своих лошадей, оглядел наряд ещё раз. Заставил Фрола подтянуть ремень автомата и поясной ремень с подсумком.
- Пойыхалы! - отдал он свой приказ и маленькая колонна вытянулась короткой змейкой на тропе ведущей к линии границы.

Это вам кажется, что пограничный наряд идёт или едет просто так, легко накручивая километры и минуты подошвами полусапожек или подкованными копытами лошадей. На самом деле у каждого в составе наряда есть своя задача, нарезанная от общего пирога полученного приказа.

Продолжение следует...