Интересно почти 4 утра это уже утро или все ж таки ночь...
как говорит Задорнов: "У "наших", когда проснулся тогда и утро ;)..."
В общем-то, последние полгода у меня было именно так... если ложишься в 8 утра, а встаешь в 12, то
в 8 еще ночь, а в 12 "доброе утро" ;)... К чему я это все?.. а кто меня знает, так подумалось ;)
А на улице днем постепенно все ярче и ярче начинает светить солнышко,
тепло и радостно, вот только лужи огромные кругом... Идешь по одной и ощущаешь себя великаном,
перемахнувшим реку, а доходишь до других и начинаешь понимать, что не все в жизни так уж однозначно ;)...
Постоишь, посмотришь, пойдешь, куда-то уткнешься и понимаешь, что есть два пути: либо плюнуть и увязнуть
по уши в этом болоте грязи, либо послушаться ту самую маленькую леди, которая из глубин души почти кричит:
"ну и куда ты дубина поперлась...". Одним словом пока дойдешь до дома, не хочется быть не великаном, не пароходиком,
ни кем-то еще, остается только одно желание - трансформироваться по необходимости в самолетик ;)
Ну ничего, скоро все высохнет и мы с вами снова станем просто пешеходами ;)
Теплых вам весенних лучиков ;)
Петербургу
1.
Знаешь, порою такое пристанет -
Словно оставил единственный друг.
Хочется мне не распахнутых ставен -
Черных решеток твоих, Петербург.
Мне твоя сырость - лишь влага на очи.
Мне ж осторожность - как шаг по рублю.
Я одинаково белые ночи
С серо-гранитными днями люблю.
И приезжаю к тебе: без билета,
Зайцем прокравшись в казенный плацкарт,
Чтобы молчать твоим сфинксам в жилетку,
Как над фатальным раскладом из карт.
2.
Наплевав на скоростное движение
И на то, что я мешаю кому-то,
Философию дырявой мишени
Уясняю для себя же, попутно.
У московских здесь глаза лживы,-
Экскурсанты ради чувств долга...
Твои каменные львы - живы!
Просто - это способ жить долго.
Зашвырну свою тоску в Финский,
Двухрублевою - чтоб дважды вернуться.
На прощанье помашу сфинксам,
Может быть, они улыбнутся...
3.
Не суждено быть твоей горожанкой.
Ты - только вдох, редкий счастья глоток.
Мой Петербург, я - твоя прихожанка,
Снявшая в странном смятении платок.
Сыплю по Невскому хлебные крошки,
Льюсь с коллонады на кубики крыш.
Взорванный пласт меж грядущим и прошлым,
Ты - одновременно видишь и спишь.
Вспоены адмиралтейским игольем,
Мы навсегда остаемся вдвоем.
Знай, я живу твоей светлою болью.
Знай, я ношу её в сердце своем.
Проще
Время, что ли, такое - не верю в тепло открыток
И совсем не ценю даже то, что сама добыла.
Так легко могу быть и занудливой, и открытой,
только чувствую: всё это, всё это, в сущности, было -
и со мной в том числе. А порою и неоднократно...
Повторяемость линий и лиц, и сюжетов, и жестов
С неизбежностью сводит с ума и приводит обратно,
Заменив мое сердце на кукиш из сдобного теста.
Всё, казалось бы, просто: лепи себе всякие были,
и потом ими будь - до поры, или - просто покуда
размываются грани между "будем" "живем" и "жили"...
Не могу. Не хочу. Или, может быть, проще: не буду.
Не привыкнешь никак...
Не привыкнешь никак, что тебя не любят,
Что в других ладонях сплетенье судеб,
Что чужим глазам говорят - любимый!,
Что в иных объятиях тратят силы...
Ты жалеешь себя - позой, прозой, песней.
Я пытаюсь жить - не с тобой, не вместе,
Просто рядом сижу - и люблю, пожалуй.
Ты согласен - мне в сердце вонзая жало.
Из меня берешь, отдавая снегом.
И я, не дыша, в бесконечном беге,
Повторяю: люби меня, пока можешь,
До икоты, до судороги, до дрожи...
====================
Ольга Арефьева
====================
Любимых и родных не выбирают...
Сморкаясь в штору, отставлял мизинчик...
О, не грусти так вслух - стучат соседи в стенку!
В общении нуждаюсь. Но не с вами.
Ты йогу тут не путай с камасутрой!
Он даже сушки ест ножом и вилкой!
Готов на всё? Так вынеси же мусор!
Ты что, отдался ей из мазохизма?
Ешь мясо! Или живность зря сгубили?
Вы каждый раз по-новому банальны.
Вам всем бы памятник! А то вас не упомнишь...
Он испугался мыслей с непривычки.
Ручная - а кусается за ногу!
Хотел отдаться, но её не добудился.
Был счастлив дважды - в свадьбе и в разводе.
Борьба за мир и секс за непорочность.
Нормальность в этом мире неуместна.
В безвременье и безнадежность канул,
А мне таким сверкающим казался!
Зачем ты сбросил крылья, падший ангел,
Отрёкся, отрешился, отказался!
В полёте, озарившись ярким светом,
Прозрачности не выдержал и дрогнул,
Отвергнув всё святое в мире этом,
Всё лучшее в душе своей отторгнул,
Зачем, зачем - шепчу тебе нелепо -
Опомнись, отзовись, начни сначала,
Но ты твердил: - Когда я падал с неба,
Где ты была и почему молчала?!
Где ты была? - и, подавляя слёзы,
Сжимая кулаки в тоске безвольной:
- Когда я убивал мечты и грёзы,
Лишь небо знает, как мне было больно!
От ран, что на спине остались шрамы,
А рана в сердце вечно кровоточит,
Я предал заклинания и храмы
Во тьме молчанья под покровом ночи,
Я срезал крылья и они упали
В кровавый снег, где их оплакал ветер,
Когда ко мне пришли и всё забрали,
Что я любил когда-либо на свете.
Я сделался как смерть непримиримым,
Ослепшим, онемевшим, одичавшим,
Озлобленным, отчаянием гонимым
И безвозвратно Светлый Путь предавшим.
Я знал всегда, что это всё случится,
Что это будет поздно или рано.
А ты пришла, чтоб за меня молиться,
Но этим лишь мою тревожишь рану.
Бескрылая, поверженная птица,
Я в этом небе ничего не значу,
Мне никогда назад не возвратиться,
Ты видишь, видишь, я устал, я плачу!
А под конец шепнул: - Иди, родная,
Прости, я знаю, как тебя обидел,
Но умереть хочу, и умирая,
Я не хочу, чтоб кто-то это видел.
Иди, пока твои крыла с тобою,
Неси в душе покорность и смиренье,
А над моей истерзанной душою
Прочти в ночи молитву погребенья.
Боль полоснула горло, словно бритва.
Душа от боли сделалась немая,
И я молилась, и мою молитву
Ночь слушала, моим слезам внимая,
И чтоб мою облегчить безнадежность,
Пушистый снег мне на ресницы падал,
И вторил мне, отчаянно и нежно:
"Зачем ты сбросил крылья, падший ангел!"
