Добрый день, дорогие подписчики!

Сегодня я предлагаю Вам прочитать роман "Во власти наслаждения" Элоизы Джеймс

Они встретились однажды ночью, во время веселого маскарада, стирающего все границы условностей, — девушка, выдававшая себя за даму полусвета, и мужчина, скрывающийся под маской слуги…

Они встретились вновь три года спустя в гостиных лондонского света — гордая аристократка Шарлотта Дэйчестон и блестящий Алекс, граф Шеффилд и Даунз. Встретились, старательно делая вид, что не узнают друг друга.

Однако могут ли юная Шарлотта и смелый, сильный Алекс забыть миг своей первой встречи — миг, когда искра, вспыхнувшая между ними, разгорелась пожаром истинной Любви, для которой не существует ни разлук, ни расстояний…

Во власти наслаждения

Посвящается Шэрон Косик из прекрасного магазина «Книжная полка». Она руководила моим чтением и вдохновляла на литературное творчество. Спасибо.

Глава 1

Кент, Англия

Апрель 1798 года

Когда до дня рождения Шарлотты — ей должно было исполниться семнадцать — оставалась неделя, ее жизнь, словно блестящий игрушечный шарик, распалась на две половинки: до и после. Во время «до» Шарлотта гостила у Джулии Брентортон, своей самой близкой школьной подруги…

Они с Джулией вместе мучились в пансионе: невыносимо скучные уроки латинского; уроки музыки; уроки танцев; обучение рисованию; занятия по этикету, которые проводила сама директриса — леди Сипперстайн. По-настоящему неприятным был только этикет.

«Джулия! — шипела леди Сипперстайн, неожиданно возникая за ее спиной. — Скрестите ноги в щиколотках, когда садитесь на низкий диван». Леди Сипперстайн с выступающей вперед подобно корабельному носу грудью выглядела устрашающе.

«Поднимитесь по лестнице еще раз, Шарлотта, и на этот раз не покачивайте бедрами! Вы крутите ими неподобающим образом».

Эта дама точно знала, чем отличается поклон герцогине от поклона королю, и муштровала своих учениц так, будто им предстояло кланяться этим персонам каждый день.

Она знала множество непреложных истин: «Увольняя слугу, следует обращаться с ним как с ребенком — уверенно, решительно и равнодушно… Выбор подходящего подарка для больных зависит от того, где они живут: если в вашем имении, то прикажите повару приготовить мясное желе и отнесите его сами, вместе с фруктами; если же они живут в деревне — пошлите слуг, пусть отнесут больным тушку курицы. И безусловно, прежде чем войти в дом, убедитесь, что болезнь не заразна. Хоть и важно показать сочувствие, не следует делать глупости».

Часы обучения этикету были наполнены обескураживающими вопросами:

— Джулия! Если во время завтрака войдет лакей с явно распухшей челюстью, как вам следует поступить?

— Отослать его? — нерешительно предполагала Джулия.

— Нет! Сначала следует выяснить, является ли опухоль следствием зубной боли или же непристойной драки накануне. Если он участвовал в драке, увольте его. Если же нет, Джулия?..

— А, послать его к доктору? — с запинкой отвечала Джулия.

— Неверно. Следует сказать дворецкому, чтобы тот дал ему такую работу, где он бы никому не попадался на глаза.. Нет смысла баловать прислугу!

Для Шарлотты главным событием дня был урок рисования. В белой квадратной комнате, где не было ничего, кроме двенадцати мольбертов, она чувствовала себя совершенно счастливой. Они снова и снова рисовали одни и те же предметы в разных композициях: два апельсина, один лимон; два персика, одна груша. Шарлотта ничего не имела против.

Но не Джулия. «Сегодня тыква!» — подавляя смех, подражала она взволнованному голосу мисс Фролип, каким та объявляла предмет очередного натюрморта.

Для Джулии главным был танцевальный класс, но не из-за танцев, а из-за мистера Ласки. Это был семейный, крепкого сложения, доброжелательный, довольно немолодой мужчина, не представлявший опасности для девочек, в чем сходились мнения всех учителей. Но Джулия находила его бакенбарды очень эффектными, и легкому прикосновению его руки, когда мистер Ласки показывал ей фигуры кадрили, она придавала особое значение.

— Я обожаю его, — шептала она как-то ночью Шарлотте.

Шарлотта сморщила нос:

— Не знаю, Джулия, он довольно… ну, он не…

Это было трудно выразить словами. Он выглядел простовато, но как о том сказать, не оскорбляя Джулию? Шарлотта размышляла о страстных признаниях Джулии в любви к учителю с некоторым беспокойством. Она ведь ничего не сделает? Конечно, сам мистер Ласки не станет… Но Джулия так красива! Она похожа на персик — золотистая, нежная, благоухающая. А что, если мистер Ласки?..

Одна из гувернанток Шарлотты, говоря о мужчинах, настойчиво внушала ей: «Они хотят только одного, леди Шарлотта! Одного. Не забывайте об этом и не дайте себя погубить!» Шарлотта кивала, недоумевая, что же это за «одно».

Поэтому она прошептала в ответ:

— Не думаю, что он такой уж красивый, Джулия. Ты заметила красные прожилки у него на щеках?

— Нет! — возразила Джулия. — Нет у него никаких красных прожилок!

— Нет, есть, — сказала Шарлотта.

— Как ты все замечаешь? — рассердилась Джулия.

Наконец обучение подошло к концу, и девушек одну за другой стали забирать титулованные родственники или просто слуги, чтобы снять мерки, нарядить и, как говорила Джулия, «разукрасить» к дебюту — их первому выезду в свет. Пришло время перемен, которые вели к брачным контрактам и приданым, балам и свадьбам.

На Шарлотту, дочь герцога, смотрели с завистью. Ее-то дебют будет великолепным. Ее старшая сестра Виолетта впервые предстала перед светом в бальном зале, сплошь украшенном белыми лилиями.

Шарлотта была единственной, кого все это мало интересовало. Если говорить правду, ей хотелось остаться в белой квадратной комнате и рисовать — яблоки или (если рынок на этой неделе особенно богат) хурму. Она рисовала хорошо и знала это, и мисс Фролип это знала, но на этом все и кончалось.

Впереди ее ждет дебют, так что для хурмы времени останется мало. Поэтому, когда мать приехала за ней в школу для девочек леди Чаттертон, Шарлотта почувствовала облегчение, но не радость.

Ее мать прибыла в полном вооружении: в герцогской карете с четырьмя лакеяйи на запятках, и все в ливреях! Герцогиня была застенчивой, и мысль о встрече с грозной леди Сипперстайн приводила ее в ужас. Бедная мама, подумала Шарлотта. Она, должно быть, очень волнуется.

Наконец, леди Сипперстайн величественно отпустила Шарлотту с матерью, и те укрылись в своей карете. Герцогиня самым неподобающим образом расплылась в улыбке и, откинувшись на атласные подушки, сказала:

— Слава Богу, ты окончила школу, Шарлотта! Мне больше никогда не придется встречаться с леди Сипперстайн! Мы можем жить спокойно. Как получилась последняя картина, дорогая, — апельсины, не так ли?

Мать Шарлотты была предана своим детям и с любовью следила за всеми их достижениями, даже если, как в случае с Шарлоттой, они сводились к длинному ряду акварелей, изображающих фрукты.

— Хорошо, мама, — сказала Шарлотта. — Приедем домой, и я покажу тебе.

Шарлотта слегка нахмурилась. Мать восторгалась всеми ее работами.

— Прекрасно, — безмятежно сказала леди Аделаида. — Я завтра же отошлю ее к Саксони. Мы очень хорошо украсили этот зал, милочка. Еще две или три акварели, и стена будет заполнена.

Шарлотта поморщилась. Кажется, родители рассматривали ее картины как декоративный материал, новый тип обоев. Каждую новую картину отсылали к самому лучшему мастеру (господа Саксони, поставщики двора), чтобы ее вставили в позолоченную раму с подходящей виньеткой, выбранной лично мистером Саксони-старшим. Затем ее вешали в длинном-предлинном ряду фруктов (и нескольких попавших туда овощей), которые украшали восточное крыло особняка.

— Теперь, Шарлотта, — решительно заявила леди Аделаида, — мы должны немедленно заняться подготовкой к твоему дебюту. Кстати, я случайно узнала, что леди Ридлфорд, мать Изабеллы, уже назначила бал на девятнадцатое августа, воскресенье, а именно в этот день я собиралась устроить твой бал, дорогая. Так что мы должны выбрать время немедленно и объявить о нем. Я подумала об уикэнде неделей раньше. Как ты считаешь, милочка?

Шарлотта не ответила. Она думала о своей последней картине. Но Аделаида привыкла, что Шарлотта может внезапно уйти в себя, и просто продолжала излагать свои планы…

Когда Шарлотта вошла в зал, который ее брат Хорэс называл «фруктовым садом» (длинный ряд картин в восточном крыле), она заметила, что часы, проведенные за рисованием под руководством мисс Фролип, не пропали для нее даром: бесформенные апельсины превратились в круглые; яблоки утратили ядовито-красный цвет и стали похожи на настоящие.

Сейчас она работала именно над цветом. Цвет так сложен: например, апельсины. Закрывая глаза, она представляла ярко светящиеся апельсины. Она часами смешивала и смешивала немножко желтого, синего, коричневого, но тот апельсин, который она видела мысленным взором, не получался. Настоящие апельсины сверху имели легкий коричневатый оттенок и темные прожилки: эти цвета пахли солнцем, теплыми морями, фруктовыми садами, а не длинными залами или белыми комнатами.

Но Шарлотта после приезда в Калверстилл-Хаус с трудом находила время для рисования. Она терпеливо проводила часы с портнихами, которые вертели ее и кололи булавками, и целыми днями обсуждала планы своей матери.

— Дорогая моя, — объявила мать, — дельфиниумы!

Шарлотта уставилась на нее:

— Что — дельфиниумы, мама? — наконец спросила она.

— Дельфиниумы! Они будут твоим цветком на балу! Я ломала голову… Ты знаешь, я выбрала для бала Виолетты лилии. Мне пришлось отказаться от других цветов — из-за ее имени, но дельфиниумы обладают таким приятным голубым цветом. Они будут прекрасным фоном для твоих волос.

В то время была мода на блондинок: блондинки с локонами и голубыми глазами, но у Шарлотты, в отчаянии думала мать, полосы черные как смоль. Глаза у нее были зеленые, а кожа молочно-белая. Правда, после некоторых усилий ее волосы укладывались безупречными локонами, а кожа приобретала цвет сливок, но все равно Шарлотта не была похожа на прелестную кокетливую дебютантку. Брови изгибались над ее глазами, похожими на море в ненастный день. Да и все лицо ее заострялось как вопросительный знак: тонкая линия подбородка образовывала треугольник и поднималась вверх — к глазам и взлетающим бровям.

Герцогиня тихонько вздохнула. Когда Шарлотта чувствовала себя счастливой, она становилась самой красивой из ее дочерей. Ее просто надо убедить, что у нее очень удачный дебют, и больше ничего.

На всех примерках Шарлотта стояла неподвижно, как каменная. Закрыв глаза, она изучала апельсины, появлявшиеся в ее воображении. Может быть, надо больше красного. А может, начать с ярко-красного и возвратиться к оранжевому, слоями?

— Шарлотта! — произнесла мать. — Мисс Стюарт пытается укоротить тебе юбку. Пожалуйста, повернись, когда тебя просят.

— Шарлотта! Я уже дважды просила тебя, пожалуйста, подними руки.

— Шарлотта!..

Наконец примерки закончились, и последние жемчужинки были старательно нашиты на платье, в котором Шарлотта предстанет перед светом. Семнадцать бальных платьев, достойных дочери герцога, были завернуты в папиросную бумагу и помещены в шкаф; дельфиниумы росли хорошо, к великой радости герцогини; из деревни привезли десяток лакеев; полы в бальном зале были натерты и канделябры сияли, а лондонскую полицию уведомили об оживленном вскоре уличном движении — Калверстилл приведен в полную готовность для введения своего чада в высший свет. Лондонскому высшему свету отправили приглашения. И он их принял. Возможно, герцогиня и была застенчивой, но ее любили: она отличалась изобретательностью и не была стеснена в средствах. Приглашением на бал в Калверстилл никто не смог бы пренебречь.

Вероятно, наибольшее значение имел тот факт, что приглашение приняли молодые люди, причем абсолютно все — щеголи, придворные, кавалеры, прожигатели жизни, — принадлежавшие ко всем кругам, группировкам и кланам Лондона. Ходили слухи, что Шарлотта красива (две ее старшие сестры были красавицы) и наверняка получит превосходное приданое, ибо у отца карманы набиты деньгами.

Но до бала оставалось еще две недели. Поэтому Шарлотта получила разрешение съездить в деревню навестить Джулию. Маму Шарлотты эта поездка не очень беспокоила.

— Шарлотта, ты не должна появляться в свете; сейчас Ужасно сложное, требующее осторожности время, — сказала она, глядя на свою послушную, но довольно равнодушную дочь.

Неужели Шарлотту действительно не интересует ее дебют? «Нет, нет, — думала герцогиня. — Ей же нравилось обсуждать туалеты, и мы с таким удовольствием рассматривали все эти шелка. Она так прекрасно разбирается в цвете!» И герцогиня ощутила прилив любви к своей младшей дочери, которая никогда не причиняла ей больших волнений и беспокойств: Шарлотта была разумной и сдержанной.

Шарлотту доставили в имение сквайра Брентортона, находившееся в нескольких часах езды от Лондона, в герцогской карете, но всего с одним лакеем. Джулия встретила ее с сияющими глазами. Она тоже могла показать бальные платья — не такие расшитые и без жемчужин по краям юбок, — но, несмотря на это, тоже красивые. И конечно же, она была влюблена.

— Он восхитителен, Шарлотта! Я обожаю его! Совсем не похож на старого мистера Ласки, Шарлотта. Он красив, по-настоящему красив; он тебе очень понравится, никаких красных прожилок!

Шарлотта сделала гримаску:

— Что ты имеешь в виду, говоря «красивый»? И о ком мы говорим?

Она немного встревожилась, заметив, что фиалковые глаза Джулии затуманились от любовных грез.

— Его зовут Кристофер, — сказала Джулия. — У него локоны… Он похож на Адониса, правда, Шарлотта.

— Но кто он?

У Шарлотты снова проснулись подозрения: было нечто уклончивое в том, как ее подруга переводила мечтательный взгляд с одного угла комнаты на другой. Джулия чуть-чуть надула губы.

— Джулия! — подавляя улыбку, угрожающе произнесла Шарлотта.

Ее подруга была такой глупенькой и наивной. Всего лишь несколько недель назад она горько плакала, что больше никогда не увидит мистера Ласки.

«Он больше никогда не обнимет меня, — рыдала она, в подушку; — мы больше никогда не будем вальсировать вместе». Даже Шарлотта была тронута и засомневалась, не была ли она слишком жестокой, постоянно указывая на полноту нижней части спины мистера Ласки и увеличивающуюся лысину на его голове, Джулия опустила глаза.

— Он — Божий человек, — тихо сказала она наконец.

— Кто? — не поняла Шарлотта.

— Он… ну он — викарий, — произнесла Джулия.

— Викарий? Джулия!

— У него светлые локоны, Шарлотта. Он похож… ну, он похож на картинку, — призналась она в самом страшном.

Она уже не обращала внимания на нахмуренные брови Шарлотты и перечисляла многочисленные достоинства викария: он молод и намного красивее всех, включая продавца душистой лаванды, иногда проходившего мимо школы и до настоящего времени причислявшегося к самым красивым мужчинам, хотя мистер Ласки и оставался самым дорогим ее сердцу.

— И ты полюбишь его, Шарлотта. Потому что он полон добродетели и совсем худой. Помнишь, ты всегда говорила, что бедный мистер Ласки немного толстоват. И он удивительно подходит для того, чтобы его нарисовать. — Джулия вдруг выпрямилась и испытующе взглянула на Шарлотту. — Ты не предполагаешь… Не можешь же ты и дальше рисовать фрукты! Ведь мы уже не в школе, Шарлотта! Почему бы тебе не предложить Кристоферу написать его портрет?

— Ты с ума сошла, — ласково возразила Шарлотта. — Я не хочу писать портрет молодого человека, которого даже не видела, к тому же мама в обморок упадет от шока.

— Шарлотта! Тебе пора уже подумать о мужчинах, а не о картинах, — довольно резко заметила Джулия. — Кажется, ты еще не проявляла к ним интереса.

В воскресенье Шарлотта с упавшим сердцем признала, что викарий действительно красивее продавца лаванды. Джулия так упорно не сводила с него преданного взгляда, что Шарлотте пришлось дважды толкнуть ее локтем, чтобы та склонила голову в молитве. Краем глаза Шарлотта тоже наблюдала за ним. На викарии была строгая черная сутана; локоны аккуратно приглажены. Он не выглядел как картина, он напоминал статую — статую шаловливого фавна. Уж слишком тщательно были уложены его вьющиеся волосы, решила Шарлотта, а выражение лица казалось капризным. Как у ее брата Хорэса, когда его исключили из Оксфорда.

По дороге из церкви Шарлотта заметила, как викарий — его волосы блестели под лучами холодного весеннего солнца — подмигнул Джулии и чуть заметно, с особым значением ей улыбнулся. А когда сквайр и его жена отвернулись, чтобы поздороваться с друзьями, Шарлотта увидела, как он сунул Джулии клочок бумаги, и ощутила слабость в коленях.

Всю дорогу домой Шарлотта занимала приятной беседой ничего не подозревавших Брентортонов, в то время как в голове ее вихрем проносились тревожные мысли. Джулия погибла! Если кто-нибудь узнает, что она переписывается с молодым человеком, она никогда не сможет бывать в Олмаке. Ее никогда не примут в высшем свете. Она никогда не найдет себе мужа.

Когда они вернулись в Брентортон-Холл, Шарлотта решительно взяла Джулию под локоть и потащила вверх по лестнице в ее комнату. Затем захлопнула за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, не говоря ни слова, протянула руку.

Джулия посмотрела на нее с возмущением, смерила взглядом высокую фигуру Шарлотты. Джулия была слабая и маленькая. Ей бы не удалось оттолкнуть Шарлотту от двери. Она вздохнула и, усевшись на кровать, вытащила спрятанный на груди клочок с таким привычным видом, что Шарлотта похолодела.

— Это ничего не значит, — сказала Джулия. — Ничего, Шарлотта! Видишь? — Она показала клочок бумаги.

Шарлотта выхватила его. Там были четыре слова, написанных синими чернилами тонким почерком: «Стюарт-Холл, суббота, 9 часов».

— О Боже, Джулия, ты не… ты не встречаешься с ним тайно, правда? — Шарлотта медленно сползла вниз, сминая юбки. — Что это за место — Стюарт-Холл?

— Там нет ничего плохого. — Обрадованная, Джулия наклонилась к Шарлотте. — Это не свидание; я бы ни на что подобное никогда не согласилась. Видишь ли, это — бал-маскарад, который устраивают каждую субботу, и так случилось, что я разговорилась об этом с Кристофером…

— Кристофером!

— Ну хорошо, с преподобным Колби, но мне не нравится его фамилия. В любом случае ничего серьезного, Шарлотта. Этот бал-маскарад посещает множество… э… торговцев и слуг, и Кристофер… мистер Колби говорит, что люди нашего класса никогда не стремятся узнать реальную жизнь, и особенно то, как живут все остальные. Он говорит, что молодые девушки-дебютантки похожи на комнатные растения. Мы совершенно ничего не делаем, а потом нас продают тому, кто больше заплатит, и он говорит, что там совершенно приличные танцы, и все в масках до конца бала, так что никто не увидит наши лица, и…

— Наши! Наши лица! — повторила Шарлотта.

Джулия подвинулась к ней.

— Ты должна поехать со мной, Шарлотта. Ты же это понимаешь? Если ты будешь со мной, все будет выглядеть прилично, а мама знает, какая ты благовоспитанная, и, даже если она узнает, она не так рассердится.

— Она рассердится, — убежденно сказала Шарлотта, словно видя перед собой энергичную и прямодушную мать Джулии.

— Как ты не понимаешь, Шарлотта? Мы просто овцы, которых продают тому, кто больше даст, и…

— Джулия, о чем ты говоришь? — с негодованием бросила Шарлотта. — Какое отношение имеет то, что мы овцы, к тому, чтобы украдкой ехать на бал?

Джулия не была уверена, что помнит, как надо ответить: все казалось совершенно ясным, когда Кристофер с прекрасным печальным лицом говорил ей об овечьей покорности.

— Знаешь, — неуверенно ответила она, — мы просто должны выйти замуж, и мы никогда больше ничего не увидим. О, Шарлотта, — добавила она, отбросив неприятные проблемы морали, — будет весело, разве ты не понимаешь? Ничего неприличного нет в том, чтобы поехать на бал в сопровождении святого отца!

Искорка возмущения вспыхнула в душе Шарлотты. В конце концов, кто-нибудь спрашивал ее, нужен ли ей дебют? Хочет ли она выйти замуж? Но она, конечно, хотела выйти замуж, и единственный путь к замужеству лежал через дебют, поэтому такое направление мысли никуда не вело.

— Я не поеду, если ты не поедешь, — тоненьким голоском произнесла Джулия. — Мы только посмотрим.

Уголки губ Шарлотты приподнялись, она улыбнулась, и Джулия ответила на ее молчаливое согласие громким воплем.

— Только пообещай мне, что не убежишь танцевать со своим викарием и не оставишь меня одну, — сурово предупредила Шарлотта.

— О, не оставлю, Шарлотта! — Глаза Джулии сияли. — Нам надо подняться на чердак и поискать, что надеть. Костюмы. Думаю, там есть какие-нибудь старые домино, Шарлотта пыталась сохранить спокойствие, но безуспешно. Свойственные ей рассудительность и сдержанность оставили ее. Она была вся во власти предвкушения.

Джулия вскочила.

— Сейчас самое время забраться на чердак, Шарлотта. По воскресеньям папа с мамой всегда до самого ленча посещают арендаторов.

Девушки крадучись поднялись по лестнице, минуя этаж, где жили слуги, и очутились в просторном помещении, расположенном под самой кровлей дома. Бледные солнечные пятна падали на старые сосновые доски, пыльные силуэты зачехленной мебели, сундуки с вышедшей из моды одеждой. Шарлотта остановилась на минуту, наблюдая, как кружатся и танцуют в лучах света пылинки, а Джулия решительно направилась к сундукам. Не прошло и минуты, как она обнаружила два широких черных плаща, которые могли целиком скрыть их фигуры. Вскоре Джулия, радостно вскрикнув, вытащила со дна другого сундука две маски.

— Тише, Джулия! — У Шарлотты колотилось сердце.

— Все в порядке, — отозвалась подружка с места; где она связывала костюмы домино в неуклюжий узел. — Никто, кроме, может быть, одного из слуг, нас не слышал.

— А что, если этот один из слуг услышал шум и идет выяснять, в чем дело? — спросила Джулия.

— Ах, Шарлотта, ты такая наивная, — засмеялась Джулия. — Мы, конечно, подкупим его.

И в самом деле, в тот же вечер Джулия подкупила свою горничную, чтобы та проветрила костюмы домино, и, когда они были отглажены и надушены, приключение уже казалось неизбежным. Заливаясь смехом, Джулия напудрила себе и Шарлотте волосы так, что они стали напоминать старомодную прическу двадцатилетней давности.

Джулия была в восторге.

— Посмотри на меня! Я выгляжу в точности как моя мама на том портрете, что висит наверху у лестницы! И никто не узнает тебя, Шарлотта, — подбадривала она. — Когда ты в маске, все, что я вижу, — это напудренные волосы и немножко лица. Как ты думаешь, не слишком много пудры?

Шарлотта посмотрела на себя в зеркало. Определенно Джулия не поскупилась на пудру.

— Ладно, по крайней мере не надо беспокоиться, что нас пригласят на танец, — хихикнув, заметила Джулия. — Вероятно, джентльмен расчихается, если подойдет слишком близко.

«Так, наверное, будет лучше», — с сомнением думала Шарлотта. Они могут поехать просто посмотреть, как живут другие люди, а затем вернуться домой. Выбраться из дома не представляло трудностей. В восточном крыле особняка, где находилась спальня Джулии, была черная лестница. Днем ею пользовались слуги, но в десять часов вечера, когда девушки выходили из дома, все они уже спали в западном крыле.

Девушки дошли до поворота дорожки, где их ожидал викарий. Увидев темную фигуру, прислонившуюся к дверце кареты, Шарлотта замедлила шаг. Ее охватило глубокое убеждение, что этот маскарад — ошибка. Но Джулия сломя голову бросилась вперед, крича «Кристофер!», и вообще вела себя так, словно тайные встречи на темных тропинках не являлись для нее чем-то новым. Шарлотта медленно шла следом, обдумывая, как ей сказать викарию, что они совершили ошибку, и утащить Джулию домой.

Однако, увидев мистера Колби почтительно встретившего их у кареты, Шарлотта почувствовала облегчение. Викарий с серьезным видом поклонился, когда Джулия представила его Шарлотте, и сказал, что, будучи в Оксфорде, он посетил церковь в Калверстилле. Вся эта поездка стала казаться Шарлотте школьной экскурсией. Ей стало намного спокойнее, к тому же Джулия забралась в карету прежде, чем Шарлотта успела сказать что-либо о возвращении домой. Оказалось, что она сама уже сидит в наемной карете на краешке пыльного сиденья, стараясь не помять складки своего домино.

Затем мистер Колби вынул из корзины бутылку шампанского с таким торжественным видом, что стало ясно: они должны присоединиться к нему. Неужели люди, направляясь на бал, действительно пьют шампанское? Пока карета, убыстряя ход, тряслась по большой дороге, Шарлотта нерешительно сделала несколько глотков. Джулия болтала о танцах, балах и слугах.

Шарлотта взяла себя в руки. Из-за ее молчания мистер Колби, должно быть, считает, что она дурно воспитана. Она неуверенно кашлянула, но Джулия так увлеклась своей обычной бестолковой трескотней, что Шарлотта не могла вставить и слова. А Джулия останавливалась только для того, чтобы бросить восхищенный взгляд на викария, который сидел напротив девушек, повернув голову к Джулии.

Наконец Шарлотта уловила момент и стала задавать вопросы — такие, как она слышала, задавала священнику ее мать: какая у него паства и как живут бедные люди?

— Этой местности повезло, — любезно отвечал мистер Колби. — Отец мисс Брентортон более чем щедр в своей помощи приходу.

— Моя мать говорит… — вмешалась Джулия и увлеченно защебетала о чем-то другом, и от этого Шарлотте стало еще спокойнее.

Хотя эта поездка — дерзкая и рискованная затея, она не заслуживала осуждения. Когда-нибудь она даже сможет рассказать обо всем своей матери и посмеяться вместе с ней.

Шарлотта смогла сохранить спокойствие и самообладание, и когда они приехали в Стюарт-Холл. Это было внушительное кирпичное здание, из высоких окон которого лился в сад яркий свет. Не так уж он и отличается от любого дворянского дома, подумала девушка. Как и говорил мистер Колби, все гости были в маскарадных костюмах, причем большинство — в масках. Множество людей собралось там, и, пробираясь сквозь толпу в холле и глядя вниз в бальный зал, она видела пары, приготовившиеся танцевать.

Они протиснулись в зал и нашли свободное местечко сбоку, между статуей Нарцисса и открытыми дверями, ведущими в сад. Мистер Колби, пробравшись через толпу, вернулся с каким-то довольно противным на вкус лимонадом, и теперь они стояли, потягивая этот напиток.

— Знаете, — заметила Джулия, — по-моему, в этом лимонаде есть алкоголь.

— Я бы этого не сказал, — равнодушно ответил мистер Колби. — Просто самые лучшие лимоны, такие как у вас дома, не всем по карману, Шарлотта и Джулия почувствовали стыд за все самые лучшие лимоны, которые они съели за свою жизнь, и с возросшим энтузиазмом принялись за лимонад.

Мистер Колби повернулся к Джулии:

— Потанцуем? — Почтительно посмотрев на Шарлотту, он добавил: — Вы будете здесь в полной безопасности, мы с Джулией сейчас вернемся. Играют вальс, он был любимым танцем моей матушки, и я хотел бы почтить ее память…

У него был такой смущенный и грустный вид, когда он говорил о своей матери (она, должно быть, скончалась недавно), что Шарлотта согласно кивнула, несмотря на то что сама заставила Джулию поклясться ни в коем случае не танцевать. Джулия, конечно, немедленно скользнула в объятия мистера Колби и исчезла в густой толпе.

Он не надел сутану, пришла Шарлотте в голову нелепая мысль.

Затем она подумала рассеянно: «Интересно, где это его мать научилась танцевать вальс? Кажется, это совсем новый танец. В голову не придет — мать викария, кружащаяся в танце!»

Стоять в одиночестве в бальном зале было довольно неудобно. Шарлотта оглядывала танцующих, делая вид, что кого-то ищет. Постепенно она начинала понимать, что публика, по правде говоря, оказалась не совсем такой, какую она представляла. Многие дамы сняли маски, а их костюмы были… как бы сказать, слишком откровенными. Например, дама, одетая Марией Антуанеттой: она держала пастуший посох с крюком, а на голове ее возвышался парик. Но, как заметила Шарлотта, платье на даме было неприлично ярким и с таким вырезом… еще немного, и грудь вывалится наружу! А посмотрите, что она делает с этим пастушьим крючком! Шарлотта почувствовала, как ее щеки заливает краска. Кавалер этой дамы все время смеялся, но Шарлотта не сомневалась, что на тех балах, которые посещает ее мать, никто не ведет себя подобным образом.

И все же, разве не поэтому они с Джулией приехали сюда? Конечно, атмосфера и не могла быть такой, как в Лондоне. Мистер Колби говорил, что с молодыми девушками обращаются как с комнатными растениями и ничего не позволяют делать, напомнила себе Шарлотта. Вот так, должно быть, ведут себя дамы и джентльмены на настоящих балах, а не на балу дебютантки.

И она осмотрелась, пытаясь снова найти «Марию Антуанетту», но едва успела заметить, как та поднимается по лестнице. Очевидно, ей стало дурно, потому что казалось, что кавалер несет ее наверх в дамскую комнату.

Затем ее взгляд привлек к себе человек, стоявший на лестнице. Он прислонился к перилам, когда пышные юбки «Марии Антуанетты» задели его. Незнакомец был высокого роста, выше ее отца. В темно-зеленом домино, в то время как большинство мужчин были в черном. Он выглядел… Он выглядел высокомерным и властным, и очень красивым, насколько позволяла разглядеть его маска. У него были широкие плечи, а в волнистых черных волосах серебрилась седина.

В этот момент рядом с ним остановилась очень хорошенькая девушка в костюме Клеопатры. Казалось, они были знакомы: они смеялись, и он потрепал ее по щеке. Не сводя с них глаз, Шарлотта бессознательно дотронулась до своей щеки. Ей было видно, что у него черные глаза. Ей всегда говорили, что у нее такой вид, будто она постоянно задает себе какой-то вопрос. Совершенно другое впечатление производили его брови. Они придавали ему почти демонический вид — не по-детски капризный, как у викария Джулии, а по-настоящему зловещий. И вдруг что-то теплое разлилось в сердце молоденькой девушки, ибо впервые она увидела мужчину, с которым хотела бы… Что? Поцеловаться, решила она. Да, она бы хотела поцеловать его, со страстной дрожью подумала Джулия, несмотря на то что леди Сипперстайн не уставала повторять, что целовать можно только своего жениха, да и то лишь когда подписаны все бумаги.

Вдруг незнакомец, изящным жестом сбросив зеленое домино с одного плеча, направился вниз по лестнице, ведя смеющуюся «Клеопатру» в танцевальный зал. Шарлогга попыталась не упустить их из виду и даже поднялась на цыпочки, но людей было слишком много. Он своим ростом превосходил большинство мужчин, и временами ей удавалось заметить его серебристо-черные волосы. Сердце у нее громко стучало.

— О, ради Бога! — произнесла она вслух.

Чуть заметная улыбка появилась на ее лице. Она вела себя в точности как Джулия, влюбляясь в красивого мужчину, которого видела впервые. А он, вероятно, лакей. Но где же Джулия? После ее ухода оркестр сыграл уже два или три танца. В Шарлотте, потерявшей подругу, росло возмущение. Как могла Джулия оставить ее одну, когда зал полон людей, ведущих себя по меньшей мере распущенно? Вот хотя бы сейчас: какой-то толстый мужчина в поношенном домино целует свою партнершу, обняв за голые плечи, и они, кажется, даже не обращают внимания на шиканье и недовольство танцующих, наталкивающихся на них.

Слегка повернувшись, Шарлотта посмотрела в угол позади статуи. Зал был оклеен совершенно неподходящими синими обоями с ворсистым рисунком. Она допила лимонад.

Неожиданно ее толкнули, и она упала, потому что кружилась голова. А сверху на нее тяжело навалился человек, толкнувший ее.

Шарлотта ойкнула, ее маска съехала набок, а пудра с волос засыпала натертый паркет.

Шарлотта подняла глаза. Это был человек с лестницы. Она с глуповатым видом уставилась на него. Как раз в этот момент, стряхивая пыль с ее плаща, он посмотрел на нее. Взгляды их встретились, и он застыл на месте.

— Благодарю вас, — сказала она, не забыв улыбнуться.

Он не пошевелился. Шарлотта отвела взгляд от его глаз: они смотрели так пристально. Глубокие и черные, как полированный обсидиан, мелькнула нелепая мысль, и она чуть не хихикнула. Неужели лакей носит домино, сшитое из плотного зеленого шелка? Она украдкой еще раз взглянула на него. Он оказался моложе, чем она думала, и даже красивее. Брови резко изгибались над его глазами. Он все еще смотрел на нее. Ей стало не по себе, она прикусила губу, не в состоянии пошевелиться под его настойчивым взглядом.

Не говоря ни слова, он обнял ее за талию и прижал к себе.

— Что… — только и сумела произнести Шарлотта, а он наклонился, и его теплые твердые губы прижались к ее губам. Она не произнесла ни слова.

Шарлотте не приходило в голову уйти или заговорить. Она просто ждала. Она не помнила, как очутилась в укромном уголке сада. Его большие руки скользнули по ее спине вниз. Сквозь плащ и платье она почувствовала, как они обхватили ее ягодицы, и, хотя она прекрасно понимала, что он делает, безмолвно потянулась к нему.

Его губы оторвались от ее рта, и она ощутила на своем ухе теплое дыхание, невольно заставившее ее затрепетать. Язык скользнул к ее уху, и он хрипло произнес: «Очень приятное ушко, милое ушко», — после чего его рот завладел ее губами — язык наконец с силой разжал их и проник внутрь.

Все это время его руки в возбуждающем ритме двигались по ее спине и даже ниже. Незнакомец крепко прижал Шарлотту к себе, лаская сквозь поношенное домино и платье, потом вдруг приподнял ее, не отрывая от своего мускулистого тела. Ноги Шарлотты обмякли, словно превратившись в желе.

Шарлотта вся горела, что-то в ней рвалось наружу, и, когда его лицо приблизилось к ее лицу, все, что она сделала, — осторожно дотронулась языком до его губ и погрузила пальцы в его волосы. С приглушенным стоном он что-то сделал (она не знала что), затем стал стягивать с нее одежду, но его руки ласкали ее грудь, и она не могла ни о чем думать.

И — воспоминание об этом с тех пор вызывало у нее дрожь — когда он глубоким, мягким, с хрипотцой голосом спросил: «Ты бы хотела…», она прошептала: «Пожалуйста…» и прильнула к нему.

Его колено оказалось между ее ног. Девушка ничего не поняла, а он наклонился, чтобы поцеловать ее, и голова у нее закружилась, дыхание перехватило, сознание затуманилось, и близость его тела опалила ее. Но вдруг — в какую-то долю секунды — ее пронзила острая боль, и она вскрикнула.

— Какого черта! — гневно произнес незнакомец, приподнимаясь на локтях.

Шарлотта сжалась, сразу же придя в себя.

Алекс Макдоно Фоукс, будущий граф Шеффилд и Даунз, с изумлением смотрел на нее. Боже милостивый, она оказалась девственницей! Она смотрела на него, и на ее побледневшем лице краснели распухшие от поцелуев губы. Хорошенькие губки, рассеянно подумал он, такие темно-темно-красные, а сама она — словно мед… И, не раздумывая, снова прижался к ее губам.

«Как потрясающе красива эта служаночка! Такая страстная, несмотря на свою невинность». Он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде испытывал столь неистовое желание. Он медленно провел рукой по ее мягкому расслабленному истомой бедру, и Шарлотта невольно приподняла его.

Он взял в ладони ее нежное, с узким подбородком лицо и покрыл поцелуями ее глаза. Шарлотта все еще не произнесла ни слова, а лишь приоткрыла рот и тихо ахнула, когда он провел языком по ее векам. Этот вздох был настолько возбуждающим, что Алекс, понимая, что должен немедленно оставить ее, подняться на ноги и разобраться с неприятным фактом лишения девицы невинности, припал к ее губам. Дразня ее, умоляя и требуя.

Он снова погладил ее, и, поднимаясь все выше по внутренней стороне ноги, его рука заскользила по тонкому шелку чулок, преодолевая толщину подвязок, до шелковисто гладкой обнаженной кожи. Наконец цель была достигнута, и Шарлотта выгнулась, вновь охваченная желанием чего-то, не испытанного ранее. Задыхаясь, Шарлотта бессмысленно смотрела на темную листву прямо над ее головой. Безразличие ко всему охватило ее, и из раскрытых губ вырывались короткие, слабые стоны. Словно не было боли, пронзившей ее минуту назад.

Алекс смотрел почти с недоумением на ее аристократический нос безупречной формы, на изящные летящие брови… Она повернула голову и посмотрела прямо ему в лицо. Ее глаза затуманились, губы припухли. Неистовое желание как удар грома оглушило Алекса — дрожь пробежала по всему его телу. Он снова приник к ней и с силой раздвинул коленом ее бедра.

Но в этот момент — прежде чем он успел войти в нее — Шарлотта стала вырываться: запоздалый инстинкт самосохранения пришел на смену разочарованию, которое она почувствовала, когда его руки перестали ласкать ее.

Алекс тут же отпустил ее, повернувшись на бок. Шарлотта поборола неприятное чувство утраты, когда лишилась жара и тяжести его тела. Она вся дрожала; сердце билось так, будто она пробежала несколько миль. Стараясь не смотреть на него, она поднялась и, попытавшись привести в порядок лиф платья, чуть не упала от неожиданной боли, вдруг взорвавшейся у нее между ног.

Шарлотта на мгновение замерла, потом усилием воли выпрямилась и не удержалась — опять взглянула на незнакомца. Он, вероятно, был всего на несколько лет старше ее двадцатипятилетнего брата Хорэса. И он был так красив: кожа казалась золотистой на фоне теней, которые отбрасывала листва на его белую рубашку. Она опустила глаза. Он вежливо смотрел куда-то в сторону. Она привела себя в порядок, расправила плащ и надела маску.

Единственное, о чем она могла думать, кроме желания снова броситься в его объятия, — это о возвращении домой. Она осторожно дотронулась до его руки и сказала с присущей ей от рождения вежливостью:

— Благодарю вас. Прощайте.

Она не подумала, насколько неуместно благодарить за изнасилование: разве это не самое страшное, что может случиться с молодой леди?

Алекс резко поднял голову, услышав ее голос, но она исчезла, даже не оглянувшись, в высоких дверях бального зала прежде, чем он успел двинуться с места. А когда Алекс, чертыхнувшись, бросился за ней, он не смог отыскать ее среди всех этих плащей, домино и масок, толпившихся в зале. Ярко-желтый шелк… розовый ситец… зеленая с золотом тафта… потертые черные сюртуки, но нигде не было видно черного домино.

Она исчезла. И кем бы она ни была, она исчезла, потеряв невинность, а он ничем не отплатил ей. Но дело заключалось не в этом — он хотел увидеть ее еще раз. Вор только прикрывался желанием заплатить за свое преступление. В действительности он хотел ее с такой жгучей страстью, что чувствовал, как потихоньку сходит с ума. Он жаждал обладать этим нежным нетронутым телом, поцелуями снять ее маленькие панталончики и повторять свое преступление снова и снова.

Странно, она говорила как леди. И выглядела как леди. Однако ни одна леди не приедет в субботнюю ночь на бал проституток, и, значит, она была просто очень умной шлюхой. О чем же могла думать шлюха, отдавая свое самое ценное достояние без денег, в саду? Алекс покинул бал в скверном расположении духа.

В ту ночь его мучили сны о фантастическом обольщении. Он просыпался и в недоумении обводил взглядом свою комнату, словно видел ее впервые. Его девушка в саду… ее тело только что было здесь, он ласкал ее грудь, а она стонала в его объятиях. Почему-то она завладела его мыслями и не хотела покидать их.

Следующие две недели он ездил на светские балы, полагая, что, если она леди, то он может встретить ее, но не нашел ни одной высокой стройной девушки с зелеными глазами. Девушки в Лондоне отличались кокетством, локонами и маленьким ростом, а он искал высокую стройную и сдержанную.

Если бы он только знал цвет ее волос, было бы проще, но ее волосы прятались под невероятным слоем пудры. Еще несколько недель домино Алекса хранило запах лаванды. Он долго размышлял и решил, что волосы у нее рыжие. При такой белой коже волосы должны быть рыжими. И он искал девушку с рыжими волосами, от которой бы пахло лавандой. Шарлотта со своими черными волосами и ароматом померанца на его пути не встретилась.

Что касается Шарлотты, то она еще не вполне понимала, что произошло. Она вбежала в бальный зал и обрадовалась, увидев Джулию и мистера Колби стоящими у статуи Нарцисса, и не обратила внимания на гневно сжатые губы Джулии. Шарлотте не пришлось ничего объяснять — Джулия просто потащила ее через зал и втолкнула в карету мистера Колби. Она только потом подумала, как странно, что за всю дорогу домой никто не проронил ни слова; ее ум пребывал в таком смятении, что она едва сознавала, что едет в карете.

А когда они добрались до дома и Джулия рассказывала ей о мистере Колби: как он пытался поцеловать ее (поцеловать ее, Джулию!) и как ей пришлось наступить каблуком ему на ногу, чтобы он ее отпустил, — Шарлотта молча сидела на стуле и временами кивала. Наконец Джулия успокоилась.

— С тобой все в порядке, Шарлотта? — спросила она, заметив восковую бледность лица и тени под глазами Шарлотты.

Шарлотта лишь сказала:

— Думаю, мне сейчас будет плохо.

И она не ошиблась: пострадал обюссонский ковер, покрывавший пол спальни Джулии. Была уже ночь, а Джулия не хотела спать в комнате, где плохо пахнет. Поэтому они решили перейти в спальню Шарлотты и лечь спать там.

Когда Шарлотта раздевалась, Джулия ахнула, и Шарлотта, посмотрев вниз, увидела у себя на ногах кровь. Она вздрогнула от испуга.

— Ах, какая я глупая, — быстро проговорила Джулия. — У тебя месячные. Есть подходящая одежда?

Шарлотта покачала головой, и Джулия побежала в свою комнату. Через несколько минут она принесла все необходимое.

Шарлотта помылась в стоявшем в углу тазу. Она осторожно дотронулась до той части своего тела, о которой раньше никогда не думала: теперь там что-то жгло, болело и пульсировало.

«Он погубил меня», — неожиданно поняла она. Вот что означает «погубить»! Должно быть, у нее внутри что-то нарушено, и она изменилась.

На следующее утро, чувствуя себя глубоко несчастной, Шарлотта лежала в постели. Джулия, сидя рядом, пила горячий шоколад и говорила. К счастью, для того, чтобы вести оживленный разговор, участие собеседника Джулии не требовалось.

— Просто не могу поверить в вероломство мистера Колби! — снова и снова повторяла она.

Шарлотта отметила, что Кристофер теперь безоговорочно превратился в мистера Колби.

— Как он смел позволить себе такие вольности со мной! — Джулия в очередной раз толкнула Шарлотту локтем, стараясь привлечь ее внимание. — Шарлотта! Это важно! Знаешь, он не только пытался поцеловать меня. Он положил свою руку мне на грудь! Шарлотта! На мою грудь! — повторила Джулия, подчеркивая каждое слово. — Меня могли бы погубить, — произнесла она с явным удовольствием.

Шарлотта не отозвалась. Джулия всмотрелась в ее лицо:

— Что с тобой, Шарлотта? Ты ужасно тихая. Я могла бы попросить маму… у нее есть какие-то хорошие средства для тяжелых месячных. Хочешь? О нет, — простонала она, — я не смогу! Стоит ей только взглянуть на меня, и она сразу поймет, что я чуть не погубила себя вчера вечером!

Шарлотта равнодушно заметила, что Джулия определенно наслаждается пикантным положением.

И только когда около двух часов дня все затихло в огромном доме, Шарлотта заплакала. Джулия с родителями уехала на прогулку; ее горничная ушла вниз на кухню. Подушка намокла от слез: Шарлотта оплакивала мужа, которого у нее никогда не будет; детей, которых она собиралась родить; плакала от несправедливости того, что она — она, Шарлотта, — оказалась развратной женщиной. Она долго плакала от безысходности и наконец решила, что должна держаться подальше от мужчин. Ясно, что она сама себе не может доверять. И она не может позволить себе быть публично опозоренной: родители бы этого не пережили.

Пишите на proza_06@mail.ru

Автор рассылки Ольга