Ну, в общем, в человеке всё-таки живёт инстинкт жизни, который говорит, как
должно и как нет, в отличие от его второй сигнальной системы, в которой
инстинкта нет, а есть только свободное и ничем не ограничиваемое слово. Впрочем,
это, может быть, на моей стороне инстинкт, и этот инстинкт один из множества
человеческих инстинктов, тогда как у других людей, очевидно, совсем другой
инстинкт, совсем обратный тому, который есть у меня.
Я, собственно, удивился, и даже поразился. Хотя и знал. Потому что, знаете
ли, законы пишутся людьми. Не всеми людьми, а теми, которые находятся у власти.
И люди, которые находятся у власти, они, конечно, пишут законы в соответствии со
своим инстинктом. Не станут же они писать законы в противоречии со своим
инстинктом.
Вот видишь, всё и разъяснилось, всё стало на свои места, и возникло
понимание сути дела. Да, конечно, понимание появилось, но что толку от этого
понимания, если оно утверждает то, что противоречит инстинкту. Нет, я всё же
еще вытерпел, еще смолчал, когда Ходорковский вышел из тюрьмы и заявил, что он -
вполне обеспеченный человек для того, чтобы вести даже и жизнь рантье, потому
что на обеспеченную жизнь и в случае существования в качестве рантье он получает
вполне достаточно, чтобы не думать о завтрашнем дне. Да, смолчал, я это
вытерпел с привычным истинно русским терпением "повторяя: суди его бог".
И
вторая была странность: Ходорковский сразу же вылетел из России из страха, что
суд потребует от него денежной компенсации за нанесенные убытки казне, а
отдавать деньги Ходорковский не хочет. Что-то в этом духе. То есть на
Ходорковского еще какое-то дело, но суд пока молчит, но в любой момент может
разродиться этим самым денежным требованием к Ходорковскому. Ну, и Ходорковский,
от греха подальше, вылетел прочь из России. И вообще освобождение Ходорковского
- тёмная история. Это самое помилование Путиным. Мол, Ходорковский написал
Путину челобитную о помиловании, а Путину только и нужно было, чтобы
Ходорковский милости попросил. То есть раньше не просил от сильно большой
гордости, а теперь, значит, запросился, и не то что переступил через свою
гордость, а гордости не стало. Всю его гордость тюрьма съела. Вот и запросился.
А Путину де только этого и надо было, чтобы Ходорковский запросил у него
милости, чтобы унизился перед ним. И вот Ходорковский унизился перед Путиным, и
Путин это унижение его принял как плату за освобождение. И тогда Ходорковский,
как только его освободили, сразу вылетел в Германию, потому что у него поджилки
от страха еще тряслись и он не верил самому себе, что он на свободе, потому что
он еще не почувствовал себя на свободе, в душе он был еще в тюрьме, и, чувствуя
еще себя узником, он и высказался тогда, в Германии, что политикой больше
заниматься не будет, а будет жить на свои денежки тихо-мирно и никого и ничего
трогать не будет. А из Германии он вылетел в Израиль и там, как говорится, среди
своих оклемался, и вот вчера нарисовался на Украине с лекцией о свободе, потому
что о чем же ему теперь и говорить, как не о свободе, потому что где, как не в
тюрьме, лучше всего познаются её сущность и её прелести.
И вот он нарисовался на Украине со своей лекцией. И так как принадлежит к
породе интеллектуалов, то и читал лекцию интеллектуалам где-то там в Украине в
каком-то украинском интеллектуальном заведении, и слушало его три тысячи
человек, собравшихся в зале, а так как больше мест в зале не было, то еще
полторы тысячи человек слушало его где-то там в предбаннике. И было почему
моему инстинкту возмутиться.
Потому что это, т.ск., какая мудрость! И мудрость эта заключается вовсе не в
Ходорковском самом по себе, а в российских законах, а конкретнее, в их нежности
к своим
Представьте себе, что вы в качестве путника ввечеру попросились на
ночевку в рубленую избу в какой-нибудь зачуханной деревушке подмосковья. Хозяева
в белую комнату вас не пустят, да вы на это и не претендуете, а кинут в
предбаннике в избу на сено занюханное одеяло, чему вы несравненно рады, И вот вы
с наслаждением раскидываетесь на своём ложе и немедленно засыпаете. Однако очень
скоро просыпаетесь от нестерпимого жжения, и всю ночь чухаетесь и хлопаете там и
там, а когда приходит рассвет, вы обнаруживаете на своём теле кровавые разводы, а
в пакле, набитой между брёвнами, мириады клопиного племени. Нет, ну, всё-таки,
как видно, кое - кого из клопов вы всё-таки лишили удовольствия попользоваться
вашей кровью, раздавив их. Что касается ходорковских, то тут закон действует
другой. Ходорковского, конечно, можно лишить свободы на какое-то время, но
крови, которую он из вас выпил, его не лишают, а нежно оставляют в качестве его
собственности ради его дальнейшего пропитания. Другими словами, всё, накопленное
ходорковскими "непосильным трудом", ничего из этого у них не пропадает, и, выйдя
из тюрьмы, они остаются такими же богатыми, как до неё. И скажите, разве не
имеет смысла идти на риск оказаться за решеткой, если, пожертвовав какое-то
время тюрьме, после этого оказаться человеком, обеспеченным на всю оставшуюся
жизнь и читать лекции о свободе?! Ведь одно дело, в случае конфискации
имущества, по выходе из тюрьмы всё начинать сначала, и совсем другое дело - быть
обеспеченным и поэтому уважаемым человеком и читать лекции о свободе.
Откуда же такая нежность к клопам? Ответ на удивление прост: а кто законы
пишет? За ответом не нужно далеко ходить. Просто посмотрите на рубиновые пятна
спинок клопов, забивших паклю в щелях между бревнами рубленой деревенской избы
