Об уставах, приказах, инструкциях и их исполнении.

1992 год.

***
Тайфун пролился миллионоведерным дождем.
Проливался он почти сутки.
Отряд оказался отрезанным от «большой земли» двумя вскипевшими речками.
Кедровка и Сухая выползали из берегов, не успевая сбрасывать в Великий океан материковую муть, и поэтому вся бухта стала рыжей и грязной...
Проводная связь с «большой землей» прекратилась по причине «повреждение КЛС на участке таком-то»...
Ураганным ветром снесло и перекорежило антенну релейки Р-409 и в клочья разнесло фидер...

***
Август для Приморского края вообще месяц бедовый: то наводнение, то тайфун, вернее, наоборот - то тайфун, то наводнение от этого тайфуна. А для нас это вообще месяц трудов праведных. Китайцы прут за женьшенем, лягушками, дикоросами. По горным речкам прыскают голубые стрелы семы, кеты, а также закамуфлированные до безобразия российские браконьеры. Округ трясет как в лихорадке, начиная от застав и кораблей и заканчивая штабом на Ленинской...
И, конечно же - это самое гнусное время для погранистических связистов. Связь-то военная, вся на соплях да на скрутках поганеньких, ну... и если занепогодит, то держись, мокни, купайся в грязи и в переполненных речках, но связь дай! У-ё-ё...

***
А был я в то время начальником аппаратной СПС. Документальной связью заведовал, значит...

***
Вызывает меня к себе НШ и говорит, что хватит балду пинать-де. Связи-то когда еще восстановят, а у нас куча телеграмм на отправку, да и в округе скопилось уже Бог знает сколько в наш адрес. Бери, грит, страшный прапорщик, телеграммы и пистолет с шестнадцатью пулями и убывай сегодня с командиром (команча командующий вызывал для очередного траханья) в стольный град Владивосток специальным курьером.
А мне-то что? А мне даже в радость эта поездка, всё хоть в цивилизации побывать, да заодно для дома прикупить чегонить... Ага... Надел я цивильный костюмчик, забил патроны в магазины туго и прицепил под мышку кобуру с чудом советского оружия - пистолетом системы Макарова. Затем упаковал в железную шкатулку исходящие телеграммы, вскочил в командирский УАЗик и мы с песнями двинулись форсировать разлившиеся речки...

***
Нормально я провел время в стольном граде, все дела поделал, казенные и свои, и по прошествии указанного времени был готов аки юный пионер к выдвижению в горячо любимый погранотряд.
К сожалению, случилось место маленькой загвоздке.
Вы помните, что приехал я с команчем? Причем по плану и обратно должен был ехать с ним, но... Военный предполагает, а командование располагает...
Команчу дали вводную задержаться еще на пару дней, а про бедного спеца есессно никто и не вспомнил. А связи-то так и нет с отрядом, а штабные крысы-то уже офигевают от отсутствия указюлек с верхов...
С грехом пополам, через железнодорожников вышел я на НШ и доложил обстановку.

Тут отступлюсь немного и расскажу, что НШ у нас был новый и, к сожалению, молодой. Сразу опосля академии он к нам попал. До этого он был начальником заставы в Киргизии, а потом немного побыл начальником комендатуры, в Афгане повоевал чуток. За рвение к службе был отправлен в академию, кою и закончил с красным дипломом. Звали его Юра Новак. Ежели кто чтил моего «Киргизского слона», так это был именно он :-)

Юра всегда был ретив, а тут ему еще, как на грех, пришлось стать на время отсутствия команча ВрИО команча... Амбиций у Юры было хоть отбавляй. Все приказы отдавались и рубились с плеча!
Безапелляционно!
И со временем на исполнение!
С докладом об исполнении!
Вот так вот! :)

За это самое дело имел Юра суровые разговоры с командиром, но потом команч махнул рукой и сказал, что придет время и «сосунок» сам поймет, как надо с подчиненными работать.

И это время пришло.

***
- Товарищ подполковник, командира еще на двое суток тормознули, у меня куча документов со сроками исполнения...
- Какое приняли решение?
- Э-э-э... Прошу прощения, товарищ подполковник, я один, с оружием и документами... Мне бы машину... Э-э-э...
- Товарищ прапорщик, а вы случаем не о%уели? Не слишком ли жирно будет прапорщику машину во Владивосток и обратно? Вы зажрались любезный уже. Паром и паровоз ходят по расписанию. Деньги есть?
- Так точно, товарищ подполковник, только... э-э-э... эта... не положено на пароме и на паровозе с фельдъегерской почтой одному да при оружии... Мне купе и каюту заказывать надо отдельные... Документы опять же... Э-э-э... приказ два ноля восемьдесят...
- Да ты совсем обалдел, я смотрю, прапор! Какое тебе нахер купе отдельное? Ты %бнулся, чтоль? Давай, ноги в руки, завтра в девять утра документы на подпись! Задача понятна?
- Есть... Э-э-э... а эта...
- Ты %уй съел что ли? Чего экаешь? Бля, что еще?
- Товарищ подполковник, а от станции как до отряда? Почти семь километров... Ночью ведь приеду... Оружие... И документы опять же...
- Пешком!! - уже орет Юрик, - пешкооооммм!!! Пограничники %уевы!! Зажрались тут в штабах!!! Ножками, мать твою, ножками!!! Приказ понятен? Ясен???!!

Ясен... Конечно, ясен...

- Есть! Понятен!
- Выполняйте!
- Есть!

Ну... Что тут скажешь...
Побежал я командира искать по этажам окружным, жаловаться, а того уже и след простыл. Знакомый полковник из оперативного отдела по секрету мне шепнул, что командир вроде как к бабе знакомой смотался в город в связи с двухдневной отсрочкой от служебных обязанностей... Мдя...

***
Делать нечего, упаковал я поплотнее сумки с покупками. На самое дно одной из них спрятал железный ящичек с бумажками, содержащими секреты «государственной и стратегической важности», и почапал на 36-й причал (это у нас во Владивостоке место такое, куда приходят и откуда отходят суда прибрежных пассажирских сообщений).
Первый отрезок пути: бухта Золотой Рог - порто-франко Славянка!
Время в пути 2 часа 30 минут. Оперативное время 18 часов 30 минут.
Вперед!

***
Нагло презрев приказы по правилам перевозок фельдъегерской связью и, не менее нагло презрев Общевоинский Устав Вооруженных Сил РФ по правилам поведения военнослужащих, но! делая упор на статью за нумером 20, которая трактует, что «... если же военнослужащий, оказавшись в отрыве от своих войск и исчерпав все способы сопротивления, или же находясь в беспомощном состоянии вследствие тяжелого ранения или контузии будет захвачен в плен с оружием и секретными документами, он должен искать и использовать любую возможность для освобождения себя и вышеперечисленных материальных ценностей из плена и возвращения в свои войска...», я закупил несколько баночек пива и мило провел время в видеосалоне парома, устало бороздившего вечерние воды залива имени Петра Алексеевича Великого...

***
Оперативное время 21.00
Вывалился из парома и сразу попал в объятия здоровенного усатого мужика.
По фельдфебельской стати, усам, легкому перегару и еще чему-то неуловимому, любой признал бы в этом мужике военного, хоть он и был одет в задрипанные джинсы и поношенный пиджачишко.
Впрочем, это был не простой военный...
- Борисыч!
- Дмитрич!
- Бля! Ты какими судьбами?
- Бля! Домой! В отряд! А ты какими?
- Епть! Я тоже домой! В массах работал, на участке, гы-гы-гы ...!
- А-а-а... С агентурой, мля, Дмитрич, сексотов своих допрашивал и задачи ставил? Хы-хы-хы...!
- Тише ты... Тс-с-с... Люди оглядываются... А я тут, это, на заставах «Безверхово» и «Нерпа» работал... К парому подошел, дай, думаю, погляжу, может ктонить из своих выползет...

***
Путь в особый отдел у старшего оперативного сотрудника майора Александра Дмитриевича Грамова был тернист, но короток как портянка у молодого солдата.

После окончания военного летного училища в 1984 году юный Сашенька служил в ПВ на крайнем севере. Был он вторым пилотом корабля Ан-26 и хорошо ему леталось в северном небе... Но... Судьба...
В одном из полетов скрутила командира кишечная колика. Сидел командир, скрюченный и не привязанный в кресле, и только икал страшно...
Правый принял управление, а также решение садиться на ближайшем аэродроме на себя, а им (аэродромом) оказался аэропорт районного значения Саскыллах. Так... Дрянь портишко... Грунтовка коротенькая, да три Ан-2, пара серебряно-ядовито-оранжевых арктических Ли-2, да один Ми-8 в постоянных разлетах...

В связи с «предсмертными» хрипами командира основательно перепуганный Сашенька, не обращая внимание на нечленораздельные выкрики якута-диспетчера и «Руководства по летной эксплуатации АН-26», принимает очередное самостоятельное решение сажать машину без изьебов-разворотов, а сразу, благо воздушное движение было не как в аэропорту Шереметьево, да и видимость миллион на миллион и полоса по курсу.
Все Сашенька сделал как положено и мастерски притирал воздушное судно к началу полосы, не учел он только одного - диких причитаний якута-диспетчера, который, мешая якутские и русские слова орал ему про сильный, неустойчивый попутно-боковой ветер и повторный заход супротив оного.
Почти перед самым касанием (причем, конечно, с о-о-очень большим «перелетом» :-) ), порывом ветра машину запредельно накренило и снесло в левый торец «ГВПП» и... в дивном звучании сигнализатора предельных кренов, в скрипе грубой посадки смешались вопли «умирающего» командира воздушного судна, штурмана, бортмеханика, подломленных левого и переднего шасси и левой консоли...
В добавок ко всему непривязанного командира вынесло из кресла и долбануло о рога штурвала, а правой рукой собрал он в кучу все ручки управления двигателями, от чего воздушное судно возмутилось и, взревев моторами, предприняло попытку скапотировать, а затем может быть даже опять улететь в желанное синее небо, но ткнулось в трехметровый снежный отвал, протаранило его и остановилось в ореоле многомиллионных снежных кристалликов...

Удивительно, но кишечные колики у командира прошли мгновенно, зато на смену им пришла дикая боль от сломанных ребер и сотрясения мозгов в голове...

Воздушное судно шло порожняком, пассажиров и груза не было, тем не менее, разбор полета длился долго, а юному летчику Сашеньке Грамову проклятые инспектора и военные дознаватели шили, чуть ли не «воздушное хулиганство»...
Вероятно, именно вследствие этого у Сашеньки и произошел сдвиг по фазе, и появились признаки сердечной недостаточности.
Отстраненный от полетов Сашенька ползал по аэродрому и всякому, бросающему на него сочувственные взгляды, начинал блеять про то, что «...сам погибай, но товарища выручай», и про какой-то там хитрый «S»-образный маневр, который он не удосужился изобразить...
Закончилось же все наисчастливейшим образом.
Пришел в арктическую группу новый командующий авиацией и приказал прекратить разборки, ибо сам он был большим поклонником светлейшего и сиятельного генералиссимуса Суворова А.В.
Машину и командира воздушного судна отремонтировали, а вот Сашку с летной работы списали из-за пораненного сердца... Правда, его сразу забрали к себе особисты, начальник которых был друганом по Афгану Сашенькиного батьки, полковника авиации в запасе.
Славился Дмитрич на новой должности демократичностью, любовью к спиртосодержащим жидкостям и какой-то неподдельной душевностью к окружающим его людям.
Не дай-то мне Бог соврать, но кажется это был один из немногих особистов, не кичившихся своим обособленным положением. Может потому, что он академиев ихних не заканчивал? Кто его знает...
Вечерами у костра, на рыбалке, или на охоте частенько рассказывал мне Дмитрич «летчицкие» байки свои, слышанные им от отца, и от сослуживцев по небу... И знаете... такая тоска слышалась в Санином голосе...

***
Посидели мы с Дмитричем в Славянской забегаловке с вычурным названием «Гранд-Дринк, а также различные продукты» находящейся в тридцати метрах от причала и ста от ЖД вокзала, попили пивка и в четыре часа сорок минут кое-как выгрузились из вагона на станции Приморская.
Никто нас не встречает.
Дмитрич ругается на какого-то капитана, который обещал возвернуть старшего опера в отряд с грязной станции Приморской на купленном на капитанское жалованье и почти убитом MARK II . Извиняется, что не получилось... Ну, а я молчу... Я своего начальника шифровального органа особисту не сдаю...
Начинаем движение пешком. Что мы... не пограничники чтоль? Зажрались в штабах своих, бля... Ножками, мать нашу, ножками...

От выпитого пива и усталости хочется спать, но топаем.
Под левыми подмышками кровавые желваки.
Преодолеваем трудности военной службы...

В голове крутится совершенно идиотская речевка под которую наши сержанты гоняют молодых бойцов на марш-бросках и кроссах: « ... Мы ребята из пэвэ... Далеко до дээмбэ... Девки ждите нас домой...» (дальше матерно и скаберзно)...

И вдруг! Чу...!
Наши тылы осветились фарами, и послышался шум автомобиля. Из малоприметной дороги ведущей в заповедник «Кедровая падь» вырулил какой-то грязный джип и начал догонять нас.
Дальнейшие действия напоминали кадр из фильма «Кавказская пленница», ибо мы, взявшись за руки, перекрыли трассу районного значения и с дикими воплями, потрясая своими сумками, орали о милосердии божьем и даже чуть ли не падали в грязь на колени.

Очень странно, но джип сжалился над нами. А ведь в те бандитские времена это было достаточно чревато, тем более для джипа, и тем более ночью.

- Мужики, вам куда? Я до Перевозной еду... Э-э... Да вы пьяные чтоль?... А ну пошли отсюда! - Крепенький мужичок за рулем, сделал нервную попытку закрыть левую дверь, но, во-первых, ему мешали всякие-там джиповские рычажки и торпеда, а во-вторых, мы уже открывали заднюю дверь и умоляли провезти нас всего четыре километра до погранотряда, при этом Дмитрич потрясал двухдолларовой бумажкой, а я удивлялся, откуда у особиста могут быть такие редкие деньги...

Неизвестно, что повлияло на водилу, может доллары, может наши страдальческие морды, а может быть мизерное количество пути, но он, пробурчав нечто не совсем пристойное про идиотов пограничников впустил нас в кондиционированный салон.
Саня что-то там еще рассказывал мужику, а я переложил пистолет в карман кожаной куртки, привалился к левой дверце джипа и сразу заснул.

***
Изрядно перепугав жену и дочку ночным вторжением, скинул я с себя сумки и кожаную куртку, я вдруг обнаружил, что чего-то не хватает...
Чудо советского ВПК, девятимиллиметровый пистолет ПМ с одним магазином видимо продолжал движение куда-то в неизвестность в проклятом джипе...
Все поплыло в моих глазах. Быстренько припомнилось выпитое пиво, нарушение инструкций и уставов, передвижение на неустановленных этими инструкциями транспортных средствах, почему-то припомнилось совсем позорное для советского пограничника грубое нарушение типа «сон на службе», и даже положение караульного устава который трактует, что «... часовому запрещается на посту есть, пить, курить, говорить и отправлять естественные надобности...»

***
Думал я все-таки быстро.
Как настоящий военный принял решение по сваливанию проблемы на старшего начальника. Т.е. доложить по команде. Тем более что не до шуток было. Утрата личного оружия - дело тяжелое и пахло оно как минимум Революционным трибуналом...

***
Слабенькое поцарапывание в дверь вывело меня из состояния комы.
Открыл я дверь и... О, вот и он «революционный трибунал» собственной персоной. В дверь заглядывала довольная Дмитричева рожа:
- Ты еще не спишь? Ну? Что делать будем?
В душе шевельнулась радостная надежда, что это Дмитрич выкрал мой пистолет из куртки и теперь пришел шантажировать.
- Сань, меня баба из дома выгнала, сказала, чтобы я шел туда, откуда пришел, и вообще, что ее заебла моя служба. У тебя выпить есть?
- Дмитрич, завязывай вола крутить, литровая Распутина у меня есть. Давай пистолет...
- Сань, ну нахрена тебе мой пистолет? Давай сядем... выпьем... покиздим...
- Саня!! Прекрати глумиться! Отдай пистолет! Я тебе еще спирта три литра налью!
- Борисыч... Ты это... Про какой пистолет?... Ты в своем уме?!
- Алё, уроды, марш на кухню, вот придурки, все не могут в войнушку наиграться, с-с-скоты...Спать не дают...

В прединфарктном состоянии я втиснул Саню в свою хрущовскую кухоньку и припер его к стенке:
- Саня, ты хоть и друг мне, но зачем так издеваться? Отдай пистолет, я тебя очень прошу!
- Да пошел ты в жопу, - Саня вывернулся из моих слабеньких объятий. Весь хмель с него слетел. - Так ты свою волыну потерял? Ты соображаешь, что говоришь?

(Уже потом, Дмитрич мне сказал, что он сам основательно перепугался, ибо утрата табельного оружия произошла в его присутствии, а это для него было равносильно увольнению из органов, тем более я мог и стукануть, что пивка мы выпили с ним предостаточно).

- Чё делать будем? Ты точно помнишь, что пистолет перекладывал? Придурок! Накуя ты его перекладывал?
- Потому что у меня мозоль от этого говна за двое суток под мышкой выросла! - заорал я, - Потому что я спать хотел, а он мне мешал!
- Докладывал уже?
- Тебе только...
И я рассказал Дмитричу всю подноготную моей командировки...

- Так, Юре все равно придется доложить. Только без фанатизма. Спокойным тоном. Что я с тобой был, тоже доложи. Он сразу мне начнет звонить. Заинструктируй телефониста, чтобы соединял его на твой телефон, я не ухожу. И Распутина своего давай. Дело серьезное. Теперь и Юру можно на крючок, впрочем он мужик вроде нормальный... Поглядим, что будет... А джипа я того знаю, и егеря знаю, здесь он, в поселке Перевозненском... В трех домах не заблудимся, - размышлял Дмитрич.

Долго рассказывать не буду. Скажу только, что в этой ситуации Юра (НШ) проявил мужскую выдержку и уже через 10 минут сидел с нами на кухне, чем привел мою Ирину Павловну в состояние неописуемое даже на этом, демократическом для нецензурной армейской лексики, сайте...

Еще через двадцать минут и двух рюмок Распутина, моля Бога, аллаха и еще черт знает кого, на штабном УАЗике двинулись выручать пистолет, ибо предварительным следствием было установлено, что вывалиться он действительно мог только на сиденье (или под сиденье) гостеприимного джипа.

***
- Вот он! Подруливай!
После энного количества поворотов по загаженным дорогам Перевозной, в предрассветных сумерках, остановились около штакетника, возле которого приткнулся пресловутый джип.
В радостном нетерпении я кинулся к двери деревянного дома, но в ужасе остановился.
Из собачьей будки выглянула мрачная морда, а за мордой показалась огромная мерзкая и мохнатая туша кавказской овчарки, которая двинулась в нашу сторону.
Я оцепенел. Я вообще собак боюсь.
Впрочем, овчарка равнодушно миновала меня и пристроилась к Дмитричу, у которого в красном пакете с надписью «Marlboro» покоилась початая бутыль Распутина и куски жареной козлятины с прошлой охоты.
- Хорошая собачка... Хорошая, - ворковал Дмитрич, - Ты мяска хочешь? На тебе мяска... На... Борисыч! Стучи!
Юра тем временем обследовал джип.
- Стой, Борисыч! Не стучи! Машина открыта...ща я ее... Все! Нашел! Вот он пистоль, сваливаем отсюда, - трусливо шептал НШ, - Я только патроны проверю...
- Стоять!!! Стоять, я сказал! Стрелять буду! Я не шучу!!! Считаю до трех, всем лечь на землю, ворье поганое!!! Раз...! Витязь, хватай их, хватай сука! Фас! Два...!

На крыльце домишки образовался мужик (тот самый) и, потрясая ружьем, ревя и науськивая собаку, двинулся к нам.

- Пуух!
От джипа раздался смачный, в туманном утре, выстрел из пээма.
Обалдевший от неожиданности егерь залег за срубом колодца и открыл по своему же джипу беглый огонь из двустволки...

***
В результате «бандитской разборки» была легко ранена в жопу дробью N 7 кавказская овчарка по кличке Витязь, разбита початая бутылка водки «Распутин», непреднамеренно истрачен девятимиллиметровый патрон (испуганный НШ случайно нажал на спуск).
Дорогостоящая буржуйская техника и личный состав офицеров и прапорщиков не пострадали.

***
Странно это.
Хоть и прошло уже 13 лет, и за давностию лет уже никто не будет, наверное, искать провинившихся и судей, но... Чувствую я себя стукачом, ибо тем утром сговорились мы вчетвером (даже егерь, а Витязь в сговоре участия не принимал вследствии ранения) никогда, и никому не рассказывать об этом инциденте, ибо каждый из нас нарушил какую-то инструкцию, устав, или приказ. И совсем нам было тем утром туманным не смешно...
Только согласитесь, ведь не нарушая ничего, было бы скучно жить на этом свете...
Ведь верно?

(c) Colonell 15.09.05