Ода августу 1991-го…

или конец моей революции J

Не понимали вы, что я в сплошном бреду,

В развороченном бурей быте,

С того и мучаюсь, что не пойму,

Куда несет нас рок событий…

(С. Есенин)

Когда-то в детстве, читая эти строки, я думала о том, что как же мне повезло родиться именно в России, именно в Москве и именно в эти времена, а не в те, которые жил Сергей Есенин…

Его быт был «разворочен бурей»; Есенин наблюдал годы царского режима, а потом оказалось, что это был неправильный режим, и начался новый. Есенин верил в Бога, а потом оказалось, что Бога нет, и верить нужно в Ленина и Советскую власть…

Как трудно, - казалось мне тогда, - пережить подобное крушение всей прошлой жизни!

Мой же быт был теплым, уютным, обывательским, неторопливым бытом. Он был разбит сначала на года, а потом на пятилетки. И я точно знала, что буду делать завтра, и через 5 лет в это время…

Все революции, как мне казалось, отшумели, войны позади – ведь теперь мы все знаем истину. А вот Есенину, конечно, не повезло, ведь когда он жил, истину только искали…

До 1985 года, когда мы вновь потеряли эту «истину» оставалось года два или меньше… J

Я хорошо помню, как еще во втором классе пришла на урок в школу и увидела, что учительница наша горько плачет. Мне было ее жалко и еще мне было страшно оттого, что взрослый сильный человек плачет.

Когда урок начался, она встала и сказала: «Ребята, умер наш гениальный вождь, Леонид Ильич Брежнев».

У меня тогда отлегло от сердца. Значит, подумала я, все СВОИ живы… :)

Но я задумалась, почему она плачет, что же этот Брежнев был ей отцом? Сыном? Дедом? Почему она любит совершенно чужого ей старого и страшного дядьку? Какое отношение имел он к ЕЕ жизни??

И тогда она сказала много восторженных слов в адрес Брежнева, а спустя три дня по всей стране на минуту остановились все заводы, фабрики, школы, машины – была минута молчания, и все заводы и машины гудели в течение минуты, когда хоронили Брежнева. Я помню этот гудок, потому что рядом с моей школой с одной стороны был завод «Калибр», а с другой уже тогда оживленная трасса «Проспект мира». Я помню, что ждала этого гудка все утро – было страшно интересно, как все загудит J. И еще помню, что не понимала, почему из-за того, что умер какой-то Брежнев, остановится движение всего транспорта, и все машины будут гудеть: ведь, как мне казалось, этот Брежнев не имел никакого отношения к жизням водителей?

Ведь нельзя же любить совершенно постороннего тебе человека, пусть и великого? Восхищаться можно – но любить-то искренне нельзя…

До фильма «Сибирский цирюльник», в котором Михалков показал, как по-настоящему любили царя-батюшку – ни за что, а просто за то, что он родился с правом наследования престола – оставалось 10 лет. А детской душой, в которую еще не было забито никакого хлама, понять, как любить чужого человека, невозможно…

Вот, что Родину можно любить – это я уже знала. Знала, потому что 5 лет жила в Венгрии, и начала скучать по России, еще тогда, когда даже не имела достаточного набора слов, чтобы сформулировать свои чувства…

Но чужого человека?..

Брежнева похоронили, и я не понимая, что происходит, третьим чувством ощущала: что-то не в порядке… Взрослые взволнованны и чего-то ждут. Мне казалось, что им не должно быть дела до того, что умер какой-то Брежнев, но я видела, что дело им есть, что они что-то ждут.

Но все еще было по-старому. До 1985 надо было еще дожить…

Все по-прежнему не менялось, текло размеренно и одинаково: валенки, санки, олимпиада, коньки и клюшка моего брата, потому что «а наши ребята за ту же зарплату уже пятикратно выходят вперед!», «ЦСК – кони» на заборах, великая отечественная война, ветераны, СКВ в виде иностранной жевательной резинки, «НЕТ атомной войне!», ежегодный урок мира 1-го сентября, Кобзон, Пугачева, пионерский галстук, Жигули-копейки, «Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера», и… «Спокойной ночи, малыши!»

Перестройка застала меня еще ребенком, в 1985-м году я училась в 4-м классе школы.

Кобзон сменился «Наутилусом»; валенки – сапогами; копейки – семерками и первыми иномарками, которые еще не имели имен собственных, а имели одно на всех имя «иномарка»; «Спокойной ночи, малыши!» «Взглядом»; «Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вчера» на «Я ломал стекло, как шоколад в руке…», а пионерский галстук значком «Перестройка? Демократия? Гласность? Да!!!» - и это было СОВСЕМ другое… J

И даже выяснилось, что в хоккей нас может обыграть Америка, а в «Что? Где? Когда?» могут выиграть телезрители L…

И я тоже в то время училась быть другой J. Свой пионерский галстук я как-то раз перед уроком повязала под подставкой для цветов, а в саму подставку положила футбольный мяч. Получилась такая голова с галстуком J. Класс ржал. Учительница спросила, кто это сделал, а, узнав, что это сделала я, попросила меня выйти вон и пойти к завучу рассказывать о своем поведении J.

Я, как послушный ребенок, пошла к завучу и рассказала о своем поведении. Завуч спросила меня, что я имела ввиду. Я ответила, что я ничего не имела ввиду, а просто так пошутила. Она сказала, что я вру, и на самом деле, я намекала на то, что у всех пионеров вместо головы футбольный мяч. Я засмеялась, и сказала, что это интересная мысль, и жаль, что она не мне первой пришла в голову, а я вовсе ничего такого не имела ввиду J.

Завуч тоже попросила меня выйти вон L.

Я на самом деле ничего такого не имела ввиду, и просто шутила, но с тех пор, как завуч сказала мне, что у всех пионеров вместо головы футбольный мяч, я стеснялась носить галстук J.

В 1986 все еще носили пионерские галстуки и комсомольские значки, но я больше не могла надеть галстука, ибо в голове моей тут же возникал образ человека с футбольным мячом вместо головы, это смотрелось смешно и ужасно одновременно, поэтому нацепила значок «Перестройка? Демократия? Гласность? Да!!!», за что снова имела серьезные последствия в школе, но значок не сняла. Зато прошло время, и все сняли галстуки и комсомольские значки, а Марк Захаров порвал в телевизоре свой партийный билет на мелкие кусочки, а мой значок все еще был при мне… хотя уже переставал быть мне интересным J.

Потом я и вовсе начала прогуливать школу. Я с утра, как обычно, завтракала и уходила «в школу», а на самом деле, сворачивала в библиотеку, которая у нас прямо под домом, сидела там, читая все подряд до 14 – 15 часов, а потом приходила домой «из школы» J. С тех пор запах книжной пыли неизменно вызывает во мне приятные воспоминания о тех днях J.

Но тогда моя революция уже подходила к концу. Бесконечные перемены в общественной жизни вкупе с Дюма, Энгельсом, Ремарком, Ницше, и другими сделали свое дело.

Я не понимала тогда – не понимала даже не потому что не могла осознать того, что происходит, а потому, что – а какая, собственно разница, что происходит? J - когда мир по-прежнему прекрасен, и птицы поют так же, как и пели… - не понимала я причину появления озабоченности и лихорадочного интереса в глазах взрослых. Я не понимала, почему телевизор в доме стал чем-то самым главным, и все каждый вечер бегут к нему, и смотрят какие-то странные передачи, где в большом зале сидит много старых дядь, и что-то непонятное возбужденно-не-по-возрасту говорят.

Я не понимала, почему передачу «Взгляд» никак нельзя пропустить.

Я задумывалась, почему учительница истории, глядя в учебник на уроке, переворачивала несколько страниц разом со словами: «Так… тут все старое»…

Как это ИСТОРИЯ может устареть??? J Как она может измениться? Как может прошлое меняться??

И почему теперь в 1985-86 Брежнев вдруг стал плохим? Ведь с 1981-го, когда он умер и был еще хорошим, по 1985, когда он вдруг стал плохим, он не жил, а значит, при всем желании не мог уже наделать плохих дел?..

Так что же изменилось? Неужели история? J

А в 1988, а может, 89, я не помню, мы привыкли уже к тому, что все постоянно меняется, даже история J…

И я думала – да, прошло вяло-текущее вечное болотистое время коммунизма… Я помнила его совсем немного - с 1980, когда в разгаре Московской Олимпиады мы вернулись из Венгрии в Россию до 1985, когда объявили перестройку…

Не понимали вы, что я в сплошном бреду,

В развороченном бурей быте,

С того и мучаюсь, что не пойму,

Куда несет нас рок событий…

В литературе я всегда немного опережала свое время J, читая взахлеб все подряд на несколько лет раньше, чем это проходили по программе, и спустя несколько лет мне снова пришлось изучать это же самое стихотворение с классом. Всего несколько лет прошло с того времени, когда я жалела Есенина, и вот теперь мое поколение, изучая эти стихи, лишь недоуменно пожимало плечами, удивляясь: «а что тут мучаться-то?»…

Перемены стали привычными. Ежедневная революция, революция, которая всегда с тобой.

Революция внешняя, потому что моя внутренняя революция к тому времени уже подходила к концу, и не хватало только жирной точки в конце…

Истина тогда поменялась, но она снова была. Мы теперь точно знали, что оказывается, 70 лет коммунизма – это плохо, а вот теперь – все хорошо.

И вдруг летом 1991-го, первое лето после «10 лет без прав» в школе, на несколько дней вернулся Кобзон и «Лебединое озеро»… Тогда уже и я прильнула к телевизору. Я переключала разные программы и удивлялась тому, что работала только первая и показывала балет.

Потом был выпуск новостей, где сообщили о том, что власть наша меняется. А так же сообщили о том, что снова изменилась история. Выяснилось, что 70 лет коммунизма – это все-таки было хорошо, а не плохо, а вот то, что началось потом – это плохо. Это начался беспредел, и теперь мы будем бороться с этим беспределом…

«Вот, значит, как» - подумала я, уже чувствуя во всем этом какой-то подвох…

И снова показывали балет.

«Значит, - думала я, - телевизионщики опять не знают, какой таки была история – плохой или хорошей. А что они могут говорить, если они пока этого не знают? Вот сейчас им скажут, и они появятся снова».

Им, конечно, сказали. И они, конечно, вернулись в телевизор. И объяснили нам, как, оказывается, все было. Оказалось, что все-таки 70 лет были плохими, потом до 1991 было хорошо, потом несколько дней было снова плохо, а теперь все опять хорошо.

«Ну и слава богу», - пробормотала я в глубокой задумчивости выключая телевизор. «Значит, всё путём».

Эти события и оказались той самой жирной точкой, которой мне не хватало, чтобы перевернуть страницу моей революции…

Потому что революция подразумевает борьбу с кем-то за что-то. А я вдруг поняла, что шумит это все за окном, за дымовой завесой, в другой жизни, по ту сторону флажков…

А моя жизнь на моей стороне зависит ТОЛЬКО от МЕНЯ, и больше ни от чего она не зависит. Она в моих руках, и ТОЛЬКО ЛИШЬ В МОИХ. А значит, бороться ни с кем кроме СЕБЯ в жизни не надо.

Тогда я уже понимала, что они могли вернуться и сказать, что все наоборот, что все было хорошо до 1985, потом до 1991 было очень плохо, потом стало хорошо, и теперь всегда будет хорошо. И тогда впервые в жизни я вдруг поняла, что это ровным счетом НИЧЕГО не поменяло бы в моей жизни J. Ни единой мельчайшей детали не изменило бы.

На улицах Москвы и по телевизору бушевали взрослые дяди и тети, крича что-то о победе какой-то демократии, трем парням посмертно всучили медали героев России – т.е. приравняли к героям войны за то, что ребята напившись, в эйфории и свойственной юности безбашенности, бросились под танки, одним словом общество что-то праздновало, а я смотрела словно через дымовую завесу на этот праздник, и недоумевала.

Мне было 17 лет. За мои 17 лет сменилось не так уж много: коммунизм, перестройка, ГКЧП и, наконец, демократия. Я отлично помнила, что при каждой такой перемене люди начинали чему-то радоваться, что-то ждать…

Их радость и их ожидания НИКОГДА не оправдывались J. Но при следующем внешнем событии, они все равно начинали надеяться, что вот уж это, наконец-то, изменит их жизнь! Что все прошлое – это была ерунда, а вот сейчас – это да, это ТО САМОЕ…

Именно тогда, в том самом августе 1991 я вдруг поняла – что сменись еще 15 режимов, приди еще 15 новых президентов, генсеков или царей – в моей жизни НИЧЕГО не поменяется J.

Я – единственный источник любых перемен в своей жизни, и других источников нет, и никогда не будет.

Именно тогда я начала понимать, что все всегда так, и только так, КАК МЫ ЭТОГО ХОТИМ J. И никак иначе, и никакой режим в мире: коммунизм, социализм, капитализм, анархизм или любой другой «-изм» не способен на это повлиять.

Мир такой, каким мы его воспринимаем. Если мы его видим плохим, то он плох. А если в какой-то день мы просыпаемся, и видим, как солнце заливает комнату, как поют птицы, как расцветает вишня, и думаем «как хорош мир!», то мир делается хорошим.

И никто, ни одна душа – понимала я тогда – не вправе повлиять на МОЙ МИР J. Просто не может этого сделать, потому что МОЙ МИР делают не дяди в телевизоре, которые и сами не знают, когда им хорошо, а когда плохо, а я сама J.

С тех пор мир вне меня так и существует за дымовой завесой.

Я не заметила 1993, я не заметила Гайдара с его интересной программой…

Я пропустила известные события тоже августа, но 1998…

Мне сообщили о них в сентябре, потому что в августе я была очень занята и таких мелочей вовсе не замечала J, а в сентябре у меня появилось немного времени, я начала общаться с людьми, и узнала, каким оказывается, тяжелым временем явился «для всех нас» август 1998… J J

А если бы не люди, я бы и не узнала, каким тяжелым было «для нас» это время J.

Все это время моя жизнь текла по своим законам. На моей территории и на территории окружающего мира начало действовать разное правительство и разное законодательство. Попадая в мой мир из внешнего люди удивлялись тому, что на них действуют какие-то иные законы… J: мои законы оказывались сильнее законов «того» мира...

А удивляться-то нечему J. Любой человек рождается свободным, а не рабом божьим, или еще чьим-то. И любой человек вправе жить по законам своей совести. Любой. Но не любой понимает это, и ДАЛЕКО не любой живет по своим законам…

…А совсем недавно (и снова был август J), всего пару недель тому назад, мы с бабушкой сидели на террасе на даче и пили чай со сваренным мамой «на зиму» земляничным вареньем. Бабушка включила телевизор и слушала какую-то ужасную передачу про маньяка, который убил 8 что ли человек.

Я, между тем, сидя рядом с бабушкой, витала где-то совсем далеко – в финансовых отчетах моего нынешнего клиента.

В детстве в самых начальных классах учительница моя жаловалась маме: «Понимаете, она тут сидит, и не мешает, и у меня к ней даже претензий быть не может, т.к. не мешает. Но… я же вижу, что ее тут нет…» J

Примерно так же я сидела рядом с бабушкой J, глядя в телевизор, и даже успевая схватить там какие-то детали: в частности, не переставая анализировать финансовые отчеты глубоким сознанием, я подумала поверхностным сознанием, что этого маньяка, так же как и Абрамовича, стоило бы посадить в тюрьму уже просто за рожу. Потому что порядочный человек не должен иметь такой рожи.

Просто как порядочный человек, не должен. И баста.

Не вылезая одним сознанием из отчетов клиента, и уже разрабатывая вторым юридическое обоснование препровождения маньяка в тюрьму без улик, я услышала оханье бабушки: «Как страшно жить, боже мой, как страшно стало жить!»

Это оханье отвлекло мое глубокое сознание от кропотливой работы, и заставило его сосредоточиться на сказанном бабушкой: «А в 37 году тебе не было страшно жить?» - поинтересовалось оно.

Между тем, поверхностное сознание прикидывало, войдет ли все варение, которое зачерпнулось ложкой, в рот одновременно, или часть варенья придется отложить.

«В 37 мы же ничего не знали, а с виду все было спокойно. И потом… в 37-м мне было 20 лет. В 20 лет ничего не страшно…», - ответила бабушка.

«Ну, хорошо, а в 42?» - спрашиваю.

«Что?..» - не поняла бабушка, поскольку варенье в рот таки вошло, но не добавило ясности произношению.

«Ну, в 42. Ты же знала, что немцы под Москвой стоят. В Москве грохотала канонада, каждый день бомбили. Тебе было 25. Двое маленьких детей, и ни одного мужика – все на фронте».

«Да нет, - задумалась бабушка. – Мы тогда верили в победу. Не сомневались, что победим. Да, бомбили… и канонада была, даже у Кремля бывало слышно. Но привыкли уже, и потом было какое-то воодушевление… даже злорадство – ну, бомбите-бомбите. Все равно недолго вам осталось… Сомнения не было, что победим. Когда наши ребята с парада на Красной площади уходили прямо на фронт, мы уже все знали, что победим.

Да ведь и война это… На войне все понятно. А тут – мирное время… и такое творится…»

Бабушка продолжала вспоминать, а я размышляла: в 42 не страшно… 26 млн. погибло, но не страшно. Тут восемь человек погибло. На Курске было больше… Но на Курске тоже не страшно. А маньяк – страшно…

Так от чего зависит наше «страшно» и наше «не страшно»? J

От мира ли вокруг оно зависит? Или мир тут вовсе не при чем?..

Или от СЕБЯ оно зависит, от того, что внутри, от настроя, от веры, от духа? J

А если от СЕБЯ, то долго ли мы будем полагаться на вечного царя-батюшку? J

Долго ли будем вслушиваться в прогнозы гидромецентра, стучать касками на мосту перед Белым Домом, стрелять черт знает куда перед тем же пресловутым Белым Домом, бастовать, требовать у кого-то что-то и спрашивать коллег, когда будет получка? J

Что это за рок такой втягивает нас в дела, нас не касающиеся? J

Ведь выборы, стрельба у Белого Дома, дождь на улице, землетрясение, экономический кризис и тому подобное – это то, что нас касается только в том случае, если мы этого хотим. А если мы этого не хотим – то это всего лишь соседняя жизнь, жизнь других людей, в другой стране, на другой планете…

Это понятно? Или есть сомнения?.. J

Ну, и возвращаясь из всех августов мира в милый моему сердцу сентябрь, потому что бабье лето – любимое мое время года, не считая конца января - начала февраля, когда на еще пушистый снег светит яркое солнце, помещаю небольшое объявление от Анатолия Белоусова.

"ЧТО МЕШАЕТ МАЛОМУ БИЗНЕСУ?" - такой опрос проводит Московский Клуб Предпринимателей.

Я приглашаю Вас принять участие в этом опросе. Напишите три самые

большие проблемы, с которыми Вам пришлось столкнуться, занимаясь

бизнесом, и ваш предпринимательский опыт (из списка: давно занимаюсь,

только начал, как-то пробовал, наблюдал со стороны).

Сообщение можно отправить по почте mosbc@yandex.ru, или оставить на

форуме Клуба www.mbc.org.ru/forum/

Результаты опроса будут опубликованы на сайте Клуба и в рассылках.

Координатор опроса

Анатолий Белоусов.

Можете писать даже мне – lunkova@yandex.ru, а я передам Толе. Потому что в свете всего вышесказанного, мне особенно интересно, что же такое может мешать человеку, кроме того, что у него, этого человека, внутри?.. J

И с чем еще кроме своего «внутри» нужно бороться в этой жизни?.. J

Гипотезу мою вы знаете: ни с чем. Вообще ни с чем, кроме себя самого. Будем проверять? J

Счастливо,

ЛЛ

l-lunkova@yandex.ru