Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Алкоголь и человек: доступно о сложном

Подписаться Бесплатная «Золотая» новостная рассылка . Подписчиков 1.570 RSS
←   Август 2002   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.opohmel.ru
Открыта: Давно

Автор
Вадим Водкин

Статистика

1.570 подписчиков
-1 за неделю
←   Все выпуски   →

Алкоголь и человек: доступно о сложном


Информационный Канал Subscribe.Ru

РУССКИЕ ХИППИ УЖЕ НЕ HAPPY


Корреспондент “МК” побывала на чужом празднике жизни

На фестиваль “Радуга” едут старые наркоманы и юные алкоголики
Раннее утро. Трасса Москва—Питер. На плече — любимая командировочная сумка — ей тыщу лет, с ней путешествовала еще моя мама. — Бэг у тебя никуда не годный, маленький очень. Драйверы за б... примут, — качает головой Дженифер.
На вид ей лет 17. В глазах, как на счетчике автомобиля, высвечиваются десятки тысяч километров, намотанных автостопом.
— Куда летишь, голубка? — интересуется водила.
— На “Радугу”.
— Куда-куда?!
— Ну, на сборище хиппи.
Для своей “Радуги” (от английского аналога “Rainbow”) наши русские хиппи выбирают местечко вдали от цивилизации и отдыхают там в свое удовольствие. Нынешнюю “Радугу” устроили в Новгородской области на Льняном озере. За 8 км от стоянки хиппи меня ждала добрая душа — председатель сельсовета Таисия Федоровна.
— Это вы правильно сделали, что к вечеру приехали. Утром там делать нечего. Спят все. А ночью — самая жизнь, — говорит она.
Палаточный лагерь, куда приехали “радужные люди” со всей страны, занимает несколько квадратных километров. Объединяются хиппи по географическому признаку. Уральские — в одном месте, питерские — в другом. У каждого подлагеря — свое название: “Большие Хомяки”, “Акуна матата”, “Нелюди”...
Мы приезжаем аккурат к вечерней медитации. Около двух сотен человек становятся в круг и воют: “О-м-м-м”.
Подлагерь “Охотников”, где я разместилась, — это три палатки. Совсем юная девушка с тихим голоском и ее парень занимают самый приличный брезентовый домик и практически оттуда не вылезают. В соседней тоже живет пара — они пообщительнее. Леля исправно появляется к раздаче пищи и так же исправно уносит ее в палатку любимому. Ему с тяжелого похмелья белый свет не мил.
У костра валяется Хвост. Он то ли не протрезвел еще, то ли всегда такой странный. Слушать его “телеги” невозможно. Никто и не парится. На Хвосте надето зеленое шелковое платьице, подпоясанное веревочкой. Неплохо смотрится вкупе с лицом типичного менялы.
Рыжий парень открывает бутылку дешевого портвейна и пускает по кругу. Все по очереди прикладываются.
В лагере “Охотников” есть человек, который заботится о том, чтобы всегда были дрова, вода и народ накормлен. Если Фила нет в лагере — все остальные могут сидеть сутки голодными.
— Я вам сейчас макарошек с тушенкой сделаю, — обещает Фил и живо варганит нехитрое варево на чуть коричневатой озерной воде.
Я ем и думаю о бычьем цепне и еще... как его? Стафилококке?..
За родниковой водой народ ходить ленится — озеро, оно ближе.
— Ты только в хамский шатер не ходи, — предупреждают меня, — там все вшивые и выводить не хотят. Вот их всех в одну палатку и отселили.
Хамский шатер живет своей жизнью — вечером оттуда доносятся вопли и гоготанье. Ну, точно — чумной барак.

Девочки дают просто так, за идею
Гладь Льняного озера второй день мутит дождь. Народ отчаянно квасит, чтобы согреться. Играем в “подкидного”.
— Пау-Вау! — раздается протяжный зазывный крик.
Два раза в день устраивается общая кормежка. Готовят по очереди.
— Есть можно, только когда кришнаиты “дежурят”, — говорит Фил, — в другие дни несъедобно. Мы на Пау ходим, чтоб пса кормить.
Участники “Радуги” садятся в круг и подставляют тарелки. Сегодня на ужин рисовая каша с сухофруктами. Звучит аппетитно, а на вид и вкус — мерзость.
Передо мной пробегает голый мужичонка с миской.
— Это Вася, — объясняют мне, — один из старейших.
Васятке хорошо за сорок. “Стариков” на “Радуге” немного. Одна из самых колоритных — широко известная в узких кругах шаманка Снежка. Я познакомилась с ней, когда она пришла аскать (спрашивать) сахар и хлеб. По легенде, Снежка своим пением вызывает дождь. Затянутое серыми тучами небо сваливают на счет ее колдовства.
А всего в лагере пять шаманов. После вечернего Пау-Вау шаманят на хорошую погоду. Алые языки пламени облизывают обнаженные тела юных девушек, извивающихся в языческой пляске под бой тамтамов. Возбужденный мужичонка потихоньку подкрадывается к одной из танцовщиц, пытаясь прижаться теснее к волнующим формам.
— Эй, не зажимай человека! — грозит ему Фил.
Молоденькие хиппи-гел в экстатическом трансе — легкая добыча. Забавно, что и у Васи, и у других потасканных хипарей — подружки из их числа. Девочки смотрят на “стариков” с восхищением, учатся расширять сознание и легко отдаются за идею.

“Грибы”, кофе, портвейн...
Портвейн пополам с кофе вставляет отменно. Кажется, что вот-вот разорвется сердце.
— Лучше с “колой”, — говорит Фил, — “Мишки Гамми” называется.
Аня уже набралась и шатаясь бродит по лагерю.
По соседству живут “растаманы”. Курят каждый день. Но “грибников” больше. Мухоморы употребляют во всех видах: варят, сушат, перетирают. “Учение Дона Хуана” всегда найдет последователей. Что касается тяжелых наркотиков, честно скажу — не видела.
— Слушай, можно нескромный вопрос? — подходит ко мне Аня. — У тебя не найдется тридцати рублей? А то портвейн выпили, а я ребятам должна была оставить.
Назавтра обещаю ей сходить в магазин.
— Доброе утро! — говорит мне идущая навстречу девушка.
— Доброе! — машинально отвечаю. На “Радуге” всегда утро. Это приветствие как пароль. Ну, кто будет желать доброго утра в три часа ночи? Только свои.

Утро вечера дряннее
А настоящее утро на “Радуге” больше смахивает на поздний вечер. На тропинках можно встретить только тех, кто еще не ложился.
Я, связанная обещанием, отправляюсь с Аней в соседнюю деревню за портвешком.
— Я умею видеть будущее, — говорит Аня. — Я тоже шаман. Но сейчас у меня временно способности утрачены... У меня дочечка маленькая... Мне тридцатник... А Фил меня любит... У нас сейчас восемь граждан живут в квартире... Я с арбатскими с 13 лет...
Часа через два мы добираемся до магазина.
— Слушай, а может, еще бутылочку, в дорогу? — крайне вежливо спрашивает Аня. — Мы здесь давно сидим, денег нет совсем. Триста рублей на неделю осталось на всех...
Обратная дорога значительно веселее. “Может, придумать себе имя типа “Упа-упа-упа-па”, что означает “видящая-грани-жизни-сквозь-увеличительное-стекло” — и остаться здесь навсегда?” — шевелится в мозгу.
Аню совсем развезло. “Алкоголичка, — думаю, — с такого-то количества...”
Она шагает все медленнее и требует открыть вторую бутылку. Вдруг оседает на тропинку. Я подбегаю к ней и успеваю подхватить голову. Она закатывает глаза и начинает хрипеть.
— Да очнись ты, господи! — кричу я.
На мое счастье, из леса выбегают парень с девчонкой — тоже в магазин ходили. Мы трясем Аню, не понимая, чем помочь, таблеток никаких при ней нет. До лагеря четыре километра, бежать выпадает мне, я точно знаю Аниного “мужа”. Дождь все сильнее, тропа превращается в болото. Мне страшно. Я боюсь не успеть.
— Мы забыли тебя предупредить: ей пить нельзя, — говорят в лагере, — такое с ней не в первый раз.

Охота на блудную Лисичку
Выбираться с озера сложно. У Таисии Федоровны кончился бензин, и подвезти меня она не может при всем желании.
На выходе из лагеря встречаю двух попутчиц. Все веселее. До Козловки топать часа три. Дождь не перестает.
Навстречу нам идет женщина под зонтиком в босоножках, с маленькой сумочкой подмышкой. Сказать, что она смотрится здесь странно, — ничего не сказать.
— Я ищу свою дочь, — говорит женщина, — вот она на фото.
Семейный снимок, рыжая девушка улыбается в камеру. Но лицо нам не знакомо.
— Вы в лагерь идите, там сейчас Пау-Вау начнется, вы возьмите палку специальную, там покажут, войдите в круг и спросите, кто ее видел, — советуют девчонки. — Погоняло-то у нее какое?
Мамаша вздрагивает от тюремного жаргона и жалобно произносит:
— Ну, они ее Лисичкой зовут...
Заворачиваем за поворот, в машине сидят папа и старший брат Лисички.
Я знакомлюсь с попутчицами.
— Леди, сокращенно Ди, — представляется белобрысая девушка, похожая на пацана, — а это моя подруга. Родители говорят, что деньги только на обучение дадут. А я не могу учиться, у меня здоровье слабое. Я на квартиру заработать хочу. И жить со своей подругой. Чтобы спокойно сексом заниматься. Слушай, а у тебя в Москве можно остановиться?
— Сама у родственников живу, — твердо отвечаю я. (Не дай бог, адрес загуляет среди автостопщиков — в собственную квартиру не зайдешь.)
— Мы сейчас в Питер, там у нас есть вписка, — продолжает Ди, — только мы туда в последнюю очередь, если совсем припрет. У них специальное полотенце для вписчиков — черное от грязи. А на кровати спит только тот, кто спит с хозяевами. Или с ним, или с ней. Я тоже бисексуалка, но с ней не смогу. Она страшная, и фигура ужас.
Мы наконец выходим на трассу. Машин — ноль. Потихоньку бредем к деревне Крутец.
— Полный! — дружно добавляем. Чуть в стороне стоит деревенька Большие Концы. Три дома и одна постоянная жительница — герла 80 лет.
Нас обгоняет Лисичкина семья. Блудная дочь накрепко пристегнута к сиденью ремнем.
Наконец нам везет. Грузовик берет всех троих, но ехать приходится внутри контейнера. Со стуком ударяясь о стенки и подпрыгивая на колдобинах, я все не могу сообразить: и это свобода?! А что тогда я здесь делаю?
...В вагоне-ресторане на обратном пути в Москву меня обсчитывает хамоватая буфетчица, и я вспоминаю слова одного из хиппов:
— Hет, хиппи не умеpли, не кончились. По-пpежнему бpодят они по гоpодам и весям, пpоповедуя любовь и добpоту, pаздpажая обывателей своим внешним видом и упоpным нежеланием pаботать. По-пpежнему звон их колокольчиков напоминает о том, что дети-цветы пытаются достучаться до сеpдец людских, наглухо закpытых бpоней банкнот и цинизма, именуемой житейской “мудpостью”, хотят pастопить лед отчужденности.
Хиппи не умерли. Но счастливыми их не назовешь. (29 июля 2002, Надежда Арабкина, "МК")



Легкого похмелья! Opohmel.Ru
http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru 		Отписаться
Убрать рекламу
В избранное