Одной из самых дискуссионных тем в российском театре стало искажение классики.
Последние года два хожу в театр с опаской: боюсь нарваться на, извините, нетрадиционный спектакль. То есть такой, где исключительно мотивацией и волей режиссера-постановщика классика переосмысливается, адаптируется к реалиям, преподносится зрителям, так сказать, в новом прочтении (режиссера, разумеется). В этой связи нелишне вспомнить сцену в «Ревизоре» Гоголя, где ничтожнейший Хлестаков разглагольствует о литераторах. И говорит: «С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему:
“Ну что, брат Пушкин?” – “Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то все…” Большой оригинал»…
Сегодня впечатление такое, что «на дружеской ноге» с классиками все или почти все российские театральные деятели. Потому я неоднократно, извините, нарывался на «нетрадиционное прочтение». И даже пытался по-своему выражать протест. Когда, скажем, в «Кармен» на малой сцене Большого театра массовка, сплошь состоявшая из модных девушек, выкатилась на сцену на «роликах», а потом – пикадоры на велосипедах, ушел после первого акта. Когда в «Ленкоме»
действие «Бориса Годунова» в интерпретации небезызвестного Константина Богомолова было перенесено в современный Кремль, зазвучали откровенные намеки (и прозрачные параллели!) на нынешнюю российскую власть, на Патриарха, а на огромных мониторах над сценой появились титры «Народ – тупое быдло», демонстративно покинул зрительский зал незадолго до окончания спектакля. Никто не возмутился, не сделал мне замечания, наоборот, некоторые быстро последовали за мной. Они тоже были
«травмированы» спектаклем.
В «Ленком» я больше не ходок. В «Геликон-оперу», наверное, тоже. Здесь, к моему большому удивлению, на постановке «Свадьбы Фигаро» по рядам разносили стопки водки с традиционно русской закусью: ломоть хлеба, прикрытый килечкой (или шпротом, кому повезло).
После чего подвыпившая публика воспринимала все «на ура!». И кукольный замок на авансцене высотой метра полтора. И табличку на фасаде с надписью «For sale»… И – тому подобные «новации».
Оригинальной осталась только музыка. Правда, увертюра сопровождала видеоролик (или наоборот) натурных съемок замка и кинохронику предыдущей жизни героев (из более раннего спектакля трилогии). Один театральный критик написал потом: «“Свадьба Фигаро” в постановке Дмитрия Бертмана – это не только комедия положений с гениальной музыкой Моцарта, но и спектакль о проблемах мультикультурной Европы». И, не мудрствуя лукаво, заголовок придумал соответственный: «Новаторский взгляд
на знаменитую трилогию Бомарше-Моцарта». Как говорится, простенько, но со вкусом. Прочие служители Талии (или Мельпомены) сочинили похожие опусы. Чего ж и дальше не творить (вытворять) при таком-то сплошном «одобрямсе»?
И творят, то есть вытворяют в меру своих сил (или испорченности?). Недавно в театре «Геликон-опера» состоялась премьера оперы «Садко». Критик Майя Крылова отметила: «К партитуре Римского-Корсакова обратился глава «Геликона» Дмитрий Бертман». А далее позволю себе процитировать автора рецензии, которая тонко подметила «находки» режиссера. Вот, например: «Сплав переосмысленных народных мотивов и авторской, слегка «вагнеровской»
фантазии…». Или: «…и мир горний, откуда, по сюжету, звучит мистический глас, превращающий подводную царевну в новгородскую реку, а загулявшего на дне Садко – обратно в земного жителя». И самое интересное: «Садко в полотняной паре похож на фолк-рок-певца, его гусли подозрительно смахивают на гитару. И вообще, он мужик простой: надоело нытье жены Любавы (острохарактерное меццо Юлии Светозаровой) – по зубам ей, да так, чтоб свалилась на пол».
И далее – точное описание изуродованного до неузнаваемости классического фрагмента: «Во сне ты богатый пацан, и к твоим словам подобострастно прислушиваются. Развалившись, как свой, за столом, где заключают сделки, ты велишь иноземным гостям-миллионерам спеть о родинах (звучат знаменитые «Не счесть алмазов в каменных пещерах» и «О скалы грозные дробятся с ревом волны»). Когда веденецкий гость поет, присутствующим раздают карнавальные маски, и начинается гулянка с
девочками. Индийский гость машет пальцами в перстнях, народ, как завороженный, не может оторвать глаз от блеска красивой жизни. Волшебная сказка перетекает в социальную сатиру».
И при чем тут Римский-Корсаков, спрашивается? Если и вспоминать его, то, максимум, в соавторстве с Бертманом, а на афишах писать: «Бертман & Римский-Корсаков».
А в целом заметки критикессы совпадают с моими наблюдениями, выводы, правда, разные. Ей явно нравится сцена, где: «Новгородцы (вышколенная труппа и поет, и танцует) одеты в весьма условные кафтаны с зипунами, под которыми – глянь! – современные брюки с жилетами и галстуками». Мне – нет. Да и не только мне не нравятся режиссерские «упражнения» с классическими произведениями. Еще свеж в памяти прошлогодний скандал, связанный с постановкой в Новосибирском театре
«Тангейзера» Тимофея Кулябина.
Напомним, что поставленный в декабре прошлого года «Тангейзер» был обвинен митрополитом Новосибирским и Бердским Тихоном в оскорблении чувств верующих. Прокуратура возбудила административные дела в связи с «осквернением предметов религиозного почитания» в отношении директора театра Бориса Мездрича и режиссера спектакля Тимофея Кулябина, однако суд прекратил дела в связи с отсутствием состава преступления. Тем не менее, Мездрич был уволен со своего поста, его место занял директор
Михайловского театра Владимир Кехман, который и снял спектакль с репертуара.
А потом спектакль был награжден двумя «Золотыми масками» (так, мол, решили участники голосования на сайте «маски»). После чего руководство Российского национального театрального фестиваля «Золотая маска» выступило с заявлением в связи с обвинениями в нарушении нравственных норм, русофобии, «презрении к истории нашей страны» и пропаганде «чуждых нам ценностей», прозвучавшими от первого заместителя министра культуры Владимира Аристархова на совещании
министерства в Туле.
Это при том, что научно-исследовательский институт культурного и природного наследия имени Лихачева даже проводил экспертизу театральных постановок Кирилла Серебренникова и Константина Богомолова, чтобы выяснить, искажены ли классические тексты, положенные в основу спектаклей, сообщали «Известия» еще в марте. Планировалось проверить три постановки «Мертвые души» Серебренникова в «Гоголь-центре», «Карамазовых» Богомолова в МХТ имени Чехова и его же
«Бориса Годунова» в театре «Ленком». Инициатором экспертизы выступил Независимый профсоюз актеров театра и кино. Председатель профсоюза Денис Кирис сказал тогда «Известиям» «…с начала 90-х у режиссеров пошла мода на «адаптирование классики к современным условиям», когда, например, в классических произведениях появлялись то геи, то лесбиянка, то ещё какой-нибудь сброд».
И уточнил: «Режиссер Серебренников и по сей день любит искажать и переворачивать с ног на голову классические произведения… Пусть лучше он подписывается под своими театральными «шедеврами» своей фамилией, а не кидает тень на великих русских классиков!»
Чем закончилась эта проверка, мне не известно, результатов ее обнаружить не удалось. Но, судя по тому, как отнеслись к ней проверяемые режиссеры, думаю, что ничем, сиречь сотрясением воздуха. Так, Серебренников на весть об экспертизе его спектакля сказал, в частности, «Известиям»: «Ну, людям делать нечего, у каких-то мракобесов обострение. Сейчас такой консервативный тренд, это очень популярно». А Богомолов жестко заявил: «Я действия идиотов комментировать не буду. И свое время
тратить на них не стоит».
Кстати, тоже лауреат «Золотой маски», руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин в интервью одному петербургскому изданию говорил недавно: «… мне, православному человеку, очень обидно, что церковь участвует в таком кликушестве, а иногда и выступает его инициатором. Я вообще считаю, что эти истории со всевозможными «оскорблениями чувств верующих», частью придуманные и высосанные из пальца. Видимо, кому–то это сейчас выгодно». И на вопрос
«Придуманные политиками или самой церковью?» ответил: «Думаю, теми и другими. К сожалению, в данном случае церковь и политики идут в обнимку».
А я думаю, что православный человек сказал бы не так. Но – это его мнение, на которое он, безусловно, имеет право, также как и я на свое. Но меня зацепила его фраза о том, что «кому-то это сейчас выгодно». Не надо строить из себя «бедную овечку»: очень нетрудно догадаться, кому именно и зачем. В нынешней России, где заявлено о следовании традиционным ценностям, ряд участников художественных сообществ, а также их кураторы и поклонники формируют некую культурную оппозицию, можно
даже сказать, контркультурный фронт, стремясь распространить и утвердить в нашей стране ценности западной постмодернистской культуры.
Не случайно и не красного словца ради одной из самых дискуссионных тем в отечественном театре стало искажение классики. Установки, декларируемые со сцены, получают подчас большой общественный резонанс. И театральные пьесы – далеко не безобидные забавы.
Напомню, что «Тангейзер» Кулябина начинается с имитации полового акта на фоне Креста, а в «Пробуждении весны» Серебренникова зрителям демонстрируется секс в гробах.
Кстати, Серебренникову волей бывшего главы Департамента культуры Москвы достался реконструированный театр им. Гоголя. Пардон, театр давно переименован на американский лад и сейчас называется «Гоголь-центр».
Продолжает «творить» и главный режиссер Новосибирского театра «Красный факел» Т. Кулябин. В одной из рецензий, названной удивительно точно «“Три сестры”: жутко тихо и запредельно близко», — было сказано: «Режиссер Тимофей Кулябин, взволновавший страну своей постановкой оперы «Тангейзер», теперь представил свою интерпретацию пьесы Антона Чехова «Три сестры». Классический текст сохранен в первозданном виде столетней давности и
присутствует на сцене в буквальном смысле слова в виде субтитров. Оригинальность постановки по крайней мере, для новосибирских подмостков, состоит в том, что артисты объясняются друг с другом на жестовом языке глухих». Здесь, что называется, комментарии излишни…
Творит он еще и в других театрах, например в Театре наций. И говорит: «Для меня в театре не существует абсолютно никаких границ…» «Легкость в мыслях необыкновенная!», – говорил и Хлестаков.) И далее: «Русский театр все-таки в большей степени актерский. Русский артист, наверное, лучший в мире по своей внутренней “конструкции”. Но одновременно он зачастую лентяй жуткий, необразован, алкоголик, завистник». (И никто не обиделся!) А потом: «Мне
важно, чтобы в зале были молодые люди, мои ровесники». (Сырая глина, так сказать.) Ему, к слову, 30 лет, ставить спектакли начал с 2006 г. Взлет удивительный при его, скажем так, нетрадиционном подходе к классическим произведениям.
И последователями уже обзавелся. Первый ТВ-канал России недавно с помпой объявил, что на малой сцене Театра Наций состоялась премьера спектакля, поставленного по роману Достоевского «Идиот» в жанре, только представьте себе, черной клоунады. При этом князя Мышкина играет литовская актриса Ингеборга Дапкунайте, а женские роли исполняют мужчины, что вполне в духе европейских, так сказать, ценностей. Как сообщили СМИ, молодой режиссер Максим Диденко считает необходимым возродить культуру клоунады, а
в самом Достоевском видит близкого к этому жанру остроумного и ироничного человека. Ну а его герои, по мнению режиссера, вполне уютно себя чувствуют и в стиле черной клоунады, и в окружении современных медиа-инсталляций.
Хотелось бы спросить: «Не ошиблось ли это «юное дарование» в свое время дверью, может, ему в цирк надо было?..», но худрук театра Евгений Миронов разделяет концепцию молодого коллеги. К тому же СМИ писали, что «билеты на премьеру разбираются быстро». Нет, все-таки совершенно справедливо на Руси издавна говорили: «Что дурно, то и потешно»…
Вообще, «переосмысление» в сегодняшнем российском театре стало весьма заметным явлением. Суть его и тенденции, с моей точки зрения, наиболее зримо отражают приведенные выше некоторые примеры, хотя им, увы, несть числа – от Москвы и до самых до окраин, куда постепенно и перебираются «интерпретаторы», корежа, искажая, развращая теперь сознание российской глубинки. Столичным театралам сознание они уже извратили в достаточной мере и кого-то из них надолго отвратили от «храма
искусств», коим и надлежит быть театру, а многим успели привить комплекс неполноценности перед «цивилизованным миром», где постмодерн торжествует, чтобы на этой почве взращивать в России западные «демократические стандарты».
А как же «разумное, доброе, вечное», которое, по идее, должно сеяться с театральной сцены? Этот вопрос остается пока без внятного ответа.
И вспоминается монолог из фильма «Старшая сестра» шестидесятых годов века минувшего, где героиня (Татьяна Доронина) трогательно вопрошает, обращаясь ко всей стране и к каждому в отдельности: «Вы любите театр?.. Вы любите театр так, как люблю его я?». Времена изменились, и сегодня, думаю, пока не поздно, нужно задаться другим вопросом: «Вы любите “такой” российский театр?».
