Только ленивый не внес свою лепту в волну народного возмущения освобождением мадам Васильевой. А между тем если бы Евгению Васильеву оставили томиться в неволе, то разве узнали бы широкие общественные массы о том, что в стране существует такая проблема как избирательность условно-досрочного освобождения (УДО) заключенных?
До августа 2015 это была проблема исключительно самих осужденных и их родных, а сегодня вопрос получил широкую огласку. Настолько широкую, что такого результата не смогла бы добиться даже сотня правозащитников, действуй они сообща.

Спасибо тебе, дорогая Женя, от всего сидящего люда.

Суды, элитные и народные
Не успела осесть пыль от кортежа, умчавшего Евгению Васильеву в условно свободную даль, как выяснились сразу две интересные вещи. Первая – народное возмущение способно реально объединять людей из совершенно разных социальных групп и прослоек. Несколько человек даже не сочли за труд – написали жалобы в прокуратуру на несправедливую по их мнению отправку на волю воспевательницы красных тапочек.
Второе, что бросилось в глаза – ситуация с УДО в стране оказывается никакой не секрет для «высших эшелонов». Они знают. Может, просто руки не доходят, занятые пока что ловлей ВИП-коррупционеров? Или мутным правосудием проще управлять?
Практически в день освобождения экс-чиновницы уполномоченный по правам человека в РФ (УПЧ) Элла Памфилова написала на своем сайте о правовой нечистоплотности связанных с делом госюристов. А также в целом о ситуации с УДО, о которой ей пачками пишут «доведенные до отчаяния» люди.
«Опыт работы по данному направлению – пишет Э.Панфилова – позволяет сделать вывод о бездушности, неповоротливости, забюрократизированности, избирательности и наличии определенной коррупционной составляющей при осуществлении процедуры УДО. Нередко она тянется месяцами». Очень деликатно изъясняется УПЧ. В переводе на народную речь это означает, что в вопросах УДО суды ведут себя как самодуры, фактически глумясь и издеваясь над теми, кто уже не нуждается в дальнейшем отбывании. Чаще отказывают «автоматом», даже не пытаясь вникнуть в суть дела – так оно спокойней. Какой уж тут индивидуальный подход к личности осужденного! Как-то даже и неловко напоминать, что когда-то не гнушались чтением личных дел и прошений зэков такие люди с большой буквы как Булат Окуджава, Анатолий Приставкин, Аркадий Вайнер… Но – то ли времена теперь другие, то ли люди с больших букв закончились…
В вот о «коррупционной составляющей» думаю не только мне интересно узнать поподробней…
Ещё цитата из Э.Памфиловой: «Разделение следствия исудопроизводства надва уровня— «элитное» и«для всего остального народа»— бьет поавторитету судебно-правоохранительной системы иподрывает уграждан страны веру всправедливость». Что ж, лучше не скажешь. С единственной, пожалуй, оговоркой, что подрывать то уже практически нечего в данном контексте.

«Где же моя черноглазая, где? В Судогде-где-где-где…»
Возможно, дело Васильевой по счастливой случайности попало в самый справедливый и гуманный суд России? Что ж, название его известно – это Судогодский суд Владимирской области (г.Судогда). Ах, если бы можно было все безнадежные прошения об УДО отправлять именно в Судогду! Наверное, все коридоры и кабинеты местного суда оказались бы погребены под толщей бумаг.
Опустив иронию, замечу, что от суда в деле УДО зависит многое, если не всё, потому что закон однозначно этот вопрос не трактует. Как пишет Э.Памфилова «Положения статьи 79 УК РФ иПостановления Пленума Верховного Суда РФ необладают правовой определенностью». Или как отписался главсудья одного из местечковых судов на жалобу о четвертом (!) отказе по УДО «освобождение претендующих на УДО, формально соответствующих требованиям ст.79 УК РФ является правом, но не обязанностью суда». Чтож, каждый суд по-своему распоряжается этим правом.
Чаще всего руководствуются ценными указаниями «сверху». Где-то судьи принимают решения, основываясь на формальных данных, либо отказывают «автоматом», на всякий случай. Знаю множество случаев, когда судьи приходят на заседание с уже отпечатанным решением. Отказным, разумеется. Так проще. К чему вникать в конкретные судьбы, брать на себя такую ответственность, вызывая возможное неудовольствие вышестоящих судейских чинов, распорядившихся почем зря «не пущать». Судей, отпускающих на УДО по убеждению и на основе своего независимого мнения, единицы...
Самая популярная причина отказа – «не доказал исправления». В судьи ведь идут очень недоверчивые люди. Думаете, зэки просят поверить им на слово? Отнюдь. Ни хорошее поведение, ни выплаты по исполнительным листам, ни даже положительные характеристики из колоний (которые не так-то просто получить, замечу), ни ходатайства потенциальных работодателей и родных не являются для них веским аргументом. Наверное, что-то упускают те, кто по 3-4, а то и больше раз получают отказ за отказом на свои ходатайства. Какую-то важную деталь, которая могла бы стать главной в деле убеждения судьи. Может, Евгения Васильева не откажется дать пару мастер-классов по этой теме? Или всё-таки надо просто «места знать»?
…Так и быть, подскажу ещё один адресочек, где можно попытать счастья с УДО – суд города Иркутска. Недавно там разрешили досрочно отпустить бывшего мэра Томска. Даже не посмотрели, что ему ещё почти три года сидеть, дали хорошему человеку шанс, поверили. Может, попытаем счастья в Иркутске, товарищи по несчастью?

Рассказ львовского студента, побывавшего в застенках ФСБ винтервью радио Свобода. По ссылке можно прослушать аудио.

В Чехии проходит курс реабилитации Юрий Яценко, который провел год в российских тюрьмах.Двадцатитрехлетний студент-юрист из Львова подрабатывал продажей электротоваров в России. В мае 2014 года Юрия и его товарища Богдана Яричевского задержали в гостинице города Обоянь Курской области. Пустяковая, на первый взгляд, проверка затянулась, а затем Юрием заинтересовалась ФСБ. Его жестоко пытали, узнав, что он был участником Майдана. В марте 2015-го российский суд приговорил его к двум годам колонии-поселения по сфабрикованному обвинению в незаконном хранении взрывчатых веществ.Международная кампания в его защиту оказалась успешной: в мае Юрий Яценко был освобожден и вернулся во Львов. Он окончил университет и сейчас борется за освобождение украинских политзаключенных, находящихся в российских тюрьмах. Юрий Яценко побывал в пражской штаб-квартире Радио Свобода и рассказал о том, что с ним случилось в России, и о своей жизни после освобождения.

– Хотя логики у российских спецслужб нет и искать смысл в их действиях сложно, но примерно можно представить, почему они схватили Надежду Савченко, почему они так обошлись с Сенцовым. Но зачем они вцепились в вас – полная загадка. У вас есть какие-то соображения о подоплеке вашего задержания?

– Расскажу, как меня задержали. Я был в номере отеля, с утра постучались работники уголовного розыска, сказали: пройдемте на проверку документов. Я уточнил, нарушал я что-нибудь или нет, они сказали: нет, это обычная формальность. Я понимал, что отказываться не будет возможности. Допускал, что, возможно, дело в моей львовскойпрописке, пропагандистская ситуация была такова, что к львовянам настороженно относились. Думал, что проверят, успокоятся, и все будет нормально. Когда прошел в городское управление полиции, они проверили по всем базам данных, отпечатки пальцев сняли, паспорт проверили. Уже собирались отпускать, но через несколько часов пришел работник ФСБ и показал фотографии, где я стою на Майдане.

– А как они их раздобыли? В социальных сетях?

– Меня тогда не было в социальных сетях, но были мои друзья. На Майдане я почти весь период был, еще с самого начала Евромайдана, мирных студенческих протестов, которые вскоре разогнали, и до самой активной фазы, до расстрела. Я тогда медиком был, в медслужбе волонтером работал.

– И ваши друзья выложили эти фотографии в социальные сети?

– Эти фотографии были в социальных сетях моих друзей. У ФСБ достаточно специалистов, чтобы выйти на такую информацию.

– А что чему предшествовало, как вы полагаете? Они обнаружили ваши фотографии в социальных сетях и пришли за вами в гостиницу или сначала вас задержали, а потом стали искать компромат?

– Думаю, сначала задержали. В этом городке всего два отеля. Я думаю, просто им захотелось проверить: парни со Львова приехали, давай проверим их. Это еще перед 9 мая было. Но это мое мнение, я не могу быть уверен.

– Думаете, это была случайностьи они заинтересовались только украинской пропиской?

– По моим ощущениям, это случайность. Потом уже из ФСБ пришли с конкретным предложением: ты сотрудничаешь с нами, и тебе ничего не будет. То есть я должен был по телевизору выступать, сказать, что меня Украина направила, а я не хочу преступные приказы Украины исполнять и иду в ФСБ, чтобы эфэсбэшники мне помогли.

– Направила в качестве террориста или шпиона? Какую легенду они придумали?

– Один раз они говорили: скажи, что тебя прислал Ярош; в другом разговоре – что прислал Наливайченко, он тогда СБУ руководил. Третий разговор – что Украина прислала. Уточняющих вопросов, как именно должна звучать легенда,я не задавал, поскольку это бы могло быть воспринято ими как желание сотрудничать.

– Они как-то объясняли, почему вцепились именно в вас?

–Да, были объяснения, поскольку разговоров очень много было. Был такой момент в управлении ФСБ по Курской области. Меня в это управление везли спецназовцы с мешком на голове и хорошенько побили перед разговором, сказали: ты будешь разговаривать с серьезными людьми, должен себя вести хорошо. Я сказал: буду себя вести хорошо. Серьезные люди–это были два мужчины в кабинете. Накрытый стол, поговорили про всю мою жизнь, всю мою биографию, все мои взгляды. Сказали: понимаешь, ты патриот своей страны, ты ее любишь, мы тоже любим вашу страну, Украина–это братский народ. Но пойми, у вас власть захватили американцы, исполняет их указания хунта, ты должен помочь своей стране. Мы помогаем твоей стране, и ты помоги своей стране. Я снова отказался, сказал–это мне неинтересно. После этого они дали мне понять, что они меня заставят. Зашли эфэсбэшники, спецназ, побили немного, подушили. Я сказал, что все равно не могу. Они сказали: уведите, поработайте с ним. Я понимал, что будут пытки применены ко мне, и попросился в туалет. В туалете разбил голову, потому что они старались так бить, чтобы не было следов, я себе голову об угол стены разбил. Но все-таки после этого залепили мне рану, вывезли в лес, подвесили на крюк в позе "ласточка", несколько часов били по гениталиям, в живот, мешком с песком по голове, то есть уже применялись жесткие пытки. Я теперь всегда могу понять людей, которые сознались в чем-либо подпытками. Каждого человека можно сломать, теперь я это знаю.

– Как же им удалось не сломать вас? Вы никогда не были в такой ситуации, не были готовы к ней, вы не политик, не борец, откуда такая стойкость?

–Так получилось, что мне пригодился весь мой жизненный опыт. Мне повезло, что я человек более рациональный, чем эмоциональный, хорошо контролировал себя. Я все анализировал только с позиции разума. У меня юридическое образование, я понимал, чтоони могут делать со мной. Всегда у меня были планы, как реагировать на их действия. И когда ко мне применялись пытки, я понял, что у меня выхода нет, поскольку никто не знает, где я, я не могу ни у кого попросить помощи, я в изоляции был. Для этого я решил, что мне нужно довести организм до такого состояния, при котором меня пытать нельзя будет, и плюс заявить свой ультиматум. Я себе перерезал вены, разрезал живот, была очень быстрая кровопотеря. Я сказал, что не дам себя зашить, пока мне не дадут телефон позвонить. Поскольку кровь фонтаном била, мне дали телефон позвонить на Украину. Кроме этого, я сидел с самого начала с уголовниками, готовился, я всегда их спрашивал, как надо жить и выживать в этом мире. Через несколько месяцев я очень хорошо ориентировался в жизни в российской тюрьме, и это мне помогало. Конечно, уже с первых дней я понял, что, чтобы выжить там, надо стать каменным. У меня не было иного выхода: либо я вырабатываю в себе такие качества, которые помогут мне там выжить, либо иду на сотрудничество.

– Второй вариант вы исключали для себя абсолютно?

– Знаете, когда мне этот вопрос задают, я вспоминаю такой момент: ты висишь, и тебя бьют в пах. Мужчинам это легко понять. Через 20 минут это невыносимо, потому что, когда мешок на голове, не знаешь, когда следующий удар. Есть понимание, что они не остановятся, если они уже полчаса это делают, то они будут ломать до концаи не на что надеяться. Всегда в мыслях допускаешь, что ты сломаешься, не выдержишь, потому что надежды нет. Я именно об этом случае пыток говорю, потому что это тяжелее всего перенести. Я себе ставил задание не выдержать всё, а выдержать еще один удар, еще один, еще один, и так удар за ударом я думал: столько уже выдержал, еще один выдержку. Мне очень повезло, что они сделали перерыв, перенесли на завтра следующий этап пыток, и я догадался вскрыть себе вены, поскольку после этого меня нельзя было пытать.

– И больше ни разу не пытали?

– Сразу на следующий день, когда меня зашили, привезли назад в спецприемник. Как только заходил надзиратель в камеру, я сразу брал лезвие бритвы, там бритвы разрешены, и прикладывал его к сонной артерии, угрожая, что порежу себя. Конечно, ни о каком суициде речь не идет – это манипуляция с моей стороны была. Они не знали, они боялись, если я уже вскрывался, и так серьезно, что я смогу дальше с собой сделать, на что я пойду. Понимали, что, если я перережу себе сонную артерию, они меня не спасут. Поэтому, когда они заходили, сразу говорили: "Яценко, мы не к тебе, успокойся".

– Отобрать бритву нельзя было?

– Я допускал, что они могут резко подбежать. Я уже знал, как надо резать шею: надо оттянуть кожу, и потом оттянутая кожа режется, чтобы не повредить артерии. Не было попыток отобрать бритву. Это довольно сложно с их стороны, поскольку туда спецназ так легко не может зайти, нужны причины, там камеры видеонаблюдения в коридорах, обычные надзиратели на это не согласились бы, поскольку это был спецприемник для иностранцев, это еще было не СИЗО, им было не до этих проблем. Они не знали, успеют ли отобрать бритву, пока я себя не порежу, или не успеют, поэтому никто не отбирал.

– Вы говорили, что советовались с уголовниками. А как другие заключенные к вам относились? Понимали они, за что вы сидите?

– Если говорить о спецучреждении для иностранцев, там сидели, как правило, уголовники со всего СНГ, которые отбыли срок наказания на зонах, перемещались в спецприемник для дальнейшей депортации в свою родную страну. Там же сидели мигранты за нарушение миграционного законодательства. Условия содержания в этом спецприемнике были очень плохие, телефон не разрешали, телевизора не было, душ режечем раз в неделю, камера 30 метров квадратных на 15 человек,антисанитария: я четыре месяца чесоткой проболел, а ей болеют при лечениинеделю. Из-за этого мы организовывали протесты путем голодовки. Весь спецприемник, все иностранцы голодали. Когда администрация на второй-третий день голодовки начинала беспокоиться, они не шли на переговоры. Поскольку у меня юридическое образование, я мог лучше всех обосновать наши права, и так получилось, что все время я выступал защитником прав этих иностранцев. Они говорили: мы так хорошо, как ты, не скажем, так что давай ты будешь вести переговоры с администрацией. Как голодовка – сразу администрация ко мне. Поэтому у меня очень большая поддержка была. Когда меня вывозили оттуда эфэсбэшники на возбуждение уголовного дела, я не знал, куда меня вывозят и кричал: "Помогите, мне нужен адвокат!" Спецприемник поднял бунт, разбили окна. Меня тащат с заломленными руками эфэсбэшники, а иностранцы бросали всем, чем попало, по этим эфэсбэшникам с окон из-за решеток. Приятно было такую поддержку ощущать. Зато мне потом администрация спецприемника написала такую характеристику, что я "пронационалистически настроен к русскоговорящему населению и к территориям, которые оно занимает, все время подстрекаю к бунтам между администрацией и содержащимися гражданами". Формулировка – это цитата из официального документа.

ОБАМА (сдержанно):
Мы рады лидеру России,
Я вижу, вы в расцвете сил,
Вы нас о встрече попросили...

ПУТИН:
Кто, я просил? Я не просил.

ОБАМА:
Оставим это. Я не в теме.
Хватает всяких прочих дел,
Но вы поговорить хотели...

ПУТИН:
Не я хотел, а ты хотел!

ОБАМА:
Неважно. Редко говорим мы,
Тем паче так, наедине...
Ну что, о Сирии? О Крыме?

ПУТИН:
Про Крым неинтересно мне.

Крым наш, а Сирия далече.
Мне б только сесть с тобой за стол –
Ты попросил меня о встрече...
И я, как видишь, снизошел.Свернуть

ОБАМА:
Я не просил, но суть не в этом.
Уж раз вы здесь и шанс такой...
Договоримся по ракетам,
По всяким бомбам...

ПУТИН:
Да на кой?!

Ракеты, бомбы, то, другое...
Бодягу всякую развел!
Мы все равно для вас изгои,
Ты все равно для нас козел.

Мы можем быть в любом развале
И на пороге нищеты –
Но важно то, что вы позвали –
И я приехал! Понял ты?

А Киселев – такого помнишь? –
Когда вдвоем покажут нас,
Он скажет: я пришел на помощь
И спас тебя. В который раз.

Дела в ажуре, деньги в сейфе,
Ни возмущенья, ни стыда...
Мне надо только сделать селфи,
Где я с тобой. Иди сюда. (Начальственно приобнимает его.)

ОБАМА (в недоумении):
Различно все у наших родин.
Но не идти же на скандал...

ПУТИН (пряча айфон):
Ступай, Обама. Ты свободен.
Я снова всех переиграл!

Дмитрий Быков