| ← Июнь 2003 → | ||||||
|
1
|
||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
2
|
3
|
4
|
5
|
6
|
7
|
8
|
|
10
|
11
|
12
|
13
|
15
|
||
|
16
|
17
|
18
|
19
|
20
|
21
|
|
|
23
|
24
|
25
|
26
|
27
|
28
|
29
|
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://mayklov.narod.ru
Открыта:
30-01-2002
Автор
Статистика
86 подписчиков
0 за неделю
0 за неделю
В Михайлов. Произведения
| Информационный Канал Subscribe.Ru |
ВАЛЕРИЙ МИХАЙЛОВ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Сегодня в номере:
Единый гвоздь. Продолжение.
Дзен под майонезом. Продолжение
ЕДИНЫЙ ГВОЗДЬ
СТЕНЛИ
1
-Вставай. Времени нет, а он развалился, как кисейная барышня, - таким злым я Рафика еще не видел.
-Что случилось?
-Случилось. Одевайся. Я жду на улице.
Я быстро оделся и выскочил из дома.
-По машинам, - приказал Рафик, и мы, то есть, я, Рафик и еще несколько мужчин серьезного вида забрались в две машины, и на максимальной скорости понеслись вперед. Не смотря на то, что наша машина была по-американски огромна, Рафик выглядел в ней, как лягушонка в коробченке. Рафик уже как-то объяснял мне, что эта грань реальности была специально создана, как участок для его загородного дома, но, тем не менее, я никак не мог привыкнуть к абсолютному безлюдью вокруг. За всю поездку мы не встретили, что называется, ни единого следа человеческой жизнедеятельности. Примерно через двадцать минут бешенной гонки мы подъехали к огромному сараю, который совершенно нелепо смотрелся посреди степного безлюдья. Сарай этот был больше похож на ошибку природы или огромный пакет межгалактического мусора, чем на творение рук человека.
-Пошли.
Мы выскочили из машин и практически бегом ворвались в сарай.
Такого великолепия я еще не видел. Шикарнейшая дискотека, богатейший ресторан, бары… Мы зашли в бар и взяли пива.
-Так ты меня таким способом пригласил в бар?
-Заткнись! - Рафик нервничал.
Не успели мы расположиться, как в бар вбежал еще один мужчина серьезного вида, и мы взяли старт. Странно, но подобное наше поведение никого здесь не удивило.
Мы выскочили из клуба (сарай назывался клубом), и я застыл на месте. На асфальтированной площадки для парковки стояли в несколько рядов автомобили, вокруг сарая был высокий забор, а по территории ходили бравые парни в камуфляже и с автоматами в руках. Внешний вид клуба был тоже несколько иной. Теперь он был больше похож на оптовый склад где-нибудь в промзоне.
-Пошли, - Рафик схватил меня за руку и потащил к ближайшей машине, как мамочка, которая, опаздывая, тянет свое еще заспанное чадо в детский сад. Мы вновь рванули с места на полном ходу. К нашему эскорту примкнула еще одна машина с серьезного вида людьми и две милицейские машины с мигалками, расчищающие нам дорогу. Мы мчались сначала по промзоне, затем выскочили на людные городские улицы, а еще через несколько минут лихо подкатили к городской больнице.
У входа в корпус нас уже ждали люди в белых халатах.
-Быстрее.
Мы бегом преодолели три этажа и длинный больничный коридор. На всем протяжении этого кросса мы не встретили ни единой человеческой души. Казалось, что все обитатели больницы попрятались в свои норы.
В палате интенсивной терапии весь в гипсе, обмотанный проводами и капельницами лежал человек. Он умирал. Кроме него в палате никого не было.
-Держи, - Рафик дал мне странного вида нож.
-Быстрей.
-Но я…
-Считаю до трех, - Рафик приставил к моей голове пистолет.
2
Оказывается, это не так уж и невозможно, не так нестерпимо, не так… Обрывается что-то внутри, и… Только не смотреть в глаза, только не смотреть в эти чертовы глаза… Он был перебинтован весь, как мумия, вот только глаза… Живые, знакомые, родные глаза… На мгновение, на одно мгновение… А он ждал, лежал и ждал, лежал и ждал… Ждал, будто не я его, а он меня должен был этим ножом… Он… он благословил меня, дал добро, словно это был не нож… Благодарность в стекленеющих глазах…
-Пошли, - приказал Рафик, и меня взяли под руки и потащили прочь из палаты, от страшной тайны его глаз…
Я же был спокоен, совершенно спокоен, вот только ноги… ноги безвольно волочились по полу, и по ним текло что-то теплое. И только в машине… Да так, что Рафику пришлось мне колоть лошадиную дозу успокоительного… но я не хочу вспоминать, не хочу подробностей, не хочу… Это мерзко, отвратительно, постыдно… Я …
Первое, что я почувствовал, придя в себя, был запах сигары.
-Уходи! - я не хотел никого видеть, даже дракона, с которым мы, если не подружились, то, по крайней мере, нашли общий язык.
-Ты очень гостеприимный мальчик.
-Уходи. Я не хочу никого видеть.
-Тебе удалить глаза? Можно под наркозом.
-Что?
-Немного дружеской помощи, и твое желание станет явью.
-Мне не до шуток.
-Еще бы. Первый удачный суицид.
-Что ты сказал? - я вскочил с кровати.
-То, что ты и без меня знаешь.
-Так это был…?
-Да. В больнице ты не ошибся.
Мои ноги вновь стали ватными, и я плюхнулся на кровать.
-С тобой все в порядке? Может, еще укол?
-Нет, я…
-А ты молодец. Другие бы на твоем месте… Да ты покраснел!
-Там, в машине…
-Еще бы. Такой шок. Мало того, что первое убийство, и не в бою или драке, а так вот, беззащитного человека, которого раньше в глаза не видел.
-Не надо только про глаза. Я до сих пор…
-Ты видел его глаза?
-Да. Одно мгновение. Перед…
-И ты все понял?
-Нет, но у меня такое ощущение, что где-то в области сердца у меня находится сквозная дыра, через которую дует холодный ветер.
-Все правильно. Всадив в него нож, ты убил его в себе. В этом и состоит смысл последовательных убийств, пока последний из вас…
-Что значит, последний из вас?
-Ты живешь одновременно и параллельно. Вы как субличности в мозгу шизофреника, автономные части единого целого. Вы мечитесь среди Миров, возрождаясь вновь и вновь, и только совпадение дает вам шанс. Тогда вы вооружаетесь ритуальными ножами и ищите друг друга, чтобы переколбасить всех, до последнего…
-Который сможет найти гвоздь?
-Который сможет совершить последний ход.
-Но Рафик…
-Рафик - толстый черномазый ублюдок. Глава магического клана. Эти еще тупее доблестных рыцарей. Если те были тупыми от природы, то эти отупели от чрезмерных знаний. Белая магия, черная магия, голубая магия, силы добра, силы зла… Взрослые люди, а такой херней занимаются.
-Вот те на! Самый мифический персонаж не верит в магию!
-Не верит в магию, - передразнил меня дракон, - Магия - это эмпирическая наука, доведенная до маразма. Что же касается научной составляющей, то наука и вера вещи несовместимые. А за верой в маразм тебе лучше обратиться к попам. Это больше по их части.
-Так ты хочешь сказать, что никакого гвоздя не существует?
-Не существует, как не существует ничего кроме гвоздя.
-Ты заговорил, как великий колдун из мира фэнтези.
-…?
-Нихрена не понятно и жутко таинственно.
-Ты это поймешь позже.
-Ты хочешь сказать…?
-Тсс! В любом случае, это будешь ты.
-А никак нельзя по-другому?
-Для тебя нет. Сначала тебе надо избавиться от шизофрении, обрести целостность, и только тогда…, - дракон не договорил.
-Но почему… Он словно бы сам благословил меня?
-Ты подарил ему покой. Ты освободил его от вечной вереницы рождений, мук смертей…
3
-Вот скажи ты мне земноводному: что вы так носитесь со своею духовностью? - спросил меня Ыа, разглядывая свежий маникюр.
-Ну как же… - вопрос дракона застал меня врасплох, - духовность - это…
-Затрудняешься в определении? Я, честно говоря, тоже. В тех энциклопедических словарях, куда я заглядывал, этого слова вообще нет. Правда, я смотрел словари исключительно большевистского производства. Насколько я понимаю, духовность - это термин, означающий связь или отношения человека и Бога.
-Ну?
-Это я тебя спрашиваю, ну?
-Тебе не нравится духовность?
-А тебе она нравится?
-Духовность - это нечто высшее, что есть в человеке… - промямлил я, - каюсь, я мало интересовался вопросом духовности.
-Но вопросом нравственности ты не мог не интересоваться.
-Меня больше интересует безнравственность, особенно безнравственность красивых женщин.
-Изумительно! - дракон был доволен моим ответом, - А все почему? Нравственность, так называемая высшая нравственность, якобы заповеданная вам Богом, противоречит человеческой природе. Нравственность запрещает вам все, что заложено в вас природой или Богом. Ваша природа любит поесть, поспать, от души позаниматься сексом, и что же? Все это объявлено смертными грехами, это безнравственно. Вы противоречите сами себе. Ведь если вы образ и подобие - то ваша природа божественна, как и все ваши естественные потребности, включая потребность в полноценном регулярном сексе. Ваша же нравственность, которая, якобы, тоже от Бога, требует от вас смирение, отвергая оборонительный инстинкт, целомудрие, способное привести к психозу, а так же массу правил, перечеркивающих вашу природу на нет. И если ваша природа - это подобие божье, а нравственность - его воля, то мы получаем
бога, ненавидящего свою природу, который, тем не менее, создает людей по своему образу и подобию, причем исключительно из любви к людям. Интересный получается Бог?
4
-Вот и все. Это последняя ночь перед боем.
Мы сидели на вершине горы, в которой была драконова пещера, и смотрели, как огромный красный диск медленно опускался в море, окрашивая все вокруг в фантастические неземные цвета. Было лето, настоящее теплое лето, когда днем наслаждаешься солнцем, а вечером прохладой легкого ветерка с моря.
-Ну, будем!
Мы подняли кубки, настоящие красного золота кубки с не менее драгоценным вином, которое было ровесником этого моря, а может быть солнца и звезд. Я пил вино маленькими глотками, наслаждаясь вкусом и ароматом самой вечности, чей красный сок был в моем кубке. Мне никогда еще не было так легко и спокойно. Я словно вознесся над тысячелетиями, отделявшими меня от того виноградника, я парил над вечностью, парил над собой, парил над рождением и смертью империй, пожирающих друг друга, чтобы, в конце концов, превратиться в море или песок, куда зарывается солнце в часы заката, парил над решающим завтра, над жизнью и смертью, над добром и злом, над радостью и страданием. Я парил и слушал Дракона, напутствующего меня в последний раз.
-Помнишь историю об Арджуне и Кришне? Две армии перед решающей битвой. Два войска друг против друга. Идут последние мгновения тишины. Люди смотрят на стройные ряды противника и видят там вчерашних друзей, отцов, детей, братьев. Еще вчера они дружили, любили друг друга, были одной семьей, а сегодня, через мгновения им предстоит встретиться в танце смерти. И многие, очень многие достойные люди останутся здесь навсегда. Арджуна пытается уклониться от битвы, хочет сдаться, отказаться от права на трон, уйти в лес и стать отшельником, но Кришна убеждает его принять бой. Он говорит Арджуне, что эта битва уже случилась на небесах, что те, кому суждено умереть, все равно умрут, как те, кому суждено, вернутся домой победителями. Ему же остается достойно сыграть свою роль, исполнить предназначение, свершить свершившееся. Толстовщина, конечно. Но твоя партия тоже
сыграна, сценарий утвержден, китайская головоломка вот-вот будет разгадана. И не важно, кто из вас выйдет в финал, а кто умрет первым. Важно то, как вы будете это вершить. Что это будет: проклятие, сцепившихся в последней схватке врагов, или дар любви. Посмотри на уходящее в небытие солнце. Для нас оно умирает, чтобы возродиться утром к следующей жизни, но есть ли закат вообще? Покажи мне то место, где начинается закат. Его нет. Оно нигде и повсюду. Солнце заходит и восходит одновременно, и этот процесс неразделим, как неразделимы жизнь со смертью. Что есть жизнь, как не ожидание смерти, а что есть смерть? Небытие? И что это за небытие, которое порождает жизнь, чтобы следом ее вернуть? Неужели это ничто? И не есть ли это ничто, в таком случае, самой реальной из реальностей и самой живой из жизней? Но это уже лирика опьяневшей от вечности и вина ящерицы. Я же хочу, чтобы завтра ты забыл обо
всем, кроме боя. Сражайся ради сражения и умри ради смерти или победи ради победы. Сдайся на милость существования, и тогда любой исход этой битвы станет для тебя благом. Прими то, что должно принять.
-А ведь ты знаешь, кто должен выиграть бой.
-Это не существенно, тем более что в любом случае это будешь ты.
-А ведь ты знаешь, ты все прекрасно знаешь, и про финал, и про гвоздь, и про дорогу к нему. Я больше чем уверен, что ты один из тех ребят, которые держали его в руках. Только не говори, что я ошибаюсь, не делай меня большим дураком, чем я есть. Это тайна? Я не должен этого знать?
-Об этом нельзя рассказать словами. Вся эта история с магией, убийствами, поединками, все это не более чем попытка указать тебе путь.
-А не проще повесить табличку указатель?
-Они висят, их массы, только люди используют их как повязку на свои и без того слепые глаза или как дубинки для общения. Вам нельзя ничего говорить. Вы готовы использовать себе во вред все, что вам откроют. Послушай лучше еще одну историю:
Возлюбленная индусского бога Шивы спросила как-то его: "Скажи мне, милый, в чем заключается твоя подлинная сущность? Что есть наша наполненная чудесами вселенная? Что составляет начало всего? Кто центрирует колесо вселенной? Что есть жизнь за пределами формы, которая пронизывает формы? Как можем мы проникнуть в это полностью вне пространства и времени, без имен и описаний? Избавь меня от сомнений" И что ответил ей Шива? Он дал ей сто двенадцать практических упражнений и ни слова теории.
ЛИА
1
Всю ночь мне снилась Элизабет. После того, что она сделала, называть ее матерью у меня язык не поворачивался. Я плавала в густом-густом тумане, настолько густом, что он был осязаем. Элизабет находилась с другой стороны тумана. Туман разделял нас, стоял между нами, был своего рода крепостной стеной, защитой, которую она не могла преодолеть. Она кричала мне что-то важное, что-то связанное с клубом, но слова причудливым образом искажались туманом, словно она говорила со мной на незнакомом языке. Элизабет умоляла меня отозваться, сказать хоть слово, чтобы она могла меня найти, кричала о какой-то опасности, просила ее простить, выслушать ее, дать шанс все объяснить. А я стояла на рубеже между двумя неопределенностями и молча слушала Элизабет. У меня не было никакого желания вступать с ней в контакт. Та жизнь была, что называется в прошлом, но я могла еще вернуться.
Я могла вернуться к Элизабет или перейти через рубеж, за которым меня ждала неизвестность. Выбор между прошлым и будущим. Элизабет продолжала мне что-то кричать, но ее голос звучал все дальше и дальше.
-А пошла ты! - крикнула я со всей злостью, которая у меня была и сделала шаг через рубеж. Туман подхватил меня…
Я посмотрела на часы: 4 часа утра. На душе было грустно и тоскливо. Душа болела, словно на ней только что повели хирургическую операцию, удалили, ампутировали добрую треть. Конечно, жить без этого можно, но быть полноценным человеком… Инвалид по состоянию души. Я тихонько, чтобы не разбудить Валю с Олегом вышла на кухню, прикрыла дверь. Свет зажигать не хотелось. Я на ощупь достала сигарету, благо, они всегда теперь лежали на холодильнике с тех пор, как Валера на прошлой неделе засунул в холодильник зонт.
-Все началось с папирос (Валера курит папиросы), - пытался он объяснить свой поступок, - Я закупаю их сразу на пол зарплаты, чтобы не бегать потом по ларькам, да и у меня они всегда сухие. Я их сушу в духовке. У меня оставалась еще упаковка, которая хранилась в темном сухом месте, которое надлежало найти. Короче, я забыл, куда их сунул. В процессе поиска я заглянул даже в холодильник. Смотрю в холодильник, а сам думаю: Стоп. Чего им там делать? Нашел я папиросы, закурил, а пачку автоматически положил в холодильник.
Мы тогда от души посмеялись, даже выпили по этому поводу, а минут через двадцать Олег, закуривая сигарету, небрежно кинул пачку не куда-нибудь а в холодильник.
Я курила, глядя на холодный ночной город, и думала о своем сне. Меня не покидало чувство тревоги. Наоборот, чем больше я пыталась осознать скрытый смысл сна, тем больше она нарастала. Весточка от Элизабет. Не в ее правилах было оставить меня в покое, а если принять во внимание ее таланты… Кто-то поставил между нами барьер, закрыл ей глаза, уничтожил мои следы, и теперь этот кто-то толкал меня… Кто? Куда? Зачем?… Передо мной выстраивалась вереница вопросов, ответов на которые у меня не было.
-Чего не спишь?
Я подпрыгнула от неожиданности.
-Фу, блин, напугала, - я не заметила, как на кухню зашла Валя.
-А ты меня не напугала? Встаю попить водички, захожу на кухню, а тут ты в темноте. Чего не спишь?
-Кошмар приснился… Элизабет.
-Это надо перекурить. Дай и мне сигарету, - она внимательно посмотрела на меня.
От ее взгляда у меня мурашки побежали по телу. Это были глаза Элизабет. Я закашлялась.
-Ты чего?
-Дым не туда попал.
-Ладно, пойдем спать. Завтра надо хорошо выглядеть, - Валя затушила едва прикуренную сигарету, - пошли.
Утром тревога только усилилась. Конечно, глаза Элизабет, скорее всего, мне привиделись, так сказать, по мотивам сна, но что-то общее между Элизабет и Валей все-таки было. Сославшись на головную боль, я отправилась в свою комнату. Через несколько минут ко мне пришла Валя.
-Как ты тут?
-Не очень. Голова болит.
-Таблетку будешь?
-Нет. Скорее всего, начинаются.
-У меня тоже всегда ни к месту. Стоит куда пойти… А уж если в отпуск на море, без них не бывает. Ладно, не буду мешать.
Внешне клуб напоминал промышленное здание, цех по производству чугуна или ядерных боеголовок. Именно в таких зданиях в плохих американских боевиках появляются на свет уроды или мутанты, порожденные воспаленным сознанием военных специалистов. Внутри же клуб поражал воображение. Дискозал, оборудованный по последнему слову техники, шикарнейший ресторан, четыре бара и два зала для презентаций, большой и маленький. Все оборудовано и отделано по наивысшему разряду. Это был один из самых дорогих клубов, в которых я когда-либо бывала, а Элизабет была вхожа в самые элитарные заведения по всему Миру. Охрана здесь была не хуже, чем в Белом доме. Наверно, свались на клуб ядерная бомба, обитатели клуба ничего бы за своими стенами и не заметили. Внешний же вид, как и то, что клуб находился на городских задворках, было мерами безопасности. Скорее всего, обитатели клуба
хотели избежать огласки.
-Ну и как тебе? - спросила меня Валя, когда мы устроились в уютном баре. Олег покинул нас, едва мы оказались в клубе, и затерялся среди этого великолепия.
-Слов нет. Откуда у тебя деньги на такую роскошь?
-Для нас здесь все бесплатно. Скоро ты сама все узнаешь. Пока никого еще нет, можно и выпить.
-Мы кого-то ждем?
-Я хочу тебя познакомить с девочками.
Валя подозвала официанта.
-Коньяк и вступительный коктейль для дамы.
Туман. Белый густой туман. Я медленно тонула в тумане, проваливаясь в никуда, как Алиса в страну чудес. Но вот туман начал рассеиваться, под ногами появилась относительно твердая почва, и я вынырнула из небытия. Последнее, что я помнила - это немного странный вкус коктейля, который я, кажется, и не допила.
Очнулась я в одном из залов для презентации привязанной к массивному деревянному столбу. Людей было не много. От силы человек пятьдесят. Они нараспев читали какие-то заклинания на непонятном языке. В руках у них были черные свечи, а на шеях медальоны с изображением разбитого на куски равностороннего треугольника. Впереди всех стоял мужчина в длинном черном балахоне, расшитом такими же золотыми треугольниками. По обе стороны от него суетились помощники в таких же балахонах, но только черного цвета. Не переставая читать заклинания, вся эта троица приблизилась ко мне. Главный протянул руку, и первый (не буду путаться в "право - лево") помощник достал из складок одежды старинной работы кинжал и почтительно вложил его в руку главному. Тот ловко разрезал на мне платье, после чего вернул кинжал помощнику, который благоговейно принял реликвию. Затем главный взял
у второго помощника странного вида чернильницу, в которой вместо пера была кисточка. Все замолчали, а главный принялся рисовать на моем теле ритуальные знаки. Странно, но меня это ничуть не пугало. Я смотрела на происходящее с интересом, словно ничего страшного не происходило, и не могло произойти.
Так вот о чем предупреждала меня Элизабет, вот истинная причина доброты моих милых хозяев. Меня подобрали на улице, приютили, согрели ради того, чтобы принести в жертву собственным предрассудком. Конечно, это большая честь и все такое, включая билет в рай, жаль, только в один конец. Возможно, они меня даже любили, как любит хороший скотовод своих коров или свиней. По-своему он их любит, заботится, ночами не спит, когда дела идут плохо, и все только ради того, чтобы в нужный момент отправить своих подопечных под нож мясника. Валя должна гордиться собой.
Закончив рисование, главный вернул чернильницу помощнику, который чинно удалился через боковую дверь. Главный пел заклинания, а все остальные повторяли за ним, точь-в-точь как первоклассники повторяют за учителем новое правило. После троекратного повторения молитвы к главному подошел помощник. На этот раз у него в руках был меч. Он встал на колени и протянул меч Главному. Главный взял клинок двумя руками, поцеловал и уже готов был нанести мне ритуальный удар, но тут наши глаза встретились. Его лицо исказилось ужасом. Он выкрикнул какое-то странное слово, скорее всего, имя. Меч упал на пол. Помощники бросились меня развязывать, а вся публика во главе с главным упали передо мной ниц. Я не стала испытывать судьбу, и быстрым шагом, но не срываясь на бег, покинула клуб.
2
Она была мягкой, эластичной, податливой и необычайно прочной. Она липла ко мне, опутывала, вызывая страх и одновременно брезгливое отвращение. Я билась, кричала, звала на помощь, пыталась выбраться, но паутина только сильнее опутывала меня. Паутина была сильней меня, и от понимания этого, от потери последней надежды на спасение я заплакала, потеряв последнюю волю к жизни. И только после моей капитуляции, словно он специально ждал, прока я сломаюсь, из своего убежища появился огромный мохнатый паук с бездонными зелеными глазами. Паук не спешил. Он наслаждался каждым мгновением моей слабости, моего ужаса и безволия. Он наслаждался властью. Несколько минут, показавшихся мне вечностью, паук смотрел мне в глаза, словно старался выпить взглядом все мои чувства, а потом медленно пополз ко мне. Он полз медленно, меланхолически, несколько раз не на долго останавливаясь,
зная, что я никуда не денусь, зная, что я в его власти, что я беспомощная жертва, оказавшаяся по воле судьбы или своей собственной глупости в его владениях. Паук знал свое дело. Этот монстр и магистр пыток знал, как довести человека до последней стадии ужаса, и лишь тогда, когда железы внутренней секреции сделают жертву особенно вкусной, всадить в нее жало и высосать все до последней капли. Поэтому он и тянул. По-своему, он не был жесток, просто так было вкуснее, так было намного вкуснее…
Сон рассыпался вместе с бьющимся оконным стеклом, и в мою комнатушку, где я нашла, наконец, свой недолгий покой, ворвались люди в масках и камуфляжной форме. Не дав мне опомниться, они навалились на меня и ловко связали мне руки и ноги скотчем.
В ту же секунду от сильного удара распахнулась дверь, и в комнату влетел Жерар, а следом вошла Элизабет.
-Привет, дочурка. Давно не виделись. Я так по тебе и соскучилась, а ты вместо того, чтобы идти домой, прячешься у какого-то ничтожества, - Элизабет с силой ударила Жерара ногой по лицу.
-Оставь его, сука! - завизжала я в бессильной злобе.
-Это он научил тебя так обращаться с матерью?
-Ты не мать! Ты самая жуткая тварь! Оставь его в покое!
-Никогда не думала, что моя любимая дочка свяжется с грязной крысой, ничтожеством, ползающим среди помоек. Да если я раскрою его никому не нужную голову, я только окажу ему услугу.
-Ты ничего не понимаешь! Он единственный человек в моей жизни! Оставь его в покое, и я сделаю все, что ты хочешь!
Жерар. Он нашел меня, обессиленную, среди бескрайнего хлама этого Мира. Тогда я бежала из клуба, бежала от Элизабет, бежала от вероломных друзей, бежала от всех и вся, бежала от себя. Я брела прочь, подальше от клуба с его омерзительными тайнами, а когда у меня кончились силы, я упала на отравленную землю, поросшую ржавой травой, и приготовилась умирать. Это был лучший из Миров для такого случая. Тогда-то и нашел меня Жерар. Был он не очень еще и старый, пятьдесят пять лет, но тяжелая жизнь и ужасная экология превратили его в древнего старика. Он с большим трудом принес меня к себе в дом. Несмотря на то, что он жил в жалкой лачуге, и питался не каждый день, он выделил мне самую лучшую комнату, и заботился обо мне, как никто другой. Но самым бесценным его подарком был покой, который воцарился в моем сердце, несмотря на тяжелое существование. Жерар был
единственным человеком, сделавшим для меня что-то доброе просто так, без всякой задней мысли. И теперь Элизабет...
-Как трогательно! Грязная тварь спасает мою дочь. Да, он не сделал с тобой то, за что твой первенец заплатил свои грязные деньги только потому, что у него давно уже не работает здесь, - Элизабет с силой наступила Жерару на пах и повернулась на тонком и остром каблуке туфли. Жерар захлебнулся в крике, - он мог только трогать тебя своими грязными руками, - говорила Элизабет, топча каблуками его руки, - мог пялиться на тебя своими развратными глазенками, - она выдавила Жерару глаза, - мог говорить с тобой своим поганым языком. Эта похотливая тварь исходила бессильным желанием, и ты после всего этого будешь его защищать?
-Я убью тебя, сука, - шептала я сквозь слезы бессильной злобы, - убью тебя и твоих сук.
-Хорошо, милая. Но только после того, как ты станешь верховной жрицей, хотя тогда тебе вряд ли этого захочется. Тогда ты мне скажешь спасибо. Помяни мое слово.
-Будь ты проклята! Ты и все твои суки!
-В машину ее, - приказала Элизабет, - да, и кто-нибудь. Помойте мне туфли.
Меня схватили, как куклу, как мешок, как полупустой мешок и всунули на заднее сиденье шикарнейшего внедорожника. Еще минута и дом, мой по настоящему единственный дом вспыхнул ярким пламенем, и мы понеслись прочь.
Мы остановились возле жалкой лачуги. Команда смерти уже повторила свой трюк по захвату дома. Всюду валялись битые стекла, а входная дверь висела на одной петле.
-Пойдем, - Элизабет вытащила меня из машины и потащила в дом.
Возле самого порога со сломанной шеей лежал худой болезненного вида мужчина лет тридцати. Его убили сразу. У противоположной от входа стены лежала молодая, но тоже изможденная женщина с перебитыми ногами. Она тихонько скулила. Посреди комнаты, привязанная к стулу, сидела девочка лет восьми с большими грустными глазами. Я видела только ее грустные глаза, настолько они были притягательными, родными, я бы сказала, моими глазами.
-Смотри, что ты должна будешь с ней сделать, сказала мне Элизабет. Она кивнула головой, и два монстра из ее свиты подняли женщину с пола. Та вскрикнула от боли, - смотри!
Элизабет взяла в руки нож, тот самый нож, которым я… и с силой вонзила в грудь женщины.
-Ты все поняла?
-Будь ты проклята.
-Начинайте.
Меня втолкнули в круг. Я хотела, клянусь, я хотела кинуться на Элизабет, сломать ей шею, выцарапать глаза, но граница круга была для меня, как стена. По знаку Элизабет женщины запели ритуальные заклинания. Они пели, а я билась о невидимую преграду, чувствуя, как музыка забирает у меня всю мою волю. Когда же у меня не осталось больше сил, Элизабет бросила мне нож, и я, вопреки собственному желанию, вонзила его девочке в грудь.
-Вот и все, а ты не хотела.
Ни тебе, ни себе! Я хотела ударить ножом и себя, чтобы только разрушить дьявольские планы Элизабет, но она успела выбить у меня нож, и как в паутине во сне я потеряла остатки воли.
3
-Пойми, девочка, мы не принадлежим себе, не можем, не имеем права. Тебе же нравились истории об амазонках. Помнишь? Ты восхищалась ими. Думаешь, я не хочу и не хотела нормального человеческого счастья? Думаешь, я веками копила силу и знания, жертвовала детьми, жертвовала собой ради собственного удовольствия? Пойми, доченька, мы клан, мы древнейший магический клан, и мы не можем себе позволить потерять все. Пойми, сейчас совпадение, сейчас все кланы вышли на охоту за властью. Девочка, она была обречена. За ней уже шли другие. А старик… Ну, прости меня, доченька. С того дня, как ты бежала из дома, я места себе не находила. Я знала, что ты попала в беду, что должно, нет, не должно, что может произойти что-то ужасное, и я не могла ничем помочь тебе. Я пыталась пробиться, найти тебя, но та ведьма, в чьи руки ты попала, завладела тобой, твоим сознанием,
она закрыла тебя от меня, чтобы принести тебя в жертву своему демону. Они воровали девочек, маленьких девочек и жестоко убивали, дочка. А потом этот старик… Прости, милая. Я не могла тебя потерять, не могла допустить, чтобы ты попала под чье-то влияние. Всю свою жизнь, всю свою долгую жизнь я готовилась стать матерью, готовилась родить тебя, воссоздать, воспитать, сделать большой и сильной, чтобы ты смогла победить, выжить, остаться последней и единственной. И знаешь, какой приз ждет тебя в этой войне? Единый гвоздь. Инструмент Бога. Вот тогда ты сможешь все. Ты сможешь изменить Мир, сможешь вернуть своего старика, сможешь сделать его счастливым, сможешь отомстить мне, наказать. Да, доченька, мы плохие, жестокие, мы убивали и убиваем, но ты не такая. Ты хорошая. Получив гвоздь, ты сможешь изменить правила, сможешь заставить нас делать добро, и не только нас, а всех, совершенно всех.
А представь теперь хоть на минутку, что эта сила попадет в плохие руки? Что тогда? Тогда Мир постигнет… Я даже не хочу думать о таком, я боюсь, дочка, и ты бойся. Бойся, потому, что это будет и твоя вина, вина твоей слабости и малодушия.
Я лежала и смотрела в потолок. Я ничего не хотела, совершенно ничего. Словно тогда, в этом доме я убила саму себя. Я была мертвой, совершенно мертвой и пустой. Вместо души во мне зияла черная дыра. Элизабет хлопотала вокруг меня, кормила с ложечки, купала в ванной и постоянно нашептывала, постоянно уговаривала меня встать, вернуться к жизни, вернуться к этой проклятой богом жизни. Я была уничтожена, высосана пауком с бездонными глазами, и теперь болталась на границе с небытием на тонкой паутинке, которую по рассеянности забыли порвать. Но самое страшное было не это, самое страшное было то, что я начинала привыкать к этой черной дыре, привыкать к бездушию, привыкать к пустоте, я возрождалась к жизни страшным бесчувственным монстром, чудовищем, порождением ада и Элизабет.
-Я мертва, мама.
МАМА! Я назвала Элизабет мамой!
-Отчасти, дочка, только отчасти. Ты получила силу, и эта сила вызвала в тебе болезнь. Это как прививка. После прививки ведь тоже болеют, но чуть-чуть, чтобы не заболеть по-настоящему. Ты поправишься, скоро ты совсем поправишься, и тогда чувства и воля к тебе вернутся, но ты должна помочь мне. У нас мало времени, у нас совсем мало времени. Я не смогу тебя прятать здесь бесконечно долго. Когда-нибудь они придут за тобой, и мне придется тебя отдать, но ты должна быть сильной, ты должна победить, иначе зло в тысячи раз более страшное, чем мы, обрушится на Землю.
МАКСИМ
1
Я хотел и одновременно не хотел идти в клуб. Это было настоящим наваждением. Я был как кролик, попавший под влияние удава. Мой разум, чувства, инстинкты требовали от меня, чтобы я уничтожил визитку, забыл о клубе, забыл о тайне, которая совершенно случайно мне открылась. Стань таким, как все! - кричали мне инстинкты, забудь обо всем, брось свои опыты, забудь. Женись, заведи семью, найди другую работу, чтобы не было времени на всякую ерунду, а еще лучше, уезжай из города, хотя бы на время. Не лезь в крокодилью пасть. Тебя же позвали только ради того, чтобы избавиться от лишнего свидетеля. Или ты забыл золотое правило? Если тебе предлагают бесплатные блага, значит, хотят тебя поиметь. Любовь к ближнему не бывает платонической. Я боялся идти в клуб, боялся неприятностей, боялся встречи с тем, что скрывалось за стенами клуба.
Надо сказать, что я никогда не отличался смелостью или бесстрашием. Всю жизнь я чего-то боялся. В детстве это была темнота, воображаемая коза под кроватью, и тот, кто мог за мной прийти. Позже я боялся "больших пацанов", отбирающих у нас, малышей деньги, чтобы купить себе сигареты. Деньги я с собой никогда не брал, но сама процедура "дознания" была мне отвратительна. Самым отвратительным было ощущение беспомощности, ощущение того, что ты, твоя судьба напрямую зависит от улыбающихся скотов, которые прекрасно понимают, что у тебя на душе, и кайфуют от своей власти. Потом я боялся "низовских" и "собачевских". Город был поделен на районы, между которыми шла настоящая война. Вечерами по улицам носились отряды человек по сто с арматурой, цепями а кто и при ножах или заточенных отвертках. Да и днем стоило только попасться в чужом районе… Когда же успокоилась
молодежь, начали бесчинствовать менты. Они ловили на улице подростков лет 15 - 17, избивали их до полусмерти, потом заставляли подписывать какие-то протоколы и выбрасывали где-нибудь на улице. Если же родители пытались обращаться в инстанции, к ним приходил заместитель начальника милиции, грозился подкинуть наркотики или оружие, а за молчание обещал уничтожить протокол, подписанный ребенком. И снова было чувство беспомощности. Со временем мои страхи начали приобретать метафизическое лицо. Я начал понимать, что все эти бесчинства, беспредел, менты, бандиты, наркоманы, правительство, растлители, духовенство и прочая дрянь были слугами одной огромной Системы, муравейника, колонии одноклеточных, системы, работающей только на себя, системы, воспринимающей все и вся исключительно с позиции инстинкта потребления или степени важности для системы. Все остальное не имело значения, а такие вещи, как
индивидуальность были противопоказаны. Индивидуальность, собственная точка зрения, человеческое достоинство были ни чем иным, как болезнью системы, легким недомоганием, которое, если не принять вовремя меры, могло перерасти в рак. И не было способа защититься от системы, по крайней мере, в этой стране (других я просто не знаю).
Я же меньше всего хотел быть винтиком или шпунтиком, доброй овцой в отаре пастырей, полезным членом общества и достойным сыном Отчизны. Меня устраивало быть самим собой, что ставило меня вне системы со всеми возможными последствиями. К тому же оказалось, что я и человеком, по крайней мере, нормальным человеком могу считаться только с большой натяжкой. Разве способен нормальный человек допустить, что здесь, рядом с ним разгуливают ребята, которые разве что как две капли похожие на него, на самом деле…
В клуб же меня тянула непреодолимая сила, побеждающая любые доводы рассудка, побеждающая инстинкты, побеждающая страх. Нечто похожее, наверно, происходит и с наркоманом, нуждающимся в дозе. И дело здесь совсем не в ломке, не в ожидании боли, а в кайфе, память о котором остается на всю жизнь. Так именно память заставляет многих наркоманов, перенесших ломку, возвращаться вновь в наркотический ад, заставляет вступать в сделку с дьяволом по имени ТЫ САМ. И сделка эта почти всегда добровольная. Наркоман прекрасно понимает, по крайней мере, на уровне подсознания последствия своего увлечения, но у него нет ничего в реальном мире, за что бы он мог уцепиться, ему не интересно жить, а жизнь ради жизни…
По большому счету, я тоже был своего рода наркоманом, тоже бежал от реальности, бежал от страхов, бежал от системы. Сначала в punk, затем в травку, Библию, Харе-Кришна… Каждое из увлечений было своего рода буфером, экзаменом, средством отсева для таких как я, недовольных жизнью, страдающих от шила в заднице, от червячка в мозгу, постоянно командующего: ВПЕРЕД. Одни находили для себя ответы и оставались навсегда на выбранном уровне отсева, другие же пытались найти свою правду. Я искал.
Клуб находился на окраине города и больше всего походил на жертву конвенции или на секретный объект № 3: Поступает сигнал, и гигантская крышка вместе с нелепыми строениями уезжает куда-то вбок, и в небо устремляются тонны последнего слова смерти. Я уже собирался отказаться от идеи посещения клуба, когда ко мне подошли два рослых парня в камуфляже и с автоматами.
-Что-нибудь ищете?
-Да вот, - я протянул им визитку.
-Вот в эти ворота, а там по дороге. Не ошибетесь.
-Спасибо.
Внутри же клуб был роскошен. Конечно, я не знаток дорогих заведений, но от открывшейся мне картины, я испытал шок. Так, наверное, выглядел бы Версаль или Эрмитаж, если бы их строили в наше время. У входа я еще раз показал визитку милому джентльмену во фраке, который (джентльмен) при желании мог бы голыми руками захватить боевой танк.
-В первый раз?
-Да. Меня пригласили, - смутился я.
-Это закрытый клуб. Сюда все в первый раз приходят по приглашению. Добро пожаловать, молодой человек. Должен предупредить, что на территории клуба все бесплатно, так что приятного вам отдыха.
-Коммунизм в отдельно взятом месте?
-Лучше.
Дискозал меня не интересовал, ресторан тоже, а вот уютный тихий бар (здесь была идеальная звукоизоляция) оказался мне по душе.
-Чего желаете? - дежурная улыбка бармена выглядела совсем искренней.
-Вина.
-Какое вино вы предпочитаете?
-Такого я еще не пробовал. Давайте на свой вкус.
-Понял.
Он достал пыльную бутылку с неброской этикеткой.
-Красное подойдет?
-У меня нет цветовых предубеждений.
-Тогда угощайтесь, - он наполнил бокал.
Да, такое вино грех было не предпочесть. Оно уносило на небеса.
-Угостите даму коктейлем? - услышал я знакомый голос.
-Альбина?!
-Не ожидал? Думал, я - малютка приведение? А я вот, из плоти и крови. Можешь потрогать.
-Но как?
-Что как?
-Ты же…
-Ты имеешь ввиду наше знакомство? Та грань настолько же реальна, как и эта. Или ты думал, что тот мир принадлежит только тебе?
-Но разве это возможно?
-Привычка, мой друг. Трава, деревья, небо… Посмотри вокруг. Вот настоящие чудеса, но ты к ним привык, поэтому наша встреча там, а потом здесь тебе кажется более невероятной, чем сам факт твоего существования. А реальность, видишь ли, не совсем то, что мы о ней думаем. Реальность это… Чем дальше ты от понимания реальности, тем больше уверенность в том, что ты знаешь, что это такое. Но стоит хоть раз увидеть… Иисусу пришлось придумывать царствие небесное, Будде нирвану. Лао-цзы, когда его взяли за жабры, чтобы он написал Дао Де Дзин пришлось поломать голову, пока на свет не родилась его фраза: ИСТИНУ НЕЛЬЗЯ ВЫСКАЗАТЬ СЛОВАМИ. ВЫСКАЗАННАЯ СЛОВАМИ ИСТИНА СТАНОВИТСЯ ЛОЖЬЮ. Джуань-цзы выбрал стеб. Кто я: мотылек, которому снится, что он Джуань-цзы, или Джуань-цзы, которому снится, что он бабочка? Я тебя наверно притомила?
-Да нет, мне даже интересно. Люблю рассуждающих женщин.
-Женщины намного рассудительней и умней вас.
-Согласен, но рассудительный и рассуждающий далеко не синонимы.
-Давай лучше выпьем.
-Тут, кстати, офигительное вино.
-Ты еще не пробовал коктейль для новичков.
-Не все сразу.
-Габриэль, - обратилась она к бармену, - твой фирменный, пожалуйста.
-Момент.
-Габриэль? Странное имя. И вообще здесь все странное. Такое великолепие в такой дыре.
-Нам не нужно лишнее внимание.
-Кому это нам?
-Скоро узнаешь. Скоро ты все узнаешь. Угощайся.
2
Нелепая, надо заметить, штука - паралич воли. Вроде бы здоровый детина, голова, руки, ноги работают. Все вижу, слышу, соображаю, но пошевелиться не могу. Нет того импульса, заставляющего бежать сигнал по рефлекторной дуге, полное отсутствие побудительных мотивов. Если бы с меня в этот момент начали живьем сдирать шкуру, я бы даже не закричал. Абсолютное однотонное или монотонное, я не филолог, равнодушие. Странно, но они положили меня в ванну, и чахлым ребятам без лиц было страшно неудобно, как неудобно было и Альбине, рыжей бестии, организовавшей это шоу. Ей, бедняжке, пришлось забраться чуть ли не с ногами в раковину, чтобы не мешать процедуре дознания, а в раковине не посидишь, особенно, если она мокрая и холодная, а ты в дорогом вечернем платье. У нее же с волей был полный порядок, да и количества побудительных мотивов хватило бы на нас обоих, но,
увы, максимум, что она могла бебе позволить, это курить сигареты, одну за другой, бросая окурки прямо на пол, чтобы обрушить на них свой гнев и очаровательную ножку в дорогой туфельке.
Ребятки без лиц, вооружившись бритвами, искореняли последние остатки растительности на моем теле. Они не щадили ровным счетом ничего: голова, грудь, живот, гениталии, руки, ноги, лицо… даже в носу и, пардон, в заднице не осталось ни единого волоса. Титанический труд, надо заметить.
Выбрив, они решили меня помыть, но совсем не учли, что сеточка в ванной основательно забилась волосами, а моя голова лежала на дне ванны, а у меня не было ни малейшего желания шевелиться.
-Голову поднимите, идиоты! - опомнилась Альбина.
Люди без лиц все разом кинулись исполнять ее приказание, и у меня появился шанс быть разорванным на части.
-Осторожно, кретины, на ноги его ставьте, на ноги!
Меня поставили на ноги и принялись обмывать из душа. Мне было все равно: стоять, сидеть, лежать. Я готов был сохранять любое положение тела до тех пор, пока оно оставалось устойчивым. Меня вымыли, тщательно вытерли полотенцами и отнесли на кровать, где намазали какой-то гадостью и, подождав минут десять, принялись рассматривать через лупы. Скорее всего, они так ничего и не нашли, по крайней мере, именно это читалось на физиономии Альбины, которая топтала теперь окурки прямо на ковре.
-Ладно, хватит! - приказала она.
Когда человечки застыли, как по команде смирно, Альбина подошла ко мне, пристально посмотрела мне в глаза.
-До встречи, - сказала она и сделала мне укол, после которого я отключился.
Проснулся я в совершенно жутком состоянии. Коктейль для новичков оказался для меня убойной вещью. Мало того, что я отрубился, не успев его даже допить, но и частично вернувшись к жизни, я чувствовал себя наиужаснейшим образом. Давно у меня не было такого похмелья. У меня вообще редко бывает похмелье. Для этого мне надо нарваться либо на очень паленое пойло, либо выпить в несколько раз больше того, что может в меня вместиться. Но чтобы так плохо… Коктейль явно заслуживал гран-при. Обследовав себя внутренним взором, я осознал, что на ближайшее время лишен дара прямохождения. Делать было нечего, и я сполз с кровати на пол, встал на четвереньки и пополз на кухню в тщетной надежде найти в холодильнике дар богов в виде бутылочки пива, остатков вина, или, в крайнем случае, немного спирта, заранее понимая, что эта затея обречена на провал. Как я и думал,
в холодильнике меня ждало одно лишь разочарование, и я так же на четвереньках, пополз в ванную.
Кругоквартирное путешествие на четвереньках навело меня на мысли о теории эволюции. Только вспомнился мне почему-то не Дарвин, с которым, каюсь, знаком был только понаслышке, а товарищ Маркс со своей статьей о том, как труд превратил обезьяну в человека. Я отрегулировал температуру и напор воды и принялся умозрительно спорить с товарищем Марксом. Мое отношение к труду базировалось на одном единственном правиле: НИ ЧТО ТАК НЕ ВРЕДИТ ЗДОРОВЬЮ, КАК РАБОТА. И этот тезис не вызывал у меня никаких сомнений. Исключение составлял, разве, чей-то бескорыстный труд на мое благо, но с подобными исключениями я практически не встречался. Товарищ Маркс настолько трогательно описывает превращение трудолюбивой обезьянки в строителя коммунизма, что временами у читателя появляется желание промокнуть платочком глаза, которые застилают слезы умиления. Но снимем на минуточку
розовые очки. Конечно, может когда-нибудь ученым и удастся найти пару обезьян, которым бы нравился труд как таковой, пути Господни неисповедимы, но еще ни один идиот, любящий труд, не продвинул человечество по пути прогресса, я имею ввиду технического, ни на шаг. Ведь что такое прогресс? Это последовательное изменение окружающей нас действительности, направленное на то, чтобы при меньшей затрате сил получать больший эффект или выход, иными словами, работать поменьше и жрать побольше. Труд всегда был тем злом, в борьбе с которым и возникло человечество, как таковое. Не буду спорить с товарищем Марксом о том, под что были заточены милые обезьяньи лапки, но мышление у них развивалось благодаря отвращению к любого рода труду. Именно отвращение к труду заставило бедных тварей встать на путь усовершенствования орудий труда, что и привело к таким печальным последствиям, как развитие цивилизации.
Духовное же развитие человека и труд вообще несовместимы. Доказательством тому могут служить биографии Иисуса, Будды, Махавиры, и многих других. Только послав подальше труд (включая и труд императора), эти люди смогли стать теми, кем они стали…
Рассуждения и приятная, теплая вода вдохновили меня на мытье головы. Не открывая глаз, я нашел шампунь, выдавил на руку хозяйскую порцию… Я мгновенно протрезвел. Твою мать, я был лысым, совершенно лысым! Черт! Меня действительно побрили, а потом долго досматривали на предмет неведомых мне предметов! Я пулей выскочил из ванной, что и спасло мне жизнь. У меня был новый, нежданный гость. Небольшого роста худощавый мужичок с острым неприятным лицом подкрадывался к ванной с очень странной формы ножом в руке. Мое экспрессивное появление заставило его растеряться, я же получил шанс. В меня словно вселился бес. Я никогда раньше не отличался бойцовским характером, да и драться мне приходилось несколько раз еще в школе. Этого же потрошителя я отделал с большим удовольствием, и готов был уже проломить ему череп, но он предпочел выпрыгнуть в окно. После схватки
я почувствовал неимоверную усталость, и с большим трудом дополз до кровати, благо, в процессе спаринга мы перебрались в спальню.
3
-Браво, браво, браво! - Альбина была злой. Альбина была очень злой, такой злой я ее еще ни разу не видел, - как ты умудряешься все портить? Вместо того чтобы успокоить этого идиота ритуальным ножом, ты выбрасываешь его в окно. Гениально! И почему только Малкольм выбрал тебя? Ума не приложу!
Альбина нервно курила, сидя с ногами в кресле. Она так и появилась: в кресле и с сигаретой в углу рта, как принято у латиносов, вынырнула черт знает откуда, и теперь зло язвила, давясь бессильной злобой. Я же лежал на кровати, все еще не имея сил ни удивляться, ни спорить, ни даже послать ее ко всем чертям вместе с ее Малкольмом, дурацкой привычкой курить у меня дома, ее злобой и желанием, чтобы я кого-то там убивал ритуальными ножами, и вообще вставал и что-то делал. Единственное, чего я хотел - это покоя, нормального человеческого покоя, пусть даже слегка скучного покоя, но покоя, чтобы не было ни Альбины, ни прочих паранормальных психов, которых в последнее время поразвилось уж очень много, по крайней мере, для меня.
-Совсем хреново? - уже участливо спросила она.
Я ничего не ответил.
Альбина выругалась, встала с кресла, и, порывшись в карманах, достала пузырек с маленькими прозрачными пилюлями.
-Держи, - она протянула мне две пилюли.
Я никак не отреагировал. Тогда она подошла ко мне и положила пилюли мне в рот. Они были совершенно без вкуса, разве что от соседства с рукой Альбины приобрели легкий привкус табачного перегара. Пилюли таяли у меня во рту, и моя усталость сменялась глубоким покоем. Я начал проваливаться в сон, проваливаться в мягкий серый туман, бездонный серый туман, который затягивал все дальше в бездну. Туман проникал в меня, растворял в себе, разъедал, мое тело, мысли, чувства. Я превращался в туман, в вечный ватный туман без времени и пространства, без прошлого и будущего, без…
Я резко вынырнул из тумана. Действие пилюль изменилось на противоположное. Во мне кипел адреналин, голова немного кружилась, воздух стал как бы прозрачней, а все вокруг ярче и светлее, как после небольшой порции хорошей дури. Я вскочил на ноги, и начал быстро ходить по комнате. Энергия требовала выхода. Попадись мне сейчас этот конь с ножом, я бы его порубил на фарш.
-Одевайся.
Альбина все-таки перестаралась с пилюлями. Мощная нечеловеческая сила, бушующая во мне, мешала мне одеваться. У меня так сильно тряслись руки, что я не мог застегнуть пуговицы.
-Как ты меня достал! - Альбина подошла ко мне и начала торопливо одевать, как маленького ребенка.
-Пошли, - она бросила окурок на пол и раздавила его ногой.
-Тебе лечиться надо, - бросил я ей.
-Не шкурся. Тебе этот ковер больше не понадобится в любом случае, как, собственно, и квартира.
Мы выбежали на улицу, запрыгнули в новенький "БМВ" и, рванув с места, на полном ходу понеслись по городу.
-Хотя, откуда ты мог знать? - говорила Альбина не столько мне, сколько себе, - я же тебе ничего не сказала. Все проверки, сомнения. Я и сейчас не уверена, что ты это он. Но они-то уверены. Они на все сто уверены, и уже начали действовать. Партия началась, теперь уже все. Хотя, с другой стороны, этот инстинкт должен быть у тебя в крови, ты сам должен был все сделать правильно…
-Отличный монолог, только давай начнем с первой главы, - меня немного отпустило, ровно настолько, что я смог говорить.
-Ты что-то сказал?
-Кто этот тип? Почему он хотел меня убить, и почему я должен его убивать?
-Фильм Горец видел?
-Ну?
-Такая же фигня. Если, конечно, ты тот, о ком мы думаем.
-А если нет?
-Тогда тебе крупно не повезло. Потому что все думают, что ты - это он.
-А он, то есть я - это кто?
-Потом, потом сам узнаешь. Сейчас тебе все равно не понять. Сейчас, главное, не опоздать.
-Куда?
-В больницу. К твоему другу с ответным визитом. Такой шанс нельзя упустить.
-Ты хочешь…
-А какого по-твоему хрена?!
-Но я…
-Заткнись, и делай, что тебе говорят, иначе умрешь.
Что-то человеческое, несмотря на пилюли, во мне все-таки осталось. Я не хотел, не мог вот так просто зайти к человеку в палату и убить его, зарезать собственными руками, да еще следуя какому-то ритуалу.
Мы, не сбавляя скорость, ворвались на территорию больницы, чуть не сбили дедушку в старой больничной пижаме, который даже возмутиться не успел, и, визжа тормозами, остановились у входа в один из корпусов рядом с двумя дорогими машинами.
-Вот б…! Опоздали.
Альбина закурила сигарету.
-Смотри внимательно, - Альбина указала мне на людей, выходящих из больницы, - они не опоздали. Они никуда, мать их, не опаздывают. Смотри, видишь его? Теперь он сильнее тебя на один выигранный ход.
4
-Спишь, зараза? Подъем! - прокричала Альбина прямо мне в ухо.
-Что за сержантские замашки?
-Вставай, быстро, на этот раз мы должны успеть.
-Куда?
-Ты всегда такой тупой или только спросонья?
-Только когда ты слишком острая и шумная.
-Одевайся.
-Сейчас, дай умыться.
-Некогда.
-Что за спешка?
-Последний баран. Пошли.
-Какой баран? - спросил я, уворачиваясь от тапочка, - я готов.
Мы бегом спустились вниз, лифт, как всегда, не работал, и, забравшись в "БМВ" рванули с места, как на старте "Формулы 1".
-Куда сейчас?
-В клуб.
-Все дороги ведут в клуб.
-Все дороги ведут через клуб.
-Тогда мчи. За скорость отдельная плата.
Я Начал входить в раж. Не то, чтобы я был авантюристом, скорее наоборот. Я вел слишком тихую размеренную жизнь и даже в карты не играл на деньги. Никогда. Я не умел блефовать, не умел идти на не просчитанный риск, даже спорил только когда был уверен в своей правоте. Тихий домашний засранец. Альбина перевернула вверх тормашками не только мою жизнь, но, казалось, и самого меня. Я вошел во вкус. Альбина была рыжей бестией самой высшей пробы. Она восхищала, злила, доставала, раздражала, вызывала желание оторвать ей голову и одновременно молиться на нее. Я постоянно находился в состоянии адреналинового шока, постоянно был готов, как юный пионер, вскакивать, мчаться, убегать, принимать бой. Я забросил квартиру, перестал следить за чистотой и порядком, тем более что Альбина бросала окурки исключительно на пол. Эта дрянота издевалась надо мной, смеялась над моей
попыткой иметь нормальный дом, нормальный быт, вести нормальный образ жизни. Она возникала прямо из воздуха, бросала окурок на пол и устраивала мне очередную встряску, после которой, если я был хорошим мальчиком, и делал все, как надо, у нас была волшебная безумная любовь.
Теперь я понимаю, как хорошие, работящие мужики, прекрасные мужья и отцы в миг бросают своих замечательных жен: прекрасных хозяек и матерей, и уходят к ветреным, не сказать грубее, женщинам, сохнут по ним, оббивают пороги, мирятся с тем, что они не одни, что дома часто и поесть нечего, не говоря уже о порядке и стираных рубашках. И дело тут совсем не в колдовстве, а в тонусе, в состоянии боевой готовности, в буйном не ограниченном никакими приличиями сексе, в постоянной шаткости, зыбкости собственного положения, которое теперь зависит от каприза ветреной сучки. Такого мужика можно сравнить с человеком, всю жизнь питавшимся пресной отварной говядиной, который волею случая оказался за шикарным столом с невообразимыми деликатесами. Он один на один с этим великолепием, он узурпатор, вор, а хозяева могут прийти в любую минуту. Он любит жену, любит детей, любит
порядок, но после дневных хлопот жена отворачивается к стене или отдает ему свое сонное мечтающее о покое тело, тогда как там…
-Ты готов? - спросила меня Альбина, когда мы подъехали к маленькому полузачуханому детскому дому для детей инвалидов.
-Не знаю, - честно признался я.
-Ты должен это сделать. У твоих конкурентов уже по одному зачету и школа, у тебя же интеллигентские нравственные терзания.
-Не всех же плющит убивать.
-Я тебе помогу.
-Зарежешь его вместо меня?
-Вместо тебя его может зарезать только конкурент, тогда ты точно станешь следующим.
-Кто он?
-Овощ. Абсолютный баклажан. Он даже двигаться не умеет.
-Зачем таких вообще оставляют?
-Гуманность. Человеческая жизнь считается самым большим благом, и никто не вправе… Короче, гуманность требует, чтобы ты страдал до конца.
-Нам не помешают?
-Можешь хоть на голове ходить.
-А персонал, охрана?
-Мы уже позаботились.
-Как? - неприятный холодок пробежал по моей спине.
-Не волнуйся. Они спят. Никто никого не убивал. Мы не мясники.
-Пойдем.
Мы вошли в тусклый скверно пахнущий убогий вестибюль, покрашенный в тоскливый зеленый цвет, прошли по узкому коридору с облупившимися стенами и вытертым линолеумом на неровном полу и вошли в мрачную большую палату, где, словно овощи на грядке, лежали в кроватках особо тяжелые инвалиды детства.
-Вот он, - Альбина остановилась возле кроватки с карапузом лет пяти. У него была неестественно огромная, перекореженная голова со следами от щипцов и лишенное какого-либо выражения лицо.
-Ты знаешь, я… - мне стало дурно, - что я сейчас…
-Повторяй за мной.
Альбина тихо запела заклинание.
-Я не понимаю ни слова.
-Подпевай хотя бы мотив и больше не перебивай.
Сначала я грубо фальшивил. Я вообще не отличаюсь музыкальным слухом. Затем сначала мелодия, а затем и слова вошли прямо в мою душу, и я запел, вернее, песня сама полилась из моей груди. Я знал, я всегда знал эту прамолитву, еще с сотворения Мира, еще за долго до моего первого появления на свет я уже знал эти слова и этот язык, на котором было слово, и слово было Бог. Молитва рождала во мне дикую необузданную силу, первозданную энергию, волю. С меня спали оковы воспитания, цивилизации, характера, личности. Я освободился от всего искусственного всего наносного, я превратился в самого себя, и, подобно Арджуне, осознавшему, что то, что должно произойти уже произошло, и ничего нельзя изменить, а можно только выполнить свое предназначение, я понял, что надо делать. Я нанес быстрый, короткий удар ножом, принесший ему мгновенную, безболезненную смерть. В тот
же миг ощущение свободы и радости разорвало меня на миллион частей. Я был свободен, абсолютно свободен. Наверно, я что-то кричал, потому что Альбина смотрела на меня широкими от удивления глазами, а дети кричали на разные голоса. Альбина! Я схватил ее на руки, бросил на ближайшую кровать, даже не глянув, был ли там кто из обиженных судьбой младенцев, и принялся торопливо раздевать ее и раздеваться сам, покрывая ее поцелуями. Ветхая детская кровать, изначально не рассчитанная на подобные проявления страсти, рухнула со всех своих чахлых ножек.
5
-Кто он?
-Тебе понравится. Серийный убийца. Ловил маленьких девочек, а дальше по полной программе с выжиганием глаз и прочей мерзостью.
-И как мы его достанем?
-В здании суда.
-Подойду летящей походкой и чинно зарежу.
-Это точно.
-А если серьезно?
-Серьезно. Мы тебя ускорим в несколько раз, так что для всех остальных ты будешь легкой тенью.
-А это сработает?
-Ну, если ты, конечно, не начнешь присягать на библии и толкать речи с трибуны.
-А если я захочу воззвать к народу?
-Давай вставать, сегодня у нас куча дел.
-Кто варит кофе?
-А кто варил вчера?
-Я.
-Пусть это будет нашей доброй традицией.
Я нехотя вылез из-под одеяла.
-Дверь в туалет не забудь закрыть.
-Лежи уже.
В последние несколько недель я чувствовал себя Джеймсом Бондом в тылу врага. С того самого дня, как возле моего подъезда были обнаружены возможные представители конкурирующей фирмы или вражеской разведки, которые могли оказаться простыми алкоголиками или наркоманами, выбравшими мой подъезд, домой мы не возвращались. Мы мотались по конспиративным квартирам, куда приезжали уже поздно ночью для короткого сна после насыщенного магией и полосой препятствий дня. Меня превращали в боевую машину. Я учился стрелять, двигаться, владеть мечом и кинжалом. Меня натаскивали в рукопашном бое, обучали магическим средствам нападения и обороны, но главный упор делался на чистоту сознания и быстроту мышления. Я стал подтянутым, организованным, волевым. Собственно, поэтому я достаточно легко справился с прошлым заданием. Альбина была всегда рядом. Должен сказать, что лучшего
инструктора для меня просто не существовало.
-Просто я знаю твою природу и действую в соответствии с ней, - ответила мне Альбина, когда я сказал ей об этом.
Натаскивание длилось по 15, 16 часов в день, и если бы не наука отдыха, позволяющая действовать с наименьшими затратами сил, я бы, наверное, умер.
Дома нас хватало только на ужин, который к нашему приезду уже стоял на столе, душ и непродолжительные ласки, после которых мы мгновенно проваливались в глубокий сон.
Утром мы наспех завтракали, надевали новую спортивную форму и мчались на следующий полигон, пытаясь поспать еще хоть чуть-чуть в машине, а бригада чистильщиков уничтожала все следы нашего пребывания на квартире зачастую с квартирой вместе, чтобы никто, никакая зараза не могла установить с нами магический мост.
Мы переживали период пряток, когда каждый из участников мистического марафона пытался выиграть время, набраться сил, скрыться и одновременно с этим найти слабое место в обороне противника, чтобы во время удара… Конечно, сражаться должны были только мы, избранные или проклятые, таковы были правила, которые никто не смел нарушить, но никакие правила не говорили, что поединок должен быть честным и на равных для всех условиях.
Наш клан был самым малочисленным, но и самым мобильным. Наша сила была в разведке, которая считалась лучшей среди кланов и быстрой скорости перемещения. Мы были невидимками, неуловимыми для вражеских глаз. Мы меняли машины, дома, одежду, мы уничтожали за собой все следы, позволяющие выследить нас как обычными, так и магическими средствами. Мы не повторялись ни в чем, чтобы никто не мог выявить никакой системы в наших действиях. Но в нашем арсенале хранились и особые способы нападения и защиты, одним из которых и было ускорение, которое из соображений секретности мы решили применить без репетиции.
Нападение на суд было очень рискованной затеей. Мало того, что нам приходилось "светить" секретную технологию, которая после своей презентации будет уже доступна всем и каждому, нам еще предстояло отказаться от всех преимуществ, застыв на достаточно долгое время возле здания суда. К тому же конкуренты могли в любую минуту узнать о столь аппетитной мишени, и в этом случае наш провал вполне мог стать роковым.
На все, про все у нас было чуть менее суток, слишком мало для подготовки и слишком много для провала. Генеральная репетиция проходила ночью, в пустом зале суда, похожем на пустую институтскую аудиторию или показательный красный уголок в образцово-показательном сельском клубе. Утром мы с Альбиной засветились по-настоящему. Мы явились на заседание суда под видом корреспондентов очень лояльной к властям газеты, что позволило сократить формальности до минимума.
Клиент был маленьким, щупленьким и невзрачным. Мозгляк, ничтожество, на которое никто бы не обратил внимание. Он охотно отвечал на вопросы, позировал, и вообще, воспринимал процесс, как свой звездный час. Его мне было совсем не жаль.
-Черт!
-Что-то не так?
-Смотри, - Альбина незаметно кивнула в сторону двух неприятных дамочек в первом ряду, - хуже и быть не могло. Вперед.
И в следующее мгновение звук исчез, стало темнее. Все вокруг застыло, потеряло четкость очертаний, расплылось. Воздух стал похожим на густой кисель, в котором было трудно дышать, трудно двигаться. Идти было еще сложнее, чем в воде. Путь к клетке показался мне долгим, очень долгим, а вредные тетки в первом ряду медленно поворачивались в мою сторону, слишком медленно, чтобы успеть. Женщин бить нельзя, вспомнил я и с о всей силы засветил одной из них кулаком в глаз, а другой ногой в живот. Наверное, я убил их, но тогда мне казалось, что я бью слишком медленно, слишком слабо, но времени на лирические отступления у меня больше не было, и я повернулся к клетке. На мое счастье, клиент, заинтересовавшись чем-то, прильнул лицом к прутьям, и мне не пришлось царапать руки об прутья. Нож легко вошел в его лоб по самую рукоятку, у меня же потемнело в глазах, и…
Я на заднем сиденье автомобиля. Голова на коленях у Альбины. Мы мчимся на полной скорости.
-Что это было?
-Все хорошо, милый, все получилось.
-Я…
-Ты молодчина, милый.
-Что со мной?
-В тебя вошла сила. Его сила.
-Хреновая у него была сила.
-Сила не бывает хреновой.
-А мне бывает. Как с пережора.
-Инородная сила, как инородное тело, вирус. Тебе надо привыкнуть.
-Да? А я уже решил, что вместо силы захватил по ошибке слабость.
-Слабость тоже сила, если уметь ею пользоваться. Женщины веками вьют из мужиков веревки, используя силу слабости. В Мире существует одна единственная сила - умение следовать природе вещей, все остальное слабость. Следуя природе, мы накапливаем силу, следуя вопреки - тратим. На этом принципе и построена магия, а все остальное мелочи, аксессуары или детали. Вопрос в том, как слиться с природой, стать с ней единым целым, раствориться в ней. Вот для чего нам нужен гвоздь. Это принцип, это наши глаза и уши, возможность иметь дело с реальностью, как таковой, тогда как сейчас мы можем иметь дело только с отражениями, рожденными в нашем сознании. Тогда отражение перестанет иметь тот абсолютный смысл, ту власть, которую она имеет над нами… - Альбина нервничала, и ее словесный понос был следствием того напряжения, которое выпало на нашу долю в последнее
время.
Пока что все шло хорошо. Погони вроде бы не было, по крайней мере, видимой или близкой. Осталось теперь замести следы и залечь на дно, чтобы восстановить силы. Несколько дней покоя наедине с Альбиной.
-Чего лыбишься?
-Да так, скоро узнаешь, если все будет хорошо.
-Сплюнь.
Мы заехали в старый заброшенный сарай, где нас ждала другая точно такая же машина с такими же номерными знаками. Она стояла внутри магического круга, и была совершенно чиста.
Прежде чем пересечь круг мы разделись и совершили омовение. Так разрушается непрерывность. В машине нас ждала новая одежда и документы.
Мы выехали прямо сквозь старую ветхую стену сарая, которая рассыпалась, даже не поцарапав кузов автомобиля. Альбина произнесла заклинание, и сарай вспыхнул. Раздался взрыв. Это взлетела на воздух бывшая наша машина, а помогли ей пять бочек с бензином. Мы еще раз поменяли машину, попетляли для приличия по городу и только после этого, приехали на конспиративную квартиру. У нас едва хватило сил доползти до кровати, где мы отключились, не раздеваясь и не снимая ботинок.
ДЗЕН ПОД МАЙОНЕЗОМ
ИЛИ
НЕСОВСЕМЗДРАВЫЕМЫСЛИВСЛУХ
56
Очень часто слой
интеллигентности бывает настолько нежным
и тонким, что даже малого количество
алкоголя достаточно, чтобы его разрушить.
57
58
Куры гриль… Жанна д’Арк… -
ассоциативная цепь.
59
60
Мне
все чаще кажется, что люди не там ищут бога.
Я имею в виду тот образ и подобие, по
которому… и так далее. Такой бог должен
быть простейшим структурным элементом,
комбинации которого и порождают все то
многообразие, которое мы имеем. Кроме того,
этот элемент должен иметь волю,
способность к созданию плана творения и
способностью творить. В качестве примера
подойдет живая клетка – простейшее звено
любого организма. При благоприятных
условиях одна клетка способна породить все
многообразие живых форм.
61
Объявление: Высококвалифицированный мастер плиточник кладет…
62
Идея избранности не так уж и беспочвенна. Взять, например, тех же бабочек. Каждая откладывает сотни (если не больше) яиц. Но только единицы из них выживают и дают потомство. Остальные не более, чем корм для представителей других видов. Принципы, по которым осуществляется этот отбор до сих пор неизвестны (нам бы с механизмами отбора до конца разобраться), поэтому вполне можно предположить, что есть некий критерий избранности. Подобный критерий избранности вполне может существовать и для людей. Но в этом случае избранными являются уже люди, которые дают не биологическое потомство (дети есть практически у всех), а нечто иное, ради чего, собственно, и весь этот сыр-бор с цивилизацией.
63
С другой стороны само понятие ЦЕЛЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ является надуманным и ничем не подтвержденным. Я имею в виду объективную цель, а не те цели. Которые мы ставим перед собой.
64
Семен искренне обижался, когда его называли любителем пива. В душе он считал себя профессионалом.
65
Всегда можно найти бабу страшнее данной.
На сегодня все. Заходите ко мне на сайт.
Или пишите сюда
| http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru |
Отписаться
Убрать рекламу |
| В избранное | ||
