Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Семейная православная газета

  Все выпуски  

Семейная православная газета КАК СОЛДАТ СТАЛ ГЕНЕРАЛОМ


 

Откровения

 

КАК СОЛДАТ СТАЛ ГЕНЕРАЛОМ

 

Из юности у него осталось такое воспоминание. Умирала бабушка. Она была верующая, а вся семья – атеисты. Бабушка хотела причаститься, но священника позвать некому.


Вдруг звонок в дверь. На пороге незнакомая женщина в черном:
-У вас тут умирают?


И вошла в квартиру – огромную, пятикомнатную. Уверенно прошла к бабушке. Что-то там произошло. И женщина… исчезла.


Сегодня заслуженный деятель искусств России, художественный руководитель Русского духовного театра «Глас» Никита Сергеевич Астахов с удивлением рассказывает эту историю. Но чудо тогда не переменило жизнь семьи. Да и сам он не предполагал, что станет верующим человеком.


-Я родился во Владивостоке, – говорит Никита Сергеевич. – Моя мама была очень хорошей актрисой. Отец тогда служил на флоте, но он тоже был актером, режиссером. Когда мне исполнилось пять лет, мы приехали в Москву. Отец пошел по партийной линии: отвечал за театры Москвы, всего Советского Союза.


Получилось так, что они с мамой разошлись, отношения были сложные. Мне кажется, она его любила, даже когда снова вышла замуж. Мой отчим многому меня научил, был человеком глубочайшего интеллекта и необыкновенной эрудиции. К нам приходили знакомые актеры, у нас был домашний театр. Я тоже в нем участвовал.


Мама бросила театр, чтобы воспитывать меня, но вела самодеятельность. Я сидел на репетициях, внимательно слушал. С друзьями ходил поступать в театральную студию. Их приняли, а мне сказали, что не мое это дело. Я смирился. Но после школы вдруг решил поступать в театральное училище имени Щепкина.


-Поступили?


-В первый год меня не приняли. Тут и взыграло: почему кого-то принимают, а меня – нет?! Стал готовиться. Отец был против. У актеров трудная жизнь, далеко не все становятся звездами. Часто всю жизнь работают за копейки. Но мать потихоньку подталкивала, даже отрывки со мной репетировала.


Год я проработал на заводе, а летом прошел сразу в несколько институтов. Остановился все-таки на Щепкинском. А со второго курса меня забрали в армию.


-И отец не мог вас от нее освободить?


-Мог, но я отказался, решил, что не лучше других. Все служат – и я отслужу. Тогда к армии иначе относились.


-Вы не жалели, что пошли туда?


-Можно сказать, что все время жалел и никогда не жалел. Вспоминаю армию как счастливое время, хотя оно было ужасно по трудностям. Взаимоотношения там сложные. Все молодые. Тот, кто посильнее, начинает давить на остальных. Если будешь выпендриваться, тебя очень быстро поправят на физическом языке. К тому же мало спишь, ночью надо стоять на посту, голодно. Командир может оскорбить, а ты должен выслушать – и исполнять, если не хочешь лишних трудностей. У меня они были.


-Почему?


-Все-таки единственный сын, воспитывался в интеллигентской среде, был избалован материнской нежностью. Но армию я вспоминаю хорошо, и по-доброму отношусь к военным. Много играл их в театре, в кино – от сержанта до генерала.


-Значит, вы были хорошим солдатом, коли дошли до генерала?


-Да. Служил в танковых войсках, стал заместителем командира танкового взвода. За хорошую службу отпуск получил. (Вздыхает) Ну, правда, меня разжаловали…


-То есть?


-Были нарушения… То ли кого-то не послушался, то ли в самоволку ушел. Меня понизили в звании – до младшего сержанта.


В армии я занимался самодеятельностью. Перешел там на юмор, эстраду. Выступал на тысячных аудиториях. Придумывал пьесы, в которых играли солдаты, офицеры, жены офицеров

.
-От жен поощрения получали – в виде пирожков, например?


-Этого не помню, но напряжение мужей точно получал. Им не нравилось, что их жены играли в пьесах. Хотя ко мне прекрасно относились.


-После армии вернулись в училище?


-Да, сыграл много хороших ролей. И на четвертом курсе Андрей Александрович Гончаров пригласил меня к себе – в театр имени Маяковского. С Гончаровым, при всей его гениальности, было крайне трудно работать. Его захлестывала эмоциональность, он мог обидеть, оскорбить. По-моему, он меня любил, а уж я его – точно. Если бы я был поумнее, поделикатнее, то и дальше работал бы с ним. Но мне пришлось уйти, характер у меня был бунтарский. Меня ж не случайно разжаловали!


Уйти-то я ушел, а другие театры меня не принимают! Везде битком. В то время брали только по блату, своих.


-А папа?


-Я всю жизнь был гордым человеком (смеется). Понимаю, что это плохо, но старался не обращаться за помощью: стал взрослым – и должен всего добиваться сам.


-Жили на мамины средства?


-Нет, конечно! Я подрабатывал в кино, в массовке. Не получалось там – шел на овощную базу, грузил гнилую картошку. Но мать – она всегда мать. Я голодным не был. И худым никогда не был. Как за каменной стеной!


От этой безысходности все-таки позвонил отцу. Он сказал: «Ну, тогда давай на эстраду!» Втиснули меня туда. И я увлекся! Полная свобода, выбираешь то, что хочешь. Начинаешь работать как режиссер, сценарист, продумываешь костюм, делаешь рекламу.


-Это же мини театр?


-Да. Я стал создавать свои комедийные программы. Меня брали в большие концерты. Но душа тянулась к классике – русской, зарубежной. За несколько лет я стал солистом. И вот тут мне уже начала помогать Танечка.


-Татьяна Георгиевна Белевич, ваша супруга? А теперь «по совместительству» еще и заслуженная артистка России, директор театра «Глас».


-Да. Познакомились мы, наверное, на какой-то актерской вечеринке. Молодежь встречалась, говорила о своей гениальности. Кино, вино, домино!

 

Танечка работала в Театре юного зрителя в Царицыно. Была худенькой, стройной, необыкновенно красивой.


Меня тормозили в работе – и ее тормозили. А на эстраде можно было выплеснуться. Может быть, по этой линии мы и сошлись. Ставили вместе целые спектакли. Соединяли театр с эстрадой. По сути – это было серьезно, а по форме – красочно, ярко, весело. Похоже на айсберг: на поверхности то, что искрится, а под водой – скрыта глыба.


-И вы с Татьяной Георгиевной решили пожениться?


-Молодые мужчина и женщина целые дни проводили вместе. Ездили на гастроли, жили в работе. Результат тут понятен. Сближение неминуемо. Гораздо важнее – не разрушить это.


Ведь как часто бывает? Сошлись – и разбежались. Кандидатур-то много, особенно у артиста. Он на особом положении, может обдурить любую представительницу прекрасного пола: знает много стихов, анекдотов. Зачитает, баки закрутит! Я это умел делать.


-Скромно!


-Ну, может, женщины подыгрывали, конечно. Но молодость у меня была бурная (смеется). И вот что важно. Думая о работе, ты уже думаешь о партнере. Все соединилось. Это же удобно, экономно, выгодно, когда два человека примерно с одним и тем же мировоззрением занимаются примерно одним и тем же делом и смотрят в одну и ту же сторону. Если ты работаешь не один, а вдвоем, то результат получается не в два, а в десять раз больше.
Мы стали многого добиваться. Нас знала вся страна. Прекрасные поездки, приглашения за границу, выступления на центральных площадках. В Москве – в Колонном зале, Кремлевском дворце.


Я тогда понимал: не будешь членом партии – ничего не добьешься. У меня сначала был комсомол, потом партия. Я под впечатлением достижений своего отца.


-А Татьяна Георгиевна?


-А она мне: «Пойдем в храм!» Отвечаю: «Ты что? С ума сошла? Посмотри, какая жизнь!» А она: «В храм…»


Ну, пришел один раз, второй. Познакомился с людьми и вижу: нормальные люди. Интересные! Меньше лжи, больше качеств, которые тебе близки и которые ты скрываешь. Хамства нет, все работают. Денег мало, но сыты, их кормят. Рабочие трезвые. И мысль закралась: а где же правильная жизнь? Настоящая? В стране – две жизни у людей.


Прочитал Евангелие, ничего не понял. Раз десять прочитал и думаю: «Вот она – литература! И если все это уже написано, то почему его нет на сцене?»

-Параллельно с атеистической пропагандой?


-Об этом я не думал! Но с этого момента начался наш театр. У меня же все мысли – о работе: как создать на сцене что-то такое, в чем есть отголосок духовности?


Профессионалу надо следить за тем, что действует на зрительный зал. Бывают темы, которые увлекают людей – и вдруг перестают. Я верующий человек, в храме уже лет тридцать. И думаю, что все меняется по внутренним законам. Но изменение мы можем заметить только по внешним приметам.
Еще несколько лет – и всякие «сексы-мексы» в театре и кино уже не будут работать. Людям это станет неинтересно. А чем брать зрительный зал? Надо говорить с ним о том, что тебе самому близко.


-Кредо вашего театра?


-Честность, искренность. Служение Богу. Правда, ты можешь быть искренним, но пустым и неинтересным. Поэтому надо иметь багаж, быть начитанным, «навиденным», образованным человеком. И не переходить черту.


-Как говорил Достоевский?


-Да. Художник должен себе говорить: «Это нельзя». А чтобы так сказать, разбираться в том, что можно.


-Ваша семья по-прежнему основа и центр театра?


-Да, это вы верно сказали – центр. Если кто-то из нас первым умрет (возраст уже такой!), я не знаю, как будет дальше. Если я умру первым, мне кажется, Таня выдержит. А я один не смогу. Что-то оборвется внутри.


Любую тяжесть легче поднимать вдвоем. Даже если второй человек тебе совсем немножко помогает. А Танечка держит лавину. Она дала мне полную свободу для творчества. Утром я встаю, молюсь, иду на теннис. По дороге делаю упражнения для глаз.


-Пугая встречных?!


-И при этом гоняю в уме тексты ролей. После тенниса прихожу домой. Если мы худеем, то не завтракаем.


-И часто худеете?


-Мне кажется, постоянно. Но иногда мы все-таки завтракаем. И понеслось! Театр – это что-то вроде маленького сумасшедшего дома: кто-то плачет, у кого-то зуб болит. Репетиции, спектакли. Строительство нового здания!..


Заканчивается день, едем домой. А Татьяна продолжает меня «допиливать» на производственную тему. Сижу за рулем, ничего не вижу и говорю: «Прекрати, глаза слипаются!»


Дома она дает мне отдохнуть. Молюсь, читаю, ложусь спать. А она начинает разговаривать по телефону по поводу того, что делается в театре.


-Никита Сергеевич, - в кабинете появляется помощник режиссера, - уже второй звонок!

Астахов начинает быстро переодеваться к спектаклю. Через несколько минут он на сцене. Без признаков усталости. В «Гласе», как всегда, аншлаг. Играют «Светлое Воскресение».


Главные роли Никиты Сергеевича – в театре. Но он известен по фильмам «Вечный зов», «Печки-лавочки», «Тени исчезают в полдень», «Последняя осень» и другим. А скоро по Первому каналу пойдет премьера – «Спасите наши души». О сталинских репрессиях. У Астахова там роль священника.


Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ


В избранное