...Будто долгий зимний сон по земле... всё стелется метелью... вздувается скатертью... Будто освоение невозможного происходит.
— Где происходит? Где освоение невозможного?! — словно спрашиваешь ты меня, выглянувшим подснежником снова в снег зарываясь...
— Знала бы, в какую сторону не молчать... — говорю тебе, проглядывая снежные дали.
А на площади чучело красавицы-Масленицы. В кокошнике, сарафане цветном. Людям улыбается... Широко-широко улыбается.
— Не знаешь, почему её улыбка такая огромная? — снова тебя, невидимого, спрашиваю.
— Красавица же! — отвечаешь.
— Чучело! — говорю.
— Чучело-красавица, — соглашаешься ты и вдруг произносишь тихо так... Тихо, как ветер сдувает снег с ветлы: — Предчувствие сожжения...
— Тогда зачем улыбка?
— Надо успеть наулыбаться досыта! Блинами, плясками... Ведь всё это до первой чиркнутой спички... И даже пока огонь будет ползти по её цветам в складках сарафана... пока не доползёт до её улыбки... пока не поглотит улыбку эту, как последний блин Масленицы, она улыбаться будет...
— И в этом тоже постижение состояния невозможного...
Поясняю тебе зачем-то... А ты уже — другой человек... Уже - отдаляющейся фигурой от хороводного пресыщения... Поднимаешься... Не оглядываясь, идёшь...
— Куда ты? — вслед спрашиваю.
А в небе уже не снег, а дождь... А в небе уже — молния! И сгорбленный подснежник выпрямил стебель, поднялся... Будто взглядом твоим сверкнувшую молнию померил... Гром на оживающих лепестках покачал. И я словно слова твои заново услышала. С каким-то иным смыслом:
"ОСВАИВАЙ НЕВОЗМОЖНОЕ!"
А невозможное — это что? Это притвориться чучелом-красавицей? Это придумывать себе радости блинных хороводов? Это становиться душою масляных гуляний? Может быть, так же пуститься в пляс с торчащим изо рта блинным ошмётком? Или почувствовать себя изнутри красующегося чучела, прикидываясь, что тебе без разницы скорое сожжение? Где там — медведи и балалайки? А ну, на круг!!!!
Так свергай свою свирепую свирель!
Проливай чернила в пастораль!
В пастораль затоптанных идей
сны сливай! —
На молнии сыграй!
В разряжённое пространство выдай звук!
Воспалённость век
громам отдай!
Так на молнии сыграй
разрывы мук!
Выдохом подснежника сыграй!
Бросишь сердце на покосную траву...
Разнесёшь свирелью птичий грай...
Руки — в землю!
Голос — в синеву!
Поднимись!
На молнии сыграй!
...Гуляет Масленица... Блинами в заляпухи народ играет. Смеётся чучело-красавица... И никто не знает, по-настоящему за гуляющий народ радуется или от ожидания предстоящего огня в улыбку она страх свой запихивает? А потом взглянула в моё пробитое молниями лицо и прошептала будто:
— Не сожгли ведь ещё!.. Радуйся! Даже в предчувствии прощанья...