Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Семейная православная газета

  Все выпуски  

Семейная православная газета И КАЖДЫЙ ДЕНЬ – БЛАГОДАРЮ


Откровения

(Окончание. Начало в № 4)

Великая княгиня Ольга Николаевна Куликовская-Романова впервые приехала в Россию в 1991 году. И, конечно же, в Санкт-Петербург. Она вспоминала то, что ей рассказывали о стране и городе родители, учителя. Сравнивала с тем, что видела.


-Мы были воспитаны на «Вишневом саду» Чехова, на тургеневских ситцевых рукавах, - размышляет Ольга Николаевна. - На рассказах о том, как люди ездили на дачи, проводили там время, музицировали.

А тут я увидела развалины Санкт-Петербурга, жуткие подъезды, забитые досками. Уже столько лет прошло после войны, а здесь, похоже, война еще не кончилась. Полная разруха! Люди на улицах требовали: «Дайте джинсы! Привезите джинсы!» А у меня их никогда не было.

Меня поразило, что скатерти в ресторане не гладили, а прямо мокрые клали на стол. Если облокотишься на них, платье тоже становится мокрым.

Подходит официант. Спрашиваю: «Меню есть?» «Нет, - отвечает, - меню нет, но у нас свеженькая картошечка, огурчики, помидорчики». Я говорю: «Вы что? С младенцем разговариваете? Может, дадите мне слюнявчик – и тогда я буду акула-атненько ку-усать?» (подражает ребенку).

-И что официант?

-Он не может понять, в чем дело. Я ему объясняю: «Почему вы говорите «картошечка»? У вас есть жареный картофель?»
Смотрю сейчас некоторые программы по телевидению и слышу: «Вот возьми котлеточку, чайку налей, сахарку насыпь, капусточки сделай!» Господа, зачем мы уродуем русский язык? Картофель есть картофель, почему его нужно называть «картошечкой»? Чашка есть чашка. Она не чашечка. Стакан есть стакан, он не стаканчик.

Это советское воспитание считается вежливостью. Люди, которые не имели никакого образования, поступали в университеты, получали дипломы от таких же неучей, как сами. Знаете, почему после революции упростили русскую азбуку, убрали букву «ять»?

-Потому что она похожа на крест?

-Не только! Ее можно писать и по-другому. Дело в том, что «ять» дает нюанс, красоту русскому языку. Вы задумайтесь – и на минутку станьте как иностранец. Вот вы выучили буквы и начинаете читать. Как прочитаете слово «хлеб»?

-«Хлэб».

-Верно. А тут была буква «ять». Ее изъяли, потому что она и буква i сразу показывали, культурный человек написал вам письмо или нет. Нас ведь дрессировали, мы зубрили слова с буквой «ять». Я по сей день помню: «Белый бедный бес побежал чрез поле в лес, долго по лесу он бегал, редькой с хлебом пообедал, и давал обет не делать больше бед».

-Обету беса я, конечно, не поверила!

-Но слова с буквой ять хорошо подобрали. И я долго отвыкала ее писать.

А сейчас уже начинаю сомневаться, в каких словах она употреблялась.

-Никуда не денешься, язык наш резко изменился.
-В 94-м году я привезла в Санкт-Петербург свою внучку. Ей было 5 годиков. Она по сей день не хочет ехать в Россию. Такое негативное впечатление произвел на нее город.

Единственное, что ей понравилось, это памятник чижику-пыжику. Я ее водила, показывала, где он стоит. Потом чижика-пыжика украли, затем опять поставили. Когда я говорила внучке: «Александра, сделай то-то!», она отвечала: «Чио-чио, не хочу, я из клетки улечу!»

Конечно, Россия сильно переменилась за эти почти 20 лет.

-Особенно важно, что восстановлены храмы.

-Люди, которые считают храм самым главным, отличаются от других. Они входят в квартиру и смотрят, куда можно первым делом иконку привесить, а не садятся за огурец и за водку. Это дает совершенно другой характер и квартире, и всему настроению.

-А ваша квартира где? В каком районе?

-Я над собой смеюсь. Ведь любой человек за 18 лет уже построил бы себе дом или купил квартиру. А я все так жила. И только сейчас решила, что тут надо прописаться хотя бы.

-В Москве?

-Нет, в Подмосковье. Дело в том, что я упаковала в Канаде примерно 80 ящиков архива и вещей, которые должны быть в России. Понимаете, моя дочь интересуется всем этим, но она уже не владеет ни историей, ни русским языком так, как я. И неизвестно, в какие руки все это попадет. Может, просто выбросят в помойную яму.

Вот я и хочу привезти архив и вещи в Россию. Но для этого надо прописаться, иначе меня просто не пропустят сюда.

-В вашем поколении меня поражает какая-то особая выдержка. На интронизации Святейшего Патриарха Кирилла вы стояли несколько часов, и на вашем лице не замечалось усталости. Это от природы или от воспитания?

-От воспитания. Нас не наказывали, не били, а говорили: «Так не полагается, так не делают». И мы уже знали: так нельзя.
Когда в Москве открывался первый кадетский корпус, я тоже в этом участвовала. И вот лет 7-8 тому назад сюда приехали наши кадеты, которые учились в эмиграции. Некоторым было по 80 лет с хорошим хвостиком. Они прошли маршем вокруг целого квартала – кто с палочкой, кто без нее – вместе с молодыми кадетиками. Для этого нужно иметь выдержку. И она прививалась в учебных заведениях.

-Значит, в кадетские корпуса мальчики не зря стремятся.

-Но у русских в данный момент происходит что-то странное. Почему-то девочек тоже принимают в кадетские корпуса, а в институты – мальчиков. Спрашиваешь кого-нибудь из молодых людей: «Ты что закончил?» Отвечает: «Институт!» «Что – благородных девиц?» - «Нет!» - и называет, какой институт.

-Да, до революции высшие учебные заведения институтами не называли! И теперь у нас тоже, в основном, академии и университеты.

-Различия между мужчиной и женщиной, одной профессией и другой стираются. Я понимаю, что женщины могут быть полковниками. Недавно я сдавала документы в миграционной службе – и там была женщина-полковник. Но это не военный чин, а чиновничий статус. Она не сидит с ружьем.

Если мы хотим иметь нормальное общество, то нужно воспитывать благородных девиц, дам. Я могу шагать по болоту в резиновых сапогах или пойти кормить свиней – и меня это не унижает. Но если идешь во дворец, на прием, то надо знать, как себя вести. Тут важно воспитание. А у нас пока только образование дают.

-Хорошо, что оно было и есть.

-А сколько образованных людей уничтожили? Теперешняя молодежь об этом не знает – и не будет знать, если мы не расскажем о нашем прошлом. Оно было. Его нельзя стереть. Не смогли же большевики стереть императорскую Россию (хотя и старались). Они хвастались и показывали туристам то, что когда-то делали цари.

-Вы руководите Фондом великой княгини Ольги Александровны.

-Он был основан в Канаде Тихоном Николаевичем и мной. К этому подключились и другие волонтеры в Торонто.

- В России у вас несколько программ. Каких?

-В начале 90-х годов мы собирали и отправляли сюда оборудование для больниц, одежду, продукты. Очень много всего! Тут даже просфоры было не из чего печь. И мы прислали 2 больших контейнера муки по 24 тонны.

В 98-м году, когда произошел дефолт, владыка Панкратий с Валаама (он тогда был игуменом) обратился к нам: «Ради Бога, помогите! У нас деньги есть, но мы ничего не можем купить». И тогда мы устроили уже в России компанию «Помогите Валааму!».

Я была приятно поражена. Русские приходили и, отрывая от себя, приносили последнее: деньги, порошок для стирки, полотенца, муку. И все монахи записывали в книгу, чтобы потом поминать этих людей.

Мы собрали даже 300 тонн мазута. Фактически было 400, но первые 100 где-то рассеялись.

-Наверное, растеклись по Ладоге…

-На следующий год с такой же просьбой к нам обратились Соловки. Собирали мы помощь и для Сахалина после землетрясения. Столько фондов существует в России – и никто не вспомнил, что надо что-нибудь туда послать.

Я подождала две недели, потому что, как говорится, поперед батьки не лезь. И объявила по радио, что мы собираем помощь. Договорилась со священником. Нам батюшка отвел помещение, поставил женщин со свечного ящика, они записывали пожертвования.

Собрали 20 тонн добра. Люди шли на рынки, покупали свежие простыни, одеяла, подушки и приносили нам. Мы все это прекрасно запаковали – и полтора месяца не могли отправить! Денег не было заплатить за пересылку. В конце концов, я обратилась к Лужкову. Нашлись люди, которые пересылку оплатили. И только к Рождеству на Сахалине вещи получили.

Мы помогаем православной школе на Развилке, покупаем краски, альбомы. Уже много лет даем стипендии в Свято-Тихоновский университет.

-Короче, деятельность ведете – бурную!

-В монастырь я не могу пойти, потому что чересчур люблю жизнь, люблю повеселиться. Без макияжа себя не представляю. Не смогу носить монашеские одеяния. И, кроме того, я непокорный человек. Могу им быть, но не знаю, сколько выдержу.

А, кроме того, у меня логика чересчур высоко стоит над сердцем. Если мне скажут морковку сажать корнем вверх, я этого не буду делать.

-Мне кажется, вас в монастыре побьют, если вы ее не так посадите! Это древние святые давали своим послушникам подобные послушания. У нас все проще: надо себя прокормить.
Ваше отношение к России изменилось?

-Оно меняется с каждым днем. Приверженность к ней все растет. И я теперь говорю, что езжу домой в командировку.

-Надолго?

-На полтора месяца в году. Мне жалко дочь, внучку. Я очень скучаю, но считаю, что как мать и бабушка уже все им отдала. Пускай теперь сами живут, а я буду жить по-своему.

Я каждый день благодарю Бога за то, что проснулась. Каждый день благодарю Бога за то, что ложусь спать. И прошу Его: «Дай мне сделать то, что еще нужно сделать для России!» Это моя молитва.

Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ
Фото их архива великой княгини



В избранное