ДАР СЛОВА 345

Проективный лексикон русского языка.  11 октября 2010

                     Две лекции на телеканале "Культура"

Недавно телеканал "Культура"  начал новый цикл передач "Академия" – лекции современных ученых по разным областям знаний, от физики до лингвистики.  На этой неделе в среду и в четверг (13 и 14 октября) - две мои часовые лекции и беседы с телеаудиторией. Начало в 21.25 вечера по моск. времени.

13.10.2010. Михаил Эпштейн "От гуманитарных наук к гуманитарным технологиям" лекция 1

14.10.2010. Михаил Эпштейн "От гуманитарных наук к гуманитарным технологиям" лекция 2

Первая лекция посвящена гуманитарным наукам вообще и особенно философии, вторая – языку, проективным подходам к лингвистике.

Читательской выпуск 17

      Читательские выпуски не выходили очень давно, и в этом, конечно, моя вина, но вот, понемножку исправляюсь. В этом выпуске  - отрывок из статьи Екатерины Ивановой, опубликованной в журнале "Литературная учеба"; письмо прозаика Павла Ершова по поводу женского корня –ём-; размышления Нелли Горячевой об уменьшительных, а по ее мнению, утеплительных суффиксах; и краткие выдержки из писем журналистки Ольги Сластиковой и поэта Бориса Лихтенфельда.  Плюс мои краткие комментарии.

1.                    Екатерина Иванова. Кризис языка и язык кризиса в новейшей русской поэзии

         Мысль о том, что отечественная культура, литература и язык находятся в кризисном состоянии, является неотъемлемой частью российского культурного самосознания и имеет глубокие корни. Вопрос о состоянии русского языка занимает в этом ряду особое место. На хрестоматийные слова И.С. Тургенева, прозвучавшие в XIX веке, в веке XX откликается тревожный голос О. Мандельштама: "Для России отпадением от истории, отлучением от царства исторической необходимости и преемственности, от свободы и целесообразности было бы отпадение от языка. ттОнемениеуу двух, трёх поколений могло бы привести Россию к исторической смерти. Отлучение от языка равносильно для нас отлучению от истории"¹. Трагические события XX века, поставившие под сомнение способность русского языка выражать истину, слишком широко известны, чтобы на них останавливаться.

В начале XXI века спор о языке разгорелся с новой силой. Одним из по­водов для него стал ряд статей Михаила Эпштейна, посвящённых проблеме деградации русского языка². Теория Эпштейна состоит в том, что русский язык в силу ряда причин утратил свою творящую функцию. Деградация языка проявляется, прежде всего, в оскудении его лексического состава и, что важнее, в неспособности образовывать новые необходимые ему слова от родных корней, следствием чего является его активная латинизация.

       Для того, чтобы реанимировать творческие силы языка, по мысли Эпштейна, следует разрешить к существованию все возможные грамматические варианты, в принципе допускаемые его системой, но запрещенные современной кодифицирующей нормой (это касается словообразования, сочетаемости слов и даже орфографии).

            Для Эпштейна языковая норма представляется началом, чуждым языку, навязанным ему репрессивными методами извне³. Все силы гуманитариев должны быть направлены на искусственное формирование нового состава русского языка, пересозданного по образцу английского, точнее сказать, его образа, сформированного отечественной культурой: короткие слова, максимально информативные предложения, тонкая разработка нюансировки, ориентирование на действие.                                                                                                      

        Критика языка распространяется не только на состояние речи, но и на языковую систему, грамматику, вообще на сам тип языка флективного в противовес аналитическому. В конечном итоге ревизии, с точки зрения Эпштейна, подлежит та картина мира, которая запечатлена в русском языке, а отчасти им и сформирована.

           Картина разложения языка, нарисованная мастерской кистью Эпштейна, слишком мрачна, слишком созвучна духу времени, чтобы быть чисто научной теорией. Скорее, её можно назвать проектом, совмещающим в себе черты языковой утопии и/или антиутопии, родственной  футуристическим экспериментам начала XX века и идеям концептуализма.

          Можно по-разному оценивать центральный тезис Эпштейна с лингвистической точки зрения. Бесспорно то, что его идея — парадоксально заострённое выражение ощущения глубинного неблагополучия культурной и языковой ситуации, следствием которой является в том числе и недоверие носителя языка к самому себе.

           Отторжение от языка в некоторой степени объясняется политическими и социальными  причинами, этому способствуют вынужденная или добровольная эмиграция, репрессивная языковая политика в странах ближнего зарубежья. Но есть и более глубокие внутренние причины. Восприятие родного языка как чужеродного явления — одна из характерных примет культуры XX века, являющаяся следствием общего духовного кризиса, отчуждения человека от самого себя. Ярче всего эта поэтическая интуиция явлена в творчестве И. Бродского, в его философии взгляда со стороны:

Что-то внутри, похоже,

Сорвалось, раскололось.

Произнося "о, боже",

Слышу собственный голос.

           Только взгляд на язык со стороны и делает возможной саму постановку вопроса о его качестве. Для того, чтобы найти некие критерии оценки состояния языка, нужно выйти за его пределы. Если этот выход вообще возможен, он совершается либо в философском, либо в эстетическом ключе. Очевидно, что одним из показателей состояния языка может стать состояние современной поэзии. Не случайно редакция "Знамени" предложила высказаться по поводу идей Эпштейна мастерам художественного слова⁴, помещая его тезисы в пространство современной литературы....

          Идея о неспособности (русского) языка быть носителем смысла распространена среди самых разных поэтических направлений: от радикального авангарда до традиционной линии современной поэзии. Критическое отношение к языку, заявленное в так называемой неподцензурной поэзии (концептуализм — постконцептуализм), имеет отчётливый политический оттенок: язык русской литературы (до сих пор!) предстаёт как язык советского официоза. Теория Эпштейна сама в какой-то мере есть развитие идей концептуализма. /.../

[1]              Мандельштам О. О природе слова // Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 177.

[2]              Эпштейн М. Слово и молчание в русской культуре // Звезда. 2005. №10. ; Эпштейн М. Русский язык в свете творческой филологии разыскания // Знамя. 2006. №1.; Эпштейн М. О творческом потенциале русского языка: Грамматика переходности и транзитивное общество // Знамя. 2007. №3.; Эпштейн М. Добро и зло в зеркале русского языка // Континент. 2007. 132.; Эпштейн М. Русский язык: система и свобода // Новый Журнал. 2008. №250.

[3]              Сходный взгляд на отношение  литературной нормы русского языка и вненормативных элементов поэтической речи заявлен в работе Л. Зубовой гСовременная русская поэзия в контексте истории языка х (М., 2000.).

[4]              Максим Амелин, Борис Екимов, Олег Ермаков, Виталий Кальпиди, Светлана Кекова, Игорь Клех, Владислав Отрошенко, Олег Павлов, Алексей Цветков.  гЯзык наш свободених // Знамя. 2006. №12. С. 166 – 180.

    Полный текст статьи: Екатерина Иванова. Кризис языка и язык кризиса в новейшей русской поэзии. "Литературная учеба" № 3/2010

      ---М. Э.  Я благодарен Екатерине Ивановой за интерес к моей проективной теории/практике, но она  излагает ее не совсем точно, а порой и совсем неточно. Главное для меня, конечно, не "разложение и деградация" русского языка (тут она сгущает краски), а творческое его обновление, собственно проективный и трансформативный подход.  И вовсе не по образцу английского языка – тогда нужно было бы считать современное состояние русского языка идеальным, поскольку никогда он еще так не зависел от английского, - а по системным возможностям и творческому потенциалу самого русского языка, который еще не стал собой в полной мере. Я не противник языковой нормы как таковой и не проповедую ее разрушение, воцарение хаоса, при котором у каждого говорящего  – своя лексика и грамматика и коммуникация  затрудняется. Я за то, чтобы взаимодействие нормы и системы языка было более двусторонним, чтобы система более активно расширяла норму, чтобы режим репрессии, не переходя в анархию, все-таки уступил место более щадящему демократическому строю. Процитирую письмо Пушкина к его другу Плетневу: "Языку нашему надобно воли дать более, разумеется, сообразно с духом его. И мне ваша свобода более по сердцу, чем чопорная наша правильность".

2. Павел Ершов, прозаик, автор романа "Артист".  

       Михаил Наумович, день добрый!

        Хочу поделиться своим восторгом касательно женского глагола "ёмить" и прочими производными.

       Похоже, эта Ваша гениальная догадка давно крутилась в моем подсознании, но потребовалась Ваша статья, чтобы все стало на свои места. Прочитав ее, я молниеносно ответил на, ни много, ни мало, три давно беспокоящих вопроса:

   - Загадка смерти Есенина

   - Секрет женственности

   - Русский аналог инь и ян.

        Позволю себе поделиться с Вами последним, процитировав себя же:

"- Тяжело любить поэту:

Он по ту, она по эту.

       Артист выдавил из себя пару неуместно умных, бесчувственных строчек и понял, что других мыслей нет. На него вдруг нашло какое-то забытье и он стал смотреть в окно, на бульвар и еще дальше, на дальние дворы с гусями и собаками, боясь разрушить этот благостный штиль. Он старался уцепиться за эту спасительную прострацию, понимая, что через несколько минут туман рассеется и перед ним со всей ясностью предстанет чрево бездны. Но туман не рассеивался. Чувства его будто сковались льдом и сжались где-то внутри, в глухом уголке души. Было похоже на ощущения в кресле зубного врача: ты видишь, как отвратительные руки бередят твою рану, но чувствуешь лишь хладные прикосновения, не проникающие вглубь под оболочку тела. Внутри тебя живет только мысль. Почувствовав небывалую пустоту она, как кошка в новом доме, с любопытством принюхивается к опустевшим покоям.

                 "Инь и Ян" - как это будет по-русски?"

    Ему вспомнилось одно, как обычно "образистое", разъяснение отца Кирилла: "Гребнистый берег над низинным нависает, бранится, а этот ему внемлет, слушает. Потому тот, высокий яристый, называют "яр", а этот, низенький поемный, стало быть, ём". "Яр и ём.

              "Инь и Ян" по-нашему будет: "Яр и Ём".

    Он нисколь не удивился этой придумке, как никогда не удивлялся посещавшим идеям. Всегда казалось, что мысль давно жила в нем, а теперь только, когда пришел черед, выскочила на волю, как пузырь из варенья. Почувствовав, что блюдо подходит, он положил перед собой чистый лист и приготовился записывать..."

           Михаил Наумович, Вы сами как-то развивали "ёмную тему? Возможно, есть статьи?

    ----М.Э.

Павел, рад нашему пересечению. Да,  с тех пор как в 2000 г. я опубликовал в "Даре слова" выпуски о корнях "яр и "ём",

http://old.russ.ru/antolog/intelnet/dar8.html

http://old.russ.ru/antolog/intelnet/dar9.html

-у меня вышло несколько статей на эту тему. В том числе статья, которую Вы читали и от которой отталкивались:   Женский эрос в пространстве языка: Корень "-ём-" и его производные, в кн.  Дискурсы телесности и эротизма в литературе и культуре: Эпоха модернизма. Под. ред. Иоффе Д. М.:Ладомир, 2008, С. 497 - 517.

http://www.emory.edu/INTELNET/em_fem.pdf

      Павел Ершов: У меня была пара "яр" и "ем" (от слова "поемный"), применительно к берегам реки (точнее, Оки в районе Белоомута - место завязки романа). Но я не осознавал иньянистость этой пары, пока не ознакомился с Вашей статьей (я читал ее в бумажном виде в сборнике "Дискурсы телесного...").

         Более того, у меня была (и есть) героиня по имени Ёмка (в честь Золя), женскую ипостась которой я до определенного момента лишь подозревал, но теперь решил сделать явной:

        "Ёмка родилась первого сентября 1914-го на рассвете. На рассвете дня, когда мать наконец откинулась на подушку и ее волосы чернильной волной растеклись по влажной наволочке. На рассвете месяца, получив на всю жизнь небесную отметину Девы. На рассвете года, ибо чудные наши предки наступление осени почитали за начало природного цикла. Наконец, на рассвете века, ибо двадцатый век начинался только сейчас, с войной. О войне впрочем Ёмка не знала, и даже мать заметила, что началась война, лишь когда с улиц схлынули, как во время футбольного матча, праздные мужчины.

            Имя дочери она дала в честь Золя – Эмилия. Однако уже на первом году жизни соседки звали ее не иначе как Емелькой, а к четырнадцати годам, когда в дочурке зацвела вдруг пышным цветом вся ее женскость, имя сократилось до четырех букв – Ёмка. Вслушайтесь в звучание этого имени. "Ём" - это самый женский звук во всем языке: проем, выемка, внимать, обнимать, всеобъемлющая. Загляните в словарь Даля и вы лишний раз убедитесь в чудности наших милых предков. Еще сто лет назад женщина имела счастливую возможность ёмить, емлить. Ёмка - это сила без агрессии, без аннексий и контрибуций. Это больше, чем покладистая тара, гораздо больше. Она не ждет, пока ее заполнят, не внемлет, но сама обнимает, взимает. Это лоно. Лоно природы - какое оно? Лоно означает какой-то сосуд, природа, напротив, - простор и размах. Лоно природы это бутылка Клейна, сосуд, который, вбирая пространство, сам становится пространством. Лоно природы это емь, метафора женщины. Магическое место, где упокаивается всяк неуемный. Это сила той черной дыры, что одна во всем мире способна объять необъятное. Эта сила всеобъемлюща, такова сила Женщины".

3. Нелли Горячева, педагог, журналист (Москва). Уменьшительные или утеплительные.

 Это в ответ на мою статью Чик и ек. Как мир нас уменьшает, а мы его – в ответ. Независимая газета, Exlibris, 30.4.2009, которая вышла также в "Даре" (вып. 229).

       "Уменьшительно-ласкательные суффиксы не столько уменьшительные, сколько утеплительные. Меняется не размер, а температура слова. "Скамеечка", "водичка", но скамейка та же, и воды в бутылке столько же. Не сделать маленьким, и, значит, не страшным, а скорее утеплить и приблизить, то есть в каком-то смысле увеличить, потому что, приближая, мы видим нечто большим, чем оно есть.

       Сказав про скамеечку и водичку, я обозначу не размер предметов, а температуру отношений. Назвав начальника "начальничком", я не выскажу к нему пренебрежения, не унижу, не сделаю его меньшим по отношением к себе, не возвеличу себя за его счет, и "не страшным" тоже не сделаю, потому что по-настоящему страшное уменьшительные суффиксы вообще не притягивает или не имеет их вовсе! Государство, страна, родина - по-настоящему большие и довлеющие над человеком вещи уменьшительно не называются никогда. Палач - палачиком? Никогда! И т.д. Так что дело не в избавлении от страха, а в обозначении температуры отношений. "Начальничком" я подчеркиваю, что мои отношения с тем, кому я так говорю - близкие. А собеседник обозначил то же самое в своем вопросе об "обстановочке".

           Когда без конца утюськаю Н., я тем самым поддерживаю температуру отношений, т.к. хочу, чтобы ему в них было тепло, а самого Н. - не удаляю, а приближаю, делаю большИм, а СЕБЯ маленькой по отношению к нему. Если у Н. НОС - то он обычного размера и на нейтральном расстоянии, а если носишка, носеюшка, сладкий нося - значит, прямо у глаз, и я трусь об него, как о нечто, по ощущениям, превосходящее меня, по крайней мере равное, но ни в коем случае не меньшее, а главное - теплое, горячее, родное.

          Утеплительными суффиксами мы  УРАВНИВАЕМ ТЕМПЕРАТУРУ внутри себя и снаружи, в том, к кому, чему они обращены. Главное здесь - не избавление от страха путем уменьшения, а природнение путем согревания, утепления. Даже явно уменьшающие слова - малюнька, малышик - не затрагивают размер, не вызывают ощущение уменьшенности предмета или человека, а только сразу - зиму превращают в лето, осень в весну. От утеплительных суффиксов на небе  моментально всходит солнце в любую погоду:)! От "выпьем водочки под огурчик" водочки меньше не станет, и дело не в том, что этими словами нейтрализуется, заговаривается нечто страшное, хотя элемент давления на обстоятельства - гори все огнем, а мы ща напьемся! - тут тоже есть. Но больше - обозначения "теплой" компании - своей, приятной. С хрен кем "водочку" не пьют. Со случайными пьют только водку.

              Если в англ. яз. в самом деле нельзя сказать "выпьем водочку под огурчик" - это свидетельство не отсутствия страха в обществе - их, по-моему, поровну в любом! (о жутких исключениях типа Пол-Пота не говорим), а общепринятой сдержанности в выражении эмоций. Да так оно и есть - англичане синонимируют с чопорностью, холодностью и сдержанностью во ВНЕШНИХ проявлениях, ритуалах, обычаях.

Американцы тоже достали самих себя политкорректностью, так? Не дай Б скажешь коллеге-девушке - "тяпнем по рюмашке":) - и тебя обвинят  в харрасменте. В Америке немыслимы отношения с аборигенкой  типа наших с Мичем, так? Только русские могут  щедро теплить друг друга и знать, что это просто так, даром, от широты души, и  НИЧЕГО выверенного, предусмотреннного, "делового", нацеленного на РЕЗУЛЬТАТ - за этим не стоит! Не стоит, не стояло и стоять никогда не будет!!!

          Обмен теплыми, уменьшительными словами - обычное дело между людьми, которые впервые увиделись, через минуту навеки разойдутся, но в эту минуту почувствовали друг к другу симпатию, и выразили ее без всяких ограничений! Помните, на Новодевичьем нам показала дорогу служительница? Мы с ней были знакомы ровно те пять минут, что она нас провожала. Но я ей была благодарна за внимание, за то, что не просто указала место, а проводила, и потому она сразу стала для меня Людочкой, а на прощанье я ее чмокнула. Так в России повсеместно! А в Америке?...:) В этом смысле предпочту Россию. Зато Россия со всем ее сопливым теплом - грязная и наплевательская по отношению к своим же жителям. Парадокс!..."

        ----М. Э. Нелли, Вы правы в том, что самые страшные и большие вещи ("родина", "страна", "партия", "КГБ")  уменьшительно не называются, а значит, уменьшительные суфиксы очеловечивают не сам грозный мир, а то, что в нем еще можно утеплить, очеловечить, даже начальничка и обстановочку.  Но я бы не стал противопоставлять уменьшительное и утеплительное, недаром ведь суффиксы так двойственно и называются – "уменьшительно-ласкательные". Уменьшить – значит оребячить, омладенчить предмет, умилиться ему, обласкать его, найти в нем нечто маленькое, достойное теплоты.

4. Журналистка Ольга Сластикова – наблюдение об использовании непереходных глаголов в переходном значении, о чем было много выпусков "Дара" и статья О творческом потенциале русского языка. Грамматика переходности и транзитивное общество. "Знамя", 3, 2007, 193-207. http://magazines.russ.ru/znamia/2007/3/ep18.html

      "...Я сейчас в отъезде, на Севере. И вот что интересно - в обычном разговоре услышала выражение "Ты меня шутишь?" Причем, это не речевая ошибка, было видно, что люди осознанно используют это выражение.

     Когда вернусь в Москву, начну эксперимент с новыми словами в статьях. Здесь Интернет у меня не в свободном доступе".

       http://diva.ajwas.com/

     К сожалению, о намеченном  эксперименте Ольга мне больше ничего не сообщала.

5. Поэт Борис Лихтенфельд из Петербурга прислал мне  свое стихотворение "Экскурсия",  где употребляется расширительная конструкция с предлогом "о", предложенная вып. 135 "Дара". Привожу эту строфу:

А время что? Тумани Всё не об этом

стрекозы над поверхностью кружат.

И разве можно доверять поэтам?

Для них везде распахнут настежь ад. (2009)

____________________________________________________________

Сетевой проект "Дар слова" выходит с 17 апреля 2000 г. Каждую неделю подписчикам  высылается несколько новых слов, с определениями  и примерами  употребления. Этих слов нет ни в одном  словаре, а между тем они обозначают существенные явления и понятия, для которых  в общественном сознании еще не нашлось места. "Дар"  проводит также дискуссии о русском языке, обсуждает письма и предложения читателей. "Дар слова" может служить пособием по словотворчеству  и мыслетворчеству, введением в лингвосферу и концептосферу 21-го века.  Все предыдущие выпуски.

Подписывайте на "Дар" ваших друзей по адресу: http://subscribe.ru/catalog/linguistics.lexicon

Клейкие листочки. Философский и филологический дневник М. Эпштейна в Живом Журнале

Клуб СЛОВО на Имхонете: сообщества Словотворчество (новые слова), Слово года, Словопрения (дискуссии о языке)

PreDictionary  -  английскиe неологизы М. Эпштейна.

Ассоциация Искателей Слов и Терминов (АИСТ) - лингвистическое сообщество в Живом Журнале. Открытая площадка для обсуждения новых слов и идей.

Новые публикации  М. Эпштейна (с линками)

Гуманитарная  библиотека (философия, культурология, религиеведение, литературоведение, лингвистика, эссеистика)

___________________________________________________________________

Все книги Михаила Эпштейна можно приобрести по интернету, напр., на Озоне. В Москве они есть в магазинах "Библиоглобус" (м. Лубянка, Мясницкая ул. д.6/3,  тел. 928-35-67, 924-46-80); "Москва" (м. Пушкинская, Тверская, 8, тел. 629-64-83, 797-8717))  "Фаланстер" (м. Пушкинская, Малый Гнездниковский пер., 12/27, стр.3, вход в арку, тел. 629-88-21, 504-47-95).

Их можно заказать в маг.  Книжная лавка при Литературном институте (м. Пушкинская, выход к Б.Бронной, Тверской бульвар, д. 25, вход  только с ул. Большая Бронная, тел. (495) 694-01-98; эл. адрес: vn@ropnet.ru). Местоположение на карте.

Философия возможного. СПб.: Алетейя, 2001, 334 сс.

Проективный философский словарь: Новые термины и понятия. СПб.: Алетейя, 2003, 512 сс.

Отцовство. Метафизический дневник. СПб. Алетейя, 2003, 246 сс.

Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2004, 864 сс.

Все эссе, в 2 тт. т. 1. В России; т. 2. Из Америки.  Екатеринбург: У-Фактория, 2005, 544 сс. +  704 сс.

Новое сектантство. Типы религиозно-философских умонастроений в России 1970 - 1980-х гг. (серия "Радуга мысли").  Самара: Бахрах-М, 2005, 256 сс.

Великая Совь.  Советская мифология. (серия "Радуга мысли"). Самара: Бахрах-М, 2006, 268 сс.

Постмодерн в русской литературе. М., Высшая школа, 2005, 495 сс.

Слово и молчание. Метафизика русской литературы" М.,  "Высшая школа", 2006, 559 сс.

Философия тела. СПб: Алетейя, 2006, 194 сс.

Амероссия. Избранная эссеистика (серия "Параллельные тексты", на русском и английском) М., Серебряные нити, 2007, 504 сс.

Стихи и стихии. Природа в русской поэзии 18 - 20 веков  (серия "Радуга мысли"). Самара, Бахрах-М, 2007, 352 сс.

Энциклопедия юности (совместно с Сергеем Юрьененом). Нью-Йорк: Franc Tireur, 2009, 479 сс.


Илья Кабаков, Михаил Эпштейн. Каталог. Вологда. 2010, Библиотека московского концептуализма Германа Титова. Малая серия,  344 стр.