Ивановская эпопея
(эпический рассказик)

Ну, раз вы меня КЗ награждаете, терпите дальше... Внимание, сочинение содержит специальную и ненормативную лексику (что часто одно и то же).

ЧАСТЬ 1 Вступление.
Так уж случилось в моей летной, военной и офицерской карьере, что с начальниками и сослуживцами мне, преимущественно, везло. И даже на 3-м курсе училища в Петровском учебном полку попался нормальный, порядочный замполит, к тому же хороший летчик (что для авиации - полная фантастика, т.е. порядочный депутат, умный чиновник и неподкупный милиционер в одном лице).
А на Севере вообще живут (или жили, в свете последних тенденций и «заботе» государства о жителях Севера) исключительные люди. Не писатель, поэтому поясню на примере.
Стою в Домодедово на регистрацию анадырского рейса. Доходит до меня очередь, объявляют «перегруз». А я и сам знаю что килограмм 60-80 лишку, приходилось с отпуска вести с собой все: аппаратуру, бытовую технику, кассеты/книжки, вплоть до зубной пасты и мыла на год. Обычно вопрос решался подмигиванием на регистрации и оплатой «мимо кассы» от 1/10 до 1/3 от стоимости перегруза. А тут то ли мигнул поздно, то ли проверяющий за спиной у сотрудников аэрофлота стоял, но выписали мне в кассу квиток на полную катушку. Конечно, таких денег нет, есть только половина, или чуть больше. Пробежавшись глазами по очереди, нахожу знакомое лицо из нашего поселка (еще час двадцать лета из Анадыря), объясняю ему ситуацию, тот после короткого совещания с женой (типа хватит нам, не хватит) выдает мне ВСЮ требуемую сумму (а у самого еще взвешивание багажа впереди). При этом ни адреса, ни фамилий друг друга не знаем. Вот такой народ на севере.
После училища попал в славный экипаж майора Пасекова (или лучше, экипаж славного майора Пасекова), Георгия Георгиевича. За глаза, а кто постарше и в глаза звали его Жорой или Жор Жорычем (комплекция соответствовала слову «жор»). Был даже эпизод, когда нетвердо владеющий русским языком Эльдар Рахматуллин, наш бортмеханик, написал рапорт на отпуск, начинающийся словами «Командиру екипажа Пасикову Ж.Ж.».
Спасибо Георгичу, продолжил бестолкового лейтенанта натаскивать в летной науке. И вот однажды выпало нам «щастье» - забрать из Иваново отремонтированный самолет. В свете вышеописанного случая с перегрузом, такая командировка сродни манне небесной и роже, намазанной вареньем. Представьте только, ПУСТОЙ, СВОЙ самолет с «материка» до самого дома!!! Хоть тонну вези, хоть две. Поэтому конкурсный отбор в экипаж-перегонщик был жесткий и матерный. Посему было принято соломоново решение - летит штатный экипаж, без всяких замен, чтоб никому не обидно. Участники перелета достойны перечисления поименно: командир корабля (блин, не могу удержаться от анекдота. Пилот Ан-2, возвращаясь с выброски парашютистов, заметил на разбитой грунтовке авиацентра Л-29, который никак не мог вырулить на исполнительный из здоровенной ямы, выдутой предыдущими, взлетавшими на форсаже коллегами. После чего выдал в эфир: «Уберите свисток с полосы, я ща корабь сажать буду!»).< br /> Итак: командир корабля - Пасеков Георгия Георгиевич, его помошник (командира, а не корабля) - ваш покорный слуга (инкогнито не раскрою, не обо мне речь), штурман (или как иногда солидно называют «флагман») корабля Король (в обиходе Царь) Гена, борттехник Саня Парамоненко (в обиходе Парамон), бортрадист - Коля Сахаров (он же Цукерман - за несвойственную русским житейскую смекалку) и два «нахлебника», в смысле наземника - спец. по АО (авиационному оборудованию) - Саня Бидун (вы удивитесь, но в обиходе тоже Бидун, а нафига клички при такой-то фамилии) и спец. по РЭО (радиэлектронщик) Андрюха Павлович (со слов Царя - «Подлович». Ни за что, просто созвучно оказалось). Все имена героев истории подлинные, за что и прошу прощения у её участников. Мужики, вы лучшие!!!
Похождения этой славной когорты и послужили базой для маленькой летческой «Одиссеи».

ЧАСТЬ 2 Дорога туда.
Похождения начались еще на борту Ил-62, летящего рейсом Анадырь - Москва. Все, кроме меня («по сроку службы не положено, лейтенант») начали кушать спирт еще на родном борту, летевшим рейсом Провидения - Анадырь. Продолжили и после пересадки на московский рейс и к середине полета (всего лететь часов 9) укушались, нет, не в усмерть, пить в авиации всегда умели и меру знали, в отличие от «пехоты», а до состояния стойкого пофигизма, когда море по колено и хочется чудить. Простите, пехотинцы, связисты, тыловики, танкисты и ракетчики, но я за свою жизнь видел всего 2-3 человек из «пехоты», которые, дорвавшись до халявного авиационного спирта, не довели бы себя до полносвинского состояния. Иммунитет к этому виду напитка вырабатывается еще в училище только лишь (по моим наблюдениям) у врачей, летчиков и моряков. Извините еще раз (шаркаю ножкой), если обидел, может, не везло мне...
Итак, упившийся до пофигизма экипаж пошел... правильно, перекурить. Но не в туалет по одному, как делают другие, более совестливые люди, а в «предбанничек» возле первой входной двери, сразу за кабиной экипажа. Моё шиканье и увещевание стюардесс действия не оказали. От нас добродушно (масляно поблескивая свинячьими глазками) отмахивались, мол «не учите нас жить, сами с усами». После перекура у Коли возникла идея позвонить домой (а год-то 94-й, сотовые телефоны в стране наперечет). Мол, а фиг-ли теряться, пойдем от экипажа звякнем, там радист радиобюро вызовет, мы им номера продиктуем, а те скоммутируют с городской АТС. Ноги отбили о бронированную дверь кабины пилотов (тех, видать, стюры предупредили). Ну, ничего, не позвонили, зато размялись.
Долго ли коротко ли, но, наконец, народ на станции «Маяковская» шарахнулся от не по сезону одетых (на улице +2, под ногами грязная снежная каша) и аппетитно пахнущих перегаром полярных летчиков. Все, кроме меня, в унтах, меховых куртках, свитерах, неуставных лисьих, писячьих, волчьих шапках, с огромными баулами, ополовиненной канистрой и красными, хоть прикуривай, рожами.
Здравствуй, Москва, и КГБ-шная гостиница Пекин. Потолки там были не то 4, не то 5 метров высотой, а площадь нашего 6-коечного номера метров 25-30, отчего он создавал ощущение не то пенала, не то пещеры, не то застенков инквизиции. А совмещенный санузел напоминал метротуннель, который рассматривают в перевернутый бинокль. И где-то там далеко в конце туннеля под светом 25-ваттной лампочки маячили крохотные унитаз и ванна. Первым делом снарядили гонца к ларькам, замеченным на тротуаре неподалеку от входа в гостиницу. В самом деле, от спирта-то уже все устали! Ближе к вечеру я отбыл в Ярославль, к теще, «поесть блинов» и забрать собаку жены, трусоватую и горластую черно-белую колли (речь о ней впереди), и окончания банкета в этот день не застал.
Приехал согласовать планы через пару дней, ибо дежурная звать кого-либо к телефону «из чукотского экипажа» наотрез отказалась. И я, по приезду, её понял. Все свободное место в номере было заставлено аппаратурой. Телевизоры, видаки, игровые приставки, экзотический по тем временам 386-й компьютер громоздились причудливыми колоннами на всех свободных участках пола. Почти никого не было, все лихорадочно докупали недостающее, мотаясь по необъятной Москве (преимущественно в р-не ВДНХ). Но больше всего меня впечатлил санузел. Вся его левая сторона (полосой примерно в полметра) от косяка двери до загадочно поблескивающего в необъятной дали унитаза была заставлена бутылками. Такого, кажется, не было со времен наполеоновского нашествия. Но окончательно сразила меня фраза Парамона, которого через 3-4 часа, когда все собрались, пытались заслать в ларек (под окнами их было 6 штук). Приготовились, воздуха в грудь набрали? Чш..., чш..., сейчас вы почувствуется гордость за наш н арод ((с) М. Задорнов). «Я в такую ДАЛЬ не побегу!» Вы спросите, почему вдаль? Потому что в ближайших 6 ларьках ВСЯ водка была выпита!!
Я в ужасе уехал, и встретился с доблестным экипажем уже в г.Иваново в гостинице «Советская». Как они туда добирались со всеми своими бебехами, я не видел и даже по описанию участников восстановить не смог. Воображение не могло охватить такой объем. Это э-э-э... как понятие бесконечности Вселенной, поверить можно, представить нет. К тому же в дороге они непрерывно (с их же слов) пили. Всё. Занавес.

ЧАСТЬ 3 Иваново - город... кого угодно, только не невест.
Попал я в двухместный номер вместе с Георгичем. Это и спасло мою неокрепшую юношескую психику. Поскольку жилище командира было неприкосновенным, пили и мило шалили в двух других номерах, преимущественно у неразлучной технарской троицы: Парамон-Бидун-Падлович. Так, после N-надцатого стопаря в N-ский день командировки Парамон выкинул в форточку со словами «позор командиру» Жорины тапочки (такие, советские, фетрово-войлочные, до блеска затертые и с полуоторванными подошвами). Жора их в тот же вечер тайком подобрал и больше Парамона к ногам не подпускал. А «два кусочека...»?, а вы ж не в курсе! Поскольку в каждом номере было море аппаратуры, по одной паре телек-видак постоянно находилось в полной боеготовности. Причем в целях проверки работоспособности и устойчивости к шоковым нагрузкам эти пары регулярно менялись. Кто купил видеокассету с отечественными видеоклипами, не знаю. (А если узнаю, найду и убью). Но Жоре больше всего понравилась песня «Два кусочека колбаски» группы э-э-э не помню, вроде «Комбинация». Ежедневно после N-надцатого стопаря, кассета перематывалась на эту песню и прослушивалась на максимальной громкости. Потом перематывалась назад, и еще раз..., и еще, пока пальчиками-колбасками наш командир еще мог находить кнопочки на пульте ВМ. В той песне еще были слова «... и этот сервелат буду помнить вечно я...». Девчонки оказались вещуньями...
Пошла уже третья страница (пишу в Ворде), а мы еще даже не добрались до самолета. Исправляюсь.
Мой первый выезд на стоянку ЛИС (летно-испытательной станции) аэродрома Иваново-северный запомнился благодаря Сане Бидуну. Тот деликатностью не отличался, констерваториев не заканчивал, и с похмелья минут 10 приставал в автобусе к молоденькой девушке, пугая её недельным перегаром и такой же небритостью: «Хочешь шоколадку?» Та, наконец, робко промямлила: «Нет». «Ну, и х#й с тобой», - резюмировал Саня, засовывая «Сникерс» в свою небритую пасть. На обратном же пути он выдавил из себя джентльмена, и, покачиваясь, уступил место другой женщине. Та взглянула на Саню и, жалея убогого, отказалась. «Ну и ...»,- не стал оригинальничать Бидун и сел обратно,
На той же ЛИС нас огорошили, мол, испытательный полет после капремонта полет прошел нормально, только чего-то там заело в механизме уборки/выпуска закрылков, чуть не кувырнулись вверх лапами, но вовремя сориентировались, прекратили уборку... бла-бла-бла... минут на пять, сели, ВРОДЕ (выделено мной) устранили. Короче, сами слетаете, посмотрите (мы медленно покрываемся холодным потом), только придется зачетик сдать (общая истерика) по правилам полетов над городом Иваново. 2 дня готовились, как приговоренные. Сдающими выставили нас со штурманом. Попытки завалить нас на знании «Инструкции экипажу АН-26», штурманской подготовке и аэродинамике закончились неудачей. Подловили на незнании какой-то частоты какого-то из диспетчеров (а там, в Иваново желающих поруководить полетами как грязи, только на Северном не то 3, не то 4 или даже 5 авиационных частей, а значит, и начальников), на том и успокоились. Экипаж вяло поздравил нас с хорошей подготовкой (в глубине души они над еялись, что нас завалят, и к испытательному полету на ВРОДЕ ИСПРАВНОМ самолете не допустят). И только Саня Бидун оживлял нашу жизнь жизнерадостными хохлятскими шуточками типа «что, москали, пригорюнились. Двум смертям не бывать...». Суеверные летчики от него шарахались, как от чумного. Попутно выяснилось, что для этого полета самолет должен быть заправлен ВСЕМИ необходимыми жидкостями, включая спирт, который был нам дан на весь перелет еще на Чукотке, и который был выпит еще до Иваново. Вот если бы мы дали 2-3 заправки (емкость бачка 2,6 литра х 3 = 7,8 литра) спирта, тогда испытатели выкроили бы полчасика в своем напряженном графике перекуров, болтовни и рыбалок и слетали бы сами... А так летите, голуби, НО в бачок 2,6 литра спирта, «жады» такие, чтоб залили. Иначе не выпустим (а на носу Новый Год, да и деньги заканчиваются).
В-общем искали мы этот спирт дня 3 по всем окрестным частям, и даже нашли, но в качестве оплаты от нас требовали воинские требования министерства обороны, а наличные или чеки Госбанка, тем более воинские требования погранслужбы от нас, пограничников, брать отказались. Ну что, молодежь, читающая эти строки, вы еще хотите стать летчиками? В конце концов купили в ларьке две бутылки подделки под «Ройаль», залили в систему, благополучно слетали. На земле попытались слить спирт, подставив банку под выходное отверстие возле блистера штурмана. Сгорел спиртонасос, сроду ничего, кроме воздуха, в забитой пылью и грязью системе не видевший. Сутки меняли.
Чтобы расквитаться с аэродромными приключениями, расскажу еще одну историйку. После испытательного полета и полной сборки самолета (типа внутренних стекол иллюминаторов, лампочек в потолке, шторок, сидений) нас перекатили к одному из цехов, оставили лайнер на рулежке, меня с собакой в кабине, а экипаж разбежался по цехам для получения всякой мелочевки (инструмент, запасные колеса, огнетушители, термоса-кипятильники и т.п.). Я сел на место командира, собака на место правака, после чего оба добросовестно задремали. Разбудило меня невнятное бормотание под левой плоскостью и ворчание собаки (отвага прорезалась рядом с хозяином в пустом закрытом самолете). Приоткрыл форточку и услышал фразу - «... давай дернем и съ...мся, пока не заметили...» Открываю форточку, выглядываю. Картина маслом. МАЗ с выхлопной трубой, выведенной над кабиной и наращенной обрезком трубы водопроводной, пытался проехать по рулежке под крылом, и не хватило ему для этого каких то 2-3 сантиметра. ( В авиации всю жизнь не хватает ведра керосина и метра высоты). В результате он крепко засел этой трубой в центре левой консоли крыла, помяв и закоптив окрестности точки касания. «Стоять, не двигаться», - нечеловеческим голосом заверещал я в форточку и кинулся наружу. Открыв дверь, увидел вышедших из цеха перекурить своих мужиков. При помощи тарзаньего крика с тирольскими переливами привлек их внимание и знаками объяснил ситуацию. Мол, полный писец... Через тридцать секунд воздух вокруг МАЗа был плотно наполнен матом, за кабиной которого одному из водителей пытались навешать похвалов. Отматерившийся Георгич молча хватался за сердце, ведь до вылета оставался один день, а теперь ни денег, ни Нового Года дома, ничего не будет... Ситуацию спас инженер ЛИСа. Оценив ситуацию, пригнал АПА на бале УрАЛа, поставил ее капотом под законцовку крыла. Коля, Андрюха и я, встав на капот, уперлись руками в крыло, изобразив атлантов возле Эрмитажа, самолет накренился, освобожденный МАЗ сдал назад. Из цеха набежали мужики со стремянками и киянк ами, тряпочкой оттерли копоть, киянками выровняли слегка (а не то, что нам показалось) помятую фальшпанель между крылом и закрылком, подкрасили пару царапин, похлопали нас по взмокшим спинам, и так же быстро исчезли. Уф-ф, пронесло, а ведь полсамолета было завалено купленными к Новому Году елками, хороши бы мы были, торгуя ими 31 декабря на ивановских улицах. Впрочем, история с елками имела свое продолжение, но об этом в заключительной части. А пока вернусь к заголовку 2 части.
Иваново город не невест, а лиц кавказской национальности. Именно такое ощущение сложилось у нас после почти 3 недель пребывания. В ресторане при гостинице, который работал только по выходным, этот контингент составлял 60-70 % посетителей. А на улицах города - 40-50%.
В первое посещение (всего их было 3, по 2 дня. То есть суббота-воскресенье я считаю за одно посещение) скучающий Цукерман приглядывался ко всем фланирующим мимо нас кавказцам (наши столики были возле выхода, на полпути к туалету). Через полчасика подозвал двух скучающих сержантов из милицейского наряда, ткнул им в нос красную корочку с надписью «КГБ» и показал на одного гостя с юга со слегка оттопыривающимся подмышкой пиджаком. Менты долго смеялись и в наличие у того оружия долго не хотели верить. Однако через полчаса уговоров решили Колю проверить «на слабо» и изъяли незарегистрированный газовый пистолет страхолюдного вида («Магнум», не иначе). Потом руки за спину, наручники, вой сирен, набежала толпа коллег - ментов, и увели болезного.
Второе посещение. Скучающий Коля, фланирующие кавказцы, подзывание уважительно поздоровавшихся знакомых сержантов с указанием пальцем на очередной подозрительный объект. Те, долго не думая, руки подозрительному за спину, револьвер из наплечной кобуры выпал сам. Снова мигалки, суета, увоз «маффиозо».
Третье посещение. На входе в ресторан с нами вместо знакомых сержантов приветливо поздоровались два майора (мабуть, за орденами перед пенсией пришли). Но сколько они Кольку в глаза не заглядывали, ясновидение его больше не осеняло, видать, пропил. Так и ушли майоры ни с чем.
Еще пара зарисовок из того же ресторана. Ко второму посещению отбили двое наших ухарей (не скажу, кто) у кавказцев двух женщин (на мой тогдашний взгляд, предпенсионного возраста), скорее даже пожилых девушек. Повели к нам за стол, стали наливать-угощать. Разбудили командира, мирно спавшего над салатом (заметьте, не в салате, а над). Тот сфокусировал глаза на это безобразие, налил стопку, встал и сделал движение рукой типа «Ша!» Наш столик зашептался: «Тихо, тихо, командир для тоста созрел». Командир икнул и озвучил: «Нам... бляди не нужны!» Махнул стопарь, сел и мирно захрапел. Вот так одной фразой без всяких нравоучений был спасен моральный облик офицеров-пограничников. Обиженные тетки удалились в объятия вежливых (после двух арестов) и любвеобильных кавказцев. Да-а-а, как говаривал тот же Жора: «Мы не ёбари, мы алкоголики».
Ну и, наконец, «морзянка». Уже в первое посещение ресторана родилась здравая мысль «рисануться» и заказать местному ансамБЛЮ что-нибудь «летческое». Шустрый Коля быстренько слетал и сделал заказ. Приготовились? Воздуха в грудь набрали? Солист объявляет: «Для командира пограничного заполярного экипажа звучит эта песня». И грянула Анка «А ты не летчик...»
Насмерть разобидевшегося Георгича (я бы на его месте час бы дрался) помирили с Кольком только через час и 2 пузыря водки. И тут-то началось шоу. Не доверяя бойким шутникам, Жора взял меня подмышку и пошел к музыкантам. Далее от его лица.
- Мужики, есть такая песня про северных пилотов, что-то про морзянку, но песня очень классная, сыграете?
- А как называется?
- Да х#й его знает, но песня про морзянку душевная.
- А кто исполнял?
- Я же русским языком говорю, х... его знает, хорошая такая песня про морзянку.
Тут командир полез в карман летного комбеза, откуда полезли плотно утрамбованные туда купюры. Зрелище оказало свое воздействие. Лабухи объявили перерыв, и уже через 20 минут вернулись с растрепанным, без обложки, конца и начала песенным сборником годов расцвета застоя.
- Вот эта? - ткнули они текстом нам в нос.
- Эта, - признался Жора.
- Эдуард Хиль её пел, - просветили лабухи, колдуя на клавишах синтезатора.
Ни текста, ни названия, ни мотива песни мой склероз не сохранил, поскольку мой средний градус не отставал от среднего по экипажу. А то подумаете еще, что я трезвенник-зануда.
В тот вечер мы заказывали морзянку всего 3-4 раза. Следующим вечером - раз 15. А на третий вечер, увидев в дверях ресторана нашу честную компанию, музыканты не сдержались и заорали: «Зарплата пришла». И мы не посрамили, поскольку «товарищи хачикяны» плюнули на песенно-заказное соревнование с нами еще во второй вечер. Тем более мы, не зная местных расценок, совали за заказ песни по червонцу, при ставке в пятерку. Таким образом, даже родилась фраза: «Пора заканчивать, еще стопарь, пару морзянок, и спать». Вообще у нас на чукотском Севере слово «стопарь» обозначало любой алкоголенаполненный объект емкостью от пробки до канистры. И фраза «ну что, по стопарю?» легко могла сбить с толку неокрепшие умы. Поскольку тут надо не понимать, а чувствовать.
В период борьбы с засильем морзянки на эстраде ресторана наши смуглолицые соотечественники пытались заказать «Лезгинку». И тут вышел Андрюха Подлович. До Чукотки он служил в Тбилиси, лет пять или 7, где приобрел стойкий загар, черноволосость и, видимо там же, горбоносость. В-общем, похож был. И Андрей прошел в такой зажигательной и красивой Лезгинке, какую ни до, ни после этого дня я не видел нигде вживую (разве что в исполнении Кикабидзе в «Мимино»). Вихрем разметав кавказцев, он вытащил из хлопавшей толпы ивановскую пожилую девушку, и та, загоревшись, даже выполнила пару кавказских телодвижений вокруг Подловича.
Попытку заказать «Сулико» тот же Андрюха вместе с Жорой (тоже служившим в Тбилиси) пресекли подпеванием ансамблю на ГРУЗИНСКОМ, которого больше половины гостей с юга тоже не знала. Потом подходили, цокали языками, хлопали по плечам, приглашали за столик, дарили шампанское, мы отдаривались тем же. Вечер удался, знай наших!!!
Улететь из Иваново без приключений тоже была не судьба. Сутки мы ждали «добра». Военным летчикам объяснять не надо, а для прочих поясню. «Добро» - это разрешение на вылет, даваемое старшим авиационным начальником. Причем чем дальше перелет, тем старше должен быть начальник. «Добра» можно ждать и сутки, и двое, и неделю, что зависит и от удаленности аэродрома, и от качества связи, и от количества звеньев в цепочке военных коммутаторов (Бамия, дай Поносный. Поносный, дай Вертящийся. Вертящийся, дай Кукуруки. Кукуруки, дай Плевательницу. И т.д. и т.п.) и ещё от многих неосязаемых, но важных в России факторов. Погранавиация, наследница авиации КГБ, всю жизнь летала по «гражданской» линии, где с прохождением заявок на вылет обычно проблем не бывало.
Поэтому к полудню второго дня ожидания «добра» (не иначе, Ельцину звонили) мы запросились на Иваново-Южный, гражданский аэропорт, куда хватило бы «добра» от местных начальников.
Всего за пару пузырей выпросились. С преждевременным чувством облегчения пошли на АДП подавать заявку по «гражданской» линии. Там спросили: «А деньги?» «Какие деньги?» Нам объяснили, за эксплуатацию аэропорта (за взлет-посадку), за стоянку, за метеообеспечение, за заправку, за то, за сё... Гена Царь достал из необъятного штурманского портфеля (а штурманские портфели бывают только необъятными) брошюрку с текстом «Закона о Государственной границе». И стали мы «ейной мордой их в харю тыкать» (почти по Чехову). А там написано, что все, кроме керосина погранавиации при выполении служебных задач (хохмачи, можно подумать у нас другие бывают, типа на шашлычок слетать) предоставляется бесплатно. Не помогает. «Нам Ельцин не указ, вы нам покажите бумагу от авиационного начальства». Нашли у них же на столе в ворохе наколотых на шило телеграмм указание ДВТ (департамента воздушного транспорта) о том же самом, что все бесплатно. Один хрен, не выпустим, ДВТ далеко, а начальник аэропорта близко. А где близко? А в Москву уехал, до послезавтра.
В-общем, уговорили, за ящик водки (так и хочется добавить «и ведро вазелина»). Так сказать, для анестезии при встрече начальника через 2 дня.
За водкой отправили меня. От АДП до стоянки было 2 или остановки на троллейбусе, ходившем раз в год по праздникам. Поэтому я был несказанно рад, подвернувшейся на обратном пути оказии в виде желтенького УАЗика-РПшки, где сидел экипаж гражданского Ан-24. «Что везешь, воин?» - задорно вопросили меня, когда, залезая, пару раз брякнул жидкой валютой. «Закон о госгранице», - мрачно ответствовал им воин, - «в 20 экземплярах».

В качестве послесловия к этой бесконечной третьей части...
Через пару дней после нашего заезда в гостиницу, среди бабушек-уборщиц развернулась некислая конкуренция за право убирать (от бутылок, картинку из гостиницы Пекин помните?) наши, а в особенности «технарский», номера. И вот за 3-4 дня до вылета, когда денег и здоровья осталось на донышке, все перешли на кефир и молоко в пакетах. К полудню новость об этом разнеслась по всей гостинице и к вечеру явилась делегация из двух бабулек со словами: «Сынки, скажите, как на духу, что случилось?»
Многое осталось за рамками рассказа, и стрельба под окнами областного МВД, и покупка мною холодильника, и эпопея с собакой, которой не разрешали жить в номере, и торжественная покупка Жоре новых тапочек, и погрузка елок, холодильника и коробок с аппаратурой, и посткефирный медконтроль (привыкшие к алкоголю организмы выдавали офигительное давление, требуя «повторения банкета»), и впечатления от завода в-целом. Но есть риск разрастания рассказа в повесть, а потому далее часть 4 и последняя.

ЧАСТЬ 4 Дорога в небо - дорога домой... (А.Макаревич)
Неизвилистый и простой предполагаемый маршрут предполагался таким: Иваново - Кольцово (Екатеринбург) - Нижневартовск - Норильск - Тикси - Черский - Провидения. Но человек предполагает, жизнь располагает. Первая остановка в Кольцово вместо суток растянулась на три дня, прикончив наши и без того скудные остаточные финансы. Ее достойным финишем была погрузка вручную деревянного ящика (размером с гараж для мотоцикла) с заключенным внутрь авиадвигателем. Общий вес - тонна. Только сначала пришлось елки и половину аппаратуры наружу выставить, а потом, соответственно обратно запихать. Есть еще желающие, транспортным летчиком стать? Ау-у, нет ответа.
Нижневартовск прошли почти без проблем, только сборник законов о госгранице стал еще потрепанней и заплеванней. А вот Норильск, прекрасно наблюдаемый нами с воздуха, по боковому ветру не принял. Ушли на Новый Уренгой. Что поразило еще до посадки, так это количество факелов в тундре. Светло как днем, на дорогах машины видно, даже воздух в кабине, кажется, потеплел. Однако после посадки выяснилось, что на земле -30 и ветерок, метров 10 в секунду. Замерзшие и посиневшие (вот когда неуставные шапки пригодились) после зачехления и заправки нашего «серебристого лайнера», мы с криком «Гостиницу!!!» ввалились к диспетчерам. И тут был удар под дых: «Где вы ходите, автобус вас уже минут 20 ждет?». Размякнув от тепла в диспетчерской и проявленной о нас заботы, никто из нас не среагировал на фразу дежурного администратора, выглянувшего на шум из-за батареи обогревателей в своей каморке: «Вторые одеяла брать будете?» Мы гордо отказались. На втором этаже гостиницы было ощутимо прохладнее, а номере еще холоднее, поэтому, не сговариваясь, все легли спать одетыми, в «ползунках» (это такие толстые ватные брюки-комбинезон). Я только налил из незакрытого крана в умывальнике (ну, растяпы, кран за собой лень закрыть) и поставил на пол стакан воды для собаки. Она почти всю дорогу ничего не ела, только пила, как лошадь.
Поели мы еще в аэропорту, в буфете, поэтому уснули, как дохленькие. Проснулся я оттого, что собака полезла на кровать. Слегка пнув, согнал ее на пол и грозным шепотом сделал выговор. Через 15 минут история повторилась. Еще через 20 минут Саня Бидун встал, надел шапку и меховую куртку и лег. Еще через 20-30 минут опять полезла в ноги собака. Согнал. Бидун встал, походил по номеру, поприседал, опустил у шапки уши, завязал под подбородком и снова лег. Ужаснувшись, позвал собаку. Та долго не верила своему счастью, но взгромоздилась мне на ноги, заодно и согрела. Всю ночь экипаж возился, периодически утепляясь. Утром никто не хотел вставать и терять, двигаясь, драгоценное тепло. Когда встали, лишились дара речи, вода в стакане на полу превратилась в ледяной монолит с «пупочкой» посередине. Мол, пей, собачка. В номере было не теплее 0...+5. Причина холода обнаружилась по стелющейся по полу от окна поземке. Одна из фрамуг, откидывающаяся вниз, категорически не подходила по размеру к раме, и была полуоткрыта. Помимо этого в окне, раме, а также между рамой и стеной обнаружилось еще несколько щелей разного размера, полузаткнутых кусками одеял. Видимо, тех самых, вторых, выдаваемых на входе в гостиницу. Грустно побрели умываться, где нас снова ожидал облом в виде сосульки, свисающей с крана. Куривший тут же в одних «ползунках» закаленный местный летчик (сами мы для умывания только шапки и рукавицы поснимали) флегматично проинформировал, что вчера «какая-то сука вечером кран завернула, теперь только паяльная лампа поможет». Я скромно удалился, не привлекая к себе лишнего внимания. Допрос с пристрастием дежурной показал, что гостиницу лет 5 тому назад строили югославы из югославской же фанеры, почему и рамы были одинарными (а мы и не заметили).
В аэропорту немного согрелись, побегав по местным начальникам, и потыкав их носом в уже рассыпающуюся на листы брошюрку «Закона о госгранице», после чего вылетели в Норильск. Завтракать было не на что, поэтому в полете раздраконили заначенную кем-то банку варенья, делая из него болтушку в кипятке. Как говорится, наварили воды, наелись до отвала.
В Норильске не сели, снова боковой, ушли на запасной Игарка. В предбаннике гостиницы все вывернули свои карманы, покидали деньги в одну шапку, сосчитали. Получилось на всех (а нас стало 8 - одного ограбленного в отпуске контрактника прихватили. Кстати, это было его варенье) на сутки проживания и чуть-чуть останется. Заплатили за сутки, на сдачу отправили Бидуна с Цукерманом, как самых ушлых на поиски провианта. Те вернулись часа через полтора с 2 буханками хлеба и пачкой бумажно-мясных импортных сосисок. Разделили по-честному, под нетерпеливое поскуливание вдруг оголодавшей собаки. После этого все, включая хозяина собаки, т.е. меня быстро умяли свою порцию, стараясь не глядеть в голодные собачьи глаза. Некоторые даже к стенке отвернулись. Только Коля смог вырвать у своего голода кусок хлеба. Собака и тому была рада, стервь, а ведь я ее в Иваново и Свердловске чем только не кормил, даже пирожные предлагал, с которых эта дрянь только крем послизывала. Погрустили, достали пакет вина, насобирали по сумкам слегка подгнившие и подмороженные фрукты, почистили, порезали в чайник, куда и вылили вино. Подогрели, получился вкусный фруктовый глинтвейн. Выпили, и пока не улетучился хмель, быстро уснули, молясь всем мыслимым богам (а Бидун, наверное, и главному хохлятскому богу - Салу) о хорошей погоде.
Помогло, с промежуточной посадкой в Тикси для дозаправки, прорвались до Чокурдаха, где уже была пограничная застава, а, значит, обед и приют. В Чокурдахе к борту самолета подали раздолбанную пограничную «шишигу» для доставки на заставу. Намерзшуюся, голодную и испуганную собаку удалось затащить на металлический пол машины только грубой силой. Она билась крупной дрожью, лизала мне руки и скулила. Типа «прости, хозяин, я часто в жизни была не права, осознаю, исправлюсь, даже команду БАРЬЕР выполнять буду, только прекрати издеваться, отвези обратно».
Погранзастава, как водится на Севере, была построена на высоченных сваях, чтобы не замело выше крыши. К её входу тянулась высокая, в два - три человеческих роста лестница, у подножия которой вальяжно развалились, высунув языки и часто дыша (ну и жара, - 25, когда же погода наладится) местные псы. Увидев эту картину, собака взвыла («ну и шуточки у вас») и пулей взлетела по лестнице, открыв с разбега лбом тяжеленную входную дверь. Почти сутки до отлета я её не видел, но по отзыву дежурного по заставе, приведшего утром упирающегося «колля», поганая псина всю ночь жрала, беззастенчиво выпросив у наряда всю его ночную пайку и покрыв меня неизгладимым позором. Опять не могу удержаться от анекдота: «Как твоя шотландская овчарка, не лает? Нет, молчит, только людей все равно своей клетчатой юбкой и волынкой пугает».
Заправились под завязку, вылетели с целью максимально приблизиться к дому. В итоге сели в поселке Мыс Шмидта - крайнем (в авиации нет слова последний, кто забыл) приличном аэропорту на восточных окраинах России. Тут нас ждало еще одно испытание нервов. С интервалом в один день погода портилась то на Шмидта, то дома, не давая возможности завершить «трансполярный» перелет. 30 декабря, после обеда командир, Бидун и Коля отправились на заставской машине в поселок, торговать никому уже не нужными (оптимистов не осталось) елками. Несмотря на дефицитность товара (елки в тундре не растут), брали неохотно, уже были наряжены искусственные. Поэтому часть товара раздарили бесплатно (в школу, детсадик, еще куда-то). Принесенная тундровым богам жертва в виде елок оказала свое действие, утром открылось «окно», а после 15.00 31 декабря мы уже были дома с остатками елок и пустыми карманами.
Опять-таки не все перипетии дороги домой вошли в эту главу, ну да ладно, я и так лишнего терпение ваше и модератора испытываю. Пока.

P.S. А на моем холодильнике, лежавшем на боку, весь полет играли в карты, и на его картонной упаковке сохранились не только росписи «пулек», но и приличные и неприличные слова и пожелания. Этот эскимосский эпос немало шокировал мою жену, которая до той поры считала нас всех приличными людьми. Нет, мы не такие! Мы нормальные, только алкоголики, а не ..., ну, вы в курсе.

P.P.S. Давно это было, фотографий не сохранилось, и сейчас в некоторых эпизодах рассказика вместо Гены Короля всплывает лицо Олега Сазыкина. Точно не помню, если что, мужики поправят. В таком случае вместо «Царь» следует везде читать «Бузыкин». А так все чистая правда, если только слегка сократил и приукрасил где. Спасибо за внимание.