Жил-был Пускай. «Это как так? — скажут люди.— Разве имя такое, Пускай, сыщется?» А вот поди ж ты, жил все-таки на селе, в белорусской земле, парень такой, Пускай. Парень как парень — ладный, складный, силой не обделен, собой хорош, да ленив, нерадив. От работы за отцовскую спину прятаться мастер, от заботы, знает,— хлопотливые руки материнские его избавят. Бывало, скажет ему старый дед: — Ты бы дровишек наколол. Печь
топить нечем. А он в ответ: — Ну и пускай нечем! А сам знает — отец наколет. Бабка просит: — Ты бы сходил до колодца. Воды нет. — Ну и пускай нет! Известно — мать сходит, воды принесет. Отец говорит: — У хаты крыша течет. Ты бы залатал, починил. — Ну и пускай течет! Мать говорит: — Не видишь, что ли, куры в огород повадились, лазят — плетень заделать надо. — Ну и пускай лазят! «Сами, мол, сделаете!» Вот откуда такое не имя — прозвище Пускай — взялось.
Парня-то по-настоящему иначе — Кузьмой — звали. Выходит, это он сам себя переименовал. А было-случилось вот как. Проходил той сторонкой солдат, служивый значит. Постучался в дом, где Пускай жил,— воды напиться попросил. Ну, Пускай-то сам на травке, под яблоней полеживал, в небо посматривал, а в доме его родители оставались. Вот и разговорились с солдатом. То да се, так и до беды своей, до Пуская, добрались: парень молодой, ленивый, неисправимый. Выслушал их солдат и говорит: — Ну, это дело простое.
Такого положения нету, чтобы выход не найти. Только умом раскинуть надо. А дед Пуская просит: — Помоги, служивый! Присоветуй! И отец Пуская просит: — Помоги. Солдат и говорит: — Ладно. Задача невелика. Как я скажу, так и исполняй. Сказал солдат, как сделать надо, как поступить уговорились. И на том условились. Солдат-то ушел, а отец Пуская — в сад, к яблоньке. — Кузьма, а Кузьма! Пошли в лес, нам лыко нужно! А Кузьма лежит, полеживает: — Пускай,— говорит,— нужно! «Мол,
сам пойдешь!» Отец опять говорит: — Мы лапти сплетем. Ходить-то не в чем! А сын отвечает: — Ну и пускай не в чем! Тогда отец и говорит ленивому сыну: — Ну ладно, давай так: в лес пойдем, я буду лыко драть, а ты там полежишь — все здоровее, под деревцами, в самой тени, да на мягком мху. А я тебе за то ягодок еще насобираю! Пошли они в лес. Пускай сразу завалился, приказывает: — Как обещал, давай ягодки! Да покрупнее! Только отец за деревьями скрылся — будто ягодки искать,
а служивый, то есть солдат,— тут как тут. Подкрался неслышно, схватил Кузьму, скрутил ему руки и говорит: — Сегодня парко, а будет жарко. Вся деревня за делом ушла: кто по грибы, кто по ягоды. Кто в поле, кто в лесу лыко дерет, один ты, парень, бездельничаешь, лодырничаешь! — Ну и пускай лодырничаю! — отвечает Кузьма.— Тебе-то что? — А то,— говорит солдат,— что всяк свою службу исполняет, и стар, и мал, один ты гуляешь! Ручками своими и не пошевелишь! — Ну и пускай исполняют! — говорит Кузьма.—
Пускай я гуляю! Тут солдат совсем рассердился. — Ах так! — говорит.— Ну, тогда я тебе помогу: чтоб ты лучше видел, как люди работают, пока ты бездельничаешь, куражишься. Взял веревку да и привязал Кузьму к дереву. — Теперь твои рученьки отдохнут, а глаза полюбуются! — сказал.— А если кто придет, и ты на меня жаловаться начнешь, так и скажи прямо, мол, меня Пускай привязал к дереву. По рукам и ногам. Вот так! Да еще, чтобы его Кузьма лучше помнил, прутом прогулялся! Только исчез солдат за
деревьями, Кузьма в крик: «Тата! Тата!» А отец нейдет. Кузьма еще громче. Ну, проходили мимо мужики, спрашивают: — Кузьма, тебя кто привязал? — Пускай привязал. Мужики и ушли. Проходили парни. Спрашивают: — Тебя кто привязал? А Кузьма привык, иначе язык не поворачивается, ответил: — Пускай привязал! Парни в гогот. Вечереть стало. Комары налетели. Да что комары. Оводы жгутся — сил нет. И голод мучит. Натерпелся Кузьма — страсть. Закричал, заплакал на весь
лес. Прибежали бабы: — Кто тебя привязал? А он плачет и говорит: — Пускай привязал! Подивились бабы, прочь пошли. Ну, Кузьма не выдержал, завопил: — Помогите, помогите! Тут как раз его отец из-за деревьев выходит: — Что,— говорит,— сынок, кричишь? Пускай к дереву привязал? А Кузьма в ответ: — Тата, тата! Помоги, освободи! Никогда я больше не буду этого произносить слова! Обещаю — забуду его навсегда! Отвязал отец сына и говорит: — Кузьма, Кузьма, пока я за ягодками ходил
— дело-то женское, ребячье, ничего не насобирал,— лыко так и не успел надрать! А Кузьма ему в ответ — надо бы по-старому: «Ну и пускай не успел!»—так он теперь по-иному заговорил: — Ах, тата, тата! Давай сейчас же за работу примемся. Вон сколько успеем-сделаем! У меня силы хоть отбавляй! И правда: взялись отец с сыном, вдвоем-то работа вон как спорится! Вернулись домой и оба — молчок: ни он никому, ни ему кто о Пускае не напоминают!