Нет, ты в реальности не произносил эти слова. Я просто всегда их слышала. И только позже поняла, что слова эти говорил мне ты. Говорил даже тогда, когда я тебя совсем не знала. Ведь мысли в пространстве и во времени пересекаются...
У меня никогда не получается прощаться с тобой. Прощаться по-настоящему. Взглядами в облака провожаю тебя... Взглядами в облака снова вытягиваю тебя из другого мира.
Наверное, благодаря тебе, зримому и незримому, я всякий раз учусь слышать мысли, упрятанные в любой малости... Наверное, благодаря тебе, у меня получается слышать, о чём думает Ива-Чай, или чья-то потерянная пуговичка... Или стёклышко... Или порог деревенского дома...
Я как будто беру тебя за руку и по своему миру веду. И при этом вслушиваюсь в отзвуки твоего мира. И всё как бы непостижимо далеко... и до невозможности рядом...
И всё вокруг как бы заново оживает при мысли о тебе... О твоём взгляде на меня с высоких облаков... И возникает какой-то такой
Младенческий взгляд на вещи:
ИВАН-ЧАЙ
Каждый о чем-нибудь думает:
Старик Иван-Чай —
Чтобы ветром дунуло,
Чтобы в воздухе завертеться,
По свету разлететься
И увидеть в одно мгновение
И вершины деревьев,
И города...
А иначе, кому и когда
Пригодится его борода?
...Вот мы идём с тобой по незримым тропам, которые были ДО ТЕБЯ. И ты возвращаешь меня в новизну ощущений. Не от слащавой жизни возникла эта "Иван-чаевая борода". Мы мысленно идём мимо этих Иван-чаевых зарослей.. Пьяная брань и матерщина. Я скукошиваюсь от негодования. Но, как преграда в упадание во мрак, твой вопрос: "А сумеешь измерить всё чистым взглядом?" И я уже не слышу матерщину и пьяную брань. Я слышу ДРУГОЕ... И об этом пишу.
Мы незримо идём... Пьяная драка на обочине дороги. С хрустом отскакивают пуговицы от одежды... Хочется свернуть "шалашик" своего чудесного ожидания. Но откуда-то слышу твой вопрос: "А ты сумеешь из потерянных пуговиц увидеть чистое"?
И я не пишу о брани и грязи. Я пишу о том, что думают пуговицы....
ПУГОВИЦЫ
Думают пуговицы
потерянные, Что с землей они травами сшиты,
Что привязаны к ней растениями,
И теперь им все время
жить так. И живут они тайной надеждою,
Что покроют землю одеждою.
Мы идём... И всё помойно. И в драке бьют бутылки. И разлетаются стёкла. Маты-перематы. Хочется закрыть глаза и умереть. Но твой вопрос: "А сумеешь увидеть иное"? И тогда вся грязь окружающего меня бытия начинает казаться мне никчёмной и незначительной. Стёклышко! Разбитое стёклышко! От чего-то отлетевшее... О чём оно думает? Вот важно!
СТЕКЛЫШКО
Глядя на то, как сосульки бьются,
Думает стеклышко: Я когда-нибудь снова стану блюдцем, Птичьи клювы, как прежде
В меня уткнутся
И склюют кашу пшенную, Всю до донышка...
...Мы идём... Я мысленно иду с тобою рядом... Опустившийся человек валяется у порога чьёго-то дома... Почему так выглядит окружающая меня жизнь? Я не хочу... Почему так?
— А можешь всё измерить чистыми глазами? — слышу твой вопрос.. — Опрокинь палитру реальности!
И я опрокидываю...
ПОРОГ
И порог деревенского дома заброшенного
Тоже думает,
Что когда-нибудь
По нему застучат подошвами,
Подметут его...
И стучат по нему подошвами
Ноги тонкие, дождевые...
Ветер старенький
Осторожно так
Из расщелины
Листья вымел...
Вот мы как будто вместе смотрим телевизор. Снова ужасы о несчастных, обездоленных, поруганных детях... Больных, беззащитных... Изнасилованных и убитых маньяками... Я мысленно соскакиваю с дивана и кричу тебе:
— Не могу так жить! В чём провинился этот малыш?
— Попробуй передать эту боль светло! — говоришь ты. И я пробую, сопрягая себя с душой беззащитного ребёнка...
МАЛЫШ.
И бежит человечек маленький
Мимо стеклышка, пуговиц,
Старика Иван-Чая. И совсем не о них думает.
Он их просто не замечает. Он Вселенной бежит навстречу, Из контекста жизни
вырванный человечек.
И ты говоришь незримо:
— Поэзия — это не описание грязи. Это её переосмысление... Это иной посыл, опрокидывающий очерствевшее пространство... Можно в цветущий лён превратить боль...
Ты не жалуйся, друг, украдкой...
Ты не жалуйся, друг, украдкой
На израненный этот лён.
Было солоно, было сладко.
И рассветами окрылён
Твой закат не искал пристанища
У колючих чужих ветров.
Эта оторопь — шельма та ещё!
То беснуется бездной тающей,
То дырявым грозит ведром
У колодца, где дна не видели.
И воды всегда через край.
Не обжалован "добрым жителем"
Этот раж осторожных стай.
И сторожка с ладонь, с горошину
Сонным косарем прощена.
Разойдёмся, дурь, по-хорошему!
Не сошлись! Высока цена...
(Валерий Крайцев)
...Каждой строчкой своей ты уходил из жизни, а люди твоего медлительно-болезненного ухода не замечали. Ты кричал, облекая слова свои в цветущий лён и посыл к иному осмыслению происходящего.... А все так тебя любили... И все думали, что ты ещё долго будешь рядом с нами., поднимая уровень каждой соприкоснувшейся с тобой души - от низменного к высокому.
"А сумеешь чисто посмотреть?!" — слова-вызов для творцов из подземелий и подвалов...
Скорей всего, ТЫ — это собирательный образ моего представления о человеке... Убиваясь беспомощностью перед ничтожным, найди в себе силы - увидеть рядом другой мир! Ибо, ничтожно-зримому - грош цена.