Почти не может быть, ведь ты была всегда:
В тени блаженных лип, в блокаде и больнице,
В тюремной камере и там, где злые птицы,
И травы пышные, и страшная вода.
О, как менялось всё, но ты была всегда,
И мнится, что души отъяли половину,
Ту, что была тобой, – в ней знала я причину
Чего-то главного. И всё забыла вдруг…
Но звонкий голос твой зовёт меня оттуда
И просит не грустить и смерти ждать, как чуда.
Ну что ж! попробую.
Ещё до наступленья темноты,
Ещё покуда ты не стала тенью,
Я знала, что неизгладима ты,
И видела незримое свеченье.
И говорила лишь одно: ты е с т ь.
И вот теперь над бедною могилой,
Где этот свод неразделённый весь
Повис, скажи: я правду говорила?
II
Скажи во мне. Теперь – не ты и я,
Не мы и вы, теперь совсем иное:
До той поры жива душа моя,
Пока тебя не разделить со мною.
Пока сама я говорю в тебе.
Не за тебя. (О, Господи избави!
Лишь только по архангельской трубе
Твои уста раскрыться будут вправе).
Не за тебя, а там в тебе, внутри.
Ведь мы теперь – пространство друг для друга
И можем жить лишь только среди круга,
Связавшего обеих… Говори…