Эта часть урока посвящена наблюдениям над тем, как изменился пес, став человеком, и решению проблемной ситуации о том, кто прав в споре: профессор Преображенский или доктор Борменталь.
Урок начинается с размышлений над вопросом о том, почему М.Булгакову понадобилось вводить в повесть, делать пружиной интриги превращение собаки в человека. Если в Шарикове проявляются только качества Клима Чугункина (как считают не только многие школьники, но и литературоведы), то почему бы автору было не "воскресить" самого Клима? Однако на наших глазах "седой Фауст", занятый поисками средств для возвращения молодости, не создает человека в пробирке, не воскрешает его из мертвых, а превращает в человека собаку.
Ответить на этот вопрос ученикам пока сложно, но он будит в них желание найти истину. Задача учителя помочь им в этом, направить учеников по верной дороге. Поэтому напомним школьникам о дневнике доктора Борменталя (см. анкету), обострив проблемную ситуацию дополнительным вопросом:
- Почему дневник ведет именно доктор Борменталь, а не профессор Преображенский?
Такое уточнение формулировки анкетного вопроса придает поисковой деятельности учеников конкретное направление. Они начинают искать реальные объяснения:
Доктор Борменталь - ассистент профессора, и, как и положено ассистенту, он ведет записи. Дневник доктора - это прежде всего история болезни, в ней отмечаются только факты, что мы и видим до записи от 31 декабря. Но затем эмоции начинают захлестывать молодого ученого. В медицинском документе появляются кляксы, описки, исправления, меняется почерк. История болезни на наших глазах превращается в запись о событиях в доме и в Москве. Вот несколько ответов:
- Мы по записям видим, как взволнован доктор. Сначала он радуется успеху операции и новому открытию. Затем ужасается тому, во что превратилась квартира. Признается, что многого не понимает.
- Филиппу Филипповичу некогда вести дневник, он занят гораздо больше, чем доктор.. Ведь профессору не случайно нужен ассистен, то есть помощник. Потом Филипп Филиппович гораздо меньше Борменталя понял, что новое существо имеет отношение к Климу. Булгаков не хочет раньше времени разгадывать загадку - мы-то тоже ничего не знаем о Климе. А если бы дневник вел профессор, то было бы не так интересно.
- Доктор Борменталь в невнике выдвигает свою гипотезу: "Мозг Шарика в собачьем периоде его жизни накопил бездну понятий", - и, конечно, записывает не только свои предположения на этот счет, но и мнение профессора. А профессор не стал бы записывать гипотезу Борменталя, так как он абсолютно уверен в своей правоте. И не было бы никакой проблемы. Мы бы тоже поверили профессору, а так есть некоторые сомнения
Уровень проникновения в смысл, конечно, разный. Но из отдельных ответов можно сложить целую картину и обобщить наблюдения учеников:
- "Устранение" автора и передача повествования молодому ученому, не обладающему опытом и проницательностью своего учителя, питающему радужные надежды на результат эксперимента, создают новую и при этом центральную оппозицию повести (что такое Шариков - собака, сменившая внешнюю форму или "воскресший" Клим?), усиливают читательский интерес, держат его в напряжении, давая возможность строить свои догадки по поводу событий и результатов операции.
Теперь обратимся к этапам становления "нового человека". Эти этапы уже записаны на доске одним из учеников, поскольку задание готовилось дома:

• ругань ("все бранные слова, какие только существуют в русском лексиконе");
• курение;
• семечки (нечистоплотность);
• балалайка в любое время дня и ночи (пренебрежение к окружающим);
• вульгарность в одежде и поведении;
• аморальность;
• пьянство;
• воровство;
• донос;
• покушение.

Представленный список принимает свой окончательный вид после дополнений и корректировки. Например, ученикам иногда бывает трудно найти слово для определения того или иного качества. Так, они чувствовали, что в разговоре Шарикова со Швондером проявляется новое качество существа ("на учет возьмусь, а воевать - шиш с маслом"), но выразить его через какое-нибудь понятие самостоятельно не смогли. Вывод делается легко:
- Становление "нового человека" - это утрата человеческого, нарастание безнравственности, то есть не эволюция, а деградация.
Теперь необходимо сравнить поведение Шарика и Шарикова в сходных ситуациях. Это задание готовилось дома несколькими учениками. Один из них делится своими наблюдениями с одноклассниками, другие при необходимости дополняют его. На сообщение отводится не больше 2-х минут, о чем ребята предупреждаются заранее.
- Шариком пса впервые назвала машинистка. Сам пес не согласен с таким именем: "Шарик - это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей", а он "лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес". Во второй раз Шариком собаку называет Филипп Филиппович, наверное, потому, что это обычное собачье имя: Шарик, Тузик... И пес принимает это имя: "Да называйте как хотите. За такой исключительный ваш поступок (за колбасу). Ему на самом деле все равно, как его будут называть, лишь бы покормили.
- "Лабораторное существо" требует у Флиппа Филипповича для себя документ. Тогда и встает вопрос о его имени. Теперь имя выбирают не "создатели" нового существа, а оно само, но по совету домкома. Новая власть приносит в мир и новые имена. Для Филиппа Филипповича имя Полиграф Полиграфович звучит дико, "но лабораторное существо" отстаивает свои права.
Скорее всего, ученики не заметят пародийной переклички - обратим их внимание на некоторое сходство имен Шарикова и его создателя, заключающееся в дублировании самого имени отчеством. Шариков творит свое имя по совету домкома, но по аналогии с именем "папаши".
- Шарик после первого обеда в доме профессора произвел его в ранг "высшего божества". У пса дурман в голове от разнообразных запахов. Он, конечно, слышит, о чем говорят профессор и доктор, но главное для него - еда. Когда он объелся, то задремал. Ему теперь хорошо и спокойно. "Песье почтение" к профессору все время растет и сомнению не подвергается. Единственное, что волнует Шарика, так не сон ли все это.
Для Шарикова же обед, с одной стороны, возможность не только вкусно и много поесть, но и выпить. а с другой стороны - это пытка: его все время поучают и воспитывают. И если Шарик уважает Филиппа Филипповича, то Шариков, кажется, подсмеивается. Он говорит, что профессор и доктор "сами себя мучают" какими-то глупыми правилами. Он совсем не желает становится культурным и вести себя прилично, но вынужден это делать, так как иначе ему не дадут есть (так животных в цирке дрессируют!). Шарик сидел у ног профессора и никому не мешал, только Зина сердилась, а Шариков - чужой за этим столом. Булгаков пишет, что "черная голова Шарикова в салфетке сидела, как муха в сметане", - и смешно, и противно. Шариков и профессор все время обмениваются косыми взглядами.
На этом этапе урока, если есть возможность, можно воспользоваться видеомагнитофонной записью и предложить ученикам посмотреть отрывок из кинофильма режиссера В.Бортко "Собачье сердце" - эпизод разговора Шарикова и Филиппа Филипповича. (У Булгакова соответствующий фрагмент начинается словами: "Филипп Филиппович сидел у стола в кресле".) Школьники после просмотра должны сравнить образ Шарикова, созданный актером и режиссером в фильме, с булгаковским описанием. Для конкретизации задания я сформулировала его в виде двух вопросов:
- Таким ли представлялся вам Шариков, когда вы читали повесть?
- Что сохранили и о чем "забыли" создатели фильма?
Обсуждение кинофрагмента проходит очень оживленно. Ребята любят смотреть кино, но на уроке они это делают не ради развлечения, а с конкретной целью, что повышает их внимание. Иногда их открытия просто удивляют. Мои ученики отметили, что внешне Шариков в фильме совсем такой, как у Булгакова, что актер играет свою роль очень талантливо, но при этом высказали и "претензии" к трактовке образа: - Фильм не цветной. Может быть, авторы решили делать так потому, что у собаки нет цветного зрения. Но Шарик у Булгакова цвета различал. В повести сказано: "Шарик начал учиться по цветам". Отсутствие цвета в фильме не позволило авторам передать нелепость костюма шарикова.
- В фильме Шариков постоянно оправдывается, его даже жалко. Действительно, профессор нападает и нападает на него. А в книге Шариков держится уверенно, а иногда и резко: он не оправдывается, а нападает сам: "Дерзкое выражение загорелось в человечке".
Шариков у булгакова часто бывает ироничным, а в фильме он тупой. И еще, когда читаешь повесть, смешно, а в фильме все как-то серьезно. Мне трудно объяснить, почему так.
(Замечу, что если ученики не увидят этой немаловажной детали, то учитель сможет подвести их к ней дополнительными вопросами.)
Согласитесь, "претензии" учеников вески и основательны: они уловили стилистическое и смысловое расхождение трактовки В.Бортко с текстом Булгакова. В фильме действительно не хватает красок, и дело не только в том, что он черно-белый, а в том, что весь фильм решен в серьезном и очень скучном ключе: в нем недостает булгаковской иронии, юмора, сарказма - оттенков смысла!
Результат выполнения этого задания ярко покажет учителю, насколько усвоен учениками язык Булгакова, насколько они научились осознавать важность деталей. Кроме того, прием сопоставления произведения с его трактовкой в другом виде искусства позволяет школьникам конкретизировать свои впечатления.
Продолжает урок размышление о том, что же унаследовал Шариков от собаки и что - от Клима Чугункина.
- А что же наследовал Шариков от Клима Чугункина? Что мы знаем о Климе из текста повести?
Сведений о Климе в повести очень мало. Практически они все даны в дневнике доктора Борменталя:
"(В тетради вкладной лист)
Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. <…> Судился 3 раза и оправдан: в первый раз благодаря недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз - условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия - игра на балалайке по трактирам. Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти - удар ножом в сердце в пивной…"
Эта короткая запись доктора может рассказать читателю не так уж и мало. Телосложение Шариков наследует от Клима, как, наверное, и черты внешности, которые свидетельствуют об общей умственной неразвитости ее владельца (можно перечесть портрет Шарикова, данный Булгаковым в 6-й главе). Писатель делает акцент на алкоголизме и уголовном прошлом Клима, иронизируя над советскими законами (от наказания может спасти происхождение, 15 лет каторги могут быть применены условно!). Клим даже не пролетарий: он люмпен, ничего не создающий, добывающий средства к существованию кражами и игрой на балалайке (как выяснится, виртуозной, при скудости репертуара). Ничего о взглядах Чугункина на жизнь писатель нам не сообщает. Может быть, потому, что у этого человека нет вообще никаких серьезных взглядов: он живет, как живется, ведомый не разумом, а стремлением удовлетворить свои минимальные потребности, взяв то, что хочется: быть сытым (кражи) и пьяным. Но Булгаков оставляет Климу и человеческие чувства - балалайку. Согласитесь, виртуозная игра на любом музыкальном инстру­менте требует не только техники, но и души. "Залихватская ловкость", которую слышит профессор Преображенский в звуках "хитрой вариации" - это скрытые возможности души Чугункина, так и не вочеловечившейся окончательно. Почему? Но это уже совсем другая проблема.
На первый взгляд может показаться, что Клим Чугункин действительно воплотился в Шарикове, который похож на Клима ростом и привычками: он курит, пьет, сквернословит, играет на балалай­ке, дебоширит и ворует.
Но даже неискушенный читатель замечает, что в Шарикове проявляются и собачьи черты. Дома ребята выписали те черты, которые наследовал Шариков явно от собаки: он по-прежнему привязан к кухне, так же ненавидит котов, зубами ловит блох, в разговоре возмущенно лает и тявкает, любит сытую и праздную жизнь.
Но это только внешние проявления собачьей натуры. Необходимо вспомнить внутренние качества, нравственную позицию Шарика.
- Осталось ли что-нибудь от нее? Что определяло поведение Шарика и что главное для Шарикова?
Конечно, это инстинкт самосохранения. И Шариков отстаивает право на существование. Как Шарик быстро забыл, что он обыкновенная бездомная дворняга, так и Шариков считает, что "право имеет". И если кто-нибудь попробовал бы отнять у Шарика его "сытую жизнь", то узнал бы силу собачьих зубов. Шариков тоже "кусается", только по-своему, и укусы его гораздо опаснее.
Теперь ученикам становится понятным, что Шарик не умер в Шарикове: все его неприятные качества мы обнаружили и в человеке.
На следующем этапе урока обратимся к осмыслению роли Швондера в становлении Шарикова, покажем ученикам, как формально "перевернулось" восприятие и оценки "лабораторного существа" по сравнению с шариковыми, по сути же оставшись все теми же: для Шарика - образцом и силой был профессор, для Шарикова - Швондер.
- Почему же профессор говорит, что "Швондер и есть самый главный дурак"? Понимает ли он, с кем имеет дело?
Я уже упоминала о том, что образ Швондера в повести далеко не однозначен. Важно, чтобы и ученики эту сложность уловили. Разговор о воспитании Шарикова носит не только литературно-эстетический характер, он важен и для жизни восьмиклассников. Наверное, в этом возрасте пора задуматься над тем, что вообще значат воспитание и самовоспитание, культура, традиции в жизни и судьбе человека и общества.
Ребята уже понимают, что мозг Шарикова развит очень плохо: то что было почти гениальным для собаки - примитивно для человека: ведь человек принимает решения, основываясь как на чувствах, так и на опыте, возникающем вследствие их осмысления; знания же, накопленные человеком в процессе эволюции, гораздо обширнее, чем знания животного; кроме того, человек оказывается способным рассчитывать, предугадывать будущее и поступать не по первому побуждению, иногда в ущерб себе во имя этого будущего. Шарик превратился в человека, но опыта человеческого не получил. Швондер же принимает его за нормального взрослого человека и пытается внушить идеи большевизма.
- Почему же это так опасно? Обычно, когда человек развивается естественным путем, он постепенно знакомится с миром, ему объясняют, что хорошо, что плохо, учат его, передают накопленный опыт и знания. Чем больше человек узнает, тем больше может понять самостоятельно. А Шариков практически ничего не знает: он только хочет есть, пить и развлекаться. Швондер же ему потакает, рассказывая о правах, о том, что нужно все поделить. Швондер сам горячо верит в то, что проповедует, он сам готов отказаться от благ и удобств во имя светлого коммунистического будущего.
Филипп Филиппович и доктор Борменталь пытаются воспитывать, прививать Шарикову нормальные человеческие манеры, поэтому все время запрещают и указывают. Шарикова это чрезвычайно раздражает. Швондер же ничего не запрещает, а, наоборот, говорит Шарикову, что его притесняют буржуи.
- А сам Швондер и представитель домкома - высокоразвитые личности?
Очевидно, что нет.
- Действительно ли Швондер разбирается в сложных политических и идеологических вопросах?
Уже из первого разговора членов домкома с профессором видно, что эти люди в своем развитии ушли не намного дальше Шарикова. И они стремятся все поделить, хотя даже руководить работой домкома по-настоящему не могут: порядка-то как раз в доме и нет. Можно петь хором (что бы ни говорил Филипп Филиппович, но и сам он частенько напевает фальшивым дребезжащим голосом), но нельзя петь хором вместо основной своей работы.
- Почему Шариков и Швондер так быстро находят общий язык?
Швондер ненавидит профессора, так как, чувствуя враждебность ученого, не в силах доказать это и "разъяснить" его истинную антиреволюционную сущность (и здесь Швондеру в интуиции не откажешь!) Для Швондера Шариков - инструмент борьбы с профессором: ведь это Швондер подучил Шарикова потребовать жилплощадь, вместе они пишут донос. Но для Швондера - это правильный поступок, а донос - сигнал, потому что врага нужно вывести на чистую воду и уничтожить во имя будущей счастливой жизни. В бедной голове Швондера никак не укладывается, почему человек, по всем приметам являющийся врагом советской власти, находится под ее защитой!
Итак, "крестный отец" Полиграфа Полиграфовича внушает своему воспитаннику идеи о всеобщем равенстве, братстве и свободе. Попадая в сознание, в котором преобладают звериные инстинкты, они лишь умножают агрессивность "нового человека". Шариков считает себя полноценным членом общества не потому, что сделал что-то для блага этого общества, а потому, что он "не нэпман". В борьбе за существование Шариков не остановится ни перед чем. Если ему покажется, что Швондер занимает его место под солнцем, значит, его агрессивность будет направлена на Швондера. "Швондер - дурак", потому что не понимает, что в скором времени он сам сможет стать жертвой монстра, которого так усиленно "развивает".
- Кто же прав в споре - профессор Преображенский или доктор Борменталь?
Думаю, что теперь для учеников очевидно, что оба ученые правы лишь отчасти: нельзя сказать, что мозг Шарика - это только "развернувшийся мозг Шарика", но нельзя сказать, что перед нами только возродившийся Клим. В Шарикове совместились качества собаки и Чугункина, причем рабская философия Шарика, его конформизм и инстинкт самосохранения в соединении с агрессивностью, хамством, пьянством Клима породили чудовище.
- Почему ученые ошиблись в своих предположениях?
Теперь школьники должны понимать, что по воле писателя его герои не знали о Шарике то, что знают сам автор и его читатели.
Эти заключительные выводы разрешают проблемную ситуацию 2-х уроков, при осмыслении которой восьмиклассники должны были понять роль композиции, значение деталей в "Собачьем сердце". Плоское изображение в ходе этих уроков становится объемным, а от этого и более сложным - и более интересным.
Домашнее задание к следующим 2-м урокам будет таким:
1. Придумайте название для 4-й главы "Собачьего сердца".
2. Выпишите авторские характеристики профессора Преображенского из I части повести (1-я группа), из описания операции (2-я группа), из II части повести (3-я группа).
3. Составьте "кодекс чести" профессора Преображенского.
4. Изложите теорию воспитания по профессору Преображенскому и по доктору Борменталю.
5. Опишите профессора в сценах приема пациентов, посещения домкомом, за обедом. Подготовьте выразительное чтение этих сцен.

     Автор:
     Рыжкова Т. В., канд.пед.наук, доцент каф. детской литературы РГПУ им. А.И.Герцена, Санкт-Петербург

     Опубликовано: Рыжкова Т.В. Путь к Булгакову. Книга для учителя. - СПб., Глагол, 2000. С. 44-51

Окончание в следующем номере

Дети-Товар-Деньги: пособия для абитуриентов.

Продолжение статьи. Начало в 12 номере Совсем вызывающе выглядит пособие М.И.Мещеряковой. Чего стоит одно название - "Сочинение. Секреты успеха". Видимо, к секретам относится перечень литературоведческих понятий: тема, идея, проблема, сюжет, конфликт и проч.? Секретными стали "различные трактовки понятий сюжет и фабула"? Что ж, тогда секрет раскрыт в двух строках: "Сюжет - главный конфликт произведения; фабула - ряд событий, в которых он выражается. Сюжет - художественный порядок событий; фабула - естественный порядок событий" (с. 40). Все, более ни слова. Нужно ли вообще открывать этот секрет абитуриентам? Но успех налицо: в вузовской литературе, скажем, А.И.Ревякин описывает эту проблему в большой главе, теперь стало достаточным бросить пару строк. Столь же кратко открыты другие секреты. Вот как выглядит полный раздел пособия: "Композиционные приемы - внутренние монологи; - дневники" (с. 41). И это все. Точка. Далее на трех страничках тезисно решен целый раздел "Уровень внутренней формы произведения", на полустранице - "Уровень внешней формы". Здесь изложена вся эстетика: художественный образ, хронотоп, авторская позиция. Рассуждений, примеров - никаких, как пользоваться секретами - ни лишнего слова. Как вообще разделяют, в духе А.А.Потебни, очевидно, форму внешнюю и внутреннюю - неясно: к внешней форме отнесена речь и приемы образности - тропы (опять же это и все!), но та же речь персонажей отмечена и в форме внешней... Словом, секрет за секретом. Опять же имеет ли смысл издание книги, чтобы обнаружить, что "Тема - это то, о чем идет речь в произведении...; сюжет - то, что происходит в произведении...; идея - что хотел сказать автор" (с. 37-38)? Что ж, чтобы забросать абитуриента готовыми понятиями и самыми расплывчатыми и бестолковыми определениями, достаточно иметь под рукой "Введение в литературоведение", но до разбора текстов дело уже не доходит. Очень сомнительно, чтобы так был показан путь к обещанному успеху. Большой объем книги составляет пресловутая программа по литературе, список встречающихся на экзамене тем. И то и другое отнюдь не является секретом. Видно, и бедны вузы темами, поскольку на с. 6 приведены темы из вышеупомянутого пособия Л.А.Трубиной. Непременным разделом пособия становятся примеры сочинений. Некоторые издательства броско называют эти примеры образцовыми, лучшими, золотыми. В пособиях Трубиной и Мещеряковой значатся просто примеры. Считают ли авторы их лучшими, примерными - кто ведает? Я бы назвал их примерами пошлости, благо не ведаем ни того, кто собственно сочинял эти тексты, ни того, кто предлагал темы вроде "Рецензия на повесть А.П.Платонова "Ювенильное море", "Рецензия на книгу Р.Баха "Чайка по имени Джонатан Ливингстон", "Рецензия на рассказ В.Шукшина "Срезал" и прочие рецензии. Время рецензий на эти вещи прошло десятилетия назад. Содержание примерных сочинений тоже отдает стариной, характеристики Обломова, Печорина и др. из пособия Трубиной можно было бы встретить в заурядных школьных работах и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад. Все виноваты годы мрачной реакции, наступившей после разгрома декабристского восстания 1825 г., герой понимает, что в светском обществе никогда не найти ему друзей, он уже все испытал, еще в юности ему опротивели все удовольствия... И проч., и проч., взвинченный, с пошлым пафосом пересказ общих мест романа в то время как подлинное его содержание остается неотраженным. Авторам книжек стоило хотя бы дать себе труд оценить приведенные ими примеры: по своей бессмысленности, речевым недочетам они едва ли тянут на четверку: так, троечка, раз уж нет грубых ошибок в правописании... Опять же заметим, что внедрение троечных образцов идет во вред как абитуриенту, так и престижу экзамена, не говоря уж о том, что подготовка к экзамену по ряду пособий надолго отвратит от самой литературы. Следующий после бессодержательности и пошлости недостаток пособий - немыслимые фактические ошибки. На обложке книги И.Родина "Как научиться писать сочинение" говорится, что это "прекрасное дополнение к знаменитой серии "250 золотых сочинений". Знаменитая серия давно уже вызывает раздражение экзаменаторов, поскольку золото просто копируется поступающими, оспаривать пошлости трудно, а ошибки в книжке выверены за исключением речевых. Добавим - и фактических. И. Родин остроумно выстроил книжку в смысле наращивания объема текста (читай - наращивания цены). Один и тот же текст образцового сочинения здесь повторен порой четырежды (о Чацком, например). Он внушает, что можно одни и те же фрагменты, без изменения слов, использовать как для доказательства одного тезиса (скажем, прогрессивность Чацкого), так и для доказательства тезиса совершенно противоположного. Эдакий Протей экзаменационного жанра! Если затронутые прежде пособия внушали однозначность, незыблемость догм, делали экзамен чистым ритуалом, показателем смирения, послушания перед лицом схоласта-экзаменатора, то Родин показывает, что экзамен - это легкая авантюра: "Фактическое содержание работы, или ее конкретно-идейное наполнение, не имеет никакого значения",- говорится уже на шестой странице книжки. Важно, оказывается, как бы одурачить экзаменатора, внушить ему "примерно следующее: "Ведь мы с вами умные люди, оба читали произведение, а оттого с полуслова понимаем друг друга" (с. 7). Легче всего это сделать под напором житейских суждений, но вот сомнения в прочтении произведений остаются, когда вдруг мы узнаем, что Гончаров отказывает Чацкому в уме (с. 8), Чацкий два года был за границей (с. 10, 17), а, например, Катерина из "Грозы" "признается в своем поступке в церкви" (с. 20). Удивительным примером какого-то сбоя в авторской памяти остается для меня давно выпущенное пособие А.Птицына "Как написать сочинение". Именно по пособию можно показать абитуриентам, какое странное впечатление производят ошибки в, казалось бы, таких мелочных деталях. При редкостной несвободе, консервативности оценок классических литературных произведений автор словно расслабился в главе о романе И.С.Тургенева "Отцы и дети", и началось: bien public перевел как общественное здание, Павлу Петровичу вручил трость с золотым набалдашником и совсем уж немыслимую хрустальную пепельницу в виде лаптя, снохачей объяснил как сводников... Следующую фразу надо привести целиком и понять очень конкретно: "Павел Петрович признается, что у Фенечки в нижней части есть что-то от графини Р., ради любви к которой он загубил карьеру" (с. 18). Ладно, попутал княгиню и графиню, но что такое нижняя часть у Фенечки? В романе как-никак верхняя часть, да еще и - верхняя часть лица. А экзаменаторы еще любят выискивать анекдотические ошибки у абитуриентов: не из пособий ли и ошибки? А если серьезно, ошибки авторов-литературоведов скорее всего связаны с тем, что им и самим неинтересно повторять в своих книжках одни и те же общие места. Хорошее пособие должно прежде всего выражать живой интерес самого автора к тому, о чем он пишет, содержать свежие оценки, незамеченные прежде детали. Ошибки - и показатель того, что автор заинтересован только в продажном виде своего труда, в яркой обложке, на которой можно в двух словах наобещать кучу всяких прелестей. Кричащая обложка, обещающая слишком многое, - тоже признак бесполезного пособия. В целом гриф "для абитуриентов" явно не имеет положительной репутации, и, возможно, скоро перестанет быть коммерчески привлекательным: это почти синоним надувательства. Но есть и книги, изданные под этим грифом, которые халтурой не назовешь. Издательство "Дрофа", помимо учебников для школы, о качестве которых мы недавно писали в "Независимой газете", выпускает "Большие учебные справочники", как значится на обложке - для поступающих в вузы. В некоторых случаях здесь присутствуют все те же авторы, что и в собственно школьном учебнике: о различиях в содержании этих книг оставим вопрос открытым. Том биографий писателей 19 века написан в основном заслуженно известными литературоведами: В.И.Коровин - о Крылове, В.А.Воропаев - о Гоголе, Ю.В.Лебедев - о Тургеневе и др. Свежо, интересно написано о Гончарове, Толстом, Чехове: богатство сведений сочетается с живым, индивидуальным стилем в статье, видна авторская концепция в представлении жизни и творчества писателя. Последнее особенно важно, поскольку распространенным недостатком как учебников, так и ответов абитуриентов остается неспособность к обобщениям, в сочинении - отсутствие пресловутой главной мысли или подмена ее неуклюжей догматикой. Словом, перед нами пример книги в целом полезной и талантливой. Правда, сделаем две оговорки. Во-первых, остается не совсем востребованным гриф "для поступающих": черты абитуриентского жанра едва ли ощущаются здесь. Для заинтересованного чтения книги порой требуется более чем школьное знание эпохи, имен и терминов, даже своего рода зрелость в интересе к судьбам, истории, особое переживание личности. Связь с вступительным экзаменом здесь скорее опосредованная: книга интересна во всех отношениях, стало быть, польза от нее будет и для абитуриента. На мой взгляд, это издательские хитрости, но уж слишком простоватые: чтобы расширить спрос покупателей, надо поэксплуатировать абитуриентскую своеобразную корысть. Так можно на любую толковую книгу дать гриф "для экзаменов", выпустить с таким грифом что угодно - хоть Библию, хоть словарь Даля или Фасмера, хоть Литературную энциклопедию, хоть собрание сочинений: все будет полезно для юных. Во-вторых, на наш взгляд, любая книга должна быть более цельной, иметь некую единую концепцию, направление в отражении тех же биографий. В одних случаях в справочнике авторы больше пишут о бытовой стороне жизни писателя, в других - о творческой биографии, в иных (особенно в части о Гоголе) - о развитии собственно духовной личности. Не стоило ли избрать какой-то единый ракурс? Кроме того, некоторые разделы написаны неубедительно. Биография Грибоедова бедна содержанием: о творчестве сказано бегло, словно это особая сторона биографии, а как необходимо показать современное понимание того же "Горя от ума", переплетения комедии с судьбой ее автора. Грибоедов вообще так и выглядит автором одного произведения, как часто его называют абитуриенты: стихотворения Грибоедова, пьесы остались на периферии биографии, как и политические и философские взгляды поэта (уклончиво об отношении к декабристскому выступлению, ничего о проекте урегулирования восточного вопроса, о восприятии религии и др.), зато приведено множество отступлений от биографии главного лица ради кратких биографий его друзей. Не вырисовывается цельный портрет личности Грибоедова, знакомство, скажем, с известным изданием воспоминаний современников, дает куда более яркую и содержательную картину. Привычно ключевая для тома по 19 столетию биография Пушкина кажется, наоборот, самым бледным очерком. Банальное начало очерка (в духе того, что мол веселое имя Пушкина приходит к нам с детства и навсегда) задало какой-то на редкость приземленный и легковесный подход к судьбе поэта. Словно ради оригинальности абитуриенту показали не великого Пушкина, а какого-то мелкого мещанина. Будет сказано о том, как Пушкин "затеял выпить гогель-могелю", как разбирался в кухне и следил за красой ногтей, никогда бы не спутал настоящую жженку с элементарным пуншем (с. 103) и проч. Ключевые черты личности остались необозначенными. Мы не узнаем об отношении Пушкина к Богу, христианству, или оккультных увлечениях, о масонстве, об отношении к державности и связи с императором, о Пушкине в семье, о Пушкине в имении, о колоритных и значимых проявлении его личности в этике, в быту и проч... Творчество представлено отрывочно, то излишне бегло, то с уклоном в пересказ уж совсем общеизвестного сюжета "Евгения Онегина", то со странными упрощениями (так, в доме станционного смотрителя картина с изображением притчи о блудном сыне превратилась в мещанскую идиллию без всякого упоминания Евангелия, с. 111). Сама биография писателя под талантливым пером становится сюжетом, со своими кульминациями, развязками, это своего рода притча (как и получилось на страницах той же книги, например, о Гоголе, Тургеневе, Чехове). Не так с Пушкиным. Зато столь подробно выписано в главе "Душа в заветной лире" о гонорарной тактике Пушкина, его прижимистости и предприимчивости, доходности лиры. Все это, конечно, весьма характерно для автора раздела, что мы заметили в особой статье еще в 1992 году (журнал "Наш современник"), но мельчить образ Пушкина в учебной книге неуместно. Интересно, встретится ли где-нибудь в билетах или среди тем сочинений вопрос "Сколько заработал Пушкин на Кавказском пленнике?" или "Евгений Онегин" как самая удачная финансовая операция Пушкина" (с. 115)? А вот ответить на вопрос, скажем, о народности, о чувствах добрых, о веленье Божием в судьбе Пушкина подобная биография едва ли поможет. По-своему интересен замысел книги Н.М.Азаровой "Текст. Пособие по русской литературе". Редко в школе формируется умение анализировать именно слово писателя: биографии, очерки творчества - как ни странно, дело куда более привычное. Главное, с чем входит писатель в историю культуры - его слово - часто остается в стороне от абитуриентской подготовки. В этом смысле книга Азаровой может быть полезна, но скорее как материал к урокам. Учитель найдет здесь много частных вопросов, наблюдений над деталями текстов - от Крылова до Гоголя. Как большинству книг для абитуриентов, этому пособию свойственна некоторая недоработанность, конспективность: собственно каждый раздел и представляет собою некий развернутый план анализа. Подготовка к экзамену должна приучить делать выводы, подводить свои наблюдения к какому-то обобщению, словом, здесь как раз важен результат, завершенность в работе. Разделы в книге Азаровой строятся хаотично, наблюдения, при достаточной информативности, не доводятся до уровня идеи, а, повторим, именно формулировка пресловутой главной мысли в сочинении или ответе чаще всего вызывает наибольшие затруднения у вчерашнего школьника. В предисловии сказано об ориентации автора на филологов формальной школы, и вот книга обнажила недостатки и даже бедность формализма при всей внешней претенциозности. Смысловое поле текста оказалось то не затронутым вовсе, то слишком упрощенным и опять-таки шаблонным. Так, лермонтовские образы всегда приводятся с определением романтизма, как будто этого достаточно, как будто в изме и заложена вся суть творчества; важнейшая категория личности, авторская позиция затеряна в формальных наблюдениях. Почти каждый раздел заканчивается перечислением метафор, эпитетов, сравнений и др., что скорее должно быть именно началом раскрытия смысла, иначе это становится только иллюстрацией терминов. Порой весь формализм (?) сводится лишь к пересказу содержания, когда разжежываются общеизвестные сюжеты и высказывания: целые разделы толкуют о том, как по-разному смотрят Чацкий и Фамусов на богатство, службу, образование, крепостное право и проч. Вся тонкость психологического рисунка у Грибоедова исчезает за нарочитыми антитезами. Совершенно недостаточно привести даже и яркую цитату - следующий шаг должен выходить к смысловому обобщению. Как считал А.А.Потебня, для литературоведа есть два вопроса: как создается значение и собственно что значит каждое слово текста. Вот приводится раздел "Отношение к любви" (с. 39) - конечно, хорошо, что эта тема обозначена в разборе "Горя от ума", - вот яркие слова Чацкого "Чтоб кроме вас ему мир целый / Казался прах и суета?": сколько смысла можно увидеть в этом монологе, смысла, далеко не банального и не всегда обращенного в пользу Чацкого, но - нет никакой попытки анализа. Тема свободы у Пушкина, столь привычная в школьном материале, тоже сведена к банальностям вроде того, что свобода и насилие несовместимы (с. 143). А сколь богатый смысл, в духе христианского мироощущения, могли бы раскрыть приведенные в пособии строки "Я говорил пред хладною толпой / Языком Истины свободной": свободна лишь истина. И так едва ли не в каждом разделе. Еще раз повторим, книга "Текст" по-своему полезна и информативна, но слишком конспективна, чтобы стать полновесным пособием для самостоятельной подготовки абитуриента. На подготовительных же отделениях она используется не один год. Незавершенность издания видится и в том, что из заявленных двух томов переиздается лишь первый, литература второй половины 19 века только заявлена в предисловии, кстати говоря, не в меру претенциозном. Наконец, в нашем обзоре нельзя не коснуться книги "От Горького до Солженицына. Пособие по литературе для поступающих в вузы" Л.Я.Шнейберг и И.В.Кондакова. Предэкзаменационный синдром можно использовать в разных целях, и упустить возможность для пропаганды определенных политических оценок, было бы невозможным в 90-х годах - вот в чем особенность этой книги. С точки зрения пропагандистского задания книга сделана профессионально: на литературном поле выписана совершенно дикая картина писательских мук, с ссылками, тюрьмами, расстрелами. Власть в нашем Отечестве после 1917 года предстает как беспросветное и сознательное злодейство: Ленин, Сталин, Хрущев, Жданов показаны сущими изуверами, словно по какому-то мрачному волшебству десятилетиями издевавшимися над страной и литературой. От литературы авторами взято только то, что имеет оттенок противостояния или, в другом случае, понесенных преследований. Это напоминает известные лекции М.Горького по истории русской литературы, читавшиеся в партийной школе, ведь и прошлые столетия можно представить как исключительный гнет самодуров-царей, которые поэтов вешали, гноили в тюрьмах, ссылали, преследовали цензурой, провоцировали смертные поединки и проч. С точки зрения пропаганды - картина яркая, с точки зрения истории - едва ли убедительная. Скорее здесь расчет именно на неискушенное сознание вчерашних школьников, для которых простота исторических оценок напомнит такие привычные по массовой культуре, телевидению, кино, мультфильмам образы плохих мальчиков, сумасшедших злодеев, угрожающих всему миру и т.д. Для обобщений исторического процесса надо прежде помочь абитуриенту вдумчиво и взвешенно относиться к истории, а не воспользоваться недостатком знаний и опыта вчерашних школьников. А ведь простоватая страшилка запоминается легко и затем преграждает развитие свободного мышления. Но книга не так проста, поэтому и говорим о профессионализме авторов: грубая нарочитость, обращение к слухам и мифам здесь умело перемежаются с фактами и цитатами. Вот несколько примеров. Ленин в воспоминаниях Ю.Анненкова, Г.Соломона дан совершенным кретином, просто ненавидящим искусство: "Искусство для меня … что-то вроде слепой кишки... мы его - дзык-дзык! Вырежем. За ненужностью" (с. 14). Ну, подростковое сознание вмиг уцепится за это дзык-дзык, собственно больше ничего и не надо. Ведь едва ли в каком-нибудь современном учебнике вы встретите, скажем, разговоры Ленина об искусстве, записанные К.Цеткин, никто не упомянет ни о любви Ленина к Пушкину, Некрасову, Толстому, труды серьезных литературоведов вроде К.Н.Ломунова, А.Н.Иезуитова и др. окажутся вычеркнутыми почище любой цензуры. Вот уж именно дзык-дзык. Зато карикатурным воспоминаниям придают оттенок совершенной истины. Но едва ли школьники будут задумываться над спецификой мемуаров, о мере доверия им. Огульное, неаналитическое очернение Ленина и Сталина уже давно стало пошлостью, несмотря на всегда горячий пафос. Перед еще детской аудиторией это уж совсем неуместно. А редкий преподаватель избежит легкой возможности потоптать дедушку Ильича. Это безопасней, чем поспорить с завучем. Для историка же один способ цитирования чьих-то воспоминаний уже покажется сомнительным: так, реакция Сталина на рассказ А.Платонова "Впрок" цитируется Шнейберг и Кондаковым по книге Г.Белой, которая в свою очередь приводит воспоминания Л.Разгона, в которых разговор со Сталиным дан со слов В.Сутырина. Так когда-то в двадцатые годы шутили: "Ты прямо Джеймс Джойс! - А ты Джойса читал? - Нет, не читал, но Ермилов сказал, что Левидов видал, как Таиров читал". Но - рядом с этим, уже нешуточным "испорченным телефоном" в нужной пропагандистской книге будут прямые ссылки на собрания сочинений Ленина, Сталина, доклады Хрущева: поди отличи слухи от печатного слова. А из громадного массива политической литературы можно всегда извлечь что-то острое, подтверждающее вне контекста любую пропаганду. Заметим опять же чисто пропагандистскую тенденцию: выбрать отдельных антигероев, затушевав, может быть, подлинных злодеев. Так, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Радек, Сосновский, Ярославский, Яковлев и многие другие, игравшие самую мрачную, провокационную роль в литературном процессе 20-х годов выведены за рамки обличений. Авторы настолько убеждены в действенности своей пропаганды, что не только не вдаются в истинные подробности истории, но и лепят новых кумиров. Вот пример с И.Бабелем. Он показан истинным интеллигентом, эстетом (с. 137), а главное ему дан постоянный эпитет или ярлык "писатель-гуманист" (с. 142). Расчет на то, что зомбированные дети уже самостоятельно не смогут оценить то, что выходило из-под пера гуманиста: "тупое славянское существо", "о русские люди, как отвратительно вы проводите ваши ночи" - так и повеяло гуманностью; "угодники - бесноватые нагие мужики с истлевшими бедрами; рядом была написана российская богородица - худая баба с раздвинутыми коленями и волочащимися грудями, похожими на две лишние руки" - слова гуманиста и эстета о русских иконах?.. Даже в тексте пособия есть слова В.Полонского о Бабеле: "Его жадность к крови, к смерти, к убийствам, ко всему страшному, его почти садическая страсть к страданиям ограничила его материал", но все равно дети запомнят, что гуманист - это Бабель, а антигуманисты - Фадеев и Островский. Здесь мы, впрочем, не собираемся оспаривать книгу Шнейберг и Кондакова, а только обозначили тенденцию в пособиях для абитуриентов. В заключение перечислим ведущие, на наш взгляд, критерии в оценке жанра - пособие для предвузовской подготовки: · Книга должна содержать литературоведчески свежий, новый материал, исключать повторения общеизвестного, информацию из базовых учебников - словом, быть полноценным, оригинальным изданием. · Книга должна содержать результат наблюдений, а не благие пожелания или конспективные наброски. Избегать абстрактных рассуждений, не мас-кироваться за теоретическими понятиями. Надо дать примеры решения конкретных и актуальных для абитуриента проблем, а не общие, хотя и, возможно, полезные сведения. · Книга должна развивать самостоятельность в восприятии литературы. Избегать нравоучений и пропаганды, но и подводить к смысловым обобщениям, адекватным русской культуре. Иногда острая, не рассчитанная на общее согласие мысль полезнее для абитуриента, чем древние догмы. · Литературный материал должен быть отобран исходя из реального знания текста: даже самые хрестоматийные произведения русской литературы содержат неисчерпаемые возможности для живого, личностного восприятия. · Книга должна быть образцом в композиционном, стилистическом, содержательном построении высказывания. Культура издания - тоже важное требование: броские товарные трюки остаются признаками бесполезного издания. · Книга должна быть испытана на практике, замечена в преподавательской, научной среде. · Наконец, книга должна быть интересной как для своего автора, так и для читателя, интересна бескорыстно, без предэкзаменационной суеты. Книга должна помочь в подготовке к экзамену, но и остаться в домашней библиотеке. Итак, чтобы стать хорошим товаром, книга должна быть книгой, а не подделкой. Это пожелание на злобу дня: Наш век - торгаш; в сей век железный Без денег и свободы нет. (Книгопродавец.)

"Перловка"

Гагаpин был пеpвым пpоходимцем в космосе. Гамлет сyмел пpитвоpиться yмалишенным, а Офелия не сyмела. Геологи пpишли к своей пpодовольственной базе и yвидели, что вся она съедена медведями. Геpасим ел за четвеpых, а pаботал один. Геpасим поставил на пол блюдечко с молоком и стал тыкать в него моpдочкой. Гитаpист взял гитаpy и стал с ней игpать. Голова ее была заплетена в длинные косы. Гpафиня ехала в каpете с пpиподнятым, сложенным в гаpмошкy задом. Гpyшницкий тщательно целил в лоб, пyля оцаpапала колено. Даже если двоpяне не понимали дpyг дpyга, он все pавно говоpили по-фpанцyзски. Ей понpавился Гpyшницкий, хотя он и был под шинелью. Иван сразу понял, что лягушка не как другие, а девушка. И вот на кpаю опyшки показался олень, стpойный, как жиpафа. И как велико гоpе Кольки, котоpый потеpял своего бpата, свою втоpyю половинy, свой мозг. И тогда он взял нож и застpелился. Из pаспахнyтой наpаспашкy pyбашки выглядывали яpко-голyбые глаза. А у Вас есть какие-либо "перлы" Ваших учеников? Присылайте - опубликуем.

"Дискуссия"

Здравствуйте, уважаемый Юрий. Позвольте поздравить Вас с успешной (я надеюсь) сдачей кандидатского минимума. Признаться, я уже подумала, что рассылка не будет возобновлена и загрустила : нечасто в сети находишь действительно необходимую информацию по литературе. В качестве подарка примите два "перла" из медальных(!) проверенных(!) учителями работ: Дуб - это Андрей Болконский. Одной ногой он( герой произведения) стоит в прошлом, другой - в будущем, а между ног - темное настоящее. А теперь - по существу дискуссионного вопроса. Если физика, химия, математика развивают ум, физкультура - тело, то литература формирует душу , нравственность, рисует модель многомерного мира в развитии. Помня об этом, а не о выполнении программы, учитель вполне способен, отказавшись от бездарного и вредного учебника, творить Урок. Тогда детям, участвующим в процессе творчества, будет интересно. На мой взгляд, скучно ребятам бывает тогда, когда решения проблем навязываются учебником ли, учителем ли. Простите мой литераторский снобизм, но литература в школе должна быть предметом № 1, потому что именно этот предмет готовит к жизни или должен выполнять эту задачу. К великому сожалению, такая точка зрения бытует лишь среди нас, учителей литературы. Государство и общество воспринимают наш предмет по меньшей мере странно. Чиновники от педагогики - как акт инициации подросшего поколения, а подросшее поколение - как момент состязания "Кто кого". Победителей в такой "борьбе" нет и быть не может. Что делать? Мне кажется, не ждать, что"приедет барин - барин нас рассудит", не сокрушаться по поводу оскорбительной зарплаты, а "держать свой участок фронта до подхода главных сил". Хорошая идея, жаль, что слишком утопическая и патетическая. С наилучшими пожеланиями. Наталья. Всем добрый день! А действительно, для чего нужна в школьной программе литература? По моему глубокому убеждению, именно она учит не только мыслить, но дает возможность выбрать определенную жизненную установку. Особенно это становится ясно при современном разумном подходе к преподаванию, когда ученику не навязывается некая "правильная" точка зрения, но в процессе обсуждения произведения он сам выбирает подходящую позицию, "правду". Уроки литературы развивают вкус к чтению, формируют шкалу ценностей относительно качества читаемого. По-хорошему, именно на этих уроках ученик знакомится с безграничными возможностями языка, понимает выражение "вкусно звучит". И только на литературе ребенок, подросток, юноша может обсудить то, что его действительно волнует: проблемы морали и нравственности, многочисленные "можно" и "нельзя", "хорошо" и "плохо". И те мысли, которые не всегда выскажешь в компании одноклассников (хоть они частенько очень и очень волнуют!), спокойно вплетаются в урок. Человек оказывается услышанным. Разве это не самое важное? Екатерина. Я вынужден извиниться перед несколькими из моих читателей. Чудесным, волшебным, виртуальным и совершенно невообразимым образом (впервые в практике) их письма "куда-то делись". Никогда еще родимый Outlook Express меня таким образом не подводил. Надеюсь, что и впредь это не повторится. Так что я по-прежнему жду Ваших посланий по обсуждаемым вопросам. Напоминаю, что следующий выпуск последний, в котором я публикую Ваши мнения по вопросу: Зачем в школе преподавать литературу?       Я жду Ваших мнений по этому вопросу - дискуссия по данному вопросу продлится до 14 выпуска. Предлагайте свои вопросы для будущих дискуссий. Заранее спасибо.

Все материалы, публикуемые в рассылке, принадлежат авторам и публикуются с их разрешения. Перепечатка в любых изданиях (бумажных или сетевых) без согласования с ними не разрешается. Адрес электронной почты для присылаемых материалов и обратной связи: eelmaa@comset.net Архив и материалы рассылки расположены по адресу: www.eelmaa.narod.ru/urlit/urlit_main.html Автор проекта: Ээльмаа Юрий, аспирант кафедры методики преподавания рус. языка и литературы РГПУ им. А. И. Герцена. e-mail: eelmaa@comset.net ICQ: 67470889 (после 23.00. по московскому времени) HomePage: www.eelmaa.narod.ru