Считается, что молодежь революционна. По природе своей. Всегда так было, будь то век девятнадцатый или двадцатый. И везде так было. Будь то Франция, Россия или Китай. Эмпирически найденное правило полагают действующим здесь и сейчас, в России «нулевого десятилетия». И жестоко ошибаются. В стране нет более аполитичного слоя, чем молодые люди от 15 до 25 лет.
Аполитичного – как минимум. Как максимум это явная «опора реакции», если говорить языком буржуазно-демократических и социалистических революций. Вначале – несколько цифр, данные соцопросов ЦИРКОНа, «Общественного мнения», «Левада-центра». Некогда доводилось их приводить, так что будем выборочны и лаконичны.
Процент сторонников акций протеста у молодежи меньше, чем в других группах. Процент готовых к ним присоединиться – в 2 раза меньше среднего по стране. Лишь 9% молодежи «интересуются политикой», 55% она «не интересна».
Вообще, в списке интересов политика на последнем месте, после туризма и разных хобби. Только 1% молодых какой-то политикой занимается. Более половины молодых не симпатизируют ни одной политической партии. Что до ценностей, то «сильное государство» имеет в два раза больше поклонников, чем «свобода». Так что на баррикады и митинги идти, по большому счету, незачем. Не с плакатом же «Даешь усиление государства!». Само как-нибудь усилится, чай, не глупое.
Время такое?
Какое объяснение находят этому политологи? Самое простое: поколение растет вне политики, ибо на это работает контекст его взросления. На дворе экономический рост, во-первых, и сворачивание публичной политики, во-вторых. В 2006 году жить сытнее, нежели в 1996-м. С другой стороны, десять лет назад любой антисистемный герой, будь то щедрый бандит или харизматичный правдоискатель, легко мог стать депутатом. В одиночку. Без поддержки «элит», без «согласования». Потом, как правило, он в
эти элиты встраивался, но это было скорее делом вкуса, чем жесткой необходимостью. Ныне все согласуется, назначается, публичные действия – лишь вершина айсберга, и молодежи скучно. Она не может, не хочет и не будет играть в такую политику. Тем более – зачем, если жизнь улучшается без нашего вмешательства?
Это вполне оптимистичная точка зрения, с претензией на «объективизм» и «естественность». Все, мол, путем. Заканчиваешь школу в нищий, но бурлящий 1990 год – на политику, так или иначе, но «подсядешь». Политика сама приходит к тебе в виде двухчасового бдения с талонами и трансляции съезда нардепов. А сейчас к ней надо идти самому.
Все вроде логично, но… где сейчас экономически лучше: в суверенной демократии РФ или все-таки в Париже? У кого больше оснований политизироваться? Вроде понятно. Однако не далее как минувшей весной порядка миллиона французов выходит на улицы. Молодежь, в основном. Кричит. Дерется с полицией. Качает права.
Причина? Небольшие, по нашим меркам, поправки в Трудовой кодекс. Ну а если предложить им наш баланс «капитала» и «труда»? Там бы Эйфелеву башню снесли и не заметили как. И попробуй там сверни «политическое пространство» – самого в рулон завернут.
А если вспомнить историю? Выход в политический свет двадцатилетнего Ленина и товарищей приходится аккурат на: а) период экономического роста; б) сворачивание политического пространства. И то и другое стимулировало студентов к изучению подрывного слова и баррикадного дела.
Так что сегодняшняя наша коллизия – истории и географии вопреки. И толкования возможны самые разные. В том числе антропологического характера. И это серьезнее, чем любая политэкономия. Серьезнее как симптом.
Антропология
Тезис первый: жизнь у молодого человека до поры до времени на редкость халявная (особенно если сравнивать, как жилось лет тридцать назад). В том промежутке, где учиться не надо уже, а работать не надо еще. У многих этот замечательный промежуток растягивается аж на десятилетие.
Не секрет, что система образования развалена и усилиями по локальным точкам не собирается. Учатся еще в начальной школе – читать и писать. Некоторые по инерции продолжают это делать и в средней, однако часть переключается на более увлекательные занятия: кому водка, кому гаха, а кому – духовное саморазвитие, но сугубо по индивидуальному плану, вне систем и программ. В вузе расслабон полный уже для большинства. Где-то в мире платят сто тысяч в год, чтобы тебя изнасиловали, поставили тебе образ мыслей
и филигранно заточили на функцию (у нас так готовили, допустим, в «бауманке» – выпуская лучших специалистов планеты). А у нас экзамены по принципу «какого цвета учебник?». Я преподавал: из сорока сданных мне по июню курсовых лишь две были не «скачаны», а написаны. Мог я настаивать, чтобы люди сдали тест на навык письма? Мог. Три четверти группы вылетело бы из вуза.
Тезис второй: у людей возникает забавное представление о мире и своем месте в нем. Очень оптимистическое, с верой в то, что шоу должно продолжаться. Если у человека в семнадцать лет хватает денег на пиво, он полагает, что к тридцати ему хватит на все. У Пелевина в «Числах» персонаж говорит: «Нам показали новую жизнь как роскошный дом. Дом оказался роскошным, но нам забыли сказать, кем мы будем в нем. Мы будем в нем табуреткой. На нас сядет задница, и мы уже, поверх нее, ничего не увидим».
Никто из молодых не хочет быть табуреткой – это правильно. Но никто не допускает, что его позовут быть кем-то еще. Ну креслом позовут, в лучшем случае. Диваном, черт возьми. Но все равно сядут. Так вот: каждый мнит себя потенциальным царем горы, а если еще не стал им – это временные трудности. Отсюда чудовищный, по меркам всех времен и народов, конформизм. Будущего царя горы устраивает любой социальный строй. Отсюда и аполитичность.
Ну а если начнется взрослая жизнь с ее экономикой – политика появится? Вряд ли. Тезис третий: помыслить о политическом – не само собой разумеется. Для этого надо иметь хотя бы минимальную склонность к абстракции. К держанию целостной картинки. К смыслу. Даже для того, чтобы быть банально «идеологизированным», надо иметь место, куда коварные дяди могли бы свою идеологию сложить. Но место проваливается. Политтехнологии, рассчитанные на основе НЛП и прочего бихевиоризма, еще могут работать,
но агитация уже невозможна. Не во что агитировать. Это называется «кризис логоцентризма». Это называется «клиповое сознание». Это называется «постмодерн». Можно ли тут радоваться? Некоторые говорят: новые поколения не пойдут за большим политическим мифом. Ура. По той же логике кастрата можно поздравить с неспособностью к изнасилованию.
Эта рассылка содержит материалы, взятые с красноярского портала "Лаборатория новостей". Для того чтобы узнать о правилах цитирования материалов в этой рассылке, посетите страницу правовой информации
на портале "Лаборатория новостей". По вопросам, касающимся материала в этой рассылке, обращайтесь по адресу subscribe@newslab.ru.