21 января 2003 года В Московском доме национальностей профессор Л.Р. Сюкияйнен выступит с докладом "Российская государственная политика в отношении ислама: принципы, цели и направления" на семинаре "Татарский вопрос в России"

Семинар проводят:
Федеральная общественная организация "Ватаным" — "Моё отечество"
Федеральная просветительская газета "Татарский мир"

На обсуждение участников заседания семинара выносятся положения:

• "Пробуждение" ислама в России порождает не только позитивные социально-культурные явления, но и противоречивые политические процессы; масштабы и значимость таких процессов для России возрастают и могут "выйти из берегов".
• Государственная политика России в отношении ислама невнятна, неустойчива, лицемерна.
• Политизация ислама в России выгодна не только некоторым кругам исламистов, но и некоторым региональным и федеральным политическим структурам.
• Джадидизм как официальная политика Республики Татарстан и другие проекты "модернизации" ислама (например, нижегородский проект "русского ислама") провоцируют активизацию исламского фундаментализма и ведут к расколу исламской уммы России.
• Житейские нормы мусульманского права могут и должны применяться в регионах и местах компактного проживания этнических мусульман.
• Сотрудничество России с Организацией Исламская конференция (ОИК) желательно, но в ближайшей перспективе вряд ли может быть масштабным и эффективным.

Редакция интернет-портала "Религия и СМИ" предлагает вниманию читателей текст доклада Л.Р. Сюкияйнена

С начала 90-х годов минувшего столетия в России наблюдается заметное возрастание роли ислама. Его влияние на общество и государство усиливается и идёт по многим направлениям, среди которых можно выделить три основных — собственно религиозное, социально-культурное и политическое. Итоги и перспективы "пробуждения" ислама в этих сферах неодинаковы и противоречивы. Не вдавалась в их детальный анализ, отметим промежуточные результаты этого процесса, которые особенно важны для определения линии российской власти по отношению к исламу.

Самые радикальные изменения в статусе российского ислама произошли в религиозно-культовой области. Многие из них имели важное положительное значение для удовлетворения потребностей мусульман как верующих, реализации их конституционного права на свободу вероисповедания. Рост религиозного самосознания и резкая активизация религиозной жизни мусульман выразились в строительстве тысяч новых мечетей, многократном увеличении числа паломников, издании массовыми тиражами литературы по исламскому вероучению и культу, открытии многочисленных духовных учебных заведений, включая университеты, а также в регистрации десятков духовных управлений мусульман¹.

К негативным сторонам этого процесса следует, в частности, отнести сохраняющийся относительно низкий уровень собственно религиозной культуры российских мусульман, одна из причин которого — дефицит высокообразованных религиозных лидеров, которые были бы для правоверных не только духовными наставниками, но и признанными авторитетами в исламском осмыслении светских проблем, волнующих Россию и всё мировое сообщество. Отрицательную роль играют отсутствие единого религиозного центра и острое соперничество духовных управлений мусульман между собой, а также продолжающаяся зависимость некоторых из них от зарубежных исламских организаций, помощь которых далеко не всегда нацелена лишь на решение собственно религиозных проблем российских единоверцев.

В духовно-культурной сфере результаты "пробуждения" ислама значительно более скромны. Здесь ислам пока не раскрыл своих возможностей, не стал органичной частью нравственно-интеллектуального обновления страны, не играет заметной роли в формировании культурного и идейного потенциала российского общества. Как и на систему религиозного образования и просвещения, на указанную область негативно влияют недостаток кадров, крайне медленный процесс восстановления традиций и их соединения с достижениями современной исламской мысли. Попытки зарубежных исламских центров восполнить этот пробел и приобщить россиян к исламской культуре и духовности приносят малозаметные результаты. Более того, очень часто такая активность не только не ведёт к распространению объективных глубоких знаний об исламе, но и дискредитирует его. В итоге ислам как система духовно-нравственных ценностей и важная часть мировой интеллектуальной культуры до сих пор не является достоянием российского общества.

Незначительны и успехи нынешнего российского ислама в решении социальных проблем. Правда, в последнее время здесь наметились позитивные сдвиги, которые выражаются, прежде всего, если не в осуществлении мусульманскими организациями ограниченных программ социальной и гуманитарной помощи людям (в этой области зарубежные структуры более активны), то в попытках концептуально осмыслить цели и рамки своей социальной деятельности. Примером являются семинары по социальной тематике, регулярно проводимые Советом муфтиев России, принявшим к тому же основные положения своей социальной программы², или повестка дня съезда мусульман Татарстана в феврале 2002 года, обсуждавшего социальные проблемы. Но в целом, вопреки настойчивым утверждениям руководителей мусульманских организаций, делающих акцент на социальную направленность ислама, они не оказывают заметного влияния на российскую жизнь в этом качестве.

Противоречивость итогов возрождения ислама в современной России убедительно подтверждается его политической ролью. Оценивая её, нужно отдавать себе отчёт в том, что с середины 90-х годов ислам перестал проявлять себя только как религиозный фактор, носитель духовно-культурных ценностей или проводник социальных программ, а превратился в важную составляющую российского политического процесса.

С позиций российской власти участие ислама в политике не может быть оценено однозначно. Если политическая активность и приносит очевидные личные дивиденды отдельным лидерам, претендующим на представительство особых интересов мусульман, то в целом политический ислам не содействует консолидации общества на демократических основах и упрочению правовой государственности. Можно утверждать, что в качестве позитивной политико-правовой культуры ислам пока крайне слабо влияет на политическую жизнь в плане привнесения в неё таких присущих ему принципов, как умеренность, поиск компромиссов, терпимость, лояльность законной власти. Стоящие на взвешенных позициях исламские лидеры и организации, солидарные с властью и стремящиеся использовать потенциал ислама во благо государства и общества, не проявляют должного умения и настойчивости и поэтому незаметны на политическом поприще.

Если брать за критерий не этническую принадлежность и не используемую в названиях тех или иных общественных и политических организаций исламскую терминологию, а сознательное обращение к исламским ценностям для обоснования целей и форм своего политического участия, то следует прийти к выводу, что в сегодняшней России наибольшую активность проявляют те, кто придерживается достаточно резких, порой радикальных позиций и противопоставляет себя официальной власти. В условиях пассивности массы мусульман в этой сфере именно они в решающей степени формируют облик ислама, политическая активность которого нередко приобретает формы и направленность, не отвечающие национальным интересам страны и задаче укрепления государства. В частности, политический ислам используется для создания дополнительных сложностей в отношениях федерального центра с субъектами РФ, деструктивного давления на власть, провоцирования выступлений против руководства "мусульманских" республик, нагнетания напряжённости в регионах традиционного распространения ислама. Националистические силы здесь берут его себе на вооружение для политической дестабилизации, противодействия федеральному центру и даже для обоснования сепаратистских планов.

Крайней формой такой антигосударственной активности являются политический экстремизм и терроризм под исламскими лозунгами, реальная опасность которых за последние годы не только не уменьшилась, но и обнаруживает тенденцию к возрастанию. Это обстоятельство имеет едва ли не решающее значение для оценки нынешней политической роли ислама в стране, по крайней мере, с позиций российской власти. Поэтому не приходится удивляться, почему деятельность государства по отношению к политическому исламу чаще сводится к правоохранительным мерам и операциям силовых ведомств и крайне редко выражается в позитивных шагах, нацеленных на включение исламских ценностей в процесс политической стабилизации, общественной консолидации, укрепления российской государственности.

Такое отношение государства к исламу неадекватно роли этого феномена в современной России и не способствует решению сложных проблем, с которыми в последнее время столкнулась страна и которые непосредственно связаны с исламом. Иными словами, приходится констатировать очевидную ограниченность, узость взгляда нашей власти на ислам. Казалось бы, создание таких структур, как Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ и Комиссия по вопросам религиозных объединений при Правительстве РФ, свидетельствует о том, что власть на самом высоком уровне уделяет должное внимание конфессиональной жизни России, в том числе связанной с исламом. Но деятельность этих органов, о чём красноречиво говорит само их официальное название, нацелена на решение преимущественно религиозных проблем, причём не всех, а связанных именно с задачами религиозных объединений. Понятно, что усилия власти на этом направлении при всей их важности не могут исчерпать государственный подход к исламу в целом. В противном случае он, по сути, сводился бы и принятию и реализации законодательства о свободе совести, основанного на гарантиях светского характера российского государства.

Но ислам – не только религия и, следовательно, не предмет исключительных полномочий соответствующих духовных центров, которые порой демонстрируют стремление его монополизировать и даже приватизировать. Одновременно выстраивание взаимодействия с указанными центрами не является альтернативой полноценной государственной исламской политике. Тем более что в последнее время власть вынуждена заниматься в первую очередь не решением сугубо религиозных проблем ислама, а выработкой своей позиции к его политической активности.

Противоречивые результаты "пробуждения" ислама — прежде всего прямо с религией не связанных областях — объясняются многими причинами, и не в последнюю очередь спецификой осмысления мусульманскими лидерами и центрами форм и целей своего участия в общественно-политической, культурно-духовной жизни России, в решении её социальных проблем, а главное – принципов отношений ислама с властью.

Для идейных позиций российского ислама по этим вопросам характерны существенные расхождения, обоснование различных, порой прямо противоположных подходов – от полной лояльности до жёсткой оппозиционности властям, от подчинения исламской аргументации политическим задачам до оценки политики лишь как средства утверждения исламских догм на практике, от акцента на роли ислама как религиозного и духовно-нравственного фактора до упора на неизбежность его вторжения в политику, от ставки на умеренность и избежание крайностей в политической активности ислама до подчёркивания его назначения в качестве инициатора крутых перемен и политических потрясений. Кроме того, нередки противоречия между выдвигаемыми мусульманскими лидерами и организациями концепциями своего политического участия и их реальными действиями.

Подробный анализ отмеченных концепций — тема самостоятельного исследования, а в данном докладе достаточно констатировать, что идейные установки российского ислама при всём их разнообразии объединяет одна общая черта – слабая разработанность именно исламских основ его общественно-политической активности, отсутствие чёткой программы действий, которая увязывала бы включение ислама в политику с реализацией его принципов. Это относится как к тесно сотрудничающим с властями мусульманским деятелям и структурам, так и к тем лидерам и движениям, которые противопоставляют себя государству. В частности, официальные духовные управления мусульман, как правило, ограничиваются провозглашением самых общих начал своей политической активности (нередко – пассивности), которая часто определяется прагматическими соображениями, стремлением быть поближе к власти. Конечно, сотрудничество с законными государственными структурами — в числе краеугольных начал исламской формы правления. Но одного этого принципа недостаточно для исламского обоснования смысла позиции российского ислама по отношению к политике и власти. В итоге участие официальных мусульманских лидеров в политической жизни стимулируется скорее личными интересами и амбициями, нежели стремлением оплодотворить российскую политику исламскими ценностями, оценить её с позиций исламских принципов и добиться реализации целей ислама политическими методами, путём конструктивного взаимодействия со светским государством.

Правда, в последнее время некоторые духовные управления мусульман предпринимают попытки сформулировать свою линию в политике. Например, Совет муфтиев России подчёркивает, что его отношение к государству базируется на рациональных принципах, защищающих свободы и утверждающих законопослушание, в соответствии с исламским понятием "мира согласия", которое является формулой договора мусульман с немусульманским государством в целях защиты прав и свобод мусульман³. Однако конкретное политическое и правовое содержание этого принципа не раскрывается, что лишний раз подтверждает недостаточную разработку официальными мусульманскими структурами собственно исламских основ своего политического участия.

Такая особенность отличает и политические концепции оппозиционного российского ислама (например, "исламский проект" Г.Джемаля). Вместе с тем следует отметить одно важное исключение — теоретические постулаты идеологов радикального ислама. Политические установки тех, кого у нас принято называть исламскими экстремистами, фундаменталистами, салафитами, "ваххабитами", насквозь пронизаны исламской аргументацией и, по сути, представляют собой программы практического претворения исламских норм и принципов, как правило, насильственным путём. К сожалению, сегодня именно у этих деструктивных сил оказались на вооружении идеи политического ислама. В отличие от них, лояльные властям мусульманские центры по разным причинам пока не предложили своей развернутой, убедительной и ориентирующейся на исламские критерии позиции по актуальным общественно-политическим проблемам, уходят от прямой содержательной политики с радикалами и экстремистами, а если и пытаются противостоять им, то делают это неэффективно, избегая острых вопросов и довольствуясь общими декларациями.

Такие последствия "пробуждения" ислама вряд ли могут удовлетворить как самих мусульман, так и российское общество в целом. Главный недостаток в том, что позитивный созидательный потенциал ислама в социальной, духовно-культурной, образовательной областях, да и в политической жизни страны реализуется слабо и оказывает совершенно недостаточное влияние на процесс поступательного общественного развития и укрепление демократических правовых основ российской государственности. В то же время возможности ислама как негативного политического фактора, представляющего угрозу демократическим реформам, государственной целостности и национальной безопасности России, проявляются очень отчётливо.

Вероятно, по этой причине российская власть вынуждена реагировать, прежде всего, на отрицательные политические моменты исламского возрождения. Что же касается религиозного аспекта, то позиция власти по отношению к исламу вполне закономерно основывается на конституционных принципах свободы вероисповедания и светского характера государства. Но и в этих рамках власть ведёт себя недостаточно активно, чтобы отстоять собственные интересы и обеспечить консолидацию общества. В частности, мало делается для решения проблемы объединения российских мусульман и преодоления противостояния их ведущих духовных центров. Оказывается слабое влияние на систему религиозного образования в целях подготовки кадров духовных руководителей именно в России, а не за рубежом. Однобоко — в основном по линии правоохранительных органов — выстраиваются отношения с зарубежными исламскими организациями, которые рассматриваются преимущественно как источники потенциальной угрозы государственным интересам, а не как партнёры в решении религиозных и социальных проблем российских мусульман, в ознакомлении с ценностями ислама российского общества в целом.

В духовно-культурной области, как представляется, государство не определило своей чёткой позиции, ограничиваясь общими декларациями о признании ислама в качестве носителя позитивных нравственных гуманных ценностей. Официальные структуры в сфере образования и культуры в целом пассивны в практической реализации этих абстрактных призывов. Более того, они очень настороженно воспринимают любые инициативы, связанные с исламским просвещением, и часто их просто отвергают.

Конечно, вывод об отсутствии у российского государства определённой линии по отношению к исламу в религиозных и социально-культурных вопросах был бы излишне категоричным. Но если такая позиция и прослеживается, то не отличается чёткостью, последовательностью и ориентацией на выверенные стратегические критерии. В ней преобладает узкий взгляд на ислам как на идеологию, политическую силу и практику, угрожающие стабильности, целостности и конституционным основам власти. Интересно, что если для мусульман и их духовных центров толерантность, высокая духовность, нравственность, гуманизм ислама являются аксиомой, которую они зачастую не считают нужным доказывать и подтверждать реальными делами, то для большей части российского общества и власти (да и для всего немусульманского мира) аксиомой считается противоположное — агрессивность ислама, его ограниченность, фанатизм и внутренне присущий ему радикализм. Иными словами, одни исходят из презумпции невиновности ислама, а другие — из презумпции его виновности.

Склонность смотреть на ислам как на подозреваемого или даже обвиняемого проявляется в действиях российского государства в том, что исламом занимаются, прежде всего, правоохранительные органы и силовые структуры. Складывается впечатление, что в последнее время именно они определяют принципиальную линию власти относительно ислама. Следует согласиться с тем, что повышенное внимание к исламу, проявляемое указанными структурами, имеет под собой достаточные основания. Но беспокойство, которое вызывает у власти ислам, должно заставить её задуматься над таким вопросом: объясняется ли сохранение и даже умножение связанных с исламом проблем только просчётами в работе правоохранительных органов или дело в некорректной оценке их причин, которая снижает эффективность принимаемых по их устранению мер?

Ответ ясен, как очевидно и то, что в решении исламского вопроса в России не всё зависит от государства. Но оно может сделать многое (прежде всего — в собственных интересах) при условии разработки и проведения продуманной принципиальной политики в отношении ислама, которая должна быть не уделом одних лишь силовых структур, а находиться в центре внимания всех уровней российской власти, включая самый высокий.

Пока такой политики, как представляется, нет. Взамен неё в последнее время некоторые религиозные лидеры и политические деятели предлагают провозгласить государственный курс на поддержку так называемого традиционного ислама, который на Северном Кавказе представлен тарикатизмом, основанном на суфийской практике, а в Татарстане джадидизмом⁴. Именно эти варианты ислама называют альтернативой идейным позициям исламских экстремистов и панацеей от "ваххабизма".

На наш взгляд, оба отмеченных варианта традиционного для России ислама могут приниматься во внимание при определении государственной исламской политики, но в целом их потенциал весьма ограничен. В частности, как показывает практика, они не в состоянии эффективно соперничать с позициями радикалов именно по исламским политическим вопросам.

Оценивая нынешнюю линию российской власти в исламском вопросе, можно заключить, что она несбалансированна, сформировалась под преобладающим влиянием взгляда на ислам как преимущественно опасный для России политический фактор. Неслучайно поэтому в центре внимания государства оказалась борьба с исламским экстремизмом и терроризмом, которая к тому же сводится почти исключительно к правоохранительным мерам.

Такое одностороннее отношение государства к исламу неадекватно самому этому феномену, его месту в жизни современной России и в общемировых процессах. Не отвечает оно и актуальным потребностям самой власти. Если в советскую эпоху официальная политика исходила из "допущения" ислама-религии и лишь терпимого к нему отношения параллельно с курсом на его изживание в соответствии с теорией научного атеизма, а после распада СССР она сменилась линией на закрепление и реализацию конституционного права на свободу вероисповедания, декларативного признания за исламом позитивного духовно-нравственного потенциала, то в настоящее время российское государство, не упуская из виду других аспектов, должно переориентировать своё внимание на общественно-политическую роль ислама, которая сегодня действительно часто отличается деструктивностью. Однако происходит это не только из-за неоднозначной направленности политической идеологии ислама и радикального характера, берущих её себе на вооружение сил, но в существенной мере ещё и потому, что российская власть в целом оказалась неготовой к масштабному вторжению ислама в политическую жизнь, когда испытанные формы взаимодействия государства с исламом–религией не могут обеспечить его интересы перед лицом ислама-политики.

Новый этап развития, в который вступила Россия, требует новой стратегической линии, разработки целостной государственной политики по отношению к исламу. Она необходима для решения всего комплекса связанных с исламом вопросов, и, прежде всего приоритетных для государства политических проблем. А это нельзя сделать без определения целей указанной политики, общая задача которой — включение позитивного духовно-нравственного и культурно-интеллектуального потенциала ислама в процессе демократических преобразований в России, а также придание его активности в политико-правовой сфере такой направленности, которая содействовала бы укреплению государственности и правовой системы страны, консолидации российского общества.

Одновременно следует сформировать более частные, конкретные цели государственной политики применительно к различным областям активности ислама, которые имеют неодинаковое отношение к интересам российской власти и требуют от неё дифференцированного подхода. Так, в религиозной области государство, очевидно, должно максимально содействовать последовательной реализации конституционного права мусульман на свободу вероисповедания, что, прежде всего, предполагает невмешательство власти во внутрирелигиозные дела ислама, входящие в компетенцию соответствующих духовных управлений. Правда, в решении отдельных сугубо религиозных вопросов государство может внести коррективы в свою позицию и действовать более активно и целенаправленно — например, в наведении порядка в организации паломничества, создании условий для исполнения мусульманами других религиозных обязанностей и даже в урегулировании конфликта между духовными центрами. Кроме того, власть может и должна сделать больше в налаживании не просто "диалога", а сотрудничества между конфессиями в решении актуальных общественных проблем.

В социальной и духовно-культурной сфере власть уже не может ограничиться подчёркиванием своего уважения к позитивному исламскому наследию. Тезис о большом духовно-нравственном потенциале ислама и его отчётливой социальной направленности, который постоянно звучит из уст мусульманских лидеров и находит отклик у власти, должен быть наполнен реальным содержанием и детально обоснован исламскими аргументами применительно к светскому государству. Конечно, это — задача в первую очередь самих мусульман, их идеологов и центров. Но государственная политика в состоянии стимулировать этот процесс, направить его в такие рамки, которые удовлетворяют потребности не только мусульман, но и всего общества. Не исключено, что такой курс будет способствовать формированию системы исламских структур социальной, культурно-образовательной, гуманитарной направленности, а, в конечном счете, приведёт к установлению между государством и мусульманскими центрами отношений своего рода социального партнёрства. Одновременно будут складываться благоприятные условия для решения ещё одной актуальной задачи, имеющей, без преувеличения, политическое значение, — достижения лучшего понимания ислама российским обществом, преодоления настороженности и недоверия ко всему исламскому.

Главный фактор, определяющий задачи государства в сфере политической активности ислама, заключается в том, что именно это направление имеет первоочередное значение для власти, поскольку касается общенациональных интересов и проблем политической стабильности и безопасности, в обеспечении которых государству принадлежит ключевая роль. В этом отношении государственная политика не может оставаться непоследовательной — сводиться к предоставлению исламу–религии свободы и в то же время фактически преследовать цель если не исключения, то максимального ограничения политического участия ислама в жизни российского общества, рассматривая его преимущественно в качестве фактора, угрожающего конституционному порядку. Вместо этого власть должна ставить иную цель: не вытеснять ислам из политики, а направлять его политическую активность и лежащую в основе последней исламскую политическую идеологию в русло, отвечающее интересам России. Поскольку речь идёт о вопросах, прямо касающихся государства, именно ему надлежит определить точные границы, формы, направления и даже конечные цели политической активности ислама, а также выработать механизм воздействия на неё.

Эффективность такого подхода будет выше, если параметры участия ислама в российской политике получат собственно исламское обоснование, будут сориентированы на позитивные начала мусульманской политической и правовой культуры, адаптированные к условиям светского государства. А это в свою очередь ставит перед властью ещё одну задачу — активно влиять на выработку российским исламом такой политической концепции, которая не противоречила бы (ещё лучше — отвечала) государственным интересам.

Решение указанной задачи надо рассматривать в общем контексте мер, которые следует принять российскому государству для более эффективного противодействия актам экстремизма, которые основываются на исламской идеологии либо преследуют выдвигаемые ею цели. Борьба с этой угрозой не может вестись только путём принятия жёстких законодательных запретов. Одной из самых важных её сторон является идейный аспект, актуальность которого объясняется, прежде всего, тем, что из всех составляющих экстремизма под исламскими лозунгами непосредственное отношение к исламу имеет именно указанный — идейный — момент. Ведь прочность позиций мусульманских радикалов заключается не только в нерешённости политических, социально-экономических, национальных проблем, но и в теоретической базе, ориентирующейся на исламские концепции. Причём, если по другим направлениям борьбы с этой угрозой уже предприняты достаточно эффективные меры, в том числе в рамках широкого международного сотрудничества, то отмеченная сторона этого явления пока остается вне внимания российского государства. Между тем без включения позитивного интеллектуального потенциала ислама в арсенал государственных средств борьбы с исламским экстремизмом окончательно подорвать его влияние невозможно. Именно поэтому формулирование исламской идейной альтернативы терроризму и экстремизму должно стать важной задачей государственной политики в отношении ислама.

При её разработке и проведении необходимо принимать во внимание некоторые исходные начала. Так, определяющим принципом является понимание того, что Россия не просто не противодействует самому исламу и не рассматривает его как своего противника, но считает возрождение ислама позитивным фактором стабильного развития страны, видит в исламе, исламской культуре (в том числе политической и правовой) важную составляющую часть жизни российского общества и государства. Исламские ценности следует считать не угрозой национальным интересам и безопасности России, а её потенциальным союзником.

Власть должна исходить из того, что ислам — не чуждый и посторонний для России феномен. Он является неотъемлемой частью российской истории и культуры, образом жизни миллионов граждан, для которых наша страна – их родной дом. Одновременно нужно осознавать, что ислам — не только религия, но и особая культура, в рамках которой сформировалось богатое идейное наследие. К последнему относятся и политико-правовые концепции. Если к богословским постулатам ислама и чисто религиозным вопросам государство с учётом своего светского характера должно относиться нейтрально, то исламские представления о власти, праве, политике не могут быть безразличны для власти. Здесь она должна занять чёткую позицию по отношению как к тем принципам ислама, которые она разделяет и поддерживает, берёт себе на вооружение, так и к несовместимым с условиями современного демократического общества исламским концепциям.

Необходимо иметь в виду, что на протяжении многовековой истории в рамках исламской культуры сложились очень разнообразные представления об основах власти и права, различные взгляды на отношения человека и государства, на общество в целом. Некоторые из этих концепций, чаще всего вырванные из общего контекста исламской мысли и ориентированные на малообразованные слои, могут использоваться для обоснования политического экстремизма. Но центральное место в идейном наследии ислама и в современной исламской мысли занимают не эти теории, а теоретическое обоснование таких начал, как умеренность, компромисс, стабильность, консенсус, лояльность властям, постепенность, совещательность, избежание вреда и др. Таким ценностям в исламе можно найти значительно более убедительное обоснование, нежели крайним радикальным взглядам. Это относится и к позициям наиболее авторитетных современных мусульманских мыслителей. Исходные исламские начала и принципы, их понимание крупнейшими мусульманскими авторитетами — очень убедительный аргумент против идеологии исламского экстремизма и терроризма⁵. Политико-правовое учение ислама может и должно служить не экстремистам, а демократическим силам, работать не на дестабилизацию, а на консолидацию общества и государства.

Однако у нас в стране остро ощущается недостаток знаний о мусульманско-правовой культуре. Властные структуры, разрабатывающие и осуществляющие правовую политику, не только не обладают достаточным опытом решения проблем мусульман и исламских институтов с учётом мусульманского права, но и не располагают адекватной информацией о нём самом, о его месте в современных правовых системах и взаимодействии с другими правовыми культурами, а также о подходах мусульманско-правовой доктрины к таким вопросам, как соотношение в исламе религиозного и светского начал, религии и права, государства и религии, — вопросам, имеющим актуальное значение для России.

Недостаток знаний в области мусульманской правовой культуры приводит к тому, что, например, в республиках Северного Кавказа под видом возрождения шариата легализуются обычаи и традиции, не имеющие с правом ничего общего, однако на их основе принимаются законы. Некоторые местные обычаи (например, кровная месть) воспринимаются населением как неотъемлемая часть шариата. На самом деле шариат решительно их осуждает. Такие обычаи не могут быть легализованы не только потому, что они игнорируют правовые критерии, но и в силу их противоречия с мусульманским правом. Более того, нормы последнего могут быть весьма эффективными в преодолении тех адатов, которые под видом заботы о свободе, чести и достоинстве способствуют сохранению неравенства и произвола. О такой эффективности свидетельствует опыт Ингушетии, где уже на первый год действует республиканская примирительная комиссия, уладившая уже десятки споров о кровной мести, — может быть, прежде всего потому, что работает в тесном контакте с Духовным управлением мусульман Ингушетии и имамами мечетей.

Обращение к мусульманскому праву в целях преодоления неправовых адатов, как правило, оказывается значительно результативней обычных законодательных мер. В этом ярко проявляется его роль не только как собственно правового инструмента, но и как мощного идеологического и социально-психологического фактора, поскольку действенность мусульманского права объясняется его особой близостью к правосознанию и вообще к мировоззрению мусульман, воспринимающих это право в тесном единстве с шариатом, а значит — со своими национально-культурными корнями и верой. Обладая авторитетом в глазах мусульман, мусульманское право само выступает в качестве инструмента легитимации по отношению к позитивному законодательству. Для мусульман исключительно важно осознавать, что действующее законодательство, по крайней мере, не противоречит ценностям шариата и основным принципам мусульманского права.

К сожалению, существующие в сегодняшней России судебная и правоохранительная системы не учитывают эти особенности правосознания и мировоззрения мусульман в своей правоприменительной практике. Порядок разрешения споров в судах слабо ориентирован на местные обычаи и доказавшие свою эффективность правовые традиции регионов, исторически связанных с исламом. Столь же слабо они используются и в законодательной практике субъектов федерации.

В этой связи следует пересмотреть позицию российского государства по отношению к мусульманско-правовой культуре. В настоящее время шариат воспринимается властными структурами как символ исламского фундаментализма и сепаратизма. Власти безоговорочно отрицают какую-либо возможность обращения к его положениям, продолжают рассматривать его исключительно в качестве пережитка, с которым нужно бороться. Между тем у мусульманско-правовой культуры имеется немалый позитивный потенциал, который при строгом соблюдении Конституции вполне может найти своё место в правовом развитии ряда субъектов Российской Федерации⁶. Кстати, использование этого потенциала может дать дополнительный импульс социальной активности ислама. В качестве примера приведём мусульманско-правовой институт вакфа, уже получивший признание в принятом в 1999 году в Татарстане законе о свободе совести и о религиозных объединениях.

Попытки поддержать ислам без шариата, к чему настойчиво призывают некоторые авторы⁷, приведут лишь к тому, что этот мощный политико-идеологический инструмент останется в руках исламских радикалов. Вместо этого государство должно быть инициатором обсуждения проблем будущих перспектив мусульманско-правовой культуры.

Такое видение правовой стороны ислама имеет прямое отношение ещё к одному исходному началу государственной исламской политики. Дело в том, что надо учитывать определённые различия в её проведении на уровне России в целом и в тех её субъектах, которые исторически неразрывно связаны с исламской культурой и цивилизацией. Там, где большинство населения составляют мусульмане и ислам является одной из несущих опор общества, традиционного уклада жизни и мировоззрения граждан, светская власть действует в условиях в значительной мере несветского, мусульманского общества. Поэтому, чтобы влиять на такое общество и, тем более, управлять им, государство в своей политике не может не учитывать его исламской составляющей (которая, правда, тесно переплетается с местными обычаями и традициями). И не просто принимать во внимание исламские институты, нормы и ценности, но и целенаправленно использовать их, соизмерять с ними свои шаги. Без этого власть рискует не получить общественную поддержку и не считаться полностью легитимной в глазах мусульман.

Учёт данного регионального компонента политики в отношении ислама позволит российской власти подключить его позитивный потенциал к решению непростых проблем, связанных с национальной спецификой и отношениями федеративного центра с указанными регионами. Проводя такую линию, российское общество получает возможность подойти к более эффективному решению политических, социально-экономических и национально-культурных проблем регионов традиционного распространения ислама с учётом менталитета и образа жизни мусульман, обосновать политику федерального центра в этих республиках обращением к позитивным исламским ценностям, завоевать дополнительное доверие мусульман, укрепить союз власти и общества, сделать более тесным взаимодействие федерального центра и субъектов РФ, придать государству бoльшую легитимность в глазах мусульман и одновременно подорвать влияние тех сил, которые используют исламские лозунги в сепаратистских антигосударственных целях. Вместе с тем принципиальная линия власти по отношению к исламу предполагает проведение такой правовой политики в исламских регионах России, которая бы допускала использование отдельных достижений мусульманско-правовой культуры в интересах правового развития страны на строгих правовых основах при соблюдении российской Конституции и принципов действующего законодательства в интересах укрепления государства и повышения доверия к его правовой политике со стороны мусульман.

Государственная исламская политика, на наш взгляд, может решить ещё одну актуальную для сегодняшней России задачу – отвести исламу конструктивную роль в государственных планах и программах восстановления Чеченской Республики в качестве важной составляющей процесса её культурного и нравственно-духовного возрождения, исходя из того, что все вопросы, связанные с исламом, восстановлением религиозно-культовых сооружений, религиозным образованием, должны решаться при определяющем участии государства.

Чеченская тема напоминает ещё об одном перспективном срезе российской государственной политики на исламском направлении, который отражает тот факт, что современный ислам – интернациональное явление, поэтому практически все процессы, протекающие в российском исламе, тесно связаны с тем, что происходит в исламском мире. Кроме того, ислам – важнейший фактор международной политики. В силу этого от политики в отношении ислама во многом зависят перспективы сотрудничества России с мусульманскими странами, а значит — её роль в современном мире в целом. Её проведение поможет государству поднять свои отношения с ними на новый уровень, что даст не только экономический эффект, но и сделает внешнюю политику страны более сбалансированной, позволит использовать потенциал связей с исламским миром для большей самостоятельности в международных делах. Одновременно будут складываться благоприятные условия для налаживания эффективного сотрудничества России с мусульманскими странами и авторитетными зарубежными центрами исламской мысли.

Сноски:

¹ См. об этом: Малашенко А.В. Исламское возрождение в современной России. М.: Московский Центр Карнеги, 1998. С. 68-104; Мухаметшин Ф.М. Мусульмане России: судьбы, перспективы, надежды. М.: Издательство РАГС, 2001. С. 64-82.
² См.: Основные положения социальной программы российских мусульман. М., 2001.
³ См. там же. С. 30-31.
⁴ См., например, интервью президента Татарстана М.Ш.Шаймиева. – "Независимая газета", 28 ноября 2001 г.
⁵ См. об этом: Л.Р.Сюкияйнен. Ислам против ислама. Об исламской альтернативе экстремизму и терроризму. "Центральная Азия и Кавказ", № 3(21), 2002; Он же. Международный терроризм и ислам. "Конституционное право. Восточноевропейское обозрение", № 4 (37). 2001.
⁶ См.: Л.Р.Сюкияйнен. Найдется ли шариату место в российской правовой системе? – Ислам на постсоветском пространстве: взгляд изнутри. М., 2001; Он же. Шариат и мусульманско-правовая культура. "Центральная Азия и Кавказ", № 4 (5). 1999.
⁷ См. Н.Азаркин. Исламу — "да", шариату — "нет". "Юридический вестник", май 2000, № 10 (240); А.Давыдов. И всё-таки шариату твёрдое "нет". "Юридический вестник", июнь 2000, № 12 (242).