Жанр: science fantasy
Оценка (0-10): 8
Ссылка: Мошков
Приблизительный объем чистого текста: 806 + 789 + 900 = 2,5 Мб

"Когда я покупаю дракона, - сказал как-то раз Т'лин, - я не просто смотрю на его когти. Я рассматриваю каждую чешуйку, каждый зуб. Я заглядываю ему в глаза и в уши. Иногда какая-то мелочь может рассказать мне о важном, особенно вместе с другими мелочами, верно? Например, молодой дракон со спиленной уже вьючной пластиной. Но когти у него еще не сточены, а чешуя не стерлась от подпруги - знаешь ли ты, что это означает, о ипостась Астины? Ну конечно же, это означает, что ему до сих пор почти не приходилось работать, верно? Выходит, ему просто везло, да? А возможно, с ним что-то не так. Скажем, дурной характер. Так вот, когда я приезжаю в новый вейл торговать, я не могу просто взять и спросить, какие у них тут цены на драконов, - мне никто не скажет. То есть сказать-то, конечно, скажет, да только соврет. Я во всяком случае, не поверю. Нет, на новом месте я смотрю на все - абсолютно на все! И посмотрев, решаю, сколько здесь должны стоить драконы и что мне выгоднее - покупать или продавать".

Потом он торжествующе улыбнулся и взлохматил свою медную бороду. А она так и не поняла до конца, говорил он серьезно или так, язык чесал.

Когда Элиэль Певица рассказывала новости Т'лину Драконоторговцу, она выкладывала ему все, что могла вспомнить. Он никогда не говорил ей, что слышал об этом раньше или что ему что-то неинтересно. Под конец он выуживал из всего вороха одну-две новости, но Элиэль никогда не знала заранее какие именно. И действительно ли они интересовали его больше, чем другие. Вполне возможно, он просто вел себя как хороший торговец. Если его лицо и меняло выражение, рыжая борода это скрывала.

А потом Элиэль получала вознаграждение. Когда она была младше, наградой служила поездка на драконе, теперь же Т'лин давал ей деньги - порой несколько медяков, а однажды целую джоалийскую серебряную звезду. Иногда - редко - он хвалил ее за хороший рассказ или говорил, что ей стоило обратить больше внимания на то или это.

Постепенно Элиэль научилась замечать То, Что Может Интересовать Т'лина, - она училась запоминать это и раскладывать должным образом в своей голове. Впрочем, актеры вообще отличаются хорошей памятью.

Она набрала в легкие побольше воздуха и начала с наводнения в Мапленде. Потом описала волнения в Лаппине, где погибло шесть человек и сожгли два дома. Потом вспомнила о необычном числе монахов и жрецов на Фандорпасском перевале - всех цветов: белых, красных, синих, желтых, зеленых - и сколько их ждет здесь очереди на мамонта... хотя он, наверное, и сам это заметил. Еще она рассказала про магистрата здесь, в Нарше, - тот умер, и в следующий головадень соберется совет выбирать ему замену. Это напомнило ей...

- Мне сказали, что в городе Жнец!

Снежно-голубая самка оглушительно рыгнула и, повернув голову на длинной шее, с осуждением посмотрела на Элиэль, словно это она, а не дракониха произвела не совсем приличный звук.

- И еще в городе пруд-пруди таргианцев, - гордо закончила свой рассказ девочка. - Я слышала, как они говорят. Они пытались исказить свою речь, но мы - люди театра - хорошо разбираемся в произношении. Два синих монаха приходили на спектакль позавчера, и три хорошо одетые женщины вчера. Я слышала двоих молодых людей у булочника. Один - толстый - нездешний, а другой - местный купец с женой. Я их еще раньше видела. Я подслушала белого жреца на улице. Они все старались говорить с джоалийским произношением, но я точно знаю: они все из Таргии. Ну, откуда-то из Таргдома. - Она чуть-чуть подумала. - Это все.

На протяжении всего рассказа Т'лин только смотрел на нее, неподвижный, как статуя. Должно быть, Элиэль не единственный его информатор в Нарше. Она часто видела, как он разговаривает с людьми, которые никак не могли быть покупателями: с детьми, с нищими, со жрецами. По большей части все они жили здесь; возможно, одна только Элиэль странствовала, как и он сам. Раз или два Т'лин говорил ей об этом. Местные много знают, говорил он, но путешественники, бывающие здесь изредка, лучше видят перемены.

Он молча достал платок и начал протирать чешую сланцевого дракона. Чудище заурчало. Урчание дракона - довольно-таки устрашающий утробный звук, словно мухи жужжат в жестяной коробке.

- Люди умирают каждый день, - сказал Т'лин. - Далеко не всякая внезапная смерть - дело рук Жнеца.

- Но ведь случается все-таки!

- И не все таргианцы шпионы.

- Тогда с какой стати они старались изменить произношение?

Т'лин пожал плечами.

- Из-за чего случились беспорядки в Лаппинвейле?

- Последователи Д'мит'рия Карзона напали на дом, а котором, по их словам, собирались те, кто поклоняется Предвечному. Дом сожгли, и при этом погибло шесть человек. Никто не был наказан. - Это должно заинтересовать Т'лина. Таргианцы обычно строго карают за нарушение законов в землях, которыми правят. Правда, сам Таргленд, говорят, то еще гнездо смутьянов.

- В Лаппине есть храм Зоана, бога истины, ипостаси Висека, Предвечного, главного божества, - сказал Т'лин, немного помолчав. - Тогда зачем белым понадобилось молиться ему в доме, а не в храме? И какое до этого дело последователям Карзона?

- Так я слышала.

Он задумчиво почесал бороду.

- Ты уверена, что они поклонялись Прародителю? Повтори именно те слова, что ты слышала.

Интересно, до сих пор Т'лин Драконоторговец никогда не признавался, что рассказанное Элиэль - для него новость. Это взволновало ее, и она прикинула, сколько он ей заплатит на этот раз. Девочка зажмурилась, изо всех сил напрягая память. Потом снова посмотрела на него.

Пациентов будили в шесть утра. К началу утреннего обхода они должны были быть умыты и накормлены, а их постели - заправлены. Бриться в кровати - уже достаточно противно, а все остальное - еще хуже, и ужаснее всего - судно.

Сиделка хотела сделать Эдварду еще укол, но он отказался, предпочитая терпеть боль, зато не иметь вместо мозгов жидкую овсянку.

По-своему ее можно было назвать симпатичной: круглолицая, с выговором центральных графств, хотя и с довольно бесцеремонными манерами. Она сообщила ему только то, что с ним произошел несчастный случай и что доктор Стенфорд все объяснит. Он начал припоминать свои сны, свои воспоминания во сне - так сказать, воспоминания о воспоминаниях. Где-то там среди них мелькал Волынка.

Он лежал в больнице, в Грейфрайерз. И все еще не мог вспомнить, что же произошло после того ужасного обеда, когда у него не было вечернего костюма. После обеда... нет, ничего, один туман. И кошмары.

Он беспокоился насчет Волынки. Он спросил о нем, о Тимоти Боджли.

- В больнице нет никого с такой фамилией, - ответила сиделка, а потом повторила, что доктор Стенфорд все объяснит. Странно - сиделка так уверена в том, что у них в больнице нет никого с такой фамилией. А ведь она даже не проверила! Она сказала, что сейчас понедельник и что посетителей будут пускать с двух до четырех. - У вас под этой повязкой неплохая коллекция швов, - добавила она, сменив тему (несколько неуклюже, надо признать), - но волосы скроют почти все шрамы.

- Вы хотите сказать, это не испортит моей смазливой физиономии? - шутливо спросил Эдвард и был прямо-таки потрясен, когда она покраснела.

Он удивился сам себе, уничтожив на завтрак яичницу с беконом. Чай остыл, но Эдвард выпил и его. Он лежал в отдельной палате, и это ему не нравилось. У него была сломана нога - плохой перелом, - и это нравилось ему еще меньше. Со сломанной ногой его не возьмут в армию, так что он может прохлопать войну. Никто не сомневался в том, что все закончится к Рождеству.

Он попросил газету, чтобы узнать, что творится с кризисом, и сиделка сказала, что с этим тоже надо обращаться к доктору. После этого его довольно надолго оставили в покое. В конце концов в палату вошел сухой седеющий человек в белом халате и с папкой в руках. Из кармана халата торчал стетоскоп. За ним неотрывно следовала старшая сиделка в накрахмаленном халате, монументальная, как "Моисей" Микеланджело.

- Доктор Стенфорд, мистер Экзетер, - объявила она.

- Ну и как мы себя чувствуем? - Доктор оторвался от папки и смерил его оценивающим взглядом.

- Не так плохо, сэр. Но есть вещи, которые меня беспокоят.

Врач нахмурился:

- С чего это вы отказываетесь от укола?

- Ну... не так уж сильно болит, - соврал Эдвард.

- Не болит? А с чего это вы губу прикусываете, а, молодой человек? Ладно, ваше дело.

Несколько вопросов прояснили, что единственной настоящей проблемой являлась нога. Разноцветные куски пластыря, обнаруженные Эдвардом на бедрах и руках, были немилосердно содраны. Осмотр, прослушивание, холодные пальцы на запястье, еще более холодный стетоскоп на груди...

Доктор сменил повязку на голове Эдварда.

- Восемнадцать швов, - восхищенно сообщил доктор. - Но большая часть шрамов не будет видна, если только вы не захотите носить прусский ежик. - Он записал что-то в своих бумагах и протянул папку сиделке. - Заполните все анкеты, пока он в сознании, ладно?

Стенфорд сунул руки в карманы халата.

- У вас плохой перелом ноги, Экзетер; уверен, вы и сами это поняли. Через день или два мы снимем шины и посмотрим, можно ли накладывать гипс. Зависит от того, спадет ли опухоль. Мы могли бы отвезти вас в карете "скорой помощи" на рентген, но, надеюсь, этого не потребуется. Вы здоровый, крепкий парень; все это заживет, не оставив следа. Через год вы и думать об этом забудете. На первое время вам, конечно, придется ограничить нагрузки.

- Как скоро я смогу записаться добровольцем?

Доктор пожал плечами:

- Месяца через три.

- Могу я попросить газету?

- Если будете читать понемножку. Что-нибудь еще?

- Мне хотелось бы знать, как я попал сюда.

- Ага! Что вы можете вспомнить?

- Очень немного, сэр. Грейфрайерз-Грейндж? Волын... Тимоти?

Взгляд врача сказал ему все еще до того, как он произнес это вслух:

- Ему повезло меньше, чем вам.

Яичница с беконом подступила к горлу и осталась там. Эдвард несколько раз с трудом сглотнул и только потом выдавил из себя:

- Как?

- Он убит.

- Убит? Но кем?

- Пока неизвестно. Вы в состоянии ответить на несколько вопросов полиции?

- Постараюсь. Я слишком мало...

В палату вошел крупный, крепко сбитый мужчина. Наверное, он все это время ждал за дверью. Одеждой он напоминал банкира, но на лбу у него было написано "Роберто". Судя по внешности, он вполне мог играть защитника в регбийной команде высшей лиги. Провести мяч мимо него, должно быть, не легче, чем купаться в водопаде Виктория. Кончики его усов загибались вверх, как рога капского буйвола.

- Пять минут, не больше, - предупредил доктор.

Полицейский кивнул, даже не посмотрев на него. Врач вышел. Сиделка проводила его до дверей, но всем своим видом говорила, что будет поблизости.

- Инспектор Лизердейл, мистер Экзетер. - Он придвинул стул ближе. - Это не официальный допрос. Вы не обязаны рассказывать мне что-либо. Но я был бы рад услышать все, что вы можете вспомнить о событиях, которые повлекли за собой ваши... гм... травмы.

Эдвард рассказал все что мог, почти не сводя взгляда с волос, зачесанных инспектором на лысеющую макушку. Впрочем, воспоминания его были настолько отрывочными, что, как ему показалось, он должен был произвести впечатление полнейшего дебила.

- В основном все, сэр. Э-э...

- Не спешите. Даже самые нечеткие впечатления могут помочь нам.

- Оладьи?.. Оладьи и клубничное варенье на кухонном столе.

- Почему оладьи? В вашем-то возрасте? Почему не шерри?

Эдвард расплылся было в улыбке, но потом вспомнил Волынку.

- Мы пробовали это года три назад и напились до свинского состояния. Это просто традиция, только и всего. - Волынка... никогда больше!

- Можете вспомнить еще что-нибудь?

- Женщина с длинными вьющимися волосами.

Лицо сыщика оставалось неподвижным, как у каменной химеры.

- Цвет волос?

- Темно-каштановые, кажется. Они свисали кольцами, как у цыганки. Очень бледное лицо.

- Где вы ее увидели? Что она делала?

Эдвард тряхнул головой - насколько это возможно, лежа на подушке.

- Визжала, кажется. Или кричала.