Лес и волки

Новый мировой порядок – глобализация и конкуренция всех со всеми – накладывает на российскую экономику естественные ограничения: внутренние и внешние. Принимать решения нынешняя и будущая власти будут вынуждены, не выходя за эти границы.

Существенная часть ВВП России формируется сейчас за счет природных богатств. Проще говоря, за счет вывоза сырья, в первую очередь нефти, газа и металлов. Пока цены на сырье высоки, это позволяет экономике довольно быстро расти. Рост происходит не только за счет прямого эффекта высоких доходов от экспорта, но и опосредованно – через «размазывание» сырьевых доходов по отдельным отраслям. Это торговля, строительство, сфера обслуживания, банки, финансовые операции. Те, в свою очередь, тянут за собой другие: производство продуктов питания, стройматериалов, в некоторой степени машиностроение.

С одной стороны, это все замечательно: «голландская болезнь», то есть перекос в развитии сырьевых отраслей по сравнению с остальными, оказалась слабее, чем могла бы. С другой – неэкспортно-сырьевая экономика так и не вышла на самообеспечение, она существует лишь благодаря тому, что постоянно подпитывается деньгами от экспорта нефти, газа и металлов. Здесь и возникает первое внешнее ограничение: будущее всей российской экономики во многом зависит от мировых цен на сырье. Когда упадут цены (а рано или поздно это произойдет), «сдуется» не только ТЭК, но и существенная часть остальной экономики.

А проблемы с экспортом между тем начались уже сейчас. Условная сырьевая «труба» используется полностью, возможности заметно наращивать поставки за рубеж больше нет. Результат: министр экономразвития Герман Греф прямым текстом говорит, что «резкое замедление роста экспорта нефти и сырья обусловило потерю около 2 процентов роста ВВП».

Второй внешний фактор – политико-экономический. В «брюссельском обкоме» не дураки сидят, они понимают, что ставить себя в полную энергетическую зависимость от «Газпрома», мягко говоря, не стоит. Поэтому Европа активно занимается диверсификацией источников энергии – вплоть до идей о возрождении и развитии атомной энергетики. Вполне возможно, что европейский рынок газа и нефти для России постепенно будет сжиматься. Конечно, есть Китай, но, во-первых, реальные крупные поставки нефти в эту страну пойдут лет через 10–15, а во-вторых, есть вероятность, что к тому времени Китаю проще будет объявить Сибирь своей северной провинцией, чем платить за нефть России. Нынешняя неразумная политика по отделению себя от остального мира не может не привести к снижению доходов, которые Россия от этого мира получает. Это очень заметно ограничивает возможности развития экономики в длительной перспективе.

Среди внутренних естественных ограничений наиболее важны два. Во-первых, рост производительности труда заметно отстает от роста доходов населения. Проще говоря, денежный нефтедождь в основном проедается повышением зарплат – как в частном секторе, так и в бюджетном. Причем проедается за счет растущего импорта: эффект девальвации прошел, рубль укрепляется, а значит, импортные товары становятся выгоднее для покупателей и продавцов, чем отечественные. Более того, правительство с каждым годом принимает новые решения по увеличению социальных выплат. Пока есть деньги в бюджете, диспропорции между их выплатой и реальной отдачей никто не замечает, но с возможным снижением доходов государства социальные расходы отменить будет практически невозможно, а денег на них не останется. К чему это может привести, легко понять, вспомнив начало и середину 90-х, когда обязательства государства по отношению к населению остались советскими, а доходы бюджета катастрофически упали. Никакой стабфонд в данном случае не спасет: кризис будет лишь отложен на два-три года.

Вторая проблема – демографическая. Что бы ни делала власть, население России совершенно естественным путем будет уменьшаться еще как минимум 15–20 лет. А трудовые ресурсы будут снижаться еще быстрее. Против природы не попрешь: сейчас в экономически активный возраст вступает последнее массовое поколение начала 80-х годов прошлого века. Дальше – порядка 15 лет демографического провала: рождаемость в 1985–2000 годах, как все помнят, была почти катастрофически низкой. Кроме количества рабочих рук важно и их качество: от здоровья до знаний и профессиональных навыков. Поколение конца 70-х – 80-х годов прошлого века росло и обучалось в 90-е. Росло на картошке и хлебе, а обучалось «чему-нибудь и как-нибудь». Говорить после этого о «технологическом рывке», «постиндустриальной экономике» и прочих красивых вещах как-то странно. Нынешние 50-летние мужики, на которых держится промышленность, через 10 лет уйдут на пенсию (если доживут), а их смена будет заметно меньше по количеству и заметно хуже по «качеству». Это объективный исторический процесс, победить который невозможно, но пройти его с наименьшими потерями можно попробовать за счет привлечения иностранной рабочей силы. Только привлечь ее не так просто.

Есть и другие внутренние и внешние ограничения, которые можно долго перечислять (скажем, состояние российской прикладной науки или террористическая угроза), но и вышеприведенных достаточно, чтобы понять главное. Внешние и внутренние ограничения снижают возможный показатель роста экономики на несколько процентных пунктов ежегодно в ближайшие 15–20 лет. А значит, быстрого удвоения ВВП и прорыва России в мировую экономическую элиту не получится. Статистику нарисовать можно любую – опыт есть, но себя не обманешь.

Рытвины и колдобины

Помимо внешних и внутренних ограничителей роста экономики, есть и «тяжкое наследие прошлого», готовое вылиться в несколько мощных кризисов. Самое неприятное для России то, что все предстоящие кризисы с очень высокой вероятностью разразятся практически одновременно. Что уже можно будет назвать системным кризисом всей экономики. Подробно этот вопрос рассмотрел Андрей Белоусов – нынешний заместитель Грефа, а в пору написания своего сенсационного доклада – советник премьера.

Пожалуй, самый опасный кризис – инфраструктурный. Речь идет о состоянии ЖКХ и производственной базы. Большинство крупнейших и крупных заводов в России были построены в лучшем случае в 1970-х годах, а часто – и ранее. Это плохо уже сейчас, т.к. устаревшие технологии позволяют производить только полуфабрикаты с низкой добавленной стоимостью, да еще и с высокими затратами. Но буквально через 5–10–15 лет промышленность России начнет просто вставать: любое производство имеет ограниченный срок службы. Если за это время не произойдет массового строительства новых современных производств, о росте экономики можно просто забыть.

С ЖКХ история примерно та же. Замерзшие города мы уже видели, скоро увидим замерзшие регионы. Государство может себе позволить возить трубы и сантехников самолетами в один город, но на целые замерзающие области никакого Шойгу не хватит. К счастью, кое-что в этом направлении делается. Повышение роли частного бизнеса в обеспечении работы инфраструктуры и госинвестиции в наиболее проблемные точки снимут лишь часть потенциальных чрезвычайных ситуаций. Но по сравнению с масштабом предстоящего кризиса это все комариные укусы. Например, буквально на днях президент компании «Российские коммунальные системы» Михаил Слободкин сообщил, что «РКС» инвестирует в свои регионы присутствия 4 млрд рублей до 2009 года. Но «РКС» претендует лишь на 5 процентов всего рынка ЖКХ. Немногим большую сумму (200 млн долларов, взятых в кредит у Мирового банка) в ближайшие годы, по словам главы Росстроя Сергея Круглика, инвестирует в ЖКХ государство. Что делать с оставшимися 85–90 процентами, пока не понятно.

Второй мощный кризис уже начинается. Как ни странно, но государство, претендующее на положение «энергетической сверхдержавы», не может обеспечить энергией само себя. Потребление электроэнергии растет чудовищными темпами, а производство от него явно отстает. Ближайшей зимой ожидаются отключения электричества в Москве, в следующие зимы в столице это станет такой же традицией, как отключения горячей воды летом. А чуть позже подтянется и провинция. Причины роста потребления понятны: это не только какой-никакой промышленный рост, но и – главное – рост использования электроприборов. Миллионы новых электрочайников и компьютеров, десятки миллионов сотовых телефонов, кондиционеры, фены и прочая мелкая, казалось бы, техника потребляют энергии намного больше, чем новые заводы и фабрики. А учитывая относительную дешевизну электричества, экономить его большинство населения и бизнеса не хочет. Резко поднимать цены правительство не посмеет, т.к. энерготариф – по традиции один из самых социально чувствительных, хотя объективно составляет очень небольшую часть расходов домохозяйств.

К энергокризису можно отнести и недостаток качественного бензина. Растущий автопарк требует все больше топлива, а получить его все труднее: почти все НПЗ страны были построены в далеком прошлом, и их эффективность соответствующая. Да и они работают уже почти на полную мощь. Строить же новые НПЗ частный бизнес не очень хочет: при фактически контролируемых правительством ценах на бензин инвестиции в 1,5 млрд долларов на каждый завод могут и не принести прибыли. «Роснефти» же пока не до того: на обломках ЮКОСа еще есть чем поживиться, на пару лет забот хватит.

Отдельная тема – газ. При бурном росте планов по экспорту газа его добыча в России стагнирует. А Туркменистан – за счет которого планируется закрывать недодобычу – с каждым годом играет все более самостоятельно, повышая цены для России и выстраивая отношения с Китаем. Не склонный к запугиванию населения Герман Греф заявил недавно, что газовый кризис ждет страну уже через два года.

На телеге прошлого

Чем же в ожидании столь бурных событий занимается правительство? Во-первых, чиновники подчиняют государству все значимые и экспортно-ориентированные отрасли. Логика понятна: по мнению правительства, на международных рынках эффективны монстры с миллиардными оборотами. Проблема в том, что они неэффективны на внутреннем рынке. Очень похоже на то, что руководство страны сделало ставку на внешний рынок и наполнение бюджета за счет экспорта, а свой народишко, мол, как-нибудь проживет.

Вторая модная тема сезона – госинвестиции в «важные» проекты. Вряд ли можно найти более показательный пример их «эффективности», чем выделенные на 2007 год средства для двух заводов по производству микропроцессоров. Мол, через два года российские заводы перейдут на новую технологию. В подробности вдаваться не будем, скажем лишь, что по этой технологии когда-то производились процессоры Pentium III, т.е. примерно позапрошлое поколение чипов. Кому они будут нужны через два года – большой вопрос.

Наконец, предвыборная пора диктует свои условия. Расходы на бюджетников резко возрастут, со временем появятся «материнские» деньги (хоть они и не в наличной форме, но влиять на рынок будут), появятся новые социальные программы. Особенность таких расходов в том, что пиар-эффект от них можно использовать лишь раз, а деньги тратить придется много лет. И с каждым годом все больше.

Главная же проблема правительства в том, что внутри него есть несколько конкурирующих по предлагаемым концепциям развития групп. Финансовый блок Алексея Кудрина пытается противостоять любой трате казенных денег. Экономический блок Германа Грефа настроен тратить деньги на промполитику, называя этим словом создание различных комиссий и – в лучшем случае – поддержку экспорта. Военно-социальный блок требует повышения расходов. А премьер, грозно хмурясь, распекает министров за падение темпов роста промпроизводства и невыполнение планов по удвоению ВВП (фантастичность которых признали уже не только практически все независимые эксперты и Герман Греф, но и глава Счетной палаты Сергей Степашин). Все как бы при деле, но ничего не делается.

У страны, по сути, нет внутренней экономической политики. Есть борьба за бюджетные и инвестиционные деньги, есть принципиально разное понимание экономических процессов в верхах, есть гигантомания и желание угодить президенту. А внятной экономической политики нет.

Это означает простую вещь. Если ничего принципиально не изменится, телега российской экономики будет двигаться по рытвинам и колдобинам без разумного управления, все сильнее отставая от конкурентов. Как бы ни надувалась от собственной международной значимости «энергетическая сверхдержава», жизнь заставит ее заниматься лопающимися трубами и разваливающимися заводами. А неспособность правительства честно смотреть в будущее и решать принципиальные проблемы приведет к необходимости постоянно ликвидировать чрезвычайные ситуации, а не строить будущее. Ситуация складывается так, что это единственный разумный, хотя и не слишком радующий прогноз развития экономики.