Глава 7 (окончание)

Концепция точки сборки связывает любые явления измененного восприятия с перемещением этого центра внутри энергетического тела человека или движением его вовне, за границами человеческой формы. Речь идет не просто об изменении точки зрения, а о перемещении энергетической активности из одной области человеческого существа в другую. Поля нашего организма, прежде инертные и неспособные к активному резонансу с внешней энергией, вдруг оказываются вовлеченными в сферу действия точки сборки, что уже является началом их трансформации. Если мы вспомним об удивительной энергетике сознания, неразрывно связанного с восприятием, то поймем, что всякий сдвиг или движение точки сборки производит существенное изменение в характере энергообмена нашего тела с внешней средой.

Теперь можно сказать, что все психотехнические приемы, ритуалы и аскетические упражнения, известные в религиозных системах, были успешными лишь в том случае, когда приводили к сдвигу точки сборки, независимо от того, делалось это целенаправленно или непреднамеренно. По-видимому, все реальные изменения, наблюдавшиеся религиозными мистиками (начиная с шаманских «перерождений» и заканчивая «алмазным телом» буддистов и даосов), обязаны своим появлением именно перемещению воспринимающего центра в энергетическом теле практикующего. Однако непонимание сути происходящих явлений препятствовало и по-прежнему препятствует полноценному использованию измененных режимов восприятия, что, разумеется, делает невозможными высшие эффекты трансформации, оставляя любое достижение незавершенным.

Идеологические и религиозные предрассудки во многих случаях приводят либо к ложному толкованию измененного восприятия, либо к отрицанию его ценности вообще. В дон-хуановском учении содержание видений не имеет большого значения. Будучи знанием прагматическим, дисциплина дона Хуана сосредоточена на изучении ключевого процесса восприятия - внимания. То, что именно внимание является основным инструментом, контролирующим восприятие, давно известно психологической науке. В толтекском знании этот психический феномен рассматривается как центральный. Специфика внимания определяет три энергетических уровня существования человека. Они так и называются: первое, второе и третье внимание.

Первое внимание присуще субъекту в обычном восприятии, т.е. при нормальном положении точки сборки. Второе внимание включается, когда точка сборки покидает свою привычную позицию, и мы начинаем строить связное восприятие недоступных ранее областей Реальности. Этот вид внимания должен совершенствоваться в течение длительного времени, что сопровождается многочисленными и разнообразными перемещениями точки сборки. Результатом этой работы становится достижение третьего внимания. О нем вообще сложно говорить, поскольку здесь происходит радикальное изменение всех психофизиологических процессов. Человеческое существо обретает бессмертие и свободу передвижения во всем диапазоне полевых структур вселенной. Одновременно оно оказывается за границей нормального восприятия, то есть становится невидимым и недоступным для обычного сознания.

Удивительную способность целенаправленно изменять режим собственного восприятия человек приобрел вместе с произвольным вниманием - даром концентрировать сознание на специально избранном объекте. Этим даром человек отличается от всех живых форм. Произвольность психических процессов - результат длительной тренировки сознания, последовательного развития интеллекта и языка, т.е. формирования тоналя. Законы мироздания, как всегда, парадоксальны: чтобы заглянуть в нагуаль и освоить его энергетические возможности, мы сначала вынуждены сотворить тональ, развить его надлежащим образом, прочувствовать всю его ограниченность, тоску и страдание.

Тональ, источник всей нашей неудовлетворенности, боли и бессилия, одновременно оказывается уникальным шансом достичь свободы и могущества нагуаля. Подобно тому, как в древнекитайской философии предельное проявление инь рождает ян, а предельное раскрытие ян неизбежно рождает инь. Даосы полагали, что бессмертие и свобода возникает в результате совершенной гармонии между двумя началами. По сути, дон-хуановское третье внимание как раз и есть такая гармония: тональ не противостоит нагуалю, не подавляет и не вытесняет его, а следует за ним, достигая предельной текучести, но не теряя при этом способности находить и оформлять порядок, строить связные миры в бесконечном волнении энергетических потоков нагуаля.

Дон Хуан рассматривает тональ как совокупность привычек восприятия, устроенную таким образом, чтобы вся психическая энергия личности расходовалась на поддержание и укрепление однажды избранного способа воспринимать. Первоначально такое устройство психического мира явилось, скорее всего, результатом биологической необходимости, оптимальным способом выживания данной энергетической формы в данной среде. Однако в процессе психологической эволюции механизм восприятия стал настолько малоподвижным, что уже не обеспечивает выживание вида, - более того, угрожает ему самоуничтожением.

Малоподвижность нашего сознания издавна связывают с чрезмерным развитием человеческого эго. Этим термином еще в индуизме привыкли обозначать тяжкий груз амбиций, страхов, надежд и привязанностей, обусловленный осознанием своего отдельного Я и следующим из него конфликтом, в который вовлечено все, что не есть Я. Эмоциональное напряжение, вызванное конфликтом эго, часто бывает слишком болезненным и даже невыносимым. Стремление избавиться от кошмара вечной озабоченности лежит в основании практически всех религиозных систем.

Самым крайним проявлением усталости и разочарования от жизни эго стал буддизм. Именно Будда впервые откровенно провозгласил, что всякая жизнь существа, наделенного эго, есть бесконечное страдание. Психология буддизма глубоко рассмотрела механизмы эгоистического страдания. Интенсивное самонаблюдение раскрыло целый ряд психологических законов, спустя тысячелетия во многом подтвержденных европейской наукой. Нельзя не отметить, что в стремлении к освобождению человека от эго буддизм проявил наибольшую последовательность. В отличие от традиционных религий, где внутренний конфликт частично снимался за счет передачи груза ответственности Богу, буддизм довел технику «растворения» эго до логического конца. Он признал высшим достижением абсолютное угасание желаний субъекта (нирвана) и слияние с пустотой бытия (шуньята).

Таким образом, трансформация эго завершалась полным «угасанием» субъекта вообще, проще говоря - смертью. На этом пути некоторые ученики встречаются с вдохновляющими переживаниями легкости, освобождения, просветленности и спонтанности чувств, поскольку буддистская психотехника, последовательно избавляя человека от напряжений, дает ему избыток психической энергии и уменьшает фиксированность точки сборки. Здесь же часто возникают необходимые условия для начала работы с измененными режимами восприятия, однако настойчивая устремленность ортодоксального буддиста к полной остановке переживаний, к абсолютной чистоте восприятия «здесь» и «сейчас», блокирует доступ к сферам второго внимания. И вместо энергетической трансформации буддист находит неподвижность. Страдание в этом случае действительно исчезает; однако этой эмоциональной анестезией и завершаются все реальные достижения. С подобными примерами мы можем столкнуться и в других духовных практиках. Что же из этого следует?

Человек действительно нуждается в радикальной трансформации эго. Правда, толтекская традиция очень осторожно относится к словам, а потому старательно избегает лишних понятий. Поскольку эго на самом деле является комплексом привычных восприятий и реакций, то речь идет об изменении или устранении этих привычек, и не более того. Без трансформации эго никакое освоение второго внимания невозможно.

У такого положения дел есть две серьезные причины. Во-первых, направленность внимания практически всегда обусловлена эгоистическими реакциями - чтобы изменить режим восприятия, необходимо изменить стереотипы реагирования, а это и есть трансформация эго. Во-вторых, вредные привычки эгоистического реагирования (страх, злость, зависть, обида, надежда, жалость) поглощают всю психическую энергию личности и способствуют жесткой фиксации восприятия в изначально существующем режиме.

Преодоление эгоистических стереотипов реагирования - особая тема в традиции дона Хуана. Он называет эту практику безупречностью и связывает с ней все свои высшие достижения. Безупречность, как и другая техника, не имеет ничего общего с моральными догмами, поскольку понятия добра и зла принципиально чужды концепции нагуаля: они остаются исключительно тональными представлениями, т.е. для внешней Реальности не существующими. С точки зрения теории восприятия, безупречность - это система способов разделения со сложившимся в тонале образом себя. С энергетической же точки зрения, фиксированный образ себя означает жесткую закрепленность существующей модели энергообмена, целиком направленного на обеспечение неподвижности точки сборки.

Кастанеда в своих книгах сообщает главные принципы, лежащие в основе безупречности. В других учениях мы находим целый ряд схожих идей, однако нигде они не рассматриваются в непосредственной связи с изменением режима восприятия для достижения трансформации энергетического тела человека. Дон Хуан лаконично формулирует основные стереотипы реагирования, в наибольшей степени препятствующие безупречности и фиксирующие положение точки сборки: 1) страх смерти, 2) чувство собственной важности, 3) чувство жалости к себе.

Крайне важно осознать, что мы способны манипулировать собственным восприятием и использовать его для энергетической трансформации нашей природы. Следуя такому пути, мы обретем бесконечные возможности по-разному контактировать с реальностью - то есть жить жизнью, предельно насыщенную познанием, где смерть более не является неизбежностью, где ничто не в состоянии прекратить движение восприятия. Разве подобная свобода не есть достижение Абсолюта в том виде, каков он присущ субъекту, наделенному формой и центром восприятия?

Однако, чтобы прийти к окончательной свободе, не заблудиться в частностях и миражах, воин провозглашает для себя принцип «верить, не веря» - согласно формулировке дона Хуана. Это отношение является прямым результатом относительности, обнаруженной древними толтеками на практике. Воин «верит, не веря», ибо вынужден постоянно сталкиваться с разнообразными феноменами восприятия, так или иначе работать с ними, реагировать на них, избегая в то же время считать их отражением подлинных энергетических структур внешней Реальности.

Если воин, пребывая во втором внимании, встретится с чертом, он должен его перекрестить, прочитать любую молитву или плюнуть ему на хвост. Он может придумать собственные средства защиты, лишь бы они эффективно переключали внимание, тем самым блокируя нежелательные энергетические процессы, но поверить в то, что перед ним был реальный черт, который на самом деле боится крестного знамения или имени Иисуса, он просто не имеет права. Дон-хуановский воин смеется над играми своего тоналя, не забывая, впрочем, ни на секунду, что любая его ошибка может оказаться смертельной. Это и есть одно из практических последствий безупречности.

На определенном этапе магу открывается «видение». Это качественно новый режим восприятия, скачкообразное возрастание объема поля осознания. Маг получает возможность воспринимать совершенно иную картину мира, где «матрица» тоналя почти не участвует: он видит энергетическую ткань внешней Реальности, потоки и структуры, организацию и качество окружающей его энергии. Только теперь он может судить, является ли данный факт отражением внешнего воздействия или внутренней игры образов, порожденных им самим. Но чтобы добраться до видения, воин должен пройти долгий путь совершенствования своего второго внимания, а это возможно только при соблюдении вышеназванного принципа – «верить, не веря».

Мы можем принимать или не принимать концепцию точки сборки - в конце концов, для нас она целиком умозрительна, так как опирается на опыт, никогда нами не переживавшийся. Однако нельзя не согласиться с тем, что даже логически такая идея сводит воедино разнообразные измененные состояния сознания и объясняет феномены, прежде не находившие места в других описаниях. Предложенный доном Хуаном взгляд на природу человека в традиции индейцев-толтеков открывает исключительные и ни с чем не сравнимые перспективы развития. Ни Бог, ни дьявол не ограничивают больше наших постижений - весь бесконечный спектр Реальности оказывается доступным трансформированному человеческому существу. «И если точка сборки выстраивает эманации внутри кокона в положении, отличном от нормального, человеческие органы чувств начинают воспринимать мир самым непостижимым образом».

Расхожие         представления         о         внутренней          противоречивости и неопределенности душевного мира человека, все эти поэтические вздохи «ах, две души живут во мне...», утаивают действительно неосознанную осведомленность о нашей реальной двойственности. Мы раздвоены, и это не метафора, а серьезный факт, фундаментальный для бытия человека в космосе, так как служит помехой восстановлению его подлинной целостности. Об этом «позабытом» образе человека дон Хуан напоминает почти непрестанно. Он последовательно делит человеческую природу надвое: первое и второе внимание, тональ и нагуаль. Сюда же относятся загадочные выражения – «твое тело знает», «твое тело помнит», «твоему телу нравится», «тело любит такие штучки» и т.п.

Некая смутная область не-сознательного, а, выражаясь точнее, наделенная принципиально иным качеством осознания, постепенно высвобождается, и проясняется ее могущественный, даже устрашающий облик. Нет, это вовсе не «темная сторона» человека - она не злобствует, не ненавидит, не наносит вреда. Она может только напугать: кто же готов открыть в самом себе такого невообразимого двойника! Мало того, что у него иное, гораздо более широкое восприятие, у него иная память, иное намерение, и даже иной характер! Но, тем не менее, все это - мы, все это - наше, только без громоздкой маски тоналя, без его суетливой мелочности, поверхностной алчности и тщедушного эгоизма.

Наша вторая часть, позабытый образ человека, хоть и живет за воротами бодрствующего сознания, отнюдь не дремлет и не замыкается в себе. Он жадно впитывает все ему доступное (а ему доступно многое), он копит впечатления и опыт, он всегда к чему-то готовится - жаль, что очень часто ему за всю жизнь ни разу не выпадает шанс проявить себя. И лишь в момент смерти, когда кокон рассыпается под натиском сокрушительной энергии бытия, на какое-то мгновение величественный и незнакомый лик поворачивается к своему жалкому близнецу - но миг узнавания слишком краток, как и горечь подступающего небытия. Это всего лишь вспышка, крохотный взрыв расчлененной структуры, обратившейся в однородную каплю, тут же смытую стремительным потоком светящихся нитей в ту безбрежность, о которой мы никогда не слыхали. Только бессмысленные обрывки кокона, почитаемые человеком и называемые «покойным», истлеют в земле, впустую рассеивая огромную еще память, силу, мастерство, рассеивая и превращая в ничто.

Но задача воина - вспомнить ту огромную часть опыта и восприятия, что живет постоянно где-то рядом своей собственной жизнью, словно под панцирем противоестественной амнезии. Состояние «повышенного осознания», которое дон Хуан вызывал у Кастанеды неоднократно, связывает наш «первый образ», наше «первое внимание», с углубленной областью неосознаваемых энергетических волокон собственного тела. Каждый из нас хранит в этом своеобразном «подвале» широкую осведомленность как о внешней Реальности, так и о внутренних процессах, игнорируемых тоналем. Эта область может неожиданно активизироваться и косвенно заявлять о своем существовании «случайными» поступками, неожиданными для бодрствующего сознания действиями.

Однажды Карлос спросил, как бы дон Хуан смог уцелеть, если бы его ожидали в засаде с винтовкой, снабженной оптическим прицелом, - ведь даже «воин» не может остановить пулю. Учитель безмятежно ответил: «В таком случае я там просто не появлюсь». В другом эпизоде Карлос, во время их совместного странствия среди скал, вдруг остановился, чтобы поправить развязавшийся шнурок. А через минуту в нескольких метрах дальше по тропе случился небольшой горный обвал.  Все это можно списать на случайность. Но безупречный воин сталкивается со «случайностями» почему-то чаще, чем обычный человек. У него словно бы объявляется «ангел-хранитель» или нечто вроде спонтанно включающейся интуиции. Дон Хуан утверждает, что так работает второе внимание - наш нагуаль. И недаром он называет его «притягателем шанса».

Наша вторая половина, знающая обо всем гораздо больше первой, вмешивается в активность существа и направляет его, скромно обходя пороги рационального сознания. Все это - проблески, догадки до тех пор, пока не будет достигнута целостность, пока первое внимание не воссоединится с обширным психическим полем второго. По сути дела, каждый человек обладает двойственным восприятием и раздвоенной памятью. В обычных условиях вряд ли кто-нибудь из нас отдает себе отчет в этом. То, что дон Хуан время от времени называет «телом», - не просто психофизиология индивида, но особый «восприниматель», пребывающий за границами тоналя. Дон Хуан говорил также, что все способности, возможности и достижения, от самых простых до самых немыслимых, заключаются в самом человеческом теле.

Пожалуй, здесь может скрываться объяснение тому, что восточные мистики все высшее, вплоть до Абсолюта, помещают «внутрь» человеческой психики. Неосознаваемые дороги, начало которых лежит в нашем собственном теле, могут завести как в смутные пучины субъективного подсознательного, так и в неописуемую безбрежность внешней Реальности - к такому выводу можно прийти, исследуя знание дона Хуана.

Извечное отношение между ограниченным человеком и непостижимой Реальностью наполнено особым трепетом и неопределенностью, сплошной и никогда не разрешимой таинственностью самого процесса существования. Где-то здесь обнаруживается сокровенная суть всякой глубокой религии как нерасчленимого сплава смирения и дерзости перед безличной мощью «нагуаля». В этой загадке отношения человека к бесконечно превосходящей его силе и заключен, должно быть, исток эмоционального состояния, лежащего за гранью страха или надежды, за гранью любой человеческой привязанности.