| ← Ноябрь 2012 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
4
|
|||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
5
|
6
|
7
|
8
|
9
|
10
|
11
|
|
12
|
13
|
14
|
15
|
16
|
17
|
18
|
|
19
|
||||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://sp-g.ru/
Открыта:
06-03-2004
Адрес
автора: religion.spg2004-owner@subscribe.ru
Статистика
-1 за неделю
Семейная православная газета ТВОРЧЕСТВО, ВЕДУЩЕЕ К ВЕРЕ
«Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит», – говорит Христос в Евангелии (от Иоанна. 14. 12). Бог даёт нам творчество. И ждёт нашего творческого отношения к миру, людям, жизни. -Мы призваны к со-творчеству с Ним, – уточняет протоиерей Сергий РЕЗНИКОВ из Успенского храма города Красногорска. – Человеку даны многие Божественные свойства. Например, свобода.
-Животные даром свободы не обладают. Вообще человек подобен дереву, которое корнями укрепляется в земле, а стволом тянется к небу. Если не будет корней, ствол может упасть. Всё, что есть в тварном мире, служит нам к его познанию, а дальше – к познанию Бога. Красота земли – это отражение Рая, которого мы не видим, но некоторые из нас чувствуют. Хотя бы немножко. Преподобный Иоанн Дамаскин или Михаил Васильевич Ломоносов через природу ощущали то, что стоит за природой. -А как происходило с вами? Вы ведь до священства были художником-графиком. Причём, со своим собственным стилем. -Да, но учился в Московском архитектурном институте (МАрхИ). Туда меня потянуло, может быть, потому, что в школе увлекался геометрией. Литературой – тоже, но мне нравилось читать, а не разбирать произведения. Этим разбором я надолго испортил себе «Евгения Онегина» – и только недавно прочёл его впервые. -Лучше поздно, чем никогда… -А вот аналитический подход к вещам у меня остался. Вероятно, всё-таки вышел боком литературный анализ (улыбается). -Не исключено. Пользы от него всё-таки было много. -В институт я поступал два года – и неудачно. Но мне так хотел поступить, что я сбежал из военкомата. -Ничего себе! -И потом меня спасала от военкомата соседка-негритянка – очень симпатичная женщина. Её звали Ольга Ивановна. Она была врачом. В архитектурный институт я стал ходить вольным слушателем – в надежде, что меня туда возьмут, если кого-нибудь отчислят. Так и случилось. Это были замечательные годы. Потом они сказались и в моём рисовании. На архитектурных проектах мы строили тени. Отмывали их – слой за слоем, постепенно, с переходами. Мне это нравилось. -Про тени – запомним. -После института я лет пять проработал архитектором. Года два-три из них занимался театральной архитектурой, но не практикой, а теорией. -В те времена вы рисовали? -Занимался живописью в студии при Союзе архитекторов. Занятия вёл известный художник Борис Георгиевич Бергер. И в какой-то момент мне захотелось не просто написать натюрморт, а построить на нем тени. -Как на архитектурном проекте? -Да, и даже начертить их. Это открыло для меня целый мир. Мы видим вокруг множество полутонов. А я «разгонял» их до крайних состояний – бело-чёрных. Получался неожиданный ритмический свето-теневой узор. В природе он скрыт, а я, как мне казалось, его проявлял. -Так и есть. -Мне не хотелось заниматься самовыражением, а хотелось открывать. И к этому меня подвёл анализ. -Когда это случилось? -В 67-м году. За полгода я чувствовал: назревает что-то важное для меня. Я уже работал художником на телевидении, когда мне открылся этот свето-теневой мир. На телевидении зарабатывал деньги на жизнь, занимался там живописью, а рисовал – своё. Коллектив в отделе художников был хороший, дружный, много верующих ребят. Всё время проходили какие-то выставки, мы обменивались художественными впечатлениями. У меня появились друзья. -Как это не похоже на сегодняшнее телевидение! -Да, когда я теперь заглядываю в телевизор, то воспринимаю это как что-то рвотное. А тогда телевидение было живое. Я делал учебные, детские, молодежные программы. Оформлял «Взгляд», КВН. С передачами «От всей души» объездил полстраны – и Дальний Восток, и Новосибирск, и Челябинск… С 80-го года мы с супругой стали ходить в храм Иоанна Предтечи на Пресне. Прилепились к отцу Георгию Брееву. Я пел на клиросе, читал. Утром, сколько мог, оставался в храме, а потом уезжал в Останкино. Но началась перестройка – и телевидение стало меняться. Я оттуда ушёл. -Чем занимались? -Некоторое время был вольным художником. -Не страдали от того, что оказались вне коллектива – творческого, живого? -Нет, потому что в храме было много интересных людей – и художников, и поэтов. С огромным интересом мы общались после Богослужения. Познакомились с отцом Константином Островским (тогда ещё не священником). Много гуляли с ним, обсуждали «Добротолюбие». -В переводе святителя Феофана Затворника? -Да. Вообще было много хороших встреч. Как-то я заболел – и ко мне пришёл медбрат из поликлиники Союза художников. Вошёл в комнату и говорит: «Что-то мне лицо ваше знакомо! Вы вчера в метро такую маленькую голубую книжечку не читали?» А мне казалось, что другим это не заметно! Отвечаю: «Читал». А медбрат тоже читал эти христианские книжечки – и мы подружились. Он стал священником, служит в Подмосковье. -Как соединяет людей Господь! -Когда отец Константин начал служить в Красногорске, я по благословению отца Георгия ездил туда, помогал. -А потом приняли сан? -Да, и это был серьёзный рубеж для меня, привыкшему к вольной, свободной жизни. Пришлось переступить какое-то внутреннее препятствие, страх. Я же знал, что расстанусь со многим привычным в этой жизни. -Таким хорошим? -И таким сладким! (Улыбается) Многие священники начинают служить – и резко завершают прошлую жизнь. А в моём случае получилось наоборот: оказывается, рисование-то меня и вело к священству. Мои свето-теневые поиски, познание тварного мира – совпали с духовной основой, с тем, что я читал у святых отцов. -Объясните это, пожалуйста! -Понимаешь, свето-теневая игра, ритмический узор не были придуманы, а открывались мне. И постепенно в рисунках стали появляться белые пятна. В одной картинке точка схода перспективы была таким белым светящимся пятном. И я чувствовал: за ним что-то скрыто. -Иной мир? -Другая реальность. Начало пространства, которое я назвал мистическим. Академик Раушенбах писал, что оно так же близко к нам, как рисунок на обратной стороне листа. Если за листом находится источник света, рисунок проявляется. А Источник света – Бог. Вот так и мандорлы на иконах открываются: в верхнем углу – кусочек другой реальности. -И в ней – благословляющая рука Христа. -Я почувствовал, что невозможно бесконечно заниматься этой свето-теневой игрой. Надо пройти сквозь плоскость. -Как в дверь? -Именно. Но рисовать другую реальность я не мог по двум причинам. -Во-первых, её не видно. -И, во-вторых, в неё не стоит лезть с «грязными сапогами». Она неизобразима. Перед тайной надо остановиться. Когда люди занимались рисованием каких-то духовных вещей, они часто попадали в оккультизм. Я не имею в виду иконы. Икона – это сама высшая реальность. -Несомненно. -И тут произошло ещё одно удивительное совпадение: в алтаре за престолом я нашёл то, что искал за картиной. Мистическая реальность – в Церкви. Таким образом, рисование меня и привело к престолу Божию. -Вот он – путь творчества. -Дальше можно было бы вообще не рисовать. Но интерес к миру у меня так велик, что я продолжаю этим заниматься – в свободное время, отдыхая. Для меня рисование – как хорошее приключение: интересно решать пространственные задачки. Позже я нашёл у святых отцов подтверждение того, что Богу угодно творчество, искусство, если оно идёт в верном направлении. Святитель Климент Александрийский идеал искусства видел в геометрии и архитектуре. -Тоже совпадение с вашим случаем. -Он считал, что геометрия – это сфера между наукой и искусством, и она прививает человеку вкус к созерцанию. Мы с супругой в молодости много ездили по монастырям (и сейчас это любим). У меня есть знакомые монахи, даже отшельники – и мне монашеский путь внутренне близок. И я понимаю, что для них всё это земное творчество уже как бы за плечами. Но пути к Богу – разные. Известно, что многие монастыри в средние века были центрами культуры и искусства. -И в XIX веке преподобный Амвросий Оптинский интересовался искусством. -А преподобный Нектарий Оптинский – уже в XX веке. И у Феофана Затворника в затворе была скрипка. Причем, он начинал играть по самоучителю. И митрополит Питирим (Нечаев) до конца жизни играл на виолончели. Тут нет противоречия: существует путь к Богу через познание мира – и прямой духовный путь. Главное – не подходить к вере угрюмо. -Очень важный момент! -А то можно навести на себя такую тоску, что мало не покажется. Как-то в православном книжном магазине мне встретился молодой человек, который ходил и довольно громко говорил: «Искусство губит человека! Это сплошное тщеславие!» Я к нему подошёл и проговорил тихонько: «А вы знаете, что Феофан Затворник не был против хождения в театр? Одной девушке он написал примерно так: «Я вам шёпотом скажу – можно, не всем, а вам». Молодой человек очень удивился и тоже тихонько спросил: «А где это прочитать?» -Замечательно! -И ещё мне нравится такая история. Пришёл послушник к старцу и просит: «Батюшка, благословите принять ангельский образ!» -То есть стать монахом. -А старец отвечает: «Только ты по дороге человеческий образ не потеряй!» Известно, что священник Вивальди был композитором. Его звали «рыжий поп». Отец Геннадий Огрызков считался хорошим акварелистом. Прекрасно рисовал протоиерей Валентин Юшкевич. -И сейчас среди священников есть музыканты, художники. У нас в этом номере на четвертой полосе – интервью со священником и писателем Ярославом Шиповым. -Красота приводит к Богу, если человек не замыкается на тварном мире. А многие – замыкаются, не хотят смотреть дальше. У них – как бы крышка над головой. -Крышка? Точное сравнение. Накрылись ею – и не смотрят вверх. А любовь к книгам у вас сохранилась? -Да, и с годами я понял: книга может быть открытым каналом связи с Богом. Как священник или икона. И в рисовании мне больше помогает чтение святоотеческих книг, чем искусствоведческих. Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ |
| В избранное | ||
