Христос раждается, славите!

«Тайно родился еси в вертепе, но небо Тя всем проповеда, яко уста, звезду предлагая. Спасе».

Тихо, безшумно сошел на землю и воплотился Сын Божий.

Как капля росы падает на землю, так Сила Вышнего осенила Пречистую Деву, и родился от Нее Спаситель мира.

Но мир не заметил великого дела, совершенного Богом. Люди были заняты каждый своими заботами, внимание их было направлено на дела житейские и на громкие мирские события.

Рим укреплял свою власть над народами и свою государственную мощь. Греция развивала искусства и предавалась утончённому служению плоти. Восточные народы пытались в явлениях природы найти ответы на все запросы духа.

Иудеи горячо жаждали освобождения от чужеземной власти и ждали избавителя в лице Мессии — земного царя.

Однако, житейские дела не давали удовлетворения людям, даже когда они были успешны. Все сильнее чувствовалось «томление духа» по правде и ощущалось, что мир, погрязая в суете и пороках, грядет к гибели.

Не только иудеи ждали избавителя; но лучшие из язычников заходились в ожидании Некоего, Который спасет человечество от гибели.

Но каждый по своему представлял себе Его пришествие, и, бучи сам плотским, не мог помыслить о духовном. «Иудеи знамения просят, и Еллины премудрости ищут» (I Кор. 1, 22).

И никто не ждал Спасителя кроткого и смиренного сердцем, облеченного не земной, а небесной славой.

А таким именно был «хотяй всем спастися и в разум истины приити».

Не внешней силой или кичливой мудростью пришел Он воцариться над народами, не «привидение устрашая» (молитва водосвятия), а в зраке раба пришел Спаситель поднять на Себя грех Адамов, понести на Себе тяжесть человеческую, быв доступен каждому.

«Сын человечь не прииде, да послужат Ему, но да послужит и даст душу Свою избавление за многих» (Марк. 10, 45; Мф. 20, 28).

Соответственно сему рождается Он в вертепе, в малом граде куда на время переписи прибыло богатое лишь добродетелями семейство бедного плотника праведного Иосифа.

Никто из живущих на земле не представлял себе, что в таком убожестве появится Избавитель и придет к людям Царствующий над всеми тварями.

И даже сам князь тогдашнего мира сего, гордый противник Божий — дьявол, оказался обманутым и не узнал в Родившемся Того, Кому позавидовал, когда еще был ангелом. Сокровенная от его власти предвечная тайна о спасении рода человеческого могла познаться лишь теми, кто внимают голосу с неба и туда устремляют свои взоры.

Услышали пастыри ангелов, поющих плотское Христово пришествие, те бедные Вифлеемские пастухи, единственным источником мудрости коих была открытая книга премудрости Божией, явленной в красоте Его творений, не тронутых грешной рукой человеческой.

А не услышавшему ангельского пения всему остальному человечеству небо ярким светом воссиявшей на нем звезды словно устами возвестило, что «во своя прииде Свет истинный, просвещающий всякаго человека, грядущаго в мир» (Иоан. 1, 9, 11).

Ко всем обращалось небо, поведающее славу Божию. Но лишь цари-волхвы, искавшие в нем откровения судеб Божиих и готовые всюду пойти, чтоб найти истину, уразумели голос неба. Собравши свои сокровища, чтобы принести в дар новорожденному Царю, они оставили свои престолы, покинули родную землю и пошли, сами не зная куда, следуя лишь течению звезды, возвещавшей им путь к Царству вечному.

Тяжел был путь, но свет звезды Вифлеемской освещал его. И мудрецы-волхвы, преодолевая все препятствия, шли по стезям, указываемым небом, отрешившись от своей воли. Звезда привела их в Иерусалим, где они услышали писанное слово Божие, а затем в Вифлеем, где они узрели воплощенное Слово, Бога во плоти, и поклонились Солнцу Правды.

Мир продолжал бушевать своими страстями.

Ирод, узнав о рождении вечного Царя, искал убить Его; не нашедши Его, он умертвил множество младенцев, но так и не смог убить тайно Рожденного в вертепе.

Тайна сия для живущих по стихиям мира сего оставалась тайной. Он стоял посреди людей, а они Его не знали (Иоан. 1, 31).

Лишь постепенно открывался Он чистым сердцем, искавшим правды, готовым стоять за истину, открываясь и тем, кто желал очищения сердца, кто готов был свою волю покорить воле Небесной.

И настало время — свет Вифлеемский озарил все концы вселенной.

Ныне опять бушует мир! Одни готовы были бы убить Младенца и стараются стереть Его Имя. другие словно Его не замечают. Но посреди нас стоит Он, открываясь тем, кто «испытует свидения Его и всем сердцем взыщет Его». «Всуе шатаются языцы и людие поучаются тщетным! Жезлом железным, яко сосуды скудельничи, сокрушит Он прогневающих Его».

А звезда Вифлеемская вновь незримо сияет над миром, призывая все народы и каждого человека устремить свой взор к небу, горе иметь сердце, припасть к Новорожденному и возрадоваться радостью велией, ибо с нами Бог! «С нами Бог, разумейте, языцы, и покоряйтеся: яко с нами Бог!».

Христос родися!

Блаженный Иоанн Чудотворец

"Книга записей о предстательствах блаженного Иоанна"; По публикации Братства преп. Германа Аляскинского

(продолжение, начало в №1)

37 «Чудесный» телефонный разговор

Рад возможности поделиться своими личными воспоминаниями о епископе Иоанне (Максимовиче), памятуя следующие слова преподобного Нестора Летописца и молясь его молитвой:

«Умоляю вас, возлюбленные братья, не осуждать меня за мою грубость, если я, будучи так преисполнен любви ко святому, решился рассказать все, что знаю о нем, так как боялся, как бы слова Господни о рабе лукавом и ленивом не были применимы ко мне... Но прежде всего обращаюсь к Богу с молитвой: «Господи Всесильный, податель благих, Отец Господа нашего Иисуса Христа, помоги мне. Просвети мое сердце, чтобы я мог уразуметь Твои заповеди и отверзи уста мои и возвестить о чудесах Твоих и о славе Твоего угодника».

Я также «преисполнен любви ко святому», но боюсь своей «грубости», неспособности передать «славу этого угодника Божия». И не знаю, с чего начать, как связно сообщить о великом множестве глубоких, благодатных впечатлений, оставленных этим великим праведником, который «запечатлелся» в моем сердце навсегда.

Епископ начал свое архипастырское служение в Шанхае в 1934 году (год моего рождения) – в этом большом международном торговом порту Китая. Моей семье принадлежал дом в трех кварталах от большого собора, посвященного образу Пречистой Богородицы «Споручница грешных», и мои родители обычно ходили с нами, детьми, в этот собор по воскресным и другим праздничным дням. Мы с братом оставались в Шанхае с 1939 года до нашего отправления на остров Тубабао в январе 1949 года. Мы посещали католический «Колледж святой Жанны Д'Арк», расположенный прямо рядом с собором. Я уже слабо помню то торжество, когда епископ Иоанн освящал огромные золотые кресты, а затем их воздвигали на 5 куполов прекрасного собора. Рядом с собором был священнический дом в несколько этажей, над серединой которого возвышалась колокольня. Вспоминаю, что за этим священническим домом был свободный участок для второго храма (незаконченного), и именно здесь блаженный Иоанн всегда совершал обряд великого водоосвящения – благословения воды на Богоявление. В течение лета, когда школа была закрыта, мы с братом часто ходили играть на этот большой церковный участок.

Мне было около восьми или девяти лет, когда однажды жарким солнечным днем я зашел в большой, всегда холодный собор отдохнуть от жары. Это был будничный день, около 7 вечера, на улице было еще вполне светло. Священник, чья очередь была служить, совершал вечернее богослужение, храм был почти пуст. Епископ Иоанн стоял на своем месте – возле массивной колонны, между главным алтарем и правым приделом, перед аналоем с богослужебными книгами. Позднее я узнал, что блаженный Иоанн неопустительно присутствует на полном чине дневного богослужебного цикла, установленного Православной Церковью, и каждодневно причащается. После службы я подошел к нему получить благословение. Он спросил, как меня зовут и пригласил к себе «поговорить». Никогда не забуду сколько раз он, уходя из собора, падал ниц перед каждой иконой, как бы прощаясь на время со своими близкими друзьями, святыми. Я шел за ним, держа в руках его посох. Моя душа сразу потянулась к этому необыкновенному человеку, подсознательно чувствуя ту глубокую христианскую любовь, которую этот добрый епископ пробуждал в народе, особенно в детях.

В первый раз в жизни я вошел в его просторный кабинет на втором этаже священнического дома. Вся правая стена его «офиса», от потолка до уровня аналоя в углу, была покрыта множеством икон различного размера. Я почему-то решил, будто это вполне естественно: входя в кабинет, простираться пред иконами и снова долго молиться. Наконец, он сел за стол, заваленный бумагами, и начал со мной долгий разговор. Как и позднее, он беседовал о Церкви, о житиях аскетов и святых, о мучениках и о церковных праздниках. Я не хотел уходить от него.

Было уже поздно, когда епископ Иоанн благословил меня и велел идти домой. После этого я стал ежедневно, утром и вечером, присутствовать на церковных службах в соборе и служить в алтаре. После Литургии в будни он имел обыкновение сам потреблять Святые Дары и пребывал в глубокой молитве еще долгое время после ухода служащего священника. А затем, по обыкновению, клал поклоны перед каждой иконой в соборе и только после этого уходил на свою квартиру.

Беседуя со мной в своем «офисе», блаженный Иоанн иногда на несколько секунд засыпал. Очень скоро я обнаружил, что он никогда не ложится спать в постель, но позволяет себе только краткие урывки сна на стуле или на коленях перед иконами, где его секретарь, некто господин Кантов, мог иногда застать его «врасплох».

Я был свидетелем невероятного случая с его «бодрствующим сном». Однажды вечером, во время нашей беседы в его кабинете, зазвонил телефон, и он взял трубку. Не знаю, с кем он говорил, но никогда не забуду как, еще не закончив разговор, он выронил трубку и заснул. Трубка лежала у него на коленях, и он, уже во сне, продолжал весьма длительное время слышать своего собеседника и отвечать ему. По законам физики это было совершенно невозможно – ни для епископа слышать того, кто ему звонил, ни для того человека слышать, что епископ ему отвечал. Однако, судя по тому, что разговор продолжался и по словам, произносимым иерархом, – не возникало никаких сомнений относительно реальности таким сверхъестественным образом продолжающегося разговора.

Однажды, когда я был в его «офисе», ему принесли обед. Помню, это был борщ и чашка киселя. Он был один, а я в соседней комнате, куда и мне принесли ту же скромную трапезу. И через открытую дверь я отчетливо видел, как блаженный Иоанн слил сладкий кисель в борщ и начал есть эту невозможную смесь. Тогда мне, еще ребенку, такие вещи казались почему-то совершенно естественными для епископа.

Все дети, и алтарные мальчики, любили епископа, несмотря на его строгость. (Однажды он приказал служителю Михаилу выпороть нескольких из них за озорство.) Блаженный Иоанн стал для меня идеалом, и я решил во всем подражать ему. Однажды во время Великого поста я перестал спать на кровати, а ложился на пол, перестал обедать со своей семьей, перешел на хлеб и воду и т.д. Мои родители расстроились и привели меня к доброму Епископу. Услышав их жалобы на меня, он приказал служителю пойти в магазин и принести болонскую колбасу. В ответ на мои слезы – «сейчас, все же, Великий пост!», – мудрый Архипастырь велел мне съесть принесенную колбасу и всегда помнить, что послушание родителям важнее самовольного поста. «Но что же я должен делать дальше, Владыка?» – спросил я, все еще желая каким-то «особым образом» продолжить свой подвиг. На это он ответил: «Ходи в храм как и до этого, но дома делай то, что тебе говорят папа и мама». И помню, как я сердился, что он не назначил мне какого-нибудь «специального» аскетического подвига.

Вспоминаю и другое примечательное событие или, скорее, эпизод из жизни блаженного Иоанна, свидетелем которого я стал. То был обычный будничный день, и Литургию совершал один из шанхайских кафедральных священников. Блаженный Иоанн стоял на своем обычном месте, а я, видимо, служил в алтаре – точно не помню. Но хорошо помню, как тот священник во время своей проповеди стал поносить Епископа, указывая на него пальцем и употребляя такие слова как: «змея», «скорпион», «жаба», «лицемер» и т.п. Епископ продолжал стоять на своем месте, никак не реагируя на эти безумные атаки священника и продолжал читать из той книги, что лежала перед ним на аналое. Потом мой отец рассказывал мне, как он и многие другие были возмущены таким недопустимым поведением священника по отношению к своему епископу и просили последнего, чтобы тот наказал негодяя. Епископ, однако, не принял никаких мер, утверждая, что то было дело личное. Святое незлобие! И вообще никто никогда не слышал и слова осуждения кого-либо из уст этого праведника.

Покойный протоиерей Серафим Слободской рассказал мне, как он однажды задал блаженному Иоанну вопрос: «Кто изначально виновен в том церковном конфликте, который разгорается в связи с собором в Сан-Франциско?» Блаженный ответил очень просто: «Диавол».

«Забота о человеческой душе» – вот как точнее всего можно сформулировать то основное, что определяло всю жизнь и деятельность величайшего молитвенника и праведника не только нашего хладнокровного века, но и, уверен в этом, всей истории Вселенской Церкви. Да и как можно иначе объяснить все то, чему я был свидетелем? Я видел, например, как его лицо иногда буквально преображалось во время Литургии, особенно в дни Великого поста, сияя неземным светом, а глаза, всегда полные божественной любви, излучали невыразимую радость, недоступную грешникам, – и то было знаком присутствия Святого Духа. Я видел его в Пасхальную ночь «воспарившим», как на руках ангелов, над новопостроенным Шанхайским собором и восклицающим в полноте ликования победоносное: «Христос воскресе! Христос воскресе!» И не было, казалось, пределов его ликованию: все его существо погружалось в радость Христа, Коего он истинно и всецело любил.

Но что было самое удивительное, так это его дар видеть человеческое сердце и привлечь его ко Христу. В конце концов, если бы не этот праведник, я никогда бы и не помыслил о возможности для меня пастырского служения Церкви. А как поразительно было его предсказание о том, что должно было случиться с нами! В своем письме от 23 октября (5 ноября) 1949 года к моему брату и ко мне (нам было 13 и 15 лет, мы только что приехали в Австралию из Филиппин и редко ходили в храм) он предупреждал нас: «Когда мы оставляем стези Божии, то какое-то время можем удовлетворяться чисто телесным, но затем начинаем ощущать горечь того, что казалось нам сладостным». Даже сегодня, тридцать пять лет спустя, не могу читать этих пророческих слов без слез благодарности.

Он уже тогда знал, что я напишу ему 19 мая (1 июня) 1969 года: «О, как мне хотелось бы с Вами поговорить, Владыко! Со мною так много всего случилось с того времени, как я был на Филиппинах, и это настолько повлияло на мое восприятие, что я перестаю узнавать себя. Духовная ревность моего детства утонула в окружающей меня обстановке, грешной и материалистической».

Но великий святой видел, что не все из моих духовных усилий «утонуло» и продолжал призывать меня к служению Церкви, советуя «получить богословское образование и с этой целью поступить в Семинарию Св. Троицы. Да поможет тебе Бог и да благословит Он тебя на этой стези» (письмо от 18 (31) января 1961 года).

Конечно, слова в полной мере не могут выразить моей благодарности и любви к незабвенному Архипастырю. Во время земной жизни Епископа мы литургически возглашали: «Святыми молитвами господина нашего... Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас».

Но поскольку, согласно истинным словам Самого Спасителя нашего, Несть Бог, Бог мертвых, но Бог живых (Мф.22, 32), я и сегодня продолжаю обращаться с этой молитвой к помощи святого Иоанна.

Всегда вознося благодарения Господу за то, что Он удостоил меня быть свидетелем жизни Его величайшего святого, чьими молитвами я не «утонул» окончательно в тщете этого мира, не сомневаюсь, что придет день, когда земная Церковь также прославит архиепископа Иоанна как одного из тех, Ихже не бе достоин весь мир (Евр. 11,38), и мы возблагодарим Бога, дивного во святых Своих.

продолжение следует...

Соборные молитвы
ко Святителю Иоанну Шанхайскому и Сан-Францисскому и ко
Святым Царственным Мученикам: Благоверному Царю Николаю, Благоверной Царице Александре, Благоверному Царевичу Алексию, Благоверным Царевнам Ольге, Татиане, Марии и Анастасии

     Фонд имеет пастырское благословение на чтение акафистов и канонов Святым Царственным Мученикам и на публикацию расписания для друзей Фонда и желающих помолиться у себя дома. Каждую субботу читаются акафисты поочередно каждому из Святых Царственных Мучеников. Для желающих прислать записки просьба делать это в действительной нужде и если Вы будете молиться вместе с нами. Наш дорогой Батюшка в храме, где он служит, читает акафисты по субботам перед литургией. Следующий акафист будет в субботу по Рождестве, 14 января. Дата чтения следующего акафиста будет сообщена в рассылке.

     Мы рады получить любую информацию о соборных молитвах ко Святителю Иоанну Шанхайскому и Сан-Францисскому Чудотворцу и Святым Царственным Мученикам и Страстотерпцам.

Русский храм на чужбине

(продолжение, начало в №1)

ПРИНЦЕССЫ В ГЕРМАНИИ

В 15 лет по своей усидчивости и хорошей памяти Аликс отменно знала историю, литературу, географию, искусствоведение, естественные науки и математику. Основным языком для этой германской принцессы был английский, на котором она, например, как «легкое чтение» осваивала «Потерянный рай» Мильтона, и, конечно, отлично владела немецким; на французском же говорила с акцентом. Аликс стала блестящей пианисткой, чему ее учил директор Дарм-штадтской оперы, и больше всего любила музыку Вагнера. Она прекрасно вышивала, с тонким вкусом подбирая для этого рисунки и цвета. Друзья Герцогского Дома сочувственно качали головами: такой умнице и красавице от застенчивости бы избавиться...

В 1888 году вслед за старшими сестрами Аликс Викторией (бракосочетание с принцем Луи Баттенбергским) и Елизаветой вышла замуж третья дочь Великого герцога Людвига Ирена — за своего кузена принца Генриха Прусского. На этой свадьбе во дворце невдалеке от Берлина многие гости с восхищением разглядывали высокую, стройную 16-летнюю Аликс и отмечали печаль в выражении ее прекрасных глаз и губ.

Четвертая герцогская дочь Аликс стала похожа на прежнее «солнышко» через несколько месяцев, когда вместе с братом Эрнестом и отцом приехала погостить у сестры Елизаветы в Петербурге. Они остановились на Невском проспекте в доме принцессы Елизаветы, прозванной в Дарм-штадте Эллой, а теперь — Великой княгини Елизаветы Федоровны. Сюда к «тете Элле», «тетеньке» без церемоний часто заезжал Цесаревич Николай. Елизавета Федоровна являлась веселой, остроумной хозяйкой дома, в котором царили приемы и балы.

Была раскидистая русская зима 1889 года, Аликс как могла преодолевала стеснительность и не отставала в развлечениях петербургской великосветской молодежи: ходила на каток, каталась на санках с горки. Цесаревич очень увлекся ею, и принцесса его полюбила, хотя ни за что не призналась бы в этом тогда и самой себе. Но лишь с Николаем Романовым она была естественна, могла свободно разговаривать и смеяться. Вернувшись домой, Аликс поняла, что только за русского Царевича выйдет замуж. Они стали писать друг другу нежные письма.

В Дармштадте после замужества троих старших дочерей Великого герцога Аликс стала первой дамой. Как хозяйка дома, она восседала рядом с Людвигом IV в официальных застольях, сопровождала отца в многочисленных поездках по стране, ревностно посещала школы и госпитали. Под диктатом придворного этикета Аликс почти всегда выглядела очень серьезной, страдая за свою скованность.

В 1890 году принцессе снова удалось расслабиться, опять поехав с братом Эрнестом и отцом в Россию. На этот раз они остановились в Ильинском — подмосковном имении Елизаветы Федоровны и Сергея Александровича. Весьма жаль девушке было, что не увидела Цесаревича, путешествовавшего тогда за границей. О том, что они превосходная пара, уже поговаривали в России и Германии.

Весной 1891 года Великий герцог Гессен-Дармштадтский был потрясен поступком его дочки Эллы в России. Она перешла в Православие, хотя для нее как супруги русского Великого князя это и не было необходимостью! Выяснилось, что бывшая принцесса, став русской Великой княгиней, лелеяла мечту быть православной. Елизавета Федоровна долго опасалась огорчить своих родственников-протестантов, но окончательно решилась после того, как в 1888 году вместе с мужем побывала на Святой Земле на освящении храма во имя Святой Марии Магдалины в Гефсимании.

Елизавета Федоровна написала обо всем отцу в Дарм-штадт, добавив, что и Аликс придется стать православной, если она выйдет замуж за Наследника русского престола. Герцог Людвиг необычайно разволновался, переживая сразу за двоих дочерей, и писал старшей в Россию:

«Дорогая Элла,

Твое сообщение принесло мне большую боль, так как я не понимаю необходимости этого шага... Я должен винить себя, что не предвидел этого раньше... Ты знаешь, что я против строгости и фанатизма, и сознаю, что каждый может быть религиозным в своей вере. Но я так страдал несколько ночей... когда ты сообщила и о возможном обращении Аликс... Ты не можешь себе представить, как я себя чувствовал... Я знаю, что уговаривание и споры не изменят твоего мнения... Обдумай это серьезно!.. Боже мой! Что здесь можно сказать!.. Это мучает меня так сильно».

Аликс не виделась с Николаем Александровичем после 1889 года, но у них продолжалась оживленная переписка. Они признались в глубоком взаимном чувстве, мечтали о дне, когда соединятся навеки. Однако королева Виктория мечтала сделать эту свою внучку тоже королевой английской. Она стала сватать Аликс за своего внука принца Альберта Кларенского. Дармштадтская принцесса терпеть его не могла за безбожие, неказистую внешность. Альберт и сравниться не мог с умнейшим, изящным, духовным, чувствительным русским Цесаревичем! Когда королева Виктория предложила ей замужество с принцем, Аликс категорически это отвергла. Она выпалила огорченной бабушке, что их брак не принесет счастья ни ей, ни Альберту. И пришлось королеве отступить.

Владимир Черкасов-Георгиевский

продолжение следует...