НОВОСТИ
ЦЕНТРА АПОЛОГЕТИЧЕСКИХ
ИССЛЕДОВАНИЙ

21-27 февраля 2013 года

ОГЛАВЛЕНИЕ:

• СВИДЕТЕЛИ ИЕГОВЫ
• МОРМОНИЗМ
• ЦЕРКОВЬ ОБЪЕДИНЕНИЯ
• САЕНТОЛОГИЯ
• АШРАМ ШАМБАЛЫ
• АТЕИЗМ
• РАЗНОЕ

ЦЕРКОВЬ ОБЪЕДИНЕНИЯ

Утерянная экологическая утопия Сан Мен Муна

Лет за десять до своей кончины Сан Мен Мун — мультимиллионер и основатель скандально известной Церкви Объединения — отправил группу своих приверженцев в дебри Парагвая, приказав им построить совершенную утопическую общину и экологический курорт. Ну, и как обстоят дела? Монте Рил прорубил себе путь в джунглях к этому раю на земле.

Я уже третий день дышу спертым влажным воздухом этой грузовой посудины, но все еще не могу повернутся, не воткнувшись носом в свисающую с потолка сетку с апельсинами, или мешок с пшеничной мукой, или емкость с растительным маслом. До отказа забитый скоропортящимися продуктами катер под названием Aquidaban  своей пестротой и теснотой напоминает арабские рынки. По неписанному правилу, свиньи, куры и козы заперты на баке, но две крысы-переростка — Карлос и Пепе, как их называет повар, черпаком раскладывающий еду, — носятся по всему судну. Тощим котам, ковыляющим вокруг, хватает ума не ввязываться в драку.

Примерно за шесть долларов в день любой может прокатиться на это плавучем базаре — 40-метровой посудине, которая еженедельно проделывает путь по реке Парагвай от центра страны до ее северной границы. Десятки местных жителей теснятся на второй палубе. Среди них есть женщины и дети, но большинство составляют лесорубы — они зарабатывают себе на жизнь, расчищая от деревьев и кустарника поля для небогатых фермеров, живущих вдоль верхних притоков реки. Некоторые везут с собой собственные бензопилы. Другие вооружены завернутыми в газету мачете. Они втиснуты один в другого и вознаграждают себя за неудобства банками Ouro Fino — самого дешевого парагвайского пива. Для большинства первым является родной язык гуарани, а вторым — испанский.

Я путешествую в компании австралийского фотографа Тони Гривс. С моими записными книжками, ее фотоаппаратурой и нашим английским языком мы выглядим подозрительными чужаками. Время от времени я вижу, что мужчины пялятся на нас и переговариваются вполголоса, как будто заключая пари о том, что мы здесь делаем. Они ни в жизнь не догадаются. Мы ищем рай. Я слышал, что его строят вверх по реке.

Как подсказывает мне спутниковый навигатор, мы незаметно достигли южной границы Пантанала — тропической заболоченной низменности, размерами раз в 30 превосходящей национальный парк Эверглэйдс. Четкая граница между рекой и берегами начинает расплываться. Плавучие острова, состоящие из водяных растений на длинных гибких стеблях становятся достаточно большими, чтобы их можно было принять за твердую почву. Вода плещется вокруг стволов растущих по берегам пальм, и темные следы свидетельствуют о том, как высоко она может подниматься. В этой части страны дороги из красной глины раскисают на целые месяцы, а когда 50-градусная жара их высушивает, их запекшаяся поверхность покрывается опасными трещинами. Наше судно — единственное надежное средство передвижения, связывающее между собой прибрежные деревни.

Раза два в день мы останавливаемся в заранее намеченном месте, где за исключением одной-единственной хибары в пределах видимости может не быть ничего, кроме воды и зарослей. Матрос выбрасывает на берег длинные деревянные сходни. Матрацы, мотоциклы, шоколадное печенье, повозки для мулов — заранее никогда не угадаешь, что двинется по этим выщербленным доскам на берег реки, где с нетерпением ждут родные.

Один из лесорубов-гуарани, стоящий рядом со мной на баке, не может сдержать любопытства: «На какой остановке вы сходите?» — спрашивает он на ломанном испанском. Пять или шесть его приятелей — все, как и он, в возрасте 20 с лишним лет с натянутыми по самые брови бейсболками — прекращают болтать и делают вид, что не подслушивают. «Пуэрто-Леда», — отвечаю я.

Он опрокидывает себе в рот жестянку Ouro Fino . Я спрашиваю, слышал ли он о таком месте. Конечно, отвечает он. Он плавает на этом судне раз в месяц, и оно всегда делает остановку в Пуэрто-Леда. Но, как и все на борту, кого я спрашивал, он ни разу не спускался на берег, чтобы осмотреться.

«Я знаю, что там живут какие-то японцы», — сообщает он мне. — «Они из секты Муна». Он осушает жестянку, косясь на меня. «Ты тоже?»

«Нет», — отвечаю я. Оранжевое солнце резко скрывается за деревьями на западном берегу реки, и через пятнадцать минут на противоположной стороне горизонта выскакивает оранжевая луна, бледнеющая по мере восхождения. Я ныряю в рулевую рубку. Капитан предсказывает, что мы прибудем в Пуэрто-Леда утром, еще затемно.

Преподобный Сан Мен Мун, скончавшийся в возрасте 92 лет в сентябре 2012 года, примерно через год после моего путешествия в Пуэрто-Леда, в 1954 году основал в Южной Корее Церковь Объединения. Помимо руководства церковью, которая, по его словам, должна была закончить незавершенную миссию Иисуса, установив «царство небесное на земле», Мун управлял обширными коммерческими капиталовложениями и называл себя мессией. Его часто называли лидером культа — отчасти потому, что некоторые из сотен тысяч его последователей доверяли ему принимать вместо них очень личные решения, такие как выбор спутника жизни. Более десяти лет назад Мун выразил членам своей церкви желание, чтобы они заложили основание нового Эдемского сада в одном из самых негостеприимных регионов планеты — на севере Парагвая.

Мун был известен своими жестами, привлекавшими всеобщее внимание: массовыми бракосочетаниями на стадионе Мэдисон-Сквэр-Гарден, рекламными объявлениями на целую полосу в главных американских газетах в поддержку Ричарда Никсона во время Уотергейтского скандала, 13-месячным заключением в федеральной тюрьме за мошенничество с налогами и тайный сговор в начале 1980-х. Но в последние годы жизни Муна проект по постройке Эдема развивался вдалеке от глаз общественности и в этом отдаленном пустынном болоте оставался практически невидимым.

В 200 году Мун заплатил неизвестную сумму денег за примерно 6 тыс. квадратных километров земли на берегу реки Парагвай. Большая часть этого участка занимал город под названием Пуэрто-Касадо — примерно в 160 километрах вниз по реке от Пуэрто-Леда. Нанятые Муном подрядчики хотели использовать эту территорию для развития коммерческих предприятий — от лесозаготовок до разведения рыбы. Однако группа жителей Пуэрто-Касадо вступила с ними в яростную схватку в суде, добиваясь аннулирования сделки. В то время как эта тяжба расколола парагвайцев на два лагеря, проект Пуэрто-Леда продолжал под шумок развиваться. Мун передал землю в пользование четырнадцати японцам (согласно церковным документам, «национальным мессиям»), которым было дано указание построить «идеальный город», где люди жили бы в гармонии с природой, как это было задумано Богом. Мун объявил, что эта территория представляет собой «самое невозделанное место на планете, а потому оно ближе всего к первоначальному творению».

Мун был не первым утопистом, обратившим внимание на Парагвай. Если изучить многие европейские карты 1600-1775 годов, вы найдете у истоков реки Парагвай нечто именуемое Лаго-Сарайес. Поднявшись вверх по реке, конкистадоры обнаружили девственные равнины и приняли их за обширное внутреннее море. Местные племена говорили о «стране без зла» на противоположном берегу Сарайес, и испанцы решили, что в тех же местах сокрыт путь к Эльдорадо, утраченному золотому городу. К XIX веку большинство картографов уже поняли, что Сарайес — это мираж, и стали изображать его частью Пантанала.

Но в некоторых душах мечта все еще жила. В 1886 году немецкий антисемит по имени Бернгард Фёрстер и его супруга Элизабет Ницше (сестра Фридриха) основали в 185 километрах от Консепсьона колонию Нуэва-Германиа, которая должна была производить на свет новые поколения арийских Ü bermensch . После трех лет отчаянных трудов в зное джунглей Фёрстер приготовил себе коктейль из морфина и стрихнина, сделал большой глоток и умер, оставив колонию в состоянии необратимого распада. В следующем столетии в Парагвае возникали колонии австралийских социалистов, финских вегетарианцев, британских пацифистов и немецких нацистов. Все они потерпели крах.

Так как же справляются со своей задачей последователи Муна, или мунисты, как они не любят, чтобы их называли? Трудно сказать. Я знаю еще двух журналистов, которые побывали в Пуэрто-Леда. Одна, британская католическая миссионерка, посетила колонию вскоре после приезда первых переселенцев, но не смогла уяснить для себя их мотивы. Возможно, они занимаются контрабандой наркотиков, предположила она в церковном журнале. Второй, репортер из парагвайской газеты, побывало в колонии в 2008 году и опубликовал несколько статей, в которых восхвалял филантропическую деятельность Церкви Объединения, в том числе строительство школ в отдаленных районах. Этот репортер сделал акцент на прекрасные перспективы Пуэрто-Леда для экотуризма, но не сообщал никаких подробностей о живущих там людях.

За несколько недель до своей поездки я связался с представителями Церкви Объединения в Асунсьоне. Их первая реакция была положительной: по словам моего собеседника, меня встретят с радушием. Однако к тому моменту, когда я прибыл в столицу, ситуация осложнилась.

Большую часть последнего десятилетия ныне живущие дети Муна (всего у него было 15 детей от двух браков) боролись друг с другом за власть над империей отца. Склоки докатились и до Парагвая, где Церковь Объединения открыла несколько корпораций или фондов, которые контролировали ее вложения в сельское хозяйство. В 2010 году старший из ныне здравствующих сыновей Муна от второго брака, Хён Джин Мун, организовал в г. Асунсьон Фестиваль мира во всем мире, однако региональный директор Церкви Объединения отказался признать это мероприятие. Он заявил, что Хён Джин Мун лишился расположения своего отца. Впоследствии директора поддержала старшая дочь Муна, Е Джин. С этого момента разные структуры церкви в Парагвае оказались на стороне разных детей Муна.

Всего за несколько дней до того, как мы с Гривс прибыли в Асунсьон, один из местных подрядчиков Муна объявил о намерении подать в суд на организацию, с которой я связывался. Мои звонки и сообщения оставались без ответа. К моменту, когда я взошел на борт Aquidaban,   я уже начал подозревать, что «национальные мессии» в Пуэрто-Леда, возможно, и понятия не имеют о нашем приезде.

Около 5 часов утра катер начинает приближаться к причалу. Мы медленно, дюйм за дюймом идем вдоль западного берега, и я не вижу ничего напоминающего врата Эдема. Вокруг темно. У меня в памяти всплывает рассказ британской миссионерки о посещении Пуэрто-Леда в 2000 году, в котором она писала о том, как сошла «во тьме ночи на кишащий крокодилами берег», где ее облаяла сторожевая собака с «пастью, полной длинных белых зубов».

«Думай позитивно», — говорит мне Гривс. Она верит, что позитивное мышление способствует тому, что с тобой происходят хорошие вещи. Во время первых двух дней, проведенных на катере, мы шутили насчет «дружелюбных маленьких ящерок», которые поедали ее бананы и оставляли загаженным место преступления. На катере нет ящериц — есть только Карлос и Пепе.

Я предаюсь позитивным мыслям. Мое воображение населяет тьму яркими картинами: вздернутая губа оскалившегося пса, медленно, терпеливо мигающее веко крокодила.

Крокодилов и собак нет. На том конце сходней нас ждет лишь один человек, грузный представитель парагвайской морской охраны в военной форме. Он невесело улыбается: «Это не то место, куда вы хотите попасть».

«Это Пуэрто-Леда, и нас тут ждут», — говорю я. Называю несколько имен: того человека, которому я оставлял сообщения в Асунсьоне, его секретаря. Этот охранник никогда о таких не слышал. Но, похоже, тот факт, что мы знаем, где мы, черт возьми, находимся, его удовлетворяет. Он перестает изображать собой кирпичную стену и приглашает нас проследовать в его скромное королевство. За маленькой деревянной хижиной, где он ночует, я вижу цепочку огней в глубине суши — центр Пуэрто-Леда.

«У вас есть средство от москитов?» — спрашивает он.

Моя кожа покрыта толстой коркой засохшего пота и ДЭТА. «Много».

«Хорошо», — говорит он. — «Ночью увидите. Мы не можем даже разговаривать друг с другом, потому что москиты залетают в рот».

Еще один человек приехал на грузовике, чтобы заправиться горючим из цистерны на Aquidaban.   Он представляется Уилсоном, администратором этой территории. Это не «национальный мессия», а просто 44-летний чилиец с моложавым, приветливым лицом, одетый в рубашку-поло и резиновые сапоги, последователь Муна, переехавший сюда два года назад. Его жена и дети все еще в Чили.

«Я не знал, что кто-то должен был приехать», — говорит он, подходит к грузовику, вылавливает из кабины телефон и творит маленькое чудо: ловит в воздухе сигнал и звонит, пытаясь выяснить, известно ли кому-то в колонии о нашем приезде. Его усилия напрасны, однако он все же помогает нам с рюкзаками, закидывая их в кузов.

«Поехали», — говорит он.

Aquidaban  уплывает, а мы трясемся по грунтовой дороге, оставив охранника стоять возле хижины. «Это военно-морской пост», — объясняет Уилсон, дар «мессий» парагвайскому правительству. В обмен на постоянное присутствие сил безопасности, говорит он, у военно-морского флота есть база для патрулирования верховьев реки.

Через минуту фары выхватывают из темноты неясное пока еще скопление зданий. Я различаю нечто вроде нескольких двухэтажных домов, водонапорную башню, несколько больших общественных зданий и вышку мобильной связи.

Уилсон глушит мотор перед сооружением, совершенно не похожим на скромные прибрежные casitas , которые можно увидеть везде в этом районе — территории размером со штат Южная Каролина, 80% из 11-тысячного населения которого не имеет доступа к проточной воде. Здание перед нами покрыто остроконечной терракотовой крышей, его стены сложены из кирпичей и оштукатурены, в оконные проемы вставлены дорогие стекла, и видны не меньше пяти кондиционеров с дистанционным управлением. У главного входа нас ожидает дюжина пар кожаных шлепанцев. «Очень по-японски», — замечает Гривс. Мы снимаем грязную обувь и делаем первые шаги внутрь Победоносной Святыни преп. Муна.

Вокруг ни звука. Уилсон щелкает выключателем, осветив комнату, похожую на столовую. За большими деревянными столами, накрытыми пластиковыми скатертями, может рассесться около сотни человек. Все места свободны.

«Сейчас здесь немного людей», — объясняет Уилсон. — «Но иногда здесь работает сто человек одновременно».

Я вижу лишь одного — повара-парагвайца, выходящего из кухни. С поразительной скоростью на столе материализуется завтрак: свежий кофе, чай, суп мисо, яичница, сухой завтрак, сыр, ветчина, фрукты, хлеб и джем.

«Вау», — говорю я. Это слово вырывается откуда-то из примитивных глубин моего сознания, пока я пытаюсь переварить все разом: роскошный завтрак, резьба на высоких спинках стульев, постер « The Fish of the Pantanal », стол для настольного тенниса в дальнем углу, аккуратно сложенные в стопку у стены экземпляры автобиографии Муна на испанском языке. К нам подходит изящно худощавый японец в рубашке-поло и джинсах, улыбаясь сквозь очки в тонкой оправе.

«Доброе утро», — говорит он по-английски.

Он торопливым шагом идет по глазированной плитке полка, как будто ждал нашего приезда много лет. Ему 62 года, и его зовут Кацуми Дате или просто «мистер Дате», как его называет Уилсон. Он национальный мессия.

«Пожалуйста, приятного аппетита», — говорит он нам. «Не хотите принять горячий душ?»

Вообще-то мы бы не отказались. На  Aquidaban  функции душа выполнял резиновый шланг, свисающий через отверстие в стене гальюна. Здесь же в облицованных кафелем душевых мы обнаруживаем мыло и шампунь в одноразовой упаковке, а также чистые полотенца. Обеспечить нам комфорт, похоже, — единственная забота мистера Дате. Он говорит, что уже приготовил нам постели на случай, если мы захотим прикорнуть после столь длинного пути. Он снова и снова извиняется за то, что не успел лучше подготовиться к встрече. «Мы не ждали гостей», — повторяет он.

«Итак», — спрашивает он. — «Что бы вы хотели увидеть».

Что ж, мы хотели бы увидеть, как выглядят плоды 12 лет усердного труда в стремлении создать рай на земле. Aquidaban  должен завершить свое недельное плавание сегодня днем, повернуть обратно и быть Пуэрто-Леда где-то вечером. У нас есть максимум 15 часов, чтобы все разузнать. «Все», — отвечаю я.

Вся территория, говорит мистер Дате, в нашем распоряжении.

В сотне метров от сторожевого поста я замечаю катер для спортивной рыбалки, пришвартованный к берегу. Он большой, метров девять в длину, с корпусом из стекловолокна и высокой рубкой. Я спрашиваю о нем мистера Дете.

«А, да», — говорит он. — «Преподобный Мун сам спроектировал этот катер. Его привезли сюда из Нью-Джерси».

Ловит ли преподобный рыбу, спрашиваю я.

«О, да», — говорит мистер Дате. — «Он чемпион мира по ловле тунца».

Технически, он не врет. В 1980 году в г. Глочестер, штат Массачусетс, катер Муна был объявлен победителем в международном турнире по ловле тунца, организованном Церковью Объединения. «Я не хочу занимать второе место даже в ловле тунца», — сказал Мун в одной из речей через несколько месяцев после соревнования. — «В любой области и в любом состязании я никому никогда не уступал».

Очевидно, рыболовные пристрастия Истинного Отца сыграли решающую роль в выборе места для строительства Пуэрто-Леда. Мун впервые побывал на реке Парагвай в 1990-х именно с целю половить рыбу, и к концу 90-х он уже плавал по ней вверх-вниз, посылая членов церкви на болотистый берег устанавливать 63 знака, обозначающих границы территории, которую он намеревался купить.

В 1999 году Мун позвал своих самых преданных последователей в Японии присоединиться к нему для 40-дневного духовного уединения близ Фуэрте-Олимпо, примерно в 40 километрах от Пуэрто-Леда. Я читал краткое описание этого события на церковном сайте. Один «мессия» писал: «Было очень жарко, и нам хотелось искупаться. Но это было невозможно, потому что приплыли бы пираньи. Это большая проблема! Также есть проблемы с муравьями. Один национальный мессия сильно заболел после муравьиного укуса. Это опасное место. Все эти проблемы существуют, но Отец говорит лишь: „А, чистота природы!“»

Ясность выражений никогда не была характерна для Истинного Отца. Даже собственные последователи иногда с трудом понимали Муна. Призвав вернуться к первоначальному творению в Парагвае, он также заявил своим последователям в 2000 году, что «нам нужно построить лучший подводный дворец в мире». В 2011 году он объявил: «Пришло время воздвигнуть Божий престол над Большим Каньоном». Однажды он поднял отставленный безымянный палец и сказал группе своих последователей: «Я был готов к сегодняшней встрече до часа ночи. Сегодня седьмой день десятого месяца. Сегодня седьмой день, но восьмого дня нет. Кто так решил? Я сам, но в нынешнем положении я не могу поступить так, как решил, потому что десять пальцев взаимосвязаны».

Англоязычная веб-страница, на которой публикуются английские тексты его выступлений, предупреждает, что тексты основаны на стенограммах и «могут не иметь ничего общего с тем, что было сказано в оригинале по-корейски». Необходимость расшифровывать выражения Муна еще больше обескураживает, когда перед вами поставлена задача построить новый Эдем. В 1999 году, когда Мун позвал «мессий» в Парагвай для 40-дневного уединения, он большую часть этого времени занимался ловлей рыбы. К концу проведенного вместе времени он дал своим спутникам указание построить город со стабильной экологией, который мог бы стать образцом для всего мира. В изначальном виде этому плану не хватало конкретики; не все основатели были единодушны в том, как должен выглядеть город. Тем не менее, они принялись за дело, исполненные решимости сотворить нечто необычайное в месте, где царствовала дикая природа.

Теперь, оглядывая сцену, я вижу огромные здания общежитий, дома для приезжих и навесы для ремонта техники. Я насчитал семь пресноводных прудов для разведения рыбы, до отказа заполненные паку — зубастыми тварями, похожими на пираний-переростков. Людей нигде не видно.

«Обычно нас здесь живет человек десять», — говорит мне мистер Дате. — «Но на этой неделе шестеро уехали в Асунсьон. Так что нас здесь только четверо».

В рассветных лучах солнца мы идем по гладким дорожкам мимо аккуратно подстриженных рядов гибискуса и бугенвилии, мимо плавательного бассейна олимпийских размеров. Наемный работник — молодой человек из соседней деревни — неторопливо водит по воде сачком для мусора. Ничто — ни единого постороннего предмета — не портит чисто-голубой прямоугольник воды. Мы входим в двухэтажное общественное здание, похожее на офисный комплекс. В маленькой комнате я вижу Уилсона, который стучит по клавишам компьютера. Мы поднимаемся по каменной лестнице на второй этаж и вслед за мистером Дате входим в помещение, похожее на комнату отдыха. Там стоит телевизор, подключенный к спутниковому ресиверу, и мистер Дате вставляет диск в DVD -проигрыватель. Этот диск, по словам мистера Дате, объяснит нам все.

Кадры, мелькающие на экране, были сняты в 1999 году. Мы видим, как «мессии»-основатели шагают по дикой местности — это тот самый участок, где мы сейчас сидим. Они кладут кирпичи в мокрую грязь. Они зачищают наждаком металлические рамы. Они моют посуду в реке. Они носят одежду из толстой ткани и жгут костры, чтобы отогнать москитов и истекают потом в знойном мареве. Они бредут, преодолевая ураганный ветер.

Затем на кадрах 2000 года мы видим самого Муна, осматривающего частично расчищенную территорию, утирающего пот со лба, принимающего пищу, улетающего на частном самолете. Далее пленка запечатлела людей, лихорадочно работающих над постройкой роскошного дома для Муна и его супруги Хак Джа Хан, которые побывали в городе второй и последний раз в конце 2001 года. Оставшаяся часть фильма рассказывает о более поздних достижениях, и мелко нарезанные сцены — под торжественную симфоническую музыку — мелькают на экране, как кадры тренировок из фильма «Рокки». «Мессии» строят водонапорную башню. В земле появляются рукотворные пруды для разведения рыбы. Трактора выравнивают взлетно-посадочную полосу. «Мессии» выгружают с Aquidaban   саженцы растений и высаживают широкими полосами. Группа из примерно дюжины японских студентов, приехавших в гости, — дети членов Церкви Объединения — помогают «мессиям» строить школу в близлежащей деревне. Когда диск заканчивается, и загорается свет, я утомлен уже одним просмотром этой тягомотины. Я смотрю на жилистые руки мистера Дате, на его худое лицо, на его осиную талию. Каждая деталь его тела, похоже, носит отпечаток тяжелого труда. Даже с помощью местных рабочих «мессии» трудятся каждый день — как правило, на открытом воздухе.

«Даже поддерживать это все в рабочем состоянии — большой труд», — признается он.

Внезапно ко мне приходит осознание того факта, что здесь живут только 10 человек. Несмотря на все строительство, население колонии с момента основания лишь сократилось. Четыре первых «мессии» вернулись в Японию. Выдержали только сильнейшие из сильных.

И это порождает несколько вопросов. Кто эти люди? И зачем они обрекли себя на эти тяготы?

Мистер Ауки идет по столовой, держа в руках садок, наполненный свежепойманной в реке рыбой. Это невысокий, лысеющий «мессия», работа которого сегодня, как и почти всегда, заключается в том, чтобы поймать что-нибудь для гриля.

«Сегодня я поймал много пираний», — говорит он товарищам, и его лицо расплывается в улыбке. — «И пятикилограммовую паку».

Паку становится частью обеда, который четыре «мессии», Уилсон, Гривс и я раскладываем по тарелкам. Уже полдень — кульминация неизменного ежедневного расписания: подъем в полпятого утра для получасовой тихой молитвы, завтрак в пять, потом возвращение в спальни для подготовки к работе, которая начинается в полседьмого. У всех есть свои поручения: один ловит рыбу, другой занимается грядками, третий кормит рыбу в пруду. Кто-то возится с системой очистки воды в бассейне и проверяет содержание щелочей, хотя никто в нем не плавает. («Мы не тратим много времени на отдых», — говорит мне один «мессия».) Обычно они работают по полтора часа, перемежая работу получасовыми перерывами. Обедают всегда с полудня до полвторого. Потом продолжают работу до пяти вечера и заканчивают день ужином и коротким молитвенным собранием. После этого у них остается еще два часа до того, как в девять выключается освещение. Большинство использует это время для чтения, молитвы или просмотра спутникового телевидения.

Мы с Гривс принимаемся за еду и завязываем беседу с Норио Овадой, которого я запомнил по кадрам из фильма. Мистеру Оваде 64 года, физический труд и здоровая диета из выращенных своими руками овощей сделало его фигуру подтянутой и сухопарой.

«Приятно с вами познакомиться», — говорит он, быстро кланяясь. Он достаточно хорошо говорит по-английски, чтобы смущаться от небольших ошибок. Прежде чем присоединиться к Муну во время уединения в Фуэрте-Олимпо, он был переводчиком с английского в Токио. Ему не нравилась работа, и он хотел чего-то другого. Жизнь в городе казалась ему бессмысленной.

«Мне нужен был особый предлог, а в Японии я его найти не мог», — рассказывает он мне. — «Я утратил мотивацию. Приехав сюда, я снова ее обрел».

Мистер Овада — хороший пример среднего «мессии»-основателя: горожанин с очень маленьким опытом в строительстве и еще меньшим опытом выживания в джунглях. Жену ему подобрал Мун, который, как считается, обладал интуитивной способностью находить идеальные пары, и когда Овада приехал сюда, он оставил супругу в Японии с детьми. Он получает от церкви зарплату, которая удерживает колонию на плаву. Его семья и другие члены японской общины также посылают ему деньги, хотя никто не может мне сказать, сколько средств уже вложено в это место. Раз в год мистер Овада получает четыре недели отпуска, во время которых может съездить в Японию. Его жена с 1999 года приезжала к нему дважды.

Поначалу колонисты надеялись, что к ним присоединятся жены (а также много-много последователей). Каждый август они приглашают детей членов японской церкви погостить у них пару недель, но до сих пор никто не захотел остаться. «Моя жена считает, что пока не может сюда переехать», — говорит мистер Овада, — «поскольку нам нужно еще больше улучшить качество жизни». Когда я спрашиваю, как же ему должно быть трудно и одиноко, мистер Овада говорит, что это его не беспокоит. Мун освятил его личные жертвы, обещав, что духовные награды возместят колонистам все тяготы. «Даже если вы умрете, какие сожаления вы оставите позади?» — спросил он их в 1999 году?

«Мы рискуем жизнями ради этого», — говорит мистер Овада, и его левый глаз непроизвольно подергивается. «Мне нравится рисковать жизнью», — продолжает он. — «Это значит делать нечто стоящее. Мы продолжили это дело».

Спустя несколько месяцев, когда Мун умер от осложнений пневмонии, я вновь связался с мистером Дате, чтобы узнать, как повлияла смерть Истинного Отца на преданность «мессий». Никак не повлияла. Они имеют благословение его вдовы, говорит мистер Дате, и непрекращающиеся склоки между детьми Муна их не касаются. Они планируют трудиться в Пуэрто-Леда еще, по меньшей мере, лет десять.

«Конечно же, тут есть потенциал для экотуризма», — говорит мистер Дате. Мы стоим у недостроенного трехэтажного здания рядом с навесом, под которым стоят три генератора на автомобильных шасси. Мистер Дате называет кирпичное здание «гостиницей», но в настоящий момент его единственный обитатель — тонконогий козленок, тыкающийся носом в ящики с провизией, сложенные на первом этаже. Мистер Дате начинает объяснять потенциальные преимущества от привлечения сюда туристов: туризм позволит людям увидеть, как можно жить натуральным хозяйством и применять эти знания дома. Этот Эдем должен стать экологическим раем, говорит он. Он рассказывает мне, что «мессии» подумывают создать музей насекомых.

«Почему вы перестали строить гостиницу?» — спрашиваю я. Он делает паузу и вежливо улыбается. «В маленьком месте легко возникают разногласия», — говорит он. «Они ожидают, что мы будем финансово независимыми, но здесь это непросто». Похоже, «мессии» не всегда соглашаются друг с другом относительно того, как уменьшить зависимость от пожертвований членов церкви. Некоторые хотят сделать упор на сельском хозяйстве и поставить крест на экотуризме. Гостиница не достроена потому, что они не могут решить, хорошая ли это идея — пускать в колонию посторонних.

Мы идем дальше, мимо посадок лемонграсса, апельсинов, манго, грейпфрутов, спаржи, сахарного тростника. Урожай небогатый. Если планируется содержать колонию только за счет сельского хозяйства, придется решить несколько проблем. Колонисты посадили тысячи ятроф, которые можно использовать для производства биотоплива, однако их избрали своей мишенью тысячи попугаев, которые объели все плоды. Во время последнего сезона дождей половодье затопило тысячи деревьев ним.

«Это был трудный год», — признает мистер Дате. — «Многие растения погибли, проведя три месяца под водой».

Очевидно, что эти люди верят в чудеса, и именно чудо им нужно здесь, в Пуэрто-Леда. Без чуда Победоносная Святыня, судя по всему, станет еще одним занятным памятником человеческой гордыне и глупости. Но, наблюдая за тем, как усердно трудятся «мессии», я не могу не восхищаться их упорством. Вероятно, за их преданностью делу стоит ревностный фанатизм, но они умело его скрывают. Они не занимаются прозелитизмом. Они дружелюбны и приветливы к тем, кто не разделяет их убеждений. Они скромны, смиренны и щедры и — что бы я ни думал об их мотивах — удивительно живучи. Они трудяги. Именно такие люди, к каким чувствуешь симпатию.

В последние часы моего пребывания в колонии мистер Дате показывает мне нечто, из чего все-таки может выйти толк. «Японский ямс», — объявляет он, глядя на участок вскопанной земли. — «Плоды растут под землей и вырастают до очень больших размеров. До 10 килограмм. Здесь они хорошо прижились».

Мой первый порыв — отметить эту победу искренними поздравлениями. Я чувствую радость за его непобедимый ямс. Возможно, весь пот, который мистер Дате пролил на этом поле, принесет небольшой плод. Возможно, небольшие победы, подобные этой, помогут людям в Пантанале жить немного богаче. Возможно, этого будет достаточно.

Мистер Дате не отрывает глаз от почвы. «К сожалению», — говорит он. — «У них отвратительный вкус».

В конце дня я остаюсь один в столовой. У нас есть еще пара часов, прежде чем придет Aquidaban  и отвезет нас обратно в низовья реки. На кузне повар готовит сашими из пираньи. Я стою около стола для пинг-понга, с отсутствующим видом стуча шариком. Стук эхом отдается в высоких стропилах. Никто не приходит, чтобы сыграть, и я выхожу на улицу, к бассейну.

Он все еще там, человек с сачком, просеивает воду, словно и не останавливался с самого рассвета. Какая жалость: я не захватил с собой плавки. Однако в рюкзаке у меня лежат шорты из толстой хлопчатобумажной ткани. Я иду в общежитие и возвращаюсь в шортах. «Кто-нибудь когда-нибудь пользуется бассейном?» — спрашиваю я у работника.

«Только туристы», — говорит он.

Туристы? Судя по гостевой книге, которую я перелистал ранее, он, вероятно, имеет в виду тех японских студентов, которые приезжают каждый август, редкие визиты представителей парагвайских властей, а также нас с Гривс.

Я успешно преодолеваю искушение плюхнуться с бортика — отчасти потому, что вокруг такая тишина — и спускаюсь в бассейн по лестнице с мягким покрытием. Отплывая на спине к глубокому концу и борясь с весом намокших шорт, я бросаю взгляд на запад и вижу розовый диск солнца, словно приклеенный к вершине пальмы. Легкий ветерок шелестит пальмовыми ветвями, нарушая покой гнездящихся там длиннохвостых попугаев. Они резко взмывают в воздух. Над ними, на фоне высоких облаков, я замечаю ястреба, он поднимается выше и исчезает из поля зрения.

Интересно, думается мне: выглядят ли с тех высот строгие геометрические очертания и голубая, словно стеклоочиститель, вода бассейна чем-то режуще глаз чуждым? Или же эти рукотворные формы напоминают естественные элементы ландшафта, учитывая, что люди здесь, похоже, всегда занимались тем, что гонялись за недостижимой мечтой? Может ли эта колония с заоблачных высот казаться столь же органичной и преходящей, как гнездо попугая?

Не имею ни малейшего понятия. Все, что я твердо знаю, — солнце за пальмой начинает катиться вниз. Через несколько минут на землю опустится темнота, а вслед за ней придут москиты. Но прямо сейчас в этой воде я чувствую себя идеально.

к оглавлению

САЕНТОЛОГИЯ

Американский теолог написал книгу для детей

Пытаясь ответить на детские вопросы о Боге и укрепить веру детей, христианский теолог др. Уильям Крейг написал серию книг для детей под названием «Каков Бог?».

Брайан Отен, директор служения Reasonable Faith Belfast и основатель Apologetics 315, заявил в своем блоге недавно, что книги Крейга из этой серии «совершенно удивительные» по простоте представления глубоких Божьих истин. "Моя 5-летняя дочь любит их и может объяснить, что значит для Бога быть духом и что означает самодостаточный".

Серия из 10 иллюстрированных книжечек выходит каждый месяц по две штуки. Издатели говорят, что цель книг - помочь родителям учить христианским истинам своих детей и отвечать на их самые глубокие вопросы о Боге.

«Эти легкие для понимания книги освещают самые принципиальные определения Бога, такие как всемогущий, вездесущий, вечный, всезнающий, самосуществующий и так далее», - написано в аннотации на сайте ReasonableFaith.org.

Крейг несколько десятилетий рисовал картинки привлекательных персонажей – бурого медведя, рыжую гусыню и двух их детей – Черити и Джона. Для серии книг иллюстратор Марли Рени в сотрудничестве с автором создали персонажи, которые помогают сделать глубокие теологические истины доступными и интересными для детей. Издатели говорят, что медведь, гусыня и их дети образуют традиционную, хотя и довольно необычную любящую семью, в которой папа моделирует библейскую роль отца, воспитывая детей по повеленьям Господа (Еф.6:4). Эти истории служат трамплином для дальнейших бесед с детьми на духовные темы.

«Когда я путешествовал по стране, проповедуя в разных церквях, я постоянно встречал родителей, которые подходили ко мне после служения и говорили что-то вроде: «О, если бы вы были здесь 2-3 года назад! Наш сын (дочь) задавал вопросы о вере, на которые никто не мог ответить. И сейчас он(а) далек от Бога». Это просто разбивает мое сердце, когда я встречаю таких родителей», - рассказывает Крейг.

«Наши дети подвергаются интеллектуальным нападкам в светских ВУЗах и университетах засильем релятивизма, соединенного со всякими проявлениями нехристианской философии, - объясняет Крейг. - Мы посмели послать наших детей на битву с резиновыми мечами и пластмассовым оружием. Нам нужно готовить своих детей. Начните с простого, и по мере их роста углубляйтесь. Недостаточно просто читать библейские истории нашим детям. Им нужна доктрина, и им нужна апологетика. Я должен сказать вам правду: мне кажется, очень трудно понять, как родители сегодня могут рисковать, оставляя детей без подготовки по христианской апологетике. Я думаю, что это очень важно».

— CNL-NEWS, 26.02.2013

к оглавлению

Число православных в России уменьшается, а число мусульман растет - таковы итоги очередного опроса "Левада-центра"

За последние три года число православных среди верующих россиян уменьшилось на 6 %, а число мусульман возросло на 3 %, сообщает 22 февраля "Релігія в Україні" со ссылкой на данные "Левада-центра".

Как показывают исследования социологов из этого центра, в 2009 г. 80 % верующих россиян относили себя к РПЦ МП, а в 2012 г. их осталось лишь 74 %. В то же время доля мусульман среди верующих граждан России возросла почти вдвое: с 4 до 7 %. Около 1 % опрошенных отнесли себя к последователям иудаизма, католицизма и протестантизма, а доля атеистов сократилась с 6 до 5 % россиян (около 7 млн.).

Опрос проводился в 130 населенных пунктах 45 регионов РФ.

Согласно другому опросу "Левада-центра", среди россиян растут националистические и ксенофобские настроения: 55 % населения так или иначе поддерживает лозунг "Хватит кормить Кавказ!", а 41 % выступает за реализацию идеи "Россия для русских!"

— Портал-Credo.Ru, 22.02.2013

к оглавлению

ВНИМАНИЕ:

Центр апологетических исследований и лично ведущий данной рассылки
не обязательно разделяют мнение авторов новостных статей,
приводимых в этой подборке. Ответственность за точность приводимой информации
лежит на авторах оригиальных материалов. Вы можете узнать наше мнение по затрагиваемым
вопросам, написав нам по адресу, указанному ниже.

Центр апологетических исследований
194044, Россия, СПб, а/я 954
russia@apologetika.ru
www.apologetika.ru