Дай нам, пустынник, дубовые чаши и кружки,
Утварь, которую режешь ты сам на досуге;
Ставь перед нами из глины кувшины простые
С влагой студёной, почерпнутой в полдень палящий
В этом ручье, что так звонко меж камнями льётся,
В мраке прохладном, под сенью дуплистыя липы!
Вкусим, усталые, сочных плодов и кореньев;
Вспомним, как в первые веки отшельники жили,
Тело своё изнуряя постом и молитвой;
И, в размышлениях строгих и важных,
Шутку порой перекинем мирскую.
Оголённое слово костры поджигало,
Пахло плотью, сожженной в безумии сладком,
Так хотела сбежать – никуда не сбежала:
И сама к той меже я шагнула украдкой.
Протопопы, расстриги, родные безумцы
Полыхали, как свечи, толпу поджигая,
Не хотела смотреть – не смогла отвернуться,
Как в огне ликовала Россия живая.
«Мне дано! Я небесные тайны вещаю», –
Тёмным жаром уста раскалённые полны…
Не хочу обещать, но уже обещаю:
Всё, что скажет – запомню.