Если вам хочется прочитать сразу все произведение целиком, можно не дожидаться следующего выпуска рассылки, а зайти на сайт www.fedina.victum.ru. Там опубликованы почти все книги этого автора.
Глава 11
Левое зеркало я приказал завесить. На всякий случай. Эрна растирала мне виски, когда стремительно вошел Лаэрт Отважный, видеть его не хотелось.
- Где ты пропадаешь! - начал он прямо с порога, - есть важные новости. Такие, что не обрадуешься!
- Говори.
- Убери свою ведьму.
- Она никуда не пойдет. Говори, не тяни. Лаэрт посмотрел на Эрну со злостью, а на меня - с презрением.
- Как хочешь. Война окончена, Бриан.
- В каком смысле?
- В таком, что в этот момент Эрих Седьмой и Мемнон Первый подписывают в Семисоре мирный договор. Вчера заезжала Флора, чтобы предупредить, она в свите короля, но тебя где-то черти носят!
Руки Эрны похолодели.
- Условия? - спросил я, тоже холодея до кончиков пальцев.
- Ужасные: Тифон, Лемур и Алонс отходят к Империи.
- Он что, спятил?!
- Почему же? Ему лучше отдать половину страны, чем всю целиком. Он панически тебя боится, Бриан. Завтра же ты получишь приказ о роспуске армии.
Я вспомнил про Бога, я обратился к нему мысленно и сказал, что мы так не договаривались! Я не собирался воевать со своим собственным королем, а наоборот рассчитывал на его поддержку!
Лаэрт ждал, что я скажу. Ему не нужен был мир, ему нужен был Алонс. Пока это был мой человек.
- Надо знать настроение в войсках, - сказал я, - сейчас же соберем всех командиров.
Я вполне отдавал себе отчет, что регулярные части король отзовет, и рассчитывать я могу только на народное ополчение, которого он так боится, да на пару взбунтовавшихся герцогов и баронов. Оставалось решить, хватит ли сил. Сил, как всегда, не хватало, даже учитывая, что у нас будет постоянный приток людей из освобожденных районов. К такому выводу пришли и я, и все мои командиры, кроме вспыльчивого Кастора Железная Лапа, который и мысли не допускал, что нас разобьют, но это не от большого
ума, а от самомнения.
Мы сидели за длинным столом и напряженно молчали. И уже давно пришел вечер, и чуда ждать было неоткуда, и все всё понимали, но кроме здравого смысла была еще Лесовия, наша многострадальная Лесовия, которую хотели разорвать на две части, была еще ненависть к нашему «щедрому» королю, и была гордость, задетая и неуемная, и когда гонец от Эриха вручил мне приказ о роспуске войска, я просто порвал его и бросил на стол. Руки мои тряслись от ярости.
- Для нас война еще не окончена! Так и передай своему королю!
Ночью ударил мороз. Дорога на Тифон была открыта.
Глава 12
После сражения под Семисором было много пленных, в том числе и именитых, которых можно было бы обменять на своих, что я обычно и делал, но на этот раз не было сил даже взглянуть на них. Я благодарил Бога, что остался жив в этой мясорубке и шатался от усталости. После зверского возбуждения охватила полнейшая апатия.
Я сегодня испугался. Впервые так пронзительно остро испугался смерти! Раньше я дрался бездумно, я ненавидел себя и даже хотел умереть. Теперь у меня появилась цель - выжить в этой войне и отомстить: за Марту, за детей и за свою поломанную жизнь.
Я перестал себя смертельно ненавидеть, и мне впервые захотелось жить. Я вдруг как будто прозрел! Увидел утром могучие ели под охапками снега, чистый ручей, сухой желтый тростник, услышал вдруг великую тишину, вдохнул морозный воздух и понял, несчастный, что жизнь прекрасна, что есть в ней какой-то скрытый смысл, и что теперь я буду цепляться за нее, что бы ни случилось. И чуть не погиб! Я испугался внезапно, неосознанно, рука моя дрогнула, и если б не Клавдий, лежать бы мне сейчас
в снегу окоченелой куклой.
Я никого не хотел видеть, ни с кем - говорить. Мне надо было разобраться в себе. Я пошел к тому ручью, что так потряс меня утром, перед сражением. Это случилось на рассвете, сейчас был закат, ручей всё так же убегал куда-то, но никак не мог убежать. Он был вечный. Вода была прозрачная, торопливая и без конца омывала и без того чистые камни. Я смотрел на воду долго, сидя на сучковатой коряге, а лагерь медленно погружался в сумерки.
«Уйти, убежать отсюда! Пусть воюют, как хотят! Разве мне больше всех надо?» - думал я отчаянно, - «что мне до Лесовии? Не сейчас, так через тысячу лет, ее всё равно кто-нибудь завоюет, ни одно государство не простояло вечно, так стоит ли... Все эти войны, мятежи, перевороты, - это же мышиная возня! А эти громадные ели смотрят на нас свысока и смеются, и ручей смеется!.. Зачем это всё? Зачем?.. Или я просто трус?..»
По мостику из двух досок ко мне шла женщина в черном. Она была как вороново крыло на белом снегу. И, как всегда при ее появлении, что-то екнуло в груди, хотя уже и привык, и верил ей, и не боялся. Она села прямо на снег.
- Что-нибудь случилось, Бриан? Ты не ранен?
Я покачал головой, она смотрела внимательно и хмурилась, скрывать от нее что-то было бесполезно, я и не пытался.
- Я не знаю, что со мной, Эрна. Просто плохо.
- Я вижу. Это пройдет.
Она хотела успокоить меня, но я только разозлился.
- Это не пройдет, - зло проговорил я, глядя ей в иконные глаза, - я не тот, кем ты так гордишься. Я не Бриан! Бриан умер! Самый умный, самый сильный...
- Самый красивый, - докончила она спокойно.
- Он умер, - повторил я, - ты не за того меня принимаешь. Я другой.
- Я знаю. Ты Антоний Скерцци, но разве это что-нибудь меняет?
- Ты и это знаешь?! Нет, я тебя все-таки боюсь, Эрна!
Ветер переменился, потянуло костром: дымом и варевом. Захотелось наконец в тепло, надоел этот снег, и этот ручей, и эта сучковатая коряга. Надоела эта всезнающая ведьма со страшными глазами!
Я хотел встать, но вместо этого сполз к ней на снег, положил ей голову на колени.
- Что со мной, Эрна? Я потерял в себе всякую уверенность. Я слаб.
- Ты просто устал, - говорила она ласково, - это пройдет, я сделаю тебе отвар из трав, ты выпьешь - и всё пройдет. Ничего не бойся, если ты заболеешь, я тебя вылечу, если тебя ранят, я тебя выхожу, если тебя схватят, я тебя спасу...
- А если меня убьют?
- Я воскрешу тебя.
Она сказала это так просто и так уверенно, что я вскочил, чтоб только заглянуть ей в лицо. Нет, она не шутила, лицо ее было спокойным и светлым, и, окончательно потеряв рассудок от этой женщины, я спросил:
- А любить ты меня смогла бы?
Вопрос мой, наверное, был невозможен, потому что на этом светлом лице сначала появилось удивление, а потом смятение. Эрна долго не могла ничего сказать, но я уже понял, что бросил камень в какой-то жуткий застоявшийся омут. Я еще на что-то надеялся.
- Всё, что хочешь, Бриан, только не это.
Со своим смятением она справилась и сказала это твердо.
- Но почему?!
- Не заставляй меня что-то объяснять.
Ни на чем настаивать я не решился, я боялся потерять и то, что есть. Честно говоря, я и сам не представлял, что Эрну можно просто так обнять, взять на руки, пожелать, как земную смертную женщину, у нее и тела-то не было, одни одежды. Дух без плоти. Только почему-то при одной мысли, что эта женщина положит мне руки на плечи, у меня перехватывало дыхание.
Мы вернулись в лагерь. Она ушла готовить отвар, а я отправился взглянуть на пленных.
Пленные вели себя по-разному: кто хранил гордое молчание, кто понуро и отрешенно изображал полное смирение, кто-то задыхался от ненависти, кто-то бросался под ноги с оправданиями и мольбами.
Один молодой офицер в порванной кольчуге взглянул на меня с такой ненавистью, что я не смог пройти мимо. Я его узнал.
- Отведите его ко мне в шатер, - велел я охране, - я допрошу его лично.
Он не упирался, а пошел гордым шагом, высоко неся голову, как и положено сводному брату императора. Больше знакомых я среди пленных не встретил, но и этого было вполне достаточно.
Он грелся у походной печки и жадно пил горячее вино, у него была масса всяких титулов, которых я никогда не мог запомнить, он был слишком знатен, чтобы жениться на моей сестре, но и отказаться от нее он не мог. Так и жили. Он навещал ее два-три раза в году, дарил детям подарки и оставлял имперские деньги, но то было еще до войны.
- Далеко запрятался, - сказал он мне.
И это вместо приветствия.
- Да я не прячусь, - ответил я, - здравствуй, Герман.
Он отвернулся. Я разделся, чуя недоброе, он всё молчал. Я подошел, и он вскочил и вцепился в меня, как дикая кошка.
- Щенок! Ублюдок! Мразь! Я долго тебя искал! А ты, оказывается, вот где! Это что, новая роль? Не наигрался еще, скотина?!
- Пусти, - сказал я, скрипя зубами, - я объясню.
- Что ты объяснишь?! Что ты мне можешь объяснить, пьяная свинья!
- Я не пьян.
- Сейчас-то ты не пьян! Ублюдок… Где мои дети?! Где Марта?! Может, ответишь?! Ничтожество! Жалкий комедиант! Притворщик! Как ты мог до такого докатиться!? Как у тебя рука поднялась, мясник?!
Я терпеливо выслушал весь нескончаемый поток обвинений и проклятий, а когда он вцепился мне в шею, даже закрыл глаза. Я знал, что когда-нибудь это случиться – я встречу человека, который меня в этом обвинит, и мне придется-таки держать ответ. Когда я сам себя казнил, я всегда невольно представлял такого человека и сто раз уже перед ним оправдывался. Я только не предполагал, что это будет Герман.
Кто-то заглянул в шатер, и он отцепился.
- Всё в порядке, Бриан?
- Да. Это мой старый знакомый.
- Что-то он у тебя какой-то шумный!
- Давно не виделись.
Мы снова остались вдвоем. Герман глянул на свои руки, как будто запачкал их, потом опустошенно сел на скамью и уронил голову на грудь.
- Кто тебе сказал? – спросил я хрипло.
- Какая разница! - зыркнул он, - об этом знает весь город.
- Весь? – я сглотнул, - город?!
- Они, конечно, не знают, что ты их великий Бриан! Ты великий притворщик, Батисто! Впрочем, ты всегда любил подурить и помахать мечом. Тут тебе самое и место, душегуб. Но когда-нибудь всё равно всё откроется. Это здесь, на войне ты можешь убивать безнаказанно, а дома, у себя дома…
- Тебя я пока не убил, - я уже начал терять терпение, - или ты дашь мне сказать, или я, черт возьми, это сделаю.
Может только сейчас до него дошло, что мне ничего не стоило еще в поле с ним разобраться и сделать так, чтобы он замолчал навсегда. Он наконец смолк.
Я не думал, что он мне поверит, слишком сильна была его боль и велика его ненависть, он давно жил с этим, он привык к этой мысли, но я всё равно попытался. Я рассказал ему от начала до конца историю с кубком.
В палатке становилось всё холоднее, мы подсели вплотную к походной печке и подбросили в нее щепок. Огонь шумел и потрескивал, там внутри, в этих пылающих углях, было, наверное, очень горячо, но не так, как у меня в груди. Я смотрел на полное сомнений и подозрений лицо Германа и думал, что история моя слишком неправдоподобна, чтобы хоть кто-то мне поверил, и чтобы я смог отмыться от этого позора. Узнать бы только, кто это так жестоко «пошутил» надо мной!
- Слишком поздно я приехал, - сказал мой зять, - я собирался к вам летом, но Мемнон уже готовился к войне и не отпускал меня ни на шаг от себя.
- Поздно, - согласился я, - мы влезли в такие долги, что даже стали продавать наши статуи. Ты же знаешь, какой из меня добытчик!
Он посмотрел презрительно. Он знал.
- Ну, так и продавали бы всякую мелочь! А зачем вы продали Диониса?
- Диониса? С чего ты взял?
- С того, что ваш Дионис стоит у Мемнона в мраморной гостиной.
- Как? – оторопел я, - не может быть! Если только Карлос…
- Карлос никогда в жизни не продал бы семейную реликвию! Он убил бы тебя за это, если бы… если бы не за то.
Я подумал, что какое-то время дом был пуст, и Диониса вполне могли украсть. А вот дяде Карлосу, который меня терпеть не может, ничего уже не объяснишь. Да и какая теперь разница? Родной город для меня закрыт уже навсегда. Если я еще надеялся, что никто ничего толком не знает, и спустя много лет всё забудется, то теперь эти надежды рухнули.
Мы надолго замолчали. Герман смотрел на меня уже без прежней ненависти, но всё равно с великим подозрением.
- И что ты собираешься со мной делать?
- Что? Да ничего. Бери шубу, бери коня и проваливай к своим.
- Спасибо.
- Тебе спасибо, что ты меня предупредил. Скажи только, откуда? Откуда весь город знает, что это я их убил?
- Да видели тебя, - услышал я к своему ужасу, - видели всё своими глазами.
О, Боже!..
- Кто?! Кто мог видеть? Мы были дома, дверь закрыта, калитка далеко!
- Твой друг Креонт, - сказал Герман, - он как раз зашел за тобой.
- Креонт?!
- Он долго молчал, не хотел тебя выдавать. Но на дознании из него вытрясли.
Я вспомнил, что Юнона собиралась в Стеклянный Город, а может, уже поехала. Теперь она, наверно, отошлет мне бусы обратно!
Стемнело. Я проводил Германа за линию постов. Было зябко.
- Если ты не врешь, то мне тебя жаль, - сказал он на прощание.
- Мне тебя тоже, - ответил я, но он уже не слышал.
И я опять долго слонялся по лагерю один. Мы сегодня победили, но уже которую победу я не мог толком отпраздновать! Прежняя жизнь беспрестанно отравляла новую.
Поздно вечером пришла Эрна, принесла отвар. Глаза были тревожные: боялась, видно, что я опять вернусь к тому разговору. Мне уже было не до любви. Я выпил горькую гадость и поставил кружку на стол.
- Что за человека ты отпустил?
- Ты всё должна знать?
- Нет. Но, может быть, ты не знаешь, кто он?
- Я прекрасно знаю, кто он. Это мой родственник.
- Тогда ты родственник самому Мемнону.
Я взял ее за плечи.
- Эрна! Я устал от твоей проницательности! Она повергает меня в трепет. И мне совсем не это от тебя нужно!
- А что же?
- Ты сама знаешь.
- Бриан, я же просила тебя...
Я обнял ее осторожно, не дыша. Мне показалось, что она сама этого хотела, иначе, зачем стояла так близко, смотрела в глаза, покусывала губы?
- Пусти меня, - сказала она как-то растерянно.
И я обнял ее крепче. Тело у нее было. Правда, хрупкое как у подростка, но вполне настоящее, может даже, такое же горячее и потрясающее, как ее руки, и такое же красивое, как ее лицо. Голова закружилась: то ли от выпитой гадости, то ли от Эрны, то ли просто от накопившейся усталости.
- Бриан, пусти меня, я тебя прошу... Ну, зачем?
Я опустил руки.
- Ну, зачем? - повторила она с упреком, - тебе мало моей преданности?
- Извини. Показалось. Раз так, пусть всё остается по-прежнему.
Эрна посмотрела с тоской, кивнула и молча вышла. Отвергнутый полководец, только сегодня выигравший очередное сражение, обреченно сел за стол и откупорил бутылку.
Более подробная информация об авторе - Елене Фединой есть на сайте www.elenafedina.name