Далее в рассылке публикуется сам текст повести, статьи-приложения которого вы получали последние выпуски этой рассылки. Перечитать все уже опубликованные предсказания до 2050 года можно здесь, в самом низу основного текста: http://lit.lib.ru/w/winogradow_a/text_0030.shtml
В начале июня 1943 года тоже стояла хорошая погода, ну гораздо лучше чем в оставленном нами 1941 году.
Чуть больше десятка немецких солдат из хозяйственного обоза девятой армии группы «Центр» фельдмаршала Клюге вышли из деревни Шустово Канышевского района Курской области и направились в сторону реки Свапа, но были геройски атакованы тремя красноармейцами, которые еще утром вышли из соседней деревни Платава, но к обеду окончательно заблудились. В этом же бою приняли участие с советской стороны уже названные трое красноармейцев, два переодетых в такую же красноармейскую форму туриста из 3126 года, усатый боец из
1941 года, постовой милиционер из 2004 года и я, Предсказатель, черт уже знает из какого года. В общем, наших набралось восемь человек, и потому мы всем русским скопом перестреляли 12 немецких солдат минут за пять, чем страшно остались недовольны заплатившие за эту экскурсию огромные деньги туристы, словно мыльные пузыри исчезнувшие сразу же после окончания стрельбы.
В этот момент я увидел того раненого немца, которого я 237 лет назад задержался перевязать, потому меня и выбросило из этого клонированного куска военного боя в настоящее прошлое. К тому же, этот не дострелянный и спасенный мною немец потом стал папой какому-то сынку, который вырос и спас какого-то «руссишь туриста, облик оморале», а тот в свою очередь такого натворил в российской политике, что после него к власти пришел беспощадный убийца.
Я уже второй раз за последние 237 лет нагнулся над истекающим кровью злополучным немцем и передернул затвор своего автомата, но в это время вмешался подошедший к нам постовой милиционер:
- Не добивай, что мы, фашисты, что ли, какие.
Я честно объяснил милиционеру, в чем тут дело, и какую опасность для будущей России таят в себе потомки этого раненого немца.
- Ну, нет проблем, - удивился постовой милиционер и двумя ударами своего ботинка ударил между ног плененного фашиста, - никаких мальчиков у этого типа больше не будет, но перевязать мужика все-таки надо, а то кровью изойдет.
Усатый боец тоже подошел к нам и протянул еще один пакет с бинтом:
- Всех остальных мы положили, но и наших трое полегло, а еще два куда-то свалили.
Я объяснил ему, кто были эти двое, и велел ему вести пленного немца в деревни Платава, где как раз сейчас находится штаб именно его дивизии, и еще успокоил, что никто не заметит, где он пропадал с 1941 по 1943 год.
- А ты, боец, сам никому в своей части об этом не сказывай, а внуки если после войны станут спрашивать, где ты в это время воевал, скажешь, что никому пока об этом говорить нельзя. Да мы еще с тобой потом встретимся, ветеран, а сейчас вон туда, по солнцу иди, пока немец совсем кровью не истек. Он тоже выживет, но, надеюсь, мальчика от него не родится.
- Дык, - обиделся на меня милиционер, - не сомневайся, у нас в органах умеют бить по органам, - и заржал от этого каламбура.
Мы все расцеловались, и боец с немцем поковыляли к своим, а я вместе с оставшимся милиционером начал осматривать немецкий мотоцикл и переносить в него все имеющиеся вокруг автоматы, винтовки, гранаты и патроны. Один из мотоциклетных пулеметов, к счастью, оказался в исправном состоянии.
Я забрался в люльку, а за руль сел милиционер, и, озираясь, постоянно спрашивал, куда же нам ехать.
- Сейчас увидишь, только ты сильней разгоняйся. Нам-то в наше время придется возвращаться уж очень окольным путем, хорошо, что я этот путь уже один раз прошел 237 лет назад, и примерно знаю, что нас с тобой впереди ожидает.
- А, может, тогда останемся в 1943 году, - робко предложил милиционер.
- Ну и что нам тут светит, еще два года войны, потом десять лет послевоенной разрухи, так что первую копченую колбасу увидим через 20 лет. А в Москве, кстати, долго еще после войны милиционерам никто по 50-100 рублей за отсутствие московской прописки не будет давать…
- Все, понял, не дурак, поехали, - тут же согласился милиционер.
Мы, несмотря на тяжесть тройного боекомплекта, почти с места набрали по распаханному снарядами полю скорость до сорока километров, и тут же вырвались на непаханое поле, на котором тысячи людей в пешем и конном строю торопились на какое-то мероприятие.
- Это еще кто будут такие, - в милиционере снова проснулся московский постовой.
- Это монголо-татары спешат на Куликовскую битву, ты же в школе-то, наверно, тоже учился.
- Да знаю я про татар, - разворачивая мотоцикл, оправдывался милиционер, - они потом с русских дань, как братки, собирать начнут, - а ты как думаешь, они нас нагонят.
- Сейчас узнаем, - пробурчал я, вставляя ленту патронов в немецкий пулемет, - уж только бы нам с тобой, мент, случайно Куликовскую битву здесь не отменить, а то вовек домой не вернемся.
Светало, первые конные татары уже падали под выстрелами нашего пулемета, но, к сожалению, стал накрапывать мелкий сентябрьский дождь, и колеса мотоцикла устали вязнуть в средневековой грязи, и мы остановились.
Уже больше часа мы с милиционером отстреливались от превосходящий сил монголо-татарского войска, еще со всадниками было полегче, взрывы немецких противопехотных гранат обратили коней в бегство. Сложнее было с пешими татарами, которые по-татарски упрямо лезли в сторону нашего мотоцикла.
Пулеметные и автоматные патроны были на исходе, а одиночным винтовочным огнем отбиться от разгоряченных каким-то наркотическим напитком нескольких тысяч татар было просто невозможно.
- Все, копец, - пояснил матом милиционер, отбросил разряженный автомат и недоверчиво потянулся за русской трехлинейной винтовкой, - а это точно Куликовское поле, а то орду этого Мамая я прекрасно вижу, а где же наши дружины.
- А вон, у лесочка, посмотри, наш богатырь Перессвет уже сошелся в смертельном бою с татарским Челубеем, значит, скоро войска Дмитрия Донского погонят все это татарское стадо, ой, что ты делаешь, мент, брось винтовку, это нельзя, - не своим голосом закричал я, но было уже поздно. Мой постовой милиционер первым же выстрелом из винтовки снял татарского богатыря Челубея, который уже поверг наземь нашего Перессвета и замахнулся добить смертельно раненого русского воина.
- Да брось ты ко мне во всем по мелочам придираться, - в пылу боя огрызнулся на меня милиционер, - смотри, как его я его срезал, ух ты, как войско на войско пошло, а где ты, говоришь, сам Дмитрий Донской бегает, хотелось бы взглянуть.
- Этого ты не увидишь, он хитро переоделся рядовым стражником и бьется где-то в центре дружины, потом татары начнут теснить русские дружины, но русский засадный полк ударит с тыла, и Мамай побежит.
- Да нет у русских никакого засадного полка, это же мы с тобой с тыла наших поддержали, а в истории потом целый русский полк придумают. А ну-ка я еще из винтовки и Мамая пришью.
- Этого хоть не трогай, он убежать должен, а то мы с тобой и так в русской истории столько наколбасили. Уж точно, ты прав, это мы вместо засадного полка сработали, ой, черт, у меня в пулемете тоже патроны закончились, бежим, а то нас в такой одежке даже русские дружины за иноземцев примут. Да не трогай ты этот мотоцикл, я под него уже растяжку из последней гранаты подложил, ну, для восстановления исторической действительности его надо обязательно взорвать. Все, ложись, татары до мотоцикла добежали, любопытные,
блин, ребята. Сейчас до нашей гранаты доберутся, все, нашли, ух, как полетели…
Мы, петляя, бежали по Куликовскому полю, и в сторону нас летели шальные русские и татарские стрелы, и одна, надеюсь, что татарская, на самом излете подло влезла в левую ягодицу нашего милиционера, тем самым навсегда поселив в его сердце неприязненное отношение к лицам южной национальной.
- Все, мне по справедливости должны бы дать медаль за участие в горячей точке, - взвизгнул длинной фразой милиционер, вытаскивая из себя остатки стрелы, и тут же озабоченно спросил, – а они, как, не отравленные были часом у них, а то ко мне любая инфекция сразу прилипает. Вот в прошлом году я даже детским коклюшем переболел, от вьетнамцев, наверно, нахватался, ну, такие же татары, хотя бегают намного быстрее. Эти бы нас давно догнали.
Русские дружины еще около 50 километров гнали по полям остатки монголо-татарского войска, а мы с милиционером тоже бежали вместе со всеми, но в битве уже не участвовали, а лишь отталкивали от себя ногами слишком приближавшихся к нам татар.
К вечеру дождик перестал, и бежать стало легче.
Утро застало нас на берегу реки, куда мы с милиционером прибежали уже поздно ночью, и отчаянно продрогли за те несколько часов, которые посвятили сну. Сегодня было 9 сентября 1380 года, следующий день после Куликовской битвы, в который мы принимали такое непосредственное участие.
- Уже утро, - захрустел щуплыми плечами постовой милиционер, - а битва точно закончилась в один день, а то не хотелось бы сегодня начинать все сначала, да и оружия у нас никакого нет. У меня в табельном пистолете осталось всего 4 патрона, а у тебя как с боезапасом.
- На два моих ствола осталось шесть полных обойм, - я тоже размял потягиванием затекшую спину, - надеюсь, что этого нам вполне хватит.
- А на что хватит-то, - еще раз лениво потянулся милиционер,
- Сам вот скоро узнаеш, чувствую, что уже не 9 сентября, а как-то теплее стало, видимо, уже перелетели…, - и, увидев подбирающихся к нам людей, убедительно добавил, - точно перелетели.
- А какое число сегодня? - еще раз попробовал уточнить свою календарную любознательность милиционер, но вздрогнул от моего выстрела, которым я пристрелил самого крупного из приближающихся к нам людей, при этом остальные упали лицом вниз.
- Все, я вождь этого племени, а те, что в шкурах лежат, это наши подчиненные, мы здесь задержимся почти на неделю, так что никуда не дергайся, отдохнем, а потом уже прямо домой поедем, в Москву, в 2004 год.
- Это ты когда вождем у них успел стать? – милиционер удивленно посмотрел на преклоненных людей.
- Да я уже был здесь 237 лет назад, но там я не сразу пристрелил этого крупного самца, вначале пытался с ним договорится, но что с обезьяной долго разговаривать.
- А они, это, того, не совсем обезьяны-то, вот та с голыми грудями очень даже нечего, - от вида голых самок пещерных людей у милиционера аж слюни потекли, - и эта, эта, смотри, вот это телка, таких и в Москве мало.
- Да здесь много таких, - пообещал я милиционеру, - еще непуганое презервативами поколение, очень темпераментные, но иногда кусаются. Целоваться к ним вообще не лезь, это не принято, а что надо – вали прямо при всех, я тебе, как вождь разрешаю.
Я привычно обошел уже знакомое мне по первому появлению подчиненное первобытное стадо, которое за 237 лет совершенно не изменилось, так как для них оба моих пришествия происходили в одно и тоже лето. Стояла такая же жара примерно III-II тысячелетия до нашей эры, эти люди хотя и научились шить простейшую одежду из шкур, но все, даже женщины, свободно разгуливали без нижнего белья, в чем наш милиционер поспешил лично убедиться. Я распорядился насчет обеда, и половина взрослых мужчин убежали на охоту. Остальная
часть населения, в основном женская, со страхом поглядывая на нового вождя, занималась привычными домашними делами: выделывали звериные шкуры, точили каменные топоры или нянчили детенышей.
Еще я решил заранее побеспокоиться о нашем портрете, и начал жестами объяснять художнику каменного века, как надо выбить на скалах мой портрет с милиционером. Уже потом я нашел в археологическом атласе этот прекрасно сохранившийся рисунок – два человека с поднятыми руками держат в руках длинные палочки, это так художник изобразил наши пистолеты, с которыми мы ему долго позировали. Ну, конечно, с пистолетами не очень похоже получилось, но с художниками спорить – это последнее дело, может, они действительно так
это видят, и не могут просто нарисовать два обычных пистолета.
*
В это время постовой милиционер московского отделения внутренних дел уже раз пять спросил меня о презервативе, а потом стыдливо застрелил у симпатичной, но взрослой самки, ее огромного самца, и тут же пристроился продолжить с ней человеческий род.
- Ну, не могу я с несовершеннолетними этим заниматься, - оправдывался милиционер, сидя верхом на первобытной партнерше, - ну, не переломить мне в себе это воспитание. Я только с взрослыми буду, но обязательно со всеми.
- Но учти, - предупредил я милиционера, - у тебя в пистолете на неделю осталось всего три патрона, больше я тебе уже не дам, а в честной схватке за взрослую самку ты не с одним здешним воином не справишься. Вон, лучше смотри, как на тебя та молоденькая девчонка уставилась.
- Уж я на тебя точно здесь протокол за связь с малолетками составлю, - предупредил меня закончивший свое нератное дело милиционер, - они же совсем еще дети, этой и восьми лет, наверно, нет
- Успокойся ты, - пояснил я милиционеру, - средняя продолжительность жизни этих людей в этом тысячелетии составляет 10-15 лет, так что эта девочка формально старше тебя.
- Все, понял, не дурак, готов и дальше растлеваться, - скороговоркой пролепетал постовой, и уже обращаясь к девушке, улыбчиво проворковал: - А что вы сегодня делаете вечером?
Я махнул на этот разврат рукой и пошел к той самой, своей единственной, с которой провел всего одну, последнюю ночь, у нас ничего не было, но как же я только посмел ее забыть на целых 237 лет.
Она сидела у того же очага, где я оставил ее в последний раз. А тот единственный поцелуй, за который она меня раз пять укусила, случился словно вчера. Я подсел к ней, взял за руку:
- А хочешь, я увезу тебя с собой, - прошептал я первобытному существу непонятные слова, и уже был готов услышать от нее в ответ звериное урчание, как она подняла голову и, улыбнувшись, ответила на чистом русском языке:
- Я сохранила в Москве обе твои пачки долларов, они лежат за комодом в квартире моих приемных родителей.
Это из моих уст вырвалось от удивления обезьянье мычание и, уже падая в обморок, я отчетливо увидел ее подкрашенные тушью глаза и маникюр на ее ухоженных пальцах.
Это была та самая, моя московская девушка, к которой я ездил в гости еще из города Александрова. Видимо, еще в первый мой визит в каменные века она слишком близко находилась рядом со мной, когда меня перекидывало в XXI век. Это удивительно, что она так быстро стала такой современной, научилась говорить, что ее стало не отличить от обыкновенной девушки. Я спросил ее об этом.
- Милый мой, все гораздо проще, меня потом немного отбросило, и я в первобытном состоянии, как современная Маугли, попала к советским ученым и врачам. Долго учили говорить, отучали рычать и кусаться, а потом я убежала, затем, спецприемник для беспризорных детей, приемные родители, потом нашла тебя, но так и не решилась признаться. А сегодня, представляешь, сижу в парикмахерской, ну, в той, что на Тверской, в моей любимой. Вдруг меня прямо из сушки как кинет сюда. Вот уже два часа сижу у родного костра, всех
узнаю, они меня тоже помнят. Я ведь даже их язык не забыла, он же у меня родной, а русский, как иностранный. Они мне тут на своем мычании свои последние новости прорычали. Все так же, ничего особенно, вчера того хромого воина, помнишь, саблезубый тигр съел, так никто даже не огорчился.
- А эта пещерная девушка, почему по-нашему разговаривает? – уже перестал всему удивляться подошедший милиционер.
- Вот познакомься, Лена, тоже, как мы, из Москвы, - представил я свою подружку.
- Лимита, что ли, - ехидно улыбнулся сотрудник милиции.
- Ну, почему же сразу лимита – москвичка, - огрызнулась моя избранница, - студентка, в МГУ осенью поступила.
- А-а-а-а, - неопределенно промычал постовой и заинтересованно посмотрел на проходящую мимо новую пещерную красотку. – Уж не знаете часом, как эту Гульчатай здесь зовут, и познакомиться не поможете.
- Ну, и зря вы здесь так на женщин опрометчиво кидаетесь, - мстительно возразила студентка МГУ, - они же здесь СПИДом поголовно болеют, как, впрочем, и все обезьяны. Я знаю, несколько лет с ними жила.
- Е-мое, - выматерился всеми известными ему словами постовой милиционер и, держась за нескромное место, побежал к реке отмывать опасную инфекцию.
- Вот зачем ты так издеваешься над людьми, - попробовал обидеться на нее я, - он же тебе потом новую московскую прописку делать будет.
- Я знаю, - она улыбнулась мне, - я тоже знаю все, что будет с нами дальше, - но надо же как-то остановить этого сексуального маньяка. Он, спрашивается, зачем, застрелил воина со шрамом на спине.
- Уж если знаешь, то и честно говори все до конца. Его же смерть и так была неизбежна, как и смерть всего племени.
- Наверно, я никогда не смогу к этому привыкнуть, знать, что будет с близкими тебе людьми, и не сметь им ничем помочь. Это враждебное нам племя нападет на мое племя на седьмой день нашего пребывания здесь. Надеюсь, ты не забыл снова захватить с собой тот большой пистолет.
- Уж на этот раз я принес сюда сразу два, один же твой, - и я передал своей невесте туго заряженный пистолет Макарова, который она заботливо погладила рукой.
- А хочешь, мы прямо сейчас займемся с тобой любовью, я так по тебе соскучилась - первой прижалась ко мне первобытная студентка журфака МГУ. - Если ты это помнишь, то я уже, по твоей милости, немножко не девушка.
Уже на последнем интимном дыхании я почувствовал водяные капли на моей голой спине. Это мокрый милиционер вернулся с реки, где несколько часов отмывался от своих случайных пещерных половых связей.
- Вот черти, чувствую, что вы меня со СПИДом разыграли, а все равно тру и тру себе яйца песком. Я тут подумал, надо бы им баньку срубить, да вымыть всех вначале, а уж потом знакомиться, - и тут же убежал выбирать для этого дела подходящий каменный топор.
Утро последнего нашего дня в каменном веке выдалось особенно нежным, и даже приятно прохладным. На нас напали строго по установленному коридором времени сценарию. Избежать этого нападения было невозможно, иначе эти же лохматые воины убили нас на открытом месте. Они подошли к лагерю со всех четырех сторон и долго кидались в нас огромными камнями, под ударами которых полегло почти все племя, а потом звери долго рычали в пугающую их тишину и лишь спустя пару часов, с неторопливостью победителей вошли в лагерь.
Я перед началом боя отдал милиционеру две целые обоймы с патронами, потому наших агрессивных предков мы встретили в три ствола пистолетов Макарова. Один выстрел – одна лохматая жизнь. Студентка стреляла за своих родных пещерных братьев. Сотрудник милиции мстил чужим обезьянам за любимых самочек из мирного племени. Я же стрелял просто так, потому что пора домой, потому что надоело, и потому что мне еще предстояло прожить в Москве долгих три года, и только в 2007 году рассказать всем моим современникам, что мы
должны быть намного умнее этих бестолковых обезьян.
Уже после стрельбы я в одиночку решил обойти поле битвы и неожиданно увидел, что одна из нападавших обезьян не была убитой, а откровенно притворялась. Я осторожно подошел к этому животному уже с пустым пистолетом и перевернул подозрительное тело. У этого человекообразного было намного больше пальчиков и когтей, чем положено иметь пещерному человеку. Это еще одно лупоглазое существо, которое озорно мне улыбнулось и приветливо поздоровалось:
- Я первый и теперь уже последний чип клонирования времени, который вы можете немедленно уничтожить, но тогда уже никогда не сможете вернуться в свой родной 3125 год, а навсегда застрянете в ХХI веке.
- А ты, чип, где конкретно во мне сидишь? – сразу сообразил я.
- А неглубоко, в вашем левом мизинце, вверху, почти под кожей, - существо вновь приветливо улыбнулось, - я специально прибежало посмотреть, чтобы у вас все получилось, как вы сами захотели. Ну, и через 19 минут вы вернетесь в Москву, все трое, и ничего не забудете, иначе нельзя.
- Ну, прощай, - я нагнулся и обнял лежащее существо, - сейчас я отстрелю себе мизинец, и ты исчезнешь.
- Удачи, - существо закрыло глаза, и приготовилось к худшему.
Я подошел к милиционеру и попросил дать мне его пистолет, в котором остался последний патрон. Сотрудник милиции минут десять припирался и не хотел отдавать свое табельное оружие, но я напугал его невозвращением, и он тут же протянул пистолет мне.
Я выстрелил себе в левый мизинец, и мы тут же оказались на Ярославском шоссе, у дома № 133, где мой уже почти родной милиционер голосом робота спрашивал у меня паспорт, но вдруг увидел мой окровавленный остаток пальца - и все вспомнил, кинулся меня обнимать и перевязывать. Уже почти сразу к нам подбежала наша знакомая студентка журфака МГУ и побледнела от моего окровавленного пальца.
- Я тут бегу и слышу, что в 133 доме в 12 квартире Ивановых якобы террористы взорвали компьютер, телефон и стиральную машину. Это, случайно, не наших рук дело?
- Пусть эта тетка не врет про стиральную машину, я ведь не на ее стиралке в Интернет выходил.
- А не закатиться ли нам сейчас всем вместе в какой-нибудь ресторан, - во весь рот улыбнулся наш родной милиционер.
- Но сначала в парикмахерскую, у меня пол прически осталось на Тверской!
В это время в далеком каменном веке встала одна из лежащих обезьян, это было уже представленное нами лупоглазое существо, оно деловито прибралось на поле битвы. Уничтожило два брошенных нами современных пистолета, шесть десятков стреляных гильз, удалила из трупов пистолетные пули, а также подобрала на месте первобытной стоянки оторванную милицейскую пуговицу и оброненную женскую заколку. А потом мечтательно улеглось на самом солнцепеке и само себе назидательно пробурчало:
- Я же никому не наврала. Это же понятно, что его левый мизинец для меня видится, как правый, ну, и наоборот. Уж только жаль, что он себе не тот палец так изуродовал, а зато меня оставил целой в своем правом мизинце.
Существо еще раз устроилось поудобнее, и приготовилось терпеливо ждать много лет, пока ее Предсказатель вновь сюда не вернется.