Соборность √ понятие не столько родное и сокровенное, сколько загадочное для современного православия. О соборности много говорят и теоретизируют, даже хвалятся┘ Но где она реально? Не в архиерейских же соборах она. Не выражают они дух не только мирянских кругов, но даже и низших клерикальных. Впрочем, и высших тоже. Наглядный пример √ последний собор с ⌠обсуждением■ и принятием на нем нового Устава РПЦ и Основ социальной концепции. И то, и другое объявлено величайшими событиями в Церкви. Тем более неприкрыто видна вся наша хваленая соборность. Все готовилось кулуарно, даже архиереи не знали до последнего дня, за что будут голосовать. Соответственно √ как не было движения ╚снизу╩, то нет его и обратно. Столь чаемая в некоторых кругах канонизация последнего императора ⌠прошла■, а остальное - ╚начальству видней, пусть оно и думает╩.

Вот так Церковь и поделена на практически изолированные слои √ обычные миряне , миряне ╚на должности╩, клир низший, клир высший┘ Все живет в своем особом мире. Не говоря уже о том, что сам по себе каждый человек.

Но, как известно, Церкви нет без соборности √ это столь фундаментально, что нашло свое отражение в Символе веры┘ Соборность нам нужна, и мы просто жаждем ее отыскать. И наиболее очевидно √ клерикализм, извечная нам помеха! Всем заправляют люди в рясах, а ╚народ безмолвствует╩. Обрел бы народ голос √ вот уже и до соборности недалеко. Ведь что такое соборность, если не баланс меЖду ╚иерархичностью╩ и ╚демократичностью╩?

И вот мы вслушиваемся - не подаст ли кто голос ╚снизу╩. В этом жадном уповании решение сложной проблемы, имеющей глубокие духовные корни, так соблазнительно решить чисто механически √ в той или иной степени ⌠снести алтарную перегородку■, то есть ограничить ⌠произвол■ клира и ⌠увеличить роль мирян■. ╚Глас народа╩ нам так дорог, что мы не готовы критически отytстись к нему, различить истинное и фальшивое.



Но в том-то и беда, что ⌠миряне■, как правило, так и остаются в состоянии пассивной замкнутости, а вместо них и от их лица выступает ⌠мирское■.

Отчего же так? Да потому, что в Церкви существует еще одна существенная проблема √ границ Церкви. Никто не знает и не хочет знать, где собствен Церковь, а где просто некое неопределенное этно-культурное ╚православие╩.

Конечно, в той или иной степени размывание церковных границ неизбежно. Церковь отделена, но и открыта для мира. Она призвана оцерковить мир, что в свою очередь открывает возможность миру ╚омирщать╩ Церковь. Да и собственно все люди Церкви, так или иначе, принадлежат миру. А потому возобладание ⌠мирского■ элемента в их сознании над ослабевающим церковным приводит к подгонке церковной жизни под стандарты мирской.

Однако такое открытое ╚омирщение╩, как оно не прискорбно, не столь опасно, ибо мир здесь открыто входит за церковную ограду. Омирщение в известной степени естественный процесс, так как Явление же, которое мы сейчас рассматриваем, несколько иного плана. Здесь ⌠мирское■, то есть чуждое Церкви, проникает не под видом привычного и открытого, а потому менее опасного ⌠омирщения■, а под видом квазицерковного движения или инициативы.

Но в данном случае происходит нечто иное. Мир не берет церковь открытым штурмом, а проникает туда в троянском коне столь соблазнительного для нас ⌠чуда■ мирянской активности. Нельзя сказать, чтобы дело дошло до того, что можно было бы назвать движением, но по ряду инициатив мы можем обнаружить такое явление.

Освобождение церкви привело не только к ее благу, но и сняло все ограничения для того, чтобы она стала в ряд всех прочих сфер деятельности человека, каждая их которой является в той или иной степени ⌠нишей■ интересов. При чем интересы эти, в отличие от идеологизированных времен, часто носят сугубо меркантильный, а потому всеядный характер. В современном обществе практически все сферы деятельности в той или иной степени являются нишей интересов. Можно сказать, что любая идеология нынче не больше, чем риторика, стратегия по обработке конкретных интересов без особой претензии на долговечность.

В качестве такой ╚ниши╩ или области интересов и рассматриваться церковный сектор социальной жизни. При чем характер такого проникновения может быть разного рода √ от пристойно-идеологического до откровенно коммерческого.

За тем, что мы назвали идеологическим, часто не сразу столь очевидно виден конкретный интерес. Но, вглядевшись пристальнее, мы почти всегда такой интерес можем обнаружить. Борьба против ИНН, например, может быть выгодна ╚теневому╩ капиталу, встревоженного возможностью большего контроля со стороны финансовых и налоговых органов. Даже столь ╚идейная╩ компания, как сопротивление экуменизму, может быть выгодна для изоляции и ограждения ╚рынка╩ от возможных конкурентов.



Но самый наглядный пример это инициативы за канонизацию новых святых.

Это проявилось при разворачивании компаний по канонизации Матроны Московской, Николая Второго и его семьи, адмирала Ушакова, а сейчас, как мы можем наблюдать, по все более настойчивому навязыванию рядовому церковному сознанию ⌠святости■ Григория Распутина и Иоанна Грозного.

Уже созданы инициативные группы по канонизации Минина, Пожарского, Суворова.

Такие компании носят ярко выраженный рекламный характер. В результате √ появление спроса на иконы, книги и прочие атрибуты, связанные с тем или иным святым. Подобно тому, как за простодушными восторгающимися ⌠Ариэлем■ хозяйками стоят вполне конкретные интересы, так и за голосами из церковного народа, стоят совершенно конкретные дельцы, заполняющие столь просторную для наживы сферу. Сколь ⌠народными■ являются такие инициативы, очень хорошо видно по тому, как быстро гаснет интерес к новопрославленным святым √ в полном соответствии с падением рекламного бума.

Характерно, что подобные инициативы поначалу часто принимаются в Церкви очень настороженно, если не негативно, а потом практически всегда на ⌠ура■. Все дело, видимо, в излишней доверчивости ко всему, что принимается за ⌠глас народа■ и интерпретируется как ⌠глас Божий■.

Вообще это достаточно известная черта даже еще советской идеологической машины, когда ⌠доброкачественная■ инициатива должна была непременно исходить снизу. Таким образом, вобрав все ⌠лучшее■ из старых и новых порядков, охотники поживиться за счет доверчивого прихожанина выстраивают свою стратегию и тактику.

Для иллюстрации могу привести такой пример. В Минске действует такое чисто коммерческое предприятие √ ЗАО ╚Православная инициатива╩. Звучит даже забавно √ акционерное общество, да еще с какой-то православной инициативой. А инициатива состоит в том, чтобы в школе был введен предмет Закона Божия. Спорная, но на первый взгляд вполне благовидная компания. Подписи собираются прямо в принадлежащем этому ЗАО магазине ╚Православная книга╩.

И тут обнаруживаем, что самый ходкий здесь товар - это издаваемяй фирмой книга ╚Закон Божий╩ Слободского. Реклама идет даже по телевидению. В данном случае механизм виден очень явно. Но в других случаях он может быть и тщательно закамуфлирован.

Могут возразить √ пусть, мол, чьи-то интересы выиграют, но ведь делается и церковное дело. На это можно возразить словами апостола Павла:

╚┘никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос╩ (1Кор 3,11)

В данном случае строительство идет на ином основании, и это разрушительно для Церкви.

Скепсис по отношению к разного рода ╚мирянским╩ инициативам усилится, если мы трезво всмотримся, какие движения возникли за последние время, каков был их характер и чем кончилось дело. Наиболее ярким движением на заре церковного возрождения было движение братств. Братства возникали и тут, и там. Вот, кажется, что еще желать √ истинно мирянское движение. Интерес подогревался и настороженным отношением иерархии к этому явлению. Не сказать, что антиклерикальный, но в какой-то мере альтернативный характер это движение имело. Однако во что оно вылилось? Какие-то братства исчезли, какие-то превратились в конторы по отстаиванию групповых интересов, а то и личных. В Минске есть довольно влиятельное братство, которое фактически состоит из одного человека, просто набирающего для текущей деятельности наемных работников.

Кроме того, легко видеть, что все выжившие братства имеют ярко выраженный фундаменталистский характер. Как и в политике, где плодами демократии наиболее эффективно пользуются ее откровенные противники, так и церковным ╚демократизмом╩ лучше всего воспользовались как раз те, кто проповедует жесткое иерархическое управление в Церкви. Наблюдаемый иногда ╚критицизм╩ по отношению к священноначалию носит характер не отстаивания права на голос ╚снизу╩, а просто недовольства действиями и словами конкретных иерархов, часто именно относительно, как кажется таким критикам, ╚излишнего либерализма╩ церковных властей.

Возвращаясь к проблеме границ церкви, хочется обратить внимание и на такой феномен, как ╚воцерковленный верующий╩. Когда-то казалось, что ╚воцерковленнность╩ это как раз тот искомый принцип, который поможет определить, где, собственно, начинается церковь.

Смею утверждать, что феномен этот оказался очень удобным инструментом для проникновения в церковь мирских интересов. Дело в том, что ╚воцерковленность╩ повсеместно признана, как мерило и признак истинно мирянского. Но что же представляет собой ╚воцерковленый╩ православный? Таковым признается тот, кто удовлетворяет ряду некоторых признаков, носящих достаточно поверхностный и внешний характер, как то периодическое хождение к исповеди и причастию, соблюдение некоторых норм внутрицерковного этикета и умение оперировать определенным лексиконом. При этом полностью выпадает из поля зрения нравственное и духовное состояние такого человека. Более того, ╚воцерковленность╩ служит надежным прикрытием для просто непорядочных, а не то, что нехристианских, поступков. ╚Воцерковленность╩ рассматривается как заслуга √ нехорошо, мол, поступил, зато ведь человек какой церковный┘

Навыки ╚воцерковлености приобретаются достаточно быстро и часто с вполне определенной небескорыстной целью. Но даже искренняя ╚воцерковленность╩ таит в себе опасность. Ибо создает иллюзию принадлежности церкви, тогда как очень часто, если не в большинстве случаев, такой человек целиком представитель мира.

Таким образом, ╚воцерковленность╩ оказывается шлюзом между миром и церковью, облегчающим его проникновение в церковь как бы изнутри.

╚Воцерковленные╩ прихожане, к тому же, и являются основным контингентом, на который рассчитывают всевозможные ╚инициаторы╩. Ведь, принадлежа душой к миру, человек не имеет иммунитета на чуждое церкви влияние, у него притуплено духовное зрение. Более того, в мирском влиянии он узнает нечто близкое для себя, поэтому часто с энтузиазмом поддерживает его.

Парадоксальным образом складывается такое положение, что сама пассивность мирянской жизни заставляет искать нечто деятельное и активное. Тем более, что даже ╚просто молитва╩, то единственное, что по праву дается мирянину, и та далеко не организованна в той мере, на какую в принципе способна и современная Церковь. Молиться люди не умеют. Вместо молитвы им предлагается молитвенная барщина в виде ╚правил╩ и малопонятного ╚отстаивания╩ служб. Понятно, сколь тогда притягательными становятся вошедшие в моду ╚молитвенные стояния╩, а попросту митинги с хоругвями, по разным, часто откровенно политическим поводам.



Думается, нужно сбросить иллюзии и понять, что клир и народ неотделимы друг от друга, пусть даже они и в своих изолированных сферах. Все, что мы имеем в церкви √ это проявление общей болезни. Просто для одного слоя церковного общества она имеет одни симптомы, а для другого другие. Пока не будет общего желания возродить Церковь как тело Христово, искренне поднять ее на надлежащую высоту, ничего не будет. Сколько бы мы не искали какие-то здоровые элементы. Сами эти здоровые элементы не смогут проявиться просто потому, что будут обличены и отвергнуты основной массой, как нечто чуждое.

Что мы и видим на ближайшем для нас примере √ судьбе Преображенского братства. Сколько энергии мы тратим только на то, чтобы доказать всего лишь свою ╚православность╩, свое право быть рядом. А о том, чтобы открыто влиять на оздоровление церковного общества, и речи нет. Хотя именно это движение по праву можно назвать истинно мирянским. И вот этому реально мирянскому как раз ставится мощнейшая преграда.

И невольно напрашивается вопрос √ стоит ли? Стоит ли доказывать свою церковность той структуре, чья собственная церковность как раз под большим сомнением. Мы не замечаем уже, как вынуждены лукавить, вынуждены играть на понижение. Дотягивать себя до неких стандартов. И это при том, что небольшая уступка в Церкви может погубить все.



Нам порой кажется странным необыкновенно ревностное отстаивание церковных догматов в эпоху вселенских соборов. Не было бы у нас привито суеверно трепетное отношение к их решениям, можно быть уверенным √ в наше время мы бы многим поступились. Почему нам не понятна эта твердость? Потому что мы потеряли ощущение Церкви как удела Божия, призванного, по слова апостола Петра, ╚возвещать совершенства╩. Удел должен быть огражден, выделен из мира. Но с кем выделяться? Мирское перемешалось с церковным √ уже невозможно выделить Церковь в том, что именуется церковью. А мы все напрашиваемся туда, рискуя быть растасканными и размытыми в общей неразберихе и конгломерате чисто мирских интересов. Наш энтузиазм по поиску неких движений это самообман, это некая умирающая надежда на соломинку, которая, даст Бог, вытащит из мути разнородного потока нечто такое, что внезапно сделает этот поток животворящим и чистым источником.

Скажем прямо, наивная надежда. Просто при всей решимости что-то менять, у нас нет истинной веры в свою правоту. Если б она была, мы бы рассуждали просто √ Церковь там, где народ Божий. Все остальное это не Церковь, пусть даже если она сохранила все внешние атрибуты церковности. И не движение в народе Божием нас спасет, а сам народ Божий своим бытием уже будет самым, что ни на есть, движением. Ибо сама Церковь это и есть Движение, переворачивающее и побеждающее мир, не имеющее нужды с ним торговаться.



Свящ. Александр Шрамко