Состоявшийся 20 октября 2012 24й фестиваль VideoART.uz, игриво названный «У каждого свой гепард», показал, что за прошедшие полтора года независимое кино в Узбекистане не стояло на месте. Прежде всего, оно перестало сосредотачиваться исключительно в пределах одной институции, которой являлся в прошлом Музей Кино. Сейчас мы наблюдаем постепенно фрагментирование поля, возникают новые сообщества молодых режиссеров, исповедующие различные философии, и киноклубы, которые подготавливают не только аудиторию для таких фестивалей, но и новых авторов, и все это находится в активном взаимодействии, перетекающем параллельно из одного зала в другой, с одной страницы Facebook – на другую.

Пытаясь вписать складывающуюся картину в международный контекст, я обратился к классификации течений современного искусства, которую предлагает известный теоретик Терри Смит. Согласно этой классификации, современное искусство подразделяется на три категории: 1) институционализированное, опирающееся на крупные музеи, ре-модернистское и ретро-сенсационалистское течение; 2) пост-колониальное и пост-социалистическое искусство «переходного периода», находящее свое воплощение в различных биеннале и 3) локальное, индивидуально-коммунальное искусство, своим характером во многом обязанное способности современных информационных технологий создавать виртуальные среды и творческие сообщества. Любопытно, что если современное искусство, в том числе и независимое кино в соседних странах в большей степени действительно ориентируется на второе течение, в Узбекистане, в силу ряда причин, доминирует менталитет и атмосфера третьего, локально-технократического характера.

Безусловно, ориентация на международные биеннале и стремление вписаться в современный пост-колониальный контекст присутствует и здесь, но (и это не может не радовать) многим независимым режиссерам страны присущи творческие устремления, далекие от видео-акционизма или аффирмативного номадизма киргизских и казахских коллег. В ситуации, которую известный специалист по современному искусству стран региона Борис Чухович характеризует как «делающую невозможной занять декларативную политическую позицию», художники не просто прибегают к иносказанию, но формируют свой собственный изобразительный язык, в целом тяготеющий к метафорическому, а не к метонимическому развитию смыслов. Именно поэтому мне хотелось бы рассмотреть прошедший фестиваль не в качестве диахронической последовательности отдельных произведений, а как единую синхроническую систему, состоящую из различных, но взаимосвязанных между собой тематических, понятийных, стилистических и других блоков.

Так, бессменный куратор фестиваля Олег Карпов, выделил в нем две сквозные темы: любовь и «заграница», которые, в свою очередь, приглашают к интерпретации всей системы с позиций психоанализа и, соответственно, проблематики подавляемого и сублимируемого либидо, а также постколониального дискурса с его подробно разработанной проблематикой «Другого». В пользу такой широкой контекстуализации говорит и то, что на данном фестивале впервые за много лет целый ряд авторов сознательно воспользовался многочисленными аллюзиями на произведения мирового искусства, начиная с Поля Гогена, Антониони и Феллини, заканчивая Дереком Джарменом, King Crimson, Диамандой Галас, Владимиром Маяковским и Питером Гринуэем. На мой взгляд, это свидетельствует не столько о возросшей образованности сегодняшних авторов, сколько об их готовности к интерпретации их работ в широком контексте, «с оглядкой на шедевры». Таким образом, присутствие «Другого» здесь проявляется не только метонимически, в виде материала, отснятого за рубежом, и свидетельствующего о местных социальных реалиях, но и метафорически, в виде незримого присутствия иного, знакомого, не еще не освоенного мира.

В первом приближении тема любви интересует авторов, в особенности начинающих, непосредственно, в некоторых фильмах герои рассуждают на эту тему, оставаясь в роли самих себя, в других доминируют порой немного наивные символы поиска любви, отчуждения и классического переноса влечения на другие объекты: розы, плоды, стены и другие. Некоторым авторам было интересно исследовать «маргинальные» формы сексуальности и их связи с другими областями человеческой внутренней реальности, и эти исследования приняли различные формы: от дидактической редукции («Kunstkammer») через символогию женского дара («Серый кардинал») к деконструкции (Дендрофилия) либидо и трансформации его во «влечение к смерти» («Завещание»). Если, следуя логике Лакана, воспринимать искренний поиск выражения любви в кинотексте как вечно бесплодное (и хотя бы потому наивное) замещение недостижимой реальности метонимически протяженным рядом знаков, то обращение к маргинальным формам и неоднозначным взаимосвязям того же понятия в независимом кино Узбекистана свидетельствует, на мой взгляд, не только о возможности рационализации этого замещения и проявления зрелости в работах отдельных авторов, но и о возможности метафорических, художественных трансформаций вынесенных в социум проблем и отказ от размазывания их по поверхности наличного бытия.

Диалог с «Другим», тесно связанный с рассмотренной выше проблематикой, также принимает различные формы. Так, в «случайном» фильме «На Берлин!» обыгрывается не только ирония политической трансформации (о которой один британский политик сказал: «Третий Рейх или Евросоюз – результат один и тот же: Германия правит Европой»), но и затрагивается тема языков описания мира, и азербайджанский с русским предстают здесь языками мечты и пения, островками в море праксиса, воплощенного в немецком языке.

Деконструкция и фрагментация Англии в ‘UK Textures…’ , в том числе и при помощи различных форм современной узбекской музыки в своей интенции противостоит как морализаторскому пафосу «Kunstkammer», так и изящному нео-ориентализму «Каратау», тогда как тема андрогинизации человеческих отношений в «Сером кардинале…» предстает как форма искушения текстом на иностранном языке с постепенно размывающимся синтаксисом.

Классическим примером постмодернистской деконструкции традиционных взаимоотношений в обществе и семье оказался фильм «Прибытие поезда…», рассматривающий проблему манипулятивности и меркантильности современного общества и «мира искусства» в частности, и поднимающий в этой связи вопрос о собственности на языки описания действительности. В пару ему напрашивается анимация «Топ индастрил», в которой пост-хипповой редукции подвергаются модные в последнее время левацкие штампы «производственного искусства», что любопытно контрастирует, например, с серьезными политическими интенциями платформы ШТАБ, обосновавшейся в Бишкеке.

На мой взгляд, хотя по одному фестивалю сложно судить о формировании устойчивой тенденции, независимое кино Узбекистана начало постепенно освобождаться от сплава ориентализма и сенсационализма, парадоксальным образом свойственного пост-колониальному и пост-советскому искусству. Об этом необходимо сказать несколько слов.

Насаждаемый в Узбекистане диктат «национальных традиций» в культуре на поверку оказывается отнюдь не искренней и непредвзятой программой по сохранению и развитию аутентичных народных искусств, а, напротив того, чисто ориенталисткой попыткой «синтеза» произвольно отобранных традиционных элементов с пост-советскими, вертикально администрированными авторитарными нарративами. Аутентичная, документальная репрезентация того, каким образом традиционная культура функционирует в современном контексте, не приветствуется, а, как могла убедиться на себе узбекский фотограф и оператор Умида Ахмедова, может повлечь за собой уголовное преследование. В этой связи одним из наиболее распространенных в стране жанров как профессионального, так и любительского кино стал поверхностный некритический ориентализм, представляющий традиционную культуру как идиллическую, лишенную каких-либо проблем и содержания (кроме т.н. «национального») экзотику, практически редуцированную до наработанных стереотипов «национальной одежды» и «национальной кухни».

Другая характерная черта, в особенности присущая кино, позиционирующему себя как часть культурной оппозиции, это сенсационализм, к которому охотно прибегают начинающие кинематографисты в поисках самых выразительных образов, и который в условиях преимущественно урбанистической среды, в которой они живут и работают, практически неизбежно сводится к бесконечным свалкам, барахолкам, бомжам, заброшенным квартирам и городам, убогим лачугам алкашей и неработающим заводам.

На мой взгляд, проблема с обоими жанрами заключается не в том, что ни представляют собой инварианты пути «наименьшего сопротивления» («позитивный» и «оппозиционный»), а в том, что в них тема, или то, о чем говорится в фильме, редуцирует и в итоге полностью поглощает рему (то, что об этом говорится).

Примечательно, что авторы 24-го фестиваля очень хорошо осведомлены о данных проблемах. Так, фильм «The Lost Sea», посвященный барахолке Янгиабада («Новая Тезиковка»), выгодно отличает от подобных работ пристальное внимание к художественности кадра и к характерам людей, которые за счет нескольких выразительных штрихов становятся больше, чем просто типажами.

Аналогично, заигрывающий с ориенталистским китчем фильм «Каратау» остается по эту сторону художественности, не пытаясь убедить зрителя ни в том, «как это на самом деле», ни подсовывая ему снисходительную версию городского взгляда на красоты древних руин.

Но настоящим триумфом художественной трансформации как зашедшего в тупик гуманистического либидо, так и разочарованности в конструктивности социальных форм стал фильм «Завещание», где облюбованная в последние годы съемочная площадка города Янгиабад предстает усилиями авторов как богатая аллюзиями и потайными смыслами зона прямого метафорического действия. Это действие поистине освежает, и поэтому хочется верить, что именно трансформативное, метафорическое, и в конечном счете именно художественное, а не метонимическое, вторичное и плоскостное начало будет доминировать в независимом кино Узбекистана, а движение за пределы постмодернисткого релятивизма будет выливаться в формы не сиюминутных акционистских анти-утопий, а более глубоких и многоплановых работ. Еще месяц – и можно будет судить, насколько эти надежды оказались оправданными.

Алексей Улько, 23 октября 2012

Международное информационное агентство «Фергана»

«Кризис свободной прессы в Турции: темные дни заключенных журналистов и объявление диссидентов вне закона» - так называется доклад, подготовленный Комитетом по защите журналистов (CPJ), в котором резко критикуется деятельность правительства Эрдогана по подавлению свободы прессы.

По мнению авторов доклада CPJ, ситуация со свободой прессы в Турции достигла критической точки, в этом плане страна обогнала даже такие репрессивные страны, как Иран, Эритрея и Китай. Уголовный кодекс, антитеррористическое право и уголовно-процессуальный кодекс Турции очень репрессивны и способствуют сохранению на самом высоком правительственном уровне сурового антижурналистского тона. Множество журналистов в Турции обвинены в терроризме или антиправительственной деятельности, в уголовном производстве находятся тысячи такого рода дел, власти используют тактику давления на СМИ, чтобы внедрить самоцензуру.

По данным CPJ, по состоянию на 1 августа 2012 года в турецких тюрьмах находились 76 журналистов, по крайней мере, 61 из них пострадал из-за подготовленных им статей или телепередач. Более трех четвертей заключенных журналистов, по сведениям CPJ, не были осуждены за какое-либо преступление, но находились под стражей в ожидании решения по их делу.

Однако власти Турции оспаривают число заключенных журналистов, утверждая, что большинство задержанных оказались за решеткой за совершение тяжких преступлений, которые не имеют ничего общего с журналистикой.

По данным CPJ, около 30 процентов заключенных журналистов были обвинены в участии в антиправительственных органзациях или являются членами запрещенной политической группы. Некоторые из них были связаны с делом «Эргенекон», которое прокуроры описали как огромный заговор с целью свержения власти путем военного переворота. По их версии, журналисты обнародовали новости для создания способствующего перевороту хаоса в обществе.

В докладе говорится, что около 70 процентов заключенных журналистов – этнические курды, им предъявлены обвинения в пособничестве терроризму, поддержке деятельности запрещенной Рабочей партии Курдистана и Союза общин Курдистана. Мишенью властей стала, в частности, газета Azadiya Welat – единственная ежедневная газета, выходящая на курдском языке. По данным CPJ, в тюрьму были отправлены три бывших главных редактора этой газеты.

Комитет по защите журналистов призывает турецкие власти выпустить журналистов, пострадавших за свою профессиональную деятельность, заключенных под стражу из-за расплывчатых формулировок уголовного и антитеррористического законодательства.

Полный текст доклада CPJ доступен по этой ссылке.

Международное информационное агентство «Фергана»

Одиннадцать депутатов Ошского городского кенеша (совета), являющиеся членами Социал-демократической партии Кыргызстана, откликнулись на заявки фонда «Ашар-Общее дело» и выделили из депутатских фондов 231 тысячу сомов (около $5000) трем учреждениям Оша, которые работают с больными детьми.

Депутат горкенеша Ибрагим Етмишев в Детском центре восстановительного лечения

Одно из них - специализированный детский сад №37, в котором оказывают помощь детям с задержками умственного развития. Из 282 посещающих его детей лишь 69 имеют проблемы с развитием, а остальные здоровы: в детсаду практикуют инклюзивную методику, согласно которой малышам с задержкой развития полезно расти вместе со здоровыми детьми. 23 октября депутаты принесли в этот детсад оргтехнику, в том числе компьютеры, на 62 тысячи сомов ($1320).

Второй объект благотворительности - Детский центр восстановительного лечения, где оказывают помощь врачи различных специальностей – ортопеды, пульмонологи, кардиологи, неврологи, гастроэнтерологи. В настоящее время в Центре стационарно лечатся 25 детей-инвалидов, большое количество детей получает помощь амбулаторно. Благотворители закупили для Детского центра оборудование для физиотерапии на сумму 87 тысяч сомов ($1851).

Пациенты детского центра восстановительного лечения

Третий адрес - Ошская межобластная противотуберкулезная детская больница. Ей депутаты горкенеша помогли частично решить проблему с отоплением. Здание больницы построено в 1965 году, с тех пор там ни разу не меняли батареи, многие из них сгнили. В прошлом году из-за протечек и поломок в системе отопления больница оставалась без тепла до декабря, а туберкулезным больным категорически нельзя переохлаждаться. В больнице, к тому же, есть и реанимационное отделение, в котором выхаживают детей с менингитом.

Руководитель фракции СДПК Жапарбек Ормонов с главврачом детской туберкулезной больницы Орунгуль Меймановой

На ремонт отопления в больнице депутаты собрали 82 тысячи сомов ($1744), что позволит заменить сгнившие элеватор и часть батарей. Руководитель фракции СДПК в горкенеше Жапар Ормонов заверил, что депутаты готовы еще раз поднять вопрос о выделении средств на ремонт клиники, а представители фонда «Ашар» заявили о намерении найти других спонсоров для решения проблемы.

Международное информационное агентство «Фергана»

Гражданин Таджикистана Абдулвоси Латипов был похищен в Волгограде в субботу, 20 октября, - через пять дней после освобождения его из спецприемника по решению Верховного Суда России.

Напомним кратко историю Латипова. Абдулвоси Латипов, 1968 года рождения, - уроженец города Кафарниган (Таджикистан). Во время гражданской войны в Таджикистане был активным участником таджикской оппозиции, одним из телохранителей Ходжи Акбара Тураджонзода. В ноябре 2010 года Латипов был задержан в Волгограде по запросу таджикских властей об экстрадиции - хотя в Таджикистане он еще в 1998 году попал под амнистию и МВД Таджикистана заявляло о прекращении уголовного дела в отношении Латипова.

Латипова задержали на 18 месяцев. УФМС по Волгоградской области отказало Латипову в ходатайстве о признании его беженцем и предоставлении временного убежища на территории РФ, а 24 августа 2011 года Генеральная прокуратура РФ вынесла постановление о выдаче таджикского оппозиционера властям Таджикистана. Латипов обжаловал это решение в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ), который запретил экстрадировать Латипова, внеся его фамилию в список, направленный ЕСПЧ правительству Российской Федерации от 25 января 2012 года. Тогда Европейский суд потребовал обеспечить безопасность людей, находящихся под его защитой - в связи с участившимися случаями похищений. Напомним, что в этом списке была и фамилия таджикского бизнесмена Низомхона Джураева, похищенного в конце марта 2012 года в Подмосковье.

4 мая 2012 года Центральный районный суд г.Волгограда признал Латипова виновным в административном нарушении (проживании на территории РФ без регистрации) и приговорил его к штрафу в 2000 рублей и экстрадиции, несмотря на запрет ЕСПЧ. 16 мая 2012 года Областной суд г.Волгограда отменил решение об экстрадиции, но оставил в силе решение о штрафе. Прокуратура области внесла протест на это решение Облсуда, и в тот же день заместитель председателя Волгоградского областного суда С.Чаркин рассмотрел протест прокуратуры и отменил решение Облсуда.

Это было нарушением процессуальных норм, однако Латипов остался в спецприемнике, и ему снова грозила экстрадиция.

Адвокат Латипова Юлия Аксенова подала жалобу в Верховный суд Российской Федерации и направила жалобу в Европейский суд по правам человека. Решением от 21 августа 2012 года Верховный суд отменил решение заместителя председателя облсуда Чаркина, признав его незаконным: Верховный суд установил, что была нарушена процедура рассмотрения протеста прокурора, к тому же заместитель председателя облсуда вообще не имел полномочий рассматривать этот протест.

В тот же день, 21 августа, решение Верховного суда вступило в силу, и в тот же день Латипов должен был быть отпущен на свободу. Однако его не выпускали, требуя оригинал постановления Верховного суда. Как рассказала «Фергане» Юлия Аксенова, получить на руки оригинал решения и вручить его правоохранителям удалось только 15 октября. После чего Латипова из спецприемника привезли в прокуратуру Тракторозаводского района Волгограда, взяли с него подписку о невыезде, где Латипов указал адрес будущего проживания, номер своего телефона и телефонов знакомых для связи - предполагалось, что надзирающий прокурор будет его проверять, после чего передали Латипова адвокату.

«20 октября, в субботу, мне позвонили знакомые Латипова, - рассказывает адвокат, - и рассказали, что его забрали из квартиры, где он жил, люди с оружием, в черной форме без опознавательных знаков, в масках, и после этого он пропал. Мне позвонили 18.00, а в 18.20 я позвонила прокурору, но он мне сказал, что сейчас суббота, никто не будет этим заниматься, вот рабочая неделя начнется - тогда да. А когда рабочая неделя началась, то мне сказали, что, наверное, он сам убежал, никто его поисками заниматься не будет. Его даже не объявили в розыск, хотя он находится под подпиской о невыезде, и его исчезновение должно было обеспокоить надзирающего прокурора».

Интересно, что в конце октября 2012 года истекает срок, данный Российской Федерации Европейским судом по правам человека, в течение которого Россия должна предоставить суду письменные объяснения по делу Латипова. Ю.Аксенова сообщила, что в ЕСПЧ направлен факс о похищении Латипова.

Возможно, в скором времени он обнаружится в Таджикистане и выступит с «добровольным» признанием, что сам захотел вернуться на родину, как это было в случае с Низомхоном Джураевым. Напомним, что сам Латипов писал заявления, что не желает покидать Россию и возвращаться в Таджикистан ни принудительно, ни добровольно, поскольку «там меня ждут пытки и смерть».

«Фергана» будет следить за продолжением дела Латипова.

Международное информационное агентство «Фергана»