РЕНЕ ЗЕЛЬВЕГЕР
Голливудский глянец и мальчишеская задиристость, амплуа клоунессы и серьезность в работе, органическая приверженность семье и столь же органическая независимость. Несочетаемое сочетается в этой актрисе и женщине самым естественным образом. Встреча с Рене Зельвегер, для которой нет ничего естественнее противоречий.
Бокал Pinot Grigio пустеет медленно. Зельвегер отпивает маленькими глотками и именно так, как положено пить хорошее вино: вдыхая воздух носом, чтобы кислород и вино вошли во взаимодействие, раскрывая истинный букет. Кажется, так она поступает и во всей остальной жизни: ей надо почувствовать истинный вкус, определить «букет» происходящего.
Когда мы встретились, она пристально посмотрела на меня и спросила: «Мы знакомы? Уже виделись?» Как если бы факт, что мы уже виделись когда-то, задал бы тон грядущего общения. Я ответил, что вряд ли, да и какая разница, если она меня не помнит. Она ответила, что, во-первых, вспомнила бы, а во-вторых, если мы уже виделись, то интуитивно не являемся новостью друг для друга, а значит, можем «беседовать на другом уровне». Но так как мы не встречались и интуитивное нас не объединяет, Зельвегер предупреждает, что не терпит критики, не переносит журналистского любопытства и не любит делиться с миром своими переживаниями. Что не надо ей задавать вопрос, как она набирала вес, чтобы сыграть Бриджет Джонс, а потом сбрасывала его. Ей задают его бесконечно, а он дурацкий — на то она и актриса, чтобы меняться для роли. Что вес для нее — это только вопрос гигиены, потому что она занималась спортом и «целила в олимпийцы» и потому что у ее мамы медицинское образование и она за ними с братом в смысле здоровья очень следила. Что сама она, Рене, ведет здоровый образ жизни: «не курит ни-че-го, совершает пробежки и пьет очень мало». В результате я не выдерживаю и спрашиваю: «Это инструктаж?» На что Зельвегер вздыхает вроде бы даже с облегчением и произносит самую странную фразу, когда-либо слышанную мною от интервьюируемых: «Испугались? Тогда начинайте». И я бесстрашно начинаю с самого непростого — самого личного.

Psychologies: Можно сразу о самом, извините, необычном — о вашем единственном замужестве, которое длилось 128 дней…

Рене Зельвегер: Да… Я вышла замуж в 36 лет. За человека, в которого была влюблена. И развелась через четыре месяца. Все это, на сторонний взгляд, действительно как-то нелепо. Спрашивайте.

Psychologies: Итак, почему? Почему вы расстались?

Рене Зельвегер: Когда мы приехали в мой дом на Лонг-Айленде, недалеко от Нью-Йорка, где и собирались жить, очень скоро выяснилось: Кенни не принимает моего образа жизни, моих друзей и вообще — меня в этих новых обстоятельствах. Я почувствовала это и пустоту, которая вдруг образовалась между нами. Оказалось, что между нами нет отношений. А длить пустоту бессмысленно.

Psychologies: Вам кажется, что развод в вашем случае — следствие взаимного недопонимания, недостаточного знания друг друга?

Рене Зельвегер: О, тут множество причин. Во-первых, мы с Кенни познакомились, когда участвовали в благотворительной кампании по сбору средств жертвам цунами в Азии. Это был такой подъем… У твоей жизни вдруг появилась ясная, конкретная и, извините за пафос, возвышенная цель — помочь людям, выжившим в катастрофе. Это приподнятое состояние сказалось на нашем знакомстве: мы оба были в некоей эйфории. Эйфория и приняла за нас решение: мы поженились очень скоро. И приехали ко мне на Лонг-Айленд. А у меня в это время жила подруга, потрясающий художник. Жила она вместе с мужем и маленьким ребенком и ждала второго: у меня они пережидали грандиозный ремонт, который затеяли в своем доме. Они решили, что новый человек, который скоро родится, должен войти в обновленный дом. И правда, не в гостиницу же им идти, когда у меня дом очень часто пустует. Но в результате оказалось, что молодожен Кенни приехал в дом, где кроме жены живут еще маленький ребенок, беременная женщина, незнакомый мужчина, три их кошки и моя кошка. А со всей этой компанией он делить меня не был готов.

Psychologies: То есть, выбирая между любовью и дружбой, вы выбрали дружбу?

Рене Зельвегер: Я не выбирала. Повторяю: наши отношения обессмыслились. И я, и Кенни «вчитали» друг в друга смыслы, которых в нас не было. Я… перед замужеством явно начала искать какой-то другой жизни. Моя жизнь проходила в съемках, кампаниях по продвижению фильмов, во встречах с агентами и режиссерами, церемониях и прочем официозе. Я не хотела и не хочу верить, что это все, вся моя жизнь…
Вот та моя подруга — она потрясающий художник. Но она вышла замуж за парня, с которым вместе училась, купила ферму, завела одного ребенка, потом второго и не брала в руки кисть три года, разве что для того, чтобы написать высокохудожественные приглашения на свадьбу и крестины. Просто оказалось, что в жизни для нее появилось нечто более важное, чем искусство, чем профессия. Со мной случилось что-то подобное. Мне нужно было отложить свою кисть. Перестать нестись на съемки, думать о том, в каком состоянии прическа, как я одета, понравлюсь ли вот вам во время нашего интервью… Мне нужно было остановиться. Я остановилась на Кенни. Я вчитала в него свой, ему не свойственный смысл. Я написала для него роль. Он какую-то роль написал для меня. Но оба мы оказались неважными исполнителями ролей, на которые были утверждены. Я даже думаю, что это самая распространенная причина распада отношений: мы сообщаем человеку некий смысл, вписываем в свои планы, а он другой и тоже имеет право на планы. Так что я не жертва. И никогда ею не бывала.

Psychologies: Может быть, в вас, как и во всех нас, говорит модель семейных отношений, заданная в детстве родителями, их отношениями?

Рене Зельвегер: Нет, в нас может говорить только то, что мы поняли об их отношениях. Мои родители — вообще странный пример. Для Америки странный. Папа — швейцарец, семья его уехала из Швейцарии, когда он был уже подростком. Мама — норвежка, по крови — саами. Родители мои так и остались в чем-то европейцами. Например, не сказала бы, чтобы они так уж нами с братом гордились. А ведь гордиться есть чем: мой брат очень видный менеджер в виноделии, а я сижу перед вами… Но нет, они так и говорят: все у нас на старости лет хорошо, детей вырастили неплохих — во всяком случае, из тюрьмы с просьбой внести за них залог не звонят… И в детстве нашем так же было — не по-американски, хотя жили мы в маленьком городке в самом-пресамом американском штате — в Техасе. Например, у нас не было традиции всей семьей по выходным ходить в кино, что очень по-американски и… обеспечивает некоторый кассовый успех наших фильмов. Во-первых, кинотеатра в нашем городке не было, а во-вторых, у нас это просто не было заведено. В результате первый серьезный фильм я увидела только в колледже. Мой отец, он инженер, очень много работал. И немало зарабатывал. Он чрезвычайно умен и очень консервативен. Кстати, наверное, поэтому родители так долго и не женились: они познакомились в океане, на корабле, и до женитьбы их роман длился два года. Так вот, отец достаточно зарабатывал, но в семье нашей принято было экономить. Мы ни в чем не нуждались, но трата каждого цента была обоснована, что, по-моему, скорее по-швейцарски. Американец бы набрал кредитов…

Psychologies: Как вы переносили то, что ваша семья отличалась от прочих?

Рене Зельвегер: Мне скорее нравилась наша исключительность — я и сейчас горжусь своими саамскими узкими глазами и высокими скулами. И потом, я же занималась спортом, а в детстве все просто: если ты можешь подтвердить свою состоятельность физически, ты на коне.

Psychologies: Вы — воплощение американской мечты, дочка эмигрантов, ставшая богатой и знаменитой. Как вы относитесь к такому взгляду на себя?

Рене Зельвегер: А американская мечта — это что? Это чтобы занять место на социальной лестнице, желательно повыше, и заполучить денег, желательно побольше? К самой такой американской мечте я отношусь очень прохладно. Деньги… Я не позволяю им вмешиваться в мои дела. Не выбираю роли по величине гонорара. Не позволяю деньгам влиять на мои отношения с людьми. Словом, уж они-то меня не испортят.
Но главное, тот, кто верит в американскую мечту, приготовленную из финансово-социальных ингредиентов, устроен вертикально: для него в смысле жизненного успеха есть верх и низ. И поэтому всю жизнь, всю дорогу он карабкается. А я устроена горизонтально и живу в горизонтальном мире: у всего и всех здесь есть право на существование, а верх и низ есть только внутри меня.
Только я знаю, где мой подлинный успех, а где настоящий провал. Мой мир велик и широк, и по нему можно путешествовать. А по вертикальному миру — только карабкаться, вечно задыхаясь. Но для моих родителей американская мечта состояла не в деньгах и ступеньках социальной лестницы, а в самореализации. Они приехали, чтобы состояться. Я их понимаю.

Psychologies: А у вас какие мечты? И сама категория мечты — что это для вас?

Рене Зельвегер: Знаете, как-то так случилось, такое удивительное у меня везение, что жизнь опередила мои мечты. Я никогда не была настолько самонадеянна, чтобы мечтать о том, что в результате получила. Мои мечты были с виду скромнее: я хотела быть самостоятельной, хотела иметь возможность отвечать за себя, хотела научиться чему-то стоящему, хотела путешествовать.
Хотела, чтобы жизнь бросала мне вызовы, и соответствовать этим вызовам. Когда я получила свою первую работу в баре в Остине, когда вытирала столы и стояла за стойкой, когда сама смогла наконец платить и за учебу, и за квартиру, начала ходить на прослушивания и иногда даже получала крохотные рольки, которые мне нравились… вот именно тогда сбылись самые важные для меня мечты. И произошло это задолго до того, как мне позвонили и сказали: «Вы утверждены на роль. Приходите знакомиться с вашим партнером, Томом Крузом».
У меня нет никаких «параметров счастья» — критериев, по которым оно определяется. Мне бы, скажем, хотелось иметь некое подобие семьи, но я никогда не считала, что, например, к возрасту Х я должна иметь вот такой дом и столько-то детей. Все правильные для нас вещи с нами случаются сами. А если со мной не случатся, я от этого не собираюсь быть менее счастливой.

Psychologies: Когда вы испытываете ощущение счастья?

Рене Зельвегер: Когда чувствую, что вот сейчас, злясь или плача, я живу самой полной жизнью. Когда целую свою кошку. Когда еду по пустыне. Когда занимаюсь спортом… Когда разжигаю камин и играю возле него на гитаре. Когда читаю любимые книги или те, которые начинаю любить. И неизвестно, откуда приходит это ощущение счастья.
Я отчетливо почувствовала его в Румынии на съемках «Холодной горы». Я увидела там совершенно другой образ жизни — в сравнении с нашим, американским, он показался мне куда более настоящим, подлинным. Там понимаешь, как мало материального человеку действительно нужно для жизни и как прекрасна может быть куда более простая жизнь, чем у нас. Когда ты видишь 80-летнюю… нет, вовсе не старуху — женщину, которая рубит дрова, понимаешь, хочется быть такой же — сильной оттого, что заботилась всю жизнь о себе сама, — и в 80 лет так же заботиться о себе. И люди такие есть, они живут простую жизнь, должны быть сильными и счастливы — им и в голову не приходит жаловаться на какие-то там неурядицы.

Psychologies: Вы сыграли Бриджет Джонс — ту, с которой идентифицируют себя миллионы землянок. А сами вы идентифицируете себя с ней?

Рене Зельвегер: Нет, скорее учусь у нее. Что меня в ней действительно восхищает, так это непреходящий оптимизм перед лицом напастей. Она терпит на романтическом фронте все новые провалы, но оказывается способна оглянуться на случившееся, вокруг себя… и посмеяться над собой. Я тоже стараюсь почаще оглядываться. И тогда действительно получается, что есть смысл над собой смеяться. Что сам ты еще нелепее своих амбиций.

КОРОТКО И ЯСНО
- Как вы справляетесь с эмоциональными кризисами?

- Отправляюсь на пробежку. Завожу мотор и накручиваю сотню километров по пустыне. Иногда могу поплакать. А вы не плачете вроде бы без причины?

- Как вы чувствуете себя в одиночестве?

- Я по натуре странница. И по-настоящему счастлива только в путешествии. Одиночество – одно из таких путешествий.

- Ваш главный план на ближайшее время?

- Справиться со своей известностью. Не дать ей управлять моей жизнью.

- Вы, говорят, учитесь играть на пианино? Зачем?

- Надо себя все время чему-то учить. Я именно что учу себя.

- Что вы любите делать в выходные?

- Наслаждаться тем, что сегодня не надо думать, как я выгляжу.

- Чего не хватает вам как актрисе?

- Личной истории. Берт Ланкастер воевал во Вторую мировую, Джоан Кроуфорд была прачкой, Барбара Стейнвик с 13 лет работала упаковщицей в магазине. Сквозь жизни великих звезд прошлого прошла сама История. И уже поэтому они были интересны. А мое поколение история миновала. Нам надо стараться самим.

PSYCHOLOGIES № 17, 2007

Интервью и статьи о Рене Зельвегер:
- Биография;
- "Рене Зельвегер - гордая и щекастая" - Аргументы и Факты;
- Рене Зельвегер: "У меня почти нет времени для любви" - "www.holon.israelinfo.ru";
- Рене Зельвегер, снова я и Джим Керри! - "КИНОМАН";
- "Никогда не знаешь, чем больше прославишься - новым фильмом или адюльтером " - "Известия";
- Рене Зеллвегер: "Страна, я у тебя одна" - "Аргументы И Факты".


СТАТЬИ ПО ПСИХОЛОГИИ:
Счастливые браки... (по верному расчету)

Словосочетание «брак по расчету» у многих вызывает в памяти прежде всего (негативные) литературные и кинообразы: девушка-бесприданница выходит замуж без любви; авантюрист женится на дурнушке в надежде использовать ее связи и деньги… Но так ли важна экономическая составляющая в отношениях наших современников?
Некоторые пары вступают в брак наперекор сложившимся жизненным обстоятельствам, вопреки отсутствию влюбленности и вопреки тому, как складывается личная жизнь. История не так уж редка: годы идут, сердечные разочарования множатся, а принц на белом коне или прекрасная дама словно зареклись встречаться нам на жизненном пути. Тогда в своих поисках другого человека мы нередко предпочитаем минимальную общность иллюзорным попыткам найти идеального супруга. Мы соглашаемся на союз с тем, с кем рядом будет как минимум комфортно и спокойно, как максимум — интересно. Весь текст »»»

До встречи!
В следующем выпуске рассылки читайте интервью с Брэдом Питтом!

Пишите - intzvezda@mail.ru
Алексей К.