Кот

Война сама по себе явление отвратительное, и ничего поучительного или героического в ней нет. Растерянные люди, потерявшие веру во все, что существовало в их жизни. Убитые и раненые, которые могли бы нормально жить до самой старости, сумасшедшие, добавляющие гнетущей неразберихи. Уроды всех мастей, активизирующиеся в неспокойное время, мародеры, садисты, преступники. Журналисты, которые днем дерутся за право первыми снять растерзанный труп пятилетнего ребенка, а ночью за «редакционные» напиваются в опустевших отелях до скотского состояния. Комиссии всех рангов и всех ведомств - вестники глобализации, одетые в бронежилеты и каски, всегда наготове, но за 200 км. от ближайшей опасности. Вообщем ничего такого, что могло бы заинтересовать нормального человека.
Еще личное восприятие войны очень зависит от ландшафта. Если вокруг каменистая пустыня, выжженная солнцем на тысячи километров вокруг, люди, живущие по принципу - «убить или быть убитым», нищета и каменный век, война, как это не цинично звучит, выглядит «органичней». Органичней, чем воронки на современной автобусной станции, чем расплавившиеся от трассирующих пуль металлопластиковые фасады бизнес центров, чем развороченные телефонные автоматы с рекламой кредитных карт. Ужасно выглядят запыленные, уставшие беженцы - мужчины и женщины в современной европейской одежде. Больше всего жаль детей, обычных европейских детей, которые еще вчера не знали никаких забот, играли на видео-приставках, смотрели рекламу шоколада и конструкторов, по тем же каналам, что смотрят наши дети. А сегодня они вздрагивают от громких хлопков, больше всего на свете боятся потерять индивидуальный перевязочный пакет и родителей. А еще они с укором смотрят на нас - вот же эти солдати! ки, в которых они еще вчера играли, они ничем им не могут помочь, только проверяют документы их родителей и на большой карте указывают подконтрольные ООН автомобильные дороги. Вот от всего этого на войне устаешь, и начинаешь искать во всем красоту.
В тот погожий весенний денек я уже минут десять разглядывал вид, открывающийся из окна машины. Холмы, речка, разрезающая поле серебристой лентой, игрушечный лес вдали. Типичная пасторальная картинка, аккуратные домики, выстроившиеся в две шеренги вдоль хорошо заасфальтированной дороги. В таком месте хотелось бы жить, растить детей, заниматься любимым делом, приглашать в гости друзей. Я старался не смотреть на сгоревшую остановку транспорта и на рекламный щит, изрешеченный всевозможными калибрами. Но как бы я не корректировал картинку, в поле зрения все равно попадал этот дом. Он был, вероятно, самым дорогим и большим в этом поселке, добротный забор из красного кирпича, красивые кованые ворота, затейливая ковка на балконных перилах. Все это было основательно сгоревшим, черные проемы окон, пепелища построек во дворе, крыша, обвалившаяся внутрь второго этажа. Интересно, думал я, хозяин сам сжег свой дом, уходя из поселка, или он жертва этнических чисток, или это попадание фугас! а? В любом случае все это было очень печально.
От раздумий меня отвлек шум и детские крики. Я вылез из машины и тут же увидел человек 10 ребятишек и Марко. Марко был в ярости - правой рукой он тряс за плечо мальчишку лет восьми, а в левой сжимал какой-то темный комок. Я направился к ним, достаточно хорошо зная Марко, я был уверен, что ситуация неординарная. Несмотря на адриатический темперамент, Марко был скуп на эмоции, особенно на службе.
- «Зачем, зачем ты убил его? Просто скажи мне, ведь он ни в чем не виноват, смотри, какой он был хороший, пушистый, маленький, неужели тебе не жалко?», Марко с трудом подбирал слова, такого сложного для него языка. Лицо его было белое, как маска, губы тряслись, таким я его еще никогда не видел. Лицо мальчика ничего не выражало, он молчал, из его глаз катились слезы, оставляя темные следы на футболке с динозаврами. Марко отпустил мальчишку, сел на корточки и положил комок на землю. Это был мертвый котенок, полосатый с обычной острой мордочкой, и с веревочной петлей на шее.
- «В чем дело?», спросил я детей - «Вы что, замучили кота? Кто же вы после этого?»
Из гурьбы детей вышла девочка лет одиннадцати и скороговоркой выпалила:
- «Йован не виноват, кот вчера убил его папу. А две недели назад кот убил моего дядю, у нас у всех дома есть коты и собаки, мы их любим. Йован больше не будет, пожалуйста, не наказывайте его».
Я был озадачен, Марко ждал от меня перевода, в это время к нам подошел местный староста, который вчера звонил на станцию и вызывал патруль. Мы с Марко прошли в его дом, и он быстро ввел нас в курс дела. Около десяти лет назад к ним в поселок приехал семейный человек, он сразу нашел старосту и взял разрешение на строительство дома. Несмотря на то, что человек исповедовал не ту религию, что остальные жители поселка, к нему относились хорошо. Он был отличным мастером, чинил любые электроприборы, а его жена выращивала восхитительные овощи. Летними вечерами во дворе она тушила их и добавляла специи, секрет которых до конца известен лишь поварам Востока. Иногда на лавочках перед его домом местные старики собирались выпить, он не пил, но всегда добродушно садился рядом и попыхивал душистым табаком. Его дочь играла на маленькой круглой гитаре и очень хорошо училась, все дети ее любили и никогда не давали ей понять, что она тут новенькая. Вообщем поселок приобрел еще одного отличного! гражданина, который своевременно вносил деньги на всякие местные улучшения. Дети за глаза называли его «Кот», уж очень он был черноволос, а его торчащие в разные стороны усы и янтарные глаза, делали сходство еще сильнее.
Кот и его семья пострадали от начавшейся войны первыми в поселке. Никто точно не знал, как все произошло, через их поселок шли озлобленные отступающие войска. В тот вечер пьяный командир дал оплеуху старосте, за то, что тот отказался «помочь защитникам отечества материально». Поселок всегда жил небогато, а в то время особенно.
- «Всех бы вас расстрелять, сволочи!», надрывался пьяный командир,
- «Ухватились женам за юбки, твари трусливые, завтра босняки придут и отдерут вас тут, как шлюх, вспомните меня!»
Еще через час, подзаправившись спиртным, он вышел голый по пояс и с автоматом в руках на центральную улицу.
- «Еще эту суку тут пригрели, кто он вам? Почему вы его не повесили? Может, вы ему тут поле пашете, как рабы? Почему у него самый большой дом? Вам не стыдно? Ну, ничего, сейчас я вам помогу...»
Староста дважды пытался в ту ночь препятствовать разбою, но только получил ботинком в лицо от «защитников отечества». Утром, когда отряд ушел из поселка, большой красный кирпичный дом горел.
- «Они изнасиловали его жену и дочь, потом избили их. Его они побрили и заставили пить водку и есть окорок, потом жгли его паяльником», староста сжимал морщинистые руки в кулаки, видно было, что даже сейчас ему больно вспоминать об этом. - «И все такие молодые, не старше тридцати, и все на вид такие образованные из университетов, не то, что мы тут, крестьяне. Вообщем он утром пришел в себя, у него было спрятано где-то ружье, он застрелил свою дочь и жену, поджег дом и ушел».
- «И что же?», спросил я - «Он начал убивать своих односельчан? Где он живет, почему дети думаю, что это он?»
- «Живет он в лесу, там есть еще один поселок, ну вы знаете, он полностью разрушен бомбардировками, похоже, зимой он жил где-то там в подвале. Убил он уже троих, я писал заявление на станцию. Все убитые наши односельчане, все в момент смерти были одеты в форму. Стреляет издалека, даже не всегда выстрел слышно. Вообщем я своему сыну запретил надевать форму дома. Вот когда отъедет на машине километров десять, пусть и переодевается, я вообще форму еще с армии ненавижу, но молодежь сейчас без этого не может, понимаете?»
Я перевел Марко, то, что он не понял, мы связались со станцией и вкратце описали ситуацию дежурному. Через пятнадцать минут мы получили добро от комиссара остаться в поселке. В то же время, нам категорически запрещалось самостоятельно разыскивать «снайпера» и вменялось в обязанности выгонять всех журналистов, которые бессовестно прослушивали эфир и вполне могли примчаться в поисках «жареных» кадров.
После короткого брифинга, мы позвали старосту, и я попросил принести форму его сына. Минут через пять староста вернулся, неся в охапке зеленую форму, за ним в комнату просочился крупный, домашнего вида, парень. Он бурчал по английски, поглядывая на нас с Марко
- «Ну вот, отец, они замажут мне форму или порвут, а мне ни за что не выдадут новой до следующего года»
- «Не грусти, как тебя зовут? Присаживайся», придвинул я стул. - «Если с формой что случится, я привезу тебе со станции новую, и не такую дрянь, как эта, а офицерскую».
- «И Бундесверовские ботинки», с надеждой спросил парень.
- «Ботинки твои я брать, не намерен», со смехом сообщил я ему. - «Сегодня вечером мне нужна твоя помощь. Если ты согласен, то на следующей неделе мы с Марко привезем тебе пару ботинок, вашу офицерскую форму, поясной ремень с «элисовскими» пряжками и подсумки к нему, а чтобы твой папа не волновался, мы добавим еще легкий бронежилет, одним словом - ты будешь просто Терминатор», Марко, услышав знакомое слово, заулыбался. По лицу парня было видно, что он готов на подвиг, уж очень крепкая мотивация. Через пару часов, когда начало уже темнеть, весь план был проработан в деталях, мы поужинали, вымылись и легли спать в «приемной» у старосты.
Рано утром староста, переодетый в мою форму, сел за руль нашей машины и, посигналив, отбыл из поселка. Чуть позже сын старосты с товарищем выехали на поле, граничащее с лесом, на мини-тракторе и сгрузили с прицепа мешки. Два мешка, в одном мешке был аккуратно упакованный Марко, с биноклем и моей СВД (Снайперская Винтовка Драгунова), второй мешок с картошкой уложили поперек, Марко лежал как король, с упором в картошку, укрытый с головой мешковиной. Немного повозившись для вида, ребята с гиканьем унеслись на мини-тракторе назад к домам.
План наш был достаточно простой с тактической точки зрения. Дети, шаставшие в лесу, всегда находили длинные винтовочные гильзы у первых к полю деревьев, там же они любили лежать на подстилках из веток и листвы, значит с позицией Кота мы определились. От Марко до леса было около 200 метров, в бинокль он видел каждый листочек на дереве. От моего «балагана» до позиции было порядка 400 метров, тоже недалеко, мне было из-за чего волноваться. Балаганчик я устроил что надо, на небольшом пригорке прямо посреди поля стоял капитально построенный домик для сельхозинвентаря общей площадью, метров двадцать, обычный кирпичный коробок с крышей из шифера и широким окном (видимо экономили на кирпиче). Этот домик как будто был создан для нас.
Когда стрелки часов показали 12-00, я услышал из радиостанции условное шипение на нашем с Марко канале. Я в ответ тоже нажал на тангенту и, слегка покачиваясь, вышел из домика. Вытащил таз, ведро, вылил в таз воду, начал плескаться, расстегнул зеленый китель, спустил портупею и беспечно умывался, руки мои дрожали, ноги готовы были по первому требованию бросить тело за стену домика, весь слух напряженно ловил сигнал от Марко, но станция молчала. Я вылил воду из таза, не спеша, вытерся полотенцем, унес ведро и таз назад в домик, прижал тангенту и спросил:
- «Ну?»
- «Его нет», прошептал Марко - «В мешке много гнилой картошки, воняет», пожаловался он.
- «Ладно, приступаю к плану «B»», сообщил я и вынес из домика ящик.
Поставил на него жестяные банки, отошел на 10 метров, достал из кобуры пистолет и начал беспорядочно «по-ковбойски» не целясь их расстреливать, грохот, вероятно, стоял еще тот, но я ничего не слышал, лишь ждал сигнала от Марко. Когда я, пошатываясь, пошел ставить, слетевшие банки, станция ожила. Марко, судорожно отжимая тангенту, зашептал
- «Давай, давай, в дом».
Я нарочито медленно пошел к домику, сердце стучало как конголезский барабан, я изо всех сил давал команду телу - не бежать. Зайдя в домик, я взглянул на часы 12-45, подполз к оконному проему и выдвинул в проем чучело в зеленом кителе и тыкво-головой. Через 10 секунд повернул чучело в профиль, махнул рукавом кителя.
- «Смотрит прямо на тебя», предупредил Марко.
- «Можешь снять?», спросил я.
- «Нет, вижу только ствол и оптику, он ко мне еще под таким углом хорошим, попробуй его высунуть», голос Марко был сух, чувствовалось - он готов.
- «Попробую», пообещал я и приложил к тыкве свою руку с биноклем, второй рукой начал медленно поворачивать чучело вокруг оси. Все произошло одновременно, тыква взорвалась прямо у меня перед носом, бинокль выпал из моей отдернувшейся руки, я услышал тихий хлопок и более громкий с позиции Марко, станция голосом Марко поинтересовалась
- «Жив?»
- «Да», я вытирал с лица тыквенное пюре. - «Ты взял его?»
- «Да, но не в голову, угол плохой, он там катается в листве, побежали»

Я выскочил из домика и галопом побежал к позиции Марко, его там уже не было, он заходил на 9 часов к лесу, я, пригибаясь, побежал на 3 часа. Кувыркаясь между коряг, я услышал еще один выстрел, на этот раз пистолетный.
- «Все чисто, я тут», негромко позвал меня Марко.
Я, удерживая на прицеле полянку, пробрался сквозь кусты. Привалившись к стволу, стоял Марко, СВД была закинута за спину, в правой руке он держал пистолет, а в левой «трофейный» манлихер. Кот был без сознания, но жив, кровь толчками выходила из дырки в плече и вытекала темной лужицей из отверстия в животе. Кот был ужасно грязен и оборван, лицо его заросло и обветрилось, ногти на руках были сорваны, я задрал его свитер - вся грудь была в страшных ожогах. Присев рядом с ним на корточки, я похлопал его по щекам, он открыл глаза, они и вправду были неестественно янтарными, лицо его исказила гримаса отвращения, когда он увидел форму, одетую на мне. Я снял китель и остался в одной футболке, достал сигарету из пачки и предложил ему, он с ненавистью посмотрел на меня и отвернулся.
- «Я не серб, я русский, КейФор, весь этот маскарад, чтоб взять тебя. Кури»
Кот недоверчиво посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Марко, и потянул руку за сигаретой. Я подкурил сигарету и передал ему. Он глубоко затянулся, закашлялся и вдруг, на хорошем английском заговорил.
- «Убей меня рус, тебе ведь не жалко? Или пусть снайпер меня добьет»
- «Нет, мы отвезем тебя в госпиталь, тебя вылечат», Марко сел на корточки рядом со мной, но пистолет в кобуру не спрятал.
- «Послушай, камрад, ты ведь испанец?», Кот аккуратно потушил окурок и положил рядом с собой.
- «Да», Марко достал из своей пачки сигарету, также подкурил ее, и, затянувшись, передал Коту.
- «Если вы мужчины, вы убьете меня», взгляд Кота метался с моего лица на лицо Марко.
- «Мы слышали твою историю, не нам тебя судить, но мы отвезем тебя в госпиталь», я уже хотел вызвать станцию, но Марко покачал головой.
- «Послушайте, я отставник, такой же офицер, как вы, я уже прожил свою жизнь, убейте меня. Я ведь на самом деле уже умер, еще тогда когда сжег свой дом», из его янтарных глаз текли крупные слезы, они находили себе путь сквозь иссиня черную бороду и падали в листву.
Мы с Марко отошли на несколько шагов от Кота, Марко молча вытащил обойму из своей Береты и посмотрел на меня, я, представил себе брызжущего слюной комиссара, детей с мертвым котенком, маленькую девочку с круглой гитарой, которую я никогда не видел, и кивнул. Марко передал Берету мне, снял с плеча СВД и, присев на корочки, прицелился в Кота. Я, стараясь не попадать в сектор между Марко и Котом, подошел к нему, все его тело уже била крупная дрожь.
- «Я знаю насколько для тебя важно умереть в бою, но мы пришли сюда не для того, чтоб убивать. Сейчас я дам тебе этот пистолет, там патрон в патроннике, ты можешь взять его, а можешь отказаться, и мы отвезем тебя в госпиталь»
- «Спасибо, пусть Аллах хранит вас и ваши семьи», он неожиданно крепкой рукой принял Берету и что-то вложил мне в ладонь.
Я отвернулся, несколько секунд я слышал бормотанье, а потом птицы вспорхнули с деревьев, гильза кувыркнулась в ветки, я автоматически нагнулся и поднял ее. Марко встал, передал мне винтовку, поднял с земли свой пистолет, вставил обойму и спрятал его в кобуру.

Я разжал ладонь, в ней лежал маленький глиняный кот.

На станции нас уже поджидала французская журналистка, тело ей сфотографировать не дали, в поселке с ней никто разговаривать не стал, поэтому на нас с Марко она бросилась как на последний шанс.
- «Это была дуэль снайперов? Я видела тыкву, Марко расскажи мне», Мари улыбалась самой обольстительной улыбкой.
Марко задумчиво смотрел на красное закатное солнце. Я, отвернувшись от Мари, разглядывал глиняного кота, он был очень смешной, шероховатый и старательно сделанный.
- «Что там у тебя?», Мари переключилась на меня.
- «Пропуск, Мари».
- «Пропуск?»
- «Да, пропуск на приватную вечеринку, которая называется «Удовлетвори Голубя Мира», в программе «амор де труа» (секс втроем франц.), выпивка и плотный ужин», я глянул на Марко, тот улыбнулся краем рта.
- «Какие же вы придурки», Мари спрятала диктофон в карман разгрузки, развернулась на месте и, виляя задом, ушла, - «Придурки!», крикнула она издалека.
- «У меня есть бутылка хорошего вина, мне из дому прислали», Марко взял у меня глиняного кота и в лучах закатного солнца, тот блеснул кроваво-красным.
- «Давай лучше водки, камрад?»
- «Давай».

На столике, рядом с кожаным планшетом стоял маленький смешной глиняный кот. Он, прищурившись, смотрел на нас, а мы на заходящее красное Югославское солнце.