• 2015-06-17 10:54 Александр Петрынин: Педагогика начинается в конфликте
• 2015-06-19 03:53 Ловим ветер!
• 2015-06-20 02:40 Крутой папа [Православие.ру]
• 2015-06-21 17:22 Оживляя память…
• 2015-06-23 03:35 Папское счастье: смотри, гордись, люби
• 2015-06-24 18:45 Не соскучиться в Сочи
• 2015-07-04 03:09 Мы и летом не скучаем, в игры умные играем!
• 2015-07-07 16:48 Бедная пчелка
• 2015-07-10 02:44 Разрушительная сила гиперопеки

Александр Петрынин – батя для тысячи двухсот ребят, многие из которых уже взрослые, имеют свои семьи. 23 года он возглавляет Хабаровский краевой центр психолого-педагогической реабилитации для подростков с отклонениями в поведении. Александра Геннадьевича невозможно представить не только ругающимся, но даже повышающим голос. Интеллигентность, хорошие манеры не мешают ему стать авторитетом для подростков из самой асоциальной среды. Он рассказал о своем пути в социальную педагогику и о принципах общения с непростыми детьми.

Александр Петрынин родился в 1962 году в Хабаровске. В 1985 окончил Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта, в 1990 – Хабаровский педагогический институт. Кандидат педагогических наук, Заслуженный учитель Российской федерации, директор Хабаровского краевого центра психолого-педагогической реабилитации для подростков с отклонениями в поведении.

Александр Петрынин со своими подопечными

Подвиг Агнии Барто

– Александр Геннадьевич, вы были в детстве трудным ребенком?

– Я не очень люблю это определение. Нет трудных детей, есть дети, которым трудно – те, кто недополучил любовь взрослых, те, кто переживает кризис переходного возраста, в конце концов, те, кто оступился. Все они нуждаются в поддержке, грамотном педагогическом сопровождении, любви, но это не значит, что надо на ребенка вешать ярлык «трудный». Мне кажется, называя ребенка или подростка трудным, педагоги расписываются в собственной некомпетентности.

Но я понял ваш вопрос. У меня было счастливое детство, мы с братом всегда чувствовали родительскую любовь и заботу, хорошо учились. Мама у нас учительница, папа военный, брат пошел по его стопам, окончил военное училище, я же решил стать инженером и поступил в институт инженеров железнодорожного транспорта. Но все пять лет совмещал учебу с работой в детском доме. Мыслей о педагогике у меня не было, но я дружил с Агнией Львовной Барто…

У нас в школе, где я учился, было общество книголюбов, и мы писали письма писателям. Агния Львовна откликнулась, а мы с родителями часто бывали в Москве и Петербурге, поскольку в обоих городах у нас жили родственники. И вот в один из приездов в Москву я пришел в гости к Агнии Львовне, мы подружились, я стал приходить к ней каждый раз, когда приезжал в Москву, и однажды она мне решительно сказала: «Саша, вы нужны детям, вы должны пойти в детский дом». Я тогда заканчивал десятый класс.

Многие знают Агнию Барто как прекрасного детского поэта. Но не все знают о том, что Агния Львовна совершила гражданский подвиг – после войны благодаря ей более двух тысяч детей из детских домов воссоединились со своими родителями или другими близкими родственниками. Ведь не у всех родители погибли на войне или были репрессированы. Многие потерялись, например, когда их совсем маленькими вывозили из блокадного Ленинграда, а фашисты разбомбили поезд, в результате не осталось никаких документов, а сам ребенок не мог сказать, кто его родители, в силу младенческого возраста мог неправильно произнести свое настоящее имя.

Сердце детского поэта подсказало Агнии Львовне искать детей и родителей по детским воспоминаниям. И она по «Маяку» читала детские воспоминания, письма, и порой родители отзывались, находились. Более двух тысяч детей нашли близких родственников. Это подвиг Агнии Львовны.

Разглядела она во мне педагога, когда я об этом и не помышлял. Но послушал ее совета и, хотя поступил, как и собирался, в железнодорожный, на первом же курсе устроился вожатым в детский дом. Юноша из интеллигентной семьи, аккуратный, в галстуке, матом не ругается – сам удивился, что это привлекло воспитанников, но даже самые хулиганистые ребята потянулись ко мне. А потом случились беспорядки в Бикинской спецшколе – было в Хабаровском крае такое закрытое учреждение для детей с отклонениями в поведении,– и я в сопровождении местного руководства ездил туда. Любой бунт страшен, но женский и детский особенно – они совершенно непредсказуемы.

Я понимал, что в закрытом учреждении по-настоящему детская жизнь открывается ночью, а не днем. После отбоя поднялся в спальню, вычислил как-то, что именно в этой спальне живут «бугры». В углу сидит режимник, слово боится им сказать, а мне удалось поговорить с ними. Именно поговорить – ни в коем случае не надо читать им нотации. Сначала надо контакт установить, отнестись к ним, как к людям, хоть и сильно оступившимся. Был там мальчишка по прозвищу Лимон – 14 лет от роду и уже 138 краж со взломом. Представляете, какая биография. А куда деваться ребенку, если отца нет, а мамочка не просыхает? И таких детей в Бикинской спецшколе много было.

После этого я перечитал «Педагогическую поэму» Антона Семеновича Макаренко и воспринял ее совсем по-другому, чем при первом прочтении, до поездки в Бикинскую школу. Про Макаренко, в том числе и в комментариях к «Педагогической поэме», часто пишут, что он не любил давать и никогда не давал рецепты. Мне Антон Семенович открывается по-другому. У него множество рецептов, причем готовых. Он писал честно, без прикрас. В «Педагогической поэме» есть фраза, которую я первый раз прочитал невнимательно, между строк: «Были у нас и карты, и поножовщина, и другие ночные безобразия». Точка. Без подробностей, без уточнений, какие другие безобразия, но смысл понятен: это настоящая колония, с разборками, с криминалом, но без ограждений. Как Макаренко с этим справлялся?

Как-то на макаренковских чтениях я задал этот вопрос руководителю музея Макаренко и его последователю Антону Семеновичу Калабалину, Царство ему Небесное. Он мне предложил свое понимание криминальной подростковой субкультуры. Подростки, которые выпадают из социума, не в ладах с законом, выбирают себе лидера (пахана, бугра). Макаренко понимал, что детям, живущим по понятиям, лидер необходим, и сам встал на этот пьедестал. Завоевал у них авторитет своими поступками.

Многие любят вспоминать, как он, не сдержавшись, ударил совсем распоясавшегося воспитанника. Это есть в «Педагогической поэме»– Макаренко предельно честен перед читателем,– и по-человечески такой срыв понятен – попробуйте поработать с таким контингентом. Но ведь очевидно, что это не самый сильный поступок. Только любители жареного могут акцентировать внимание именно на нем, а не на огромной душе Макаренко, на его любви к детям – все воспитанники вспоминали, как он подкладывал им под подушку конфеты,– на тонкости, интеллигентности – он писал стихи, играл на скрипке. И показательно, на мой взгляд, что Макаренко очень не любила Крупская.

Борьба с криминальной субкультурой

– И вы решили продолжить дело Макаренко?

– Я никогда не дерзал сравнивать себя с ним, но, конечно, работа с детьми захватила меня. Институт я закончил, и мне это пригодилось – я сам делал планировку помещений нашего центра. А сейчас администрация Хабаровска совместно с епархией и Правительством края строят нам целый комплекс, и я снова рисую план. Приходится регулярно бывать на стройке вместе с прорабом. Поэтому хотя непосредственно по специальности – инженер-путеец – я не работал, полученные знания не раз пригождались.

После института я работал в закрытом детском учреждении под Биробиджаном – Еврейская автономная область входила тогда в состав Хабаровского края. С детьми у меня сразу сложились добрые отношения, директор – сам воспитанник колонии – был незаурядной личностью: мудрый, понимающий ребят, сильный. Он меня и пригласил на работу. Но потом он взял замом своего друга, который его, грубо говоря, подсидел – везде интриги. Директора уволили, назначили на его место «друга», с которым мы, конечно, сработаться не могли. Я привык говорить, что думаю, и не шепотом, не в кулуарах. Неудобный я подчиненный и директор неудобный. Выстраивание отношений с руководством почему-то у меня всегда уходит на второй план. Я весь в работе, очень тяжелой, где надо отдавать себя без остатка, иначе ничего не получится. Поэтому мало кто рвется к нам. Я ее люблю, это мой крест, Божья милость ко мне.

А тогда придраться ко мне было проще простого – нет педагогического образования. Молчать я не мог – там творилось невообразимое: подростки свободно выходили гулять в поселок, хотя учреждение закрытое, там грабили местное население, творили другие безобразия. Старый директор такие вещи пресекал, а новый занял страусиную позицию, да и устраивал его такой «порядок». Использование криминальной субкультуры в работе с детьми самих детей не только развращает, но и подавляет, уничтожает, а начальству и сотрудникам живется легче. За всем следят бугры и шестерки. Бугор наводит «порядок», то есть всегда «настучит по лицу», кому «надо», всех построит, а шестерка будет про всех всё докладывать, то есть, говоря криминальным сленгом, «стучать».

Я до первого секретаря крайкома партии дошел, и в итоге учреждение расформировали, но до этого и на меня жалобы писало руководство. В прокуратуре на меня накинулись: «Это закрытое учреждение, а вы детям конфеты носите». «А где написано, что запрещено угощать детей конфетами? – спросил я. – Макаренко всегда дарил конфеты».

Позиция директора, с которым у меня был конфликт, не оригинальна: это не дети, а подонки, как можно их любить? Он так и не понял, что должен стать для них старшим другом и наставником, а многим и заменить отца. Я так понимал работу в детском учреждении и с годами только укреплялся в своей позиции. Сам вырос в атмосфере любви и заботы, начитался Макаренко, с первыми наставниками мне повезло. Когда я, семнадцатилетний мальчишка, пришел в детский дом, Валентина Марковна Пичугина, Царство ей Небесное, учила меня:

– Приди в спаленку, сядь на кровать и спроси: «Где твоя мама?».

– Как я смогу? У него же мама умерла.

– А ты спроси – и подружишься с ребенком.

Сама воспитанница детского дома, она понимала, какие слова нужны детям. Страшно было: думаю, спрошу, и ребенок заплачет. Он действительно заплакал, но рассказал мне о себе – доверился!

В спецшколе ребята постарше были, но я и к ним подход нашел. Главное – видеть в них не хулиганов, не «трудных», не «безнадежных», а людей, и относиться к работе творчески. В каждом подростке можно пробудить интерес к чему-то созидательному, желание стать лучше. Конечно, когда я столкнулся с тем, что новый начальник насаждает и поощряет криминальную субкультуру, не смолчал. В итоге, как я уже сказал, учреждение закрыли.

Приют открылся стихийно

К тому времени я закончил пединститут… Как только ко мне стали придираться, что у меня нет педагогического образования, я поступил на истфак Хабаровского пединститута – историю всегда любил. Учился, разумеется, заочно, но всерьез, институт закончил экстерном и с отличием, и когда после закрытия спецучреждения вернулся в Хабаровск, три года проработал в школе. Преподавал историю и одновременно был замом по воспитательной работе.

Это была обычная средняя школа, но учились там очень непростые дети, и она занимала первое место в Хабаровске по подростковой преступности. За последние два года моей работы там ученики не совершили ни одного серьезного правонарушения. Самые отъявленные хулиганы и двоечники получали у меня по истории четверки. Я никому не натягивал оценки, просто сумел увлечь их. Уроки с ребятами мы проводили в игровой форме: «Вы обороняете замок, а вы нападаете на него». И они рисовали на плакатах укрепления. И тогда им уже самим хотелось понять, о чем идет речь, они начинали читать – всю библиотеку переворачивали.

Или аукцион устраивал: «Продаю шапку Мономаха за знания». Они давай наперегонки рассказывать про шапку Мономаха, я им за это баллы ставлю, а в итоге тот, кто больше всех баллов набрал, получает пятерку. Этому меня научил Олег Семенович Газман, известный педагог-игровик, близкий друг Симона Львовича Соловейчика.

Может быть, проработал бы я в этой школе и дольше, но в 1992 году моя знакомая из Томска Татьяна Михайловна Ковалева (сейчас она профессор Московского педагогического университета) открыла там частную школу, а мне предложила открыть при школе детский дом. Я съездил туда, посмотрел школу, понял, что с детским домом всё может получиться – база есть, – вернулся в Хабаровск и пришел в Управление образования прощаться, объяснил: «Уезжаю в Томск, буду с проблемными детьми работать. Чувствую, что в этом мое призвание».

Новый начальник Управления – ее тогда только назначили,– Валентина Тимофеевна Саватеева, удивительно добрая и мудрая женщина, сказала: «А зачем уезжать? Давайте здесь откроем дом для детей с проблемами». На окраине города тогда закрывали УПК (учебно-производственный комбинат), но станки – токарные, слесарные — там оставались, еще и обновили станочный парк. Пришел, посмотрел. Махонькое двухэтажное здание, вокруг места совсем немного, но я же инженер – всё расчертил, просчитал. Остался.

– Приют сразу открыли?

– Приют открылся во многом стихийно. Мы только начали строить-ремонтировать… Строили, конечно, мастера, но педагоги им помогали: выносили мусор, шпаклевали, красили, белили, клеили обои. И на ходу учились, переквалифицировались. Открывать-то мне приют предложили, но специалистов не было, остался только педагогический коллектив из закрывшегося УПК. Стали вместе учиться премудростям особой педагогики для особых детей.

Только начались ремонтно-строительные работы, а в Хабаровске уже пошла молва, что открывают центр для сложных ребят, стали приходить дети и с родителями, и одни, наши специалисты с ними беседовали. Многие включились в строительство приюта. С ребенком по-доброму поговорили – и он уже прикипел душой к делу, к тому же понял, что есть перспектива получить профессию.

Первые воспитанники появились, когда еще жить было негде. Одного мальчика привела бабушка из находящегося поблизости храма, просила помочь. Наш завхоз Лидия Александровна (сейчас она мастер производственного обучения) взяла его к себе, он жил у нее, пока приют не открылся. Однажды Лидия Александровна подстригала его и случайно поцарапала ушко. Тут же прижала его к себе, по голове погладила, а он говорит: «Вы такая добрая и мягкая». Мама его никогда не прижимала к себе, не гладила, он не знал материнской любви, тепла.

Еще одного мальчика к нам из милиции привезли. Андрей родился в колонии, где его мама отбывала наказание, первые годы воспитывался в доме ребенка при колонии, потом мама освободилась, забрала его, но вскоре бросила, и он до тринадцати лет жил в уличных колодцах. Милиция его нашла и сразу к нам: «У вас приют, вы и занимайтесь». Легко сказать. Везде ремонт идет, только в одном помещении можно было находиться – мы там обедали: на столах плиты включали, обогревались электричеством, потому что батареи отключены, ни кроватей, ни еще какой-то мебели нет. Вот этот мальчишка несколько дней спал на столах, накрываясь телогрейкой, потом совсем захолодало, и его забрала к себе домой Елена Павловна, повар.

Есть замечательный документальный фильм «Особенное сердце»– про педагогов нашего Центра. Там и Елена Павловну снимали. Она рассказывает, как Андрей разбудил ее в час ночи: «Елена Павловна, мне стыдно – я часы у вас украл». Понимаете, украл часы у человека, который его приютил. Потому что сколько себя помнил, столько крал, чтобы выжить. Но совесть-то есть, вот он и признался и отдал часы. «Хороший парень!»,– говорит Елена Павловна. Без малейшей иронии говорит. Вот таких детей – рожденных и выросших среди криминала, тяжких грехов – брали домой наши педагоги!

И сколько таких несчастных детей у нас! Им всего-то и надо, чтобы их погладили, доброе слово сказали. Конечно, это не сразу излечит ребенка от криминала, матерщины, воровства, но семя будет посажено и оно прорастет!

– Сколько детей вы приняли изначально?

– Пока шел ремонт, только несколько ребят жили у сотрудников. Те, которым совсем некуда было идти. А в январе 1994 года официально начался учебный процесс в нашем центре психолого-педагогической реабилитации, и мы сразу взяли 86 детей. Чтобы все смогли перейти в следующий класс, мы просили управление образования на месяц продлить нам учебный год, еще весь июнь дети учились, а в июле сдавали экзамены. Удивительно! Большинство детей в своих школах в течение года вообще не учились, а здесь – во время летних каникул ни один не пропускал занятия. Сейчас приходят выпускники тех сложных девяностых годов и стены целуют, колонны обнимают.

Воспитанники играют в защитников Севастополя, 1994 год

Кому генерал, а нашим детям добрый дедушка

– А кто финансирует центр? Сами ищете спонсоров?

– До перехода в 2010 году в краевую собственность у нас было муниципальное учреждение, поэтому мы включены в муниципальный бюджет города Хабаровска, но с самого начала Господь посылал к нам благотворителей. О нас много писали, кто-то просто захотел помочь – люди на доброе дело свои деньги жертвуют.

Один американец подарил нам 10 тысяч долларов. Это и сегодня немалые деньги, а тогда– просто огромные. Мы заказали на них деревянное резное обрамление, поставили деревянные резные двери, в трапезную – деревянные столы и лавки из массива. Потом дети уже сами стали резать по дереву, но тогда они только пришли в центр, еще не освоили ремесло. А нам сразу хотелось создать им уют.

Потом нас очень полюбил Константин Борисович Пуликовский, в то время, в 2005 году, полномочный представитель президента. Генерал, очень жесткий мужик, но к нашим детям он приехал не как генерал, перед которым все навытяжку, а как добрый дед к внукам. У него же сын погиб на войне, он к детишкам трепетно относится. Вот подходит он к одному мальчишке, маленькому, как гномик – только щечки торчат и большая голова на ножках. Я тихонечко шепнул полпреду, что мальчик этот уже условно осужден. «И за что это ты, сынок?»,– спросил генерал. «Нельзя про это спрашивать»,– сказал я. «Ой, прости меня, Коля». Добрый человек, культурный.

Потом он доложил о нас президенту Владимиру Путину. Каждый полпред раз в полгода пишет большой годовой отчет, но несколько самых важных, на его взгляд, вопросов лично докладывает президенту. Вот одним из вопросов был наш центр, и Путин распорядился выделить нам из бюджета несколько миллионов. Это 2004 год. Мы сделали евроремонт. После этого я в больницу загремел. Строители разные, некоторые и пьют на работе. Но я сразу предупредил их, что халтуру не приму, и пока они все недостатки не устранили, заставлял их многое переделывать.

Не дом, а дворец построили, хотя когда бывшие воспитанники приходили в гости, они признавались: «А нам больше нравилось, как было». Было простенько, кустарно, но сделано их руками. Каждому свое. Нынешние воспитанники любят уже этот дом.

В мастерской

Одно время у нас и 130 человек обучалось, потом 112. Но сейчас у нас обучается 99 человек – больше по санитарным нормам нельзя.

– С какого возраста вы берете детей?

– С десяти лет, то есть с момента, когда ребенка можно поместить в закрытое учреждение. Я против закрытых учреждений, хотя есть и очень хорошие. Например, Стерлитамакская колония.

– Антон Семенович Калабалин тоже о ней очень хорошо отзывался.

– Я по его следам туда и поехал. Он часто там бывал, его там все любили и уважали. Кстати, в Стерлитамакской колонии воспитывался Саша Матросов. Про него все знают, что он закрыл собой амбразуру, и эта готовность положить душу за други свойственна многим воспитанникам Стерлитамакской колонии. Да, встречаются в закрытых колониях островки счастья, но это скорее исключения, в целом же система порочна – она обрекает ребенка на унижение. Конечно, унижают порой и в обычной школе, но колония – это рассол, в котором ребенок просаливается, насквозь пропитывается криминальной субкультурой, и выходит оттуда уже готовым преступником. Это курсы повышения квалификации для преступников.

Я своим ребятам, которые садятся в колонии, говорю: «Читайте Достоевского». В «Записках из мертвого дома» мы видим модель сталинско-бериевской колонии, только нравы со времен Федора Михайловича стали еще жестче. Я со всеми переписываюсь, всех навещаю. Один мальчик стал в колонии писать стихи, а при встрече сказал: «Александр Геннадьевич, я только здесь, в колонии, понял, где воспитывался. Случайно включил телевизор, а там фильм о вас показывали». Уже 14 фильмов снято про наш центр, некоторые думают, что всё приукрашено, но этот парнишка жил у нас, его не надо убеждать.

Падения неизбежны

– Значит, не всех детей удается уберечь от колонии?

– Примерно три-пять процентов наших детей попадают в места лишения свободы. К нам часто поступают дети, которые уже совершили противоправные поступки, многие получили условный срок. А когда пошла молва, что мы ходатайствуем в суде и спасаем от тюрьмы, стали приходить подростки, которые уже совершили преступления и ждали суда. И вот здесь начиналась самая интересная педагогика. До суда он шелковый, белый и пушистый, мы идем в суд, убеждаем, что не надо ломать парню (или девушке) жизнь, как правило, удается убедить, ему дают условный срок, он остается на свободе, и вскоре берется за старое. То есть может бросить занятия в Центре, уйти, начать бродяжничать, воровать, а то и на наркотики подсесть. Страх попасть в колонию был сильным сдерживающим фактором, но фактором внешним. Наша задача – установить внутренние регуляторы. Это самое главное.

Скажу прямо и без прикрас – такие падения ребенка неизбежны. Не возможны, а именно неизбежны. Слишком сильны его грехи, тянут они его вниз, на дно. Педагогу нужно не упустить момент, когда начинается падение, отработать его. Тяжело? Да. Но это и есть педагогика. Она, как замечательно говорит Артем Симонович Соловейчик, начинается в конфликте. Педагог работает не кулаком, не криком, не запугиванием, а словом, сердцем своим и авторитетом. Иначе надо менять профессию.

У нас в центре нет ни карцера, ни решеток, ни ограждений. Если я вчера выступал в суде и убеждал судей, что ребенок хороший, не могу сегодня взять его за руку, отвести в суд и сказать: «Забирайте – он плохой». И перед судом буду выглядеть глупо, но главное – это будет предательством. Я не предам ребенка, и дети это прекрасно понимают.

Сейчас проще стало, потому что приходят бывшие воспитанники, взрослые серьезные люди, рассказывают, какими они были, как в центре смогли многое переосмыслить, изменить свою жизнь. Помогают воспитывать.

– Если один подросток, за которого вы просили, ручались, подвел вас, второй, третий, как суд продолжал прислушиваться к вашим ходатайствам?

– Некоторые подводили, но большинство ребят менялось в лучшую сторону. И все, в том числе и судьи, знали, что падают единицы. С некоторыми судьями мы подружились, один, когда уже был на пенсии, рассказывал мне: «Александр Геннадьевич, когда я первый раз вас увидел, вы меня поразили: такой молодой, а такие речи говорил!». Сейчас, мне кажется, я растерял этот дар – старею и бюрократической писаниной много занимаюсь. «С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши, и со избранным избран будеши, и со строптивым равратишися» (Пс., 17, 26-27). Вот я и развратился – глупею. А раньше так эмоционально выступал, что ребенок рыдал на скамье подсудимых. Пусть на мгновение, но наступало покаяние. И это часто убеждало суд.

Крестный тысячи двухсот человек

– Работа помогла вам задуматься о Боге?

– Крещен я с детства, бабушка меня крестила. Но впервые осенил себя крестным знамением в 1988 году, когда посетил Оптину пустынь. Ее только начали восстанавливать. А в 1989 году бабушка умерла, я очень переживал и стал за нее молиться и потихонечку воцерковляться. В 1990 году приехал в Оптину на Сретение, ночевал в скиту, познакомился с батюшкой Илием. Он подарил мне варенье из лепестков розы (кто-то ему подарил, а он мне!) и благословил на большое доброе дело. На какое конкретно, не сказал, я еще не знал, что будет центр, но он же старец!

Уже работая в центре, познакомился с писательницей Натальей Евгеньевной Сухининой, она много про нас писала. Удивительный человек. Сам же я теперь крестный тысячи двухсот человек.

– Ваших воспитанников? Вы всех крестите? Церковь участвует в вашей работе?

– У нас светское государственное учреждение, и детей мы берем не по религиозному признаку, а по социальному – тех, кто нуждается в нашей поддержке, в реабилитации, в заботе, в воспитании. Центр находится возле храма Александра Невского, все желающие дети в воскресные и праздничные дни ходят на службу, исповедуются и причащаются. Два раза в год – в день рождения центра и на Крещение – батюшка служит молебен, на Крещение окропляет всё помещение святой водой. Но, конечно, никого мы не принуждаем ни к присутствию на молебне, ни к хождению в храм, ни к крещению. Это по желанию. Большинство изъявляет желание креститься. Не все регулярно исповедуются и причащаются, но периодически в храм заходят почти все.

На Крещение

Благодаря добрым сердцам попечителей мы регулярно организуем дальние поездки, в том числе и по монастырям. По многу раз были в Оптиной пустыне, Троице-Сергиевой лавре, Никитском монастыре в Переславле-Залесском, в Псково-Печерском монастыре и даже на Святой Горе Афон в Греции. Но в эти поездки мы тоже берем не по религиозному признаку и даже не за успехи в учебе. В такие путешествия едут дети, которые в чем-то себя преодолели. Например, бросили курить, воровать. Это стоит дороже, чем победа на математической олимпиаде.

Один мальчик захотел креститься во время поездки в Абхазию. Прямо в Черном море и крестил его батюшка. Его крестным стал уважаемый местный житель Заур, в крещении Андрей, а я стал крестным отцом абхазскому пареньку, в крещении Роману.

– А есть поездки для всех, а не только для отличившихся?

– Конечно. Просто в дальние поездки нет возможности взять всех – это же всё за счет благотворителей. Но по Дальнему Востоку постоянно путешествуем все вместе, летом обязательно вывозим детей из города. Ежегодно летом отправляем их на побережье Японского моря или в Кульдур, там минеральные источники, прекрасный санаторий.

– Боретесь ли вы с курением или только поощряете тех, кто бросает?

– До Указа президента у нас было отведено место для курения. И разрешено это было только старшим (с 14 лет) и только на двух переменах. Так же, кстати, Макаренко поступал– младшим запрещал, старшим разрешал – они были союзниками в борьбе с курением у младших. Понятно, что это правило не всегда и не все соблюдали, но всё же мы по возможности ограничивали курение. А теперь мы на законном основании просто запретили курить. У нас же школа. Всё равно кто-то покуривает, но прячутся. В здании за двадцать с лишним лет случаи курения единичны и давно уже никто не курит. Разве что новичок мог по неведению закурить, а так ребята берегут дом. Знают, что батюшка окропил – для них это значимо, ценно.

Ребятам нравится быть хорошими

– Как вы реагируете на матерщину? Понятно, что если ребенок несколько лет жил на улице и разговаривал матом, он не может вмиг исключить эти слова из своего лексикона.

– Есть неписаные нормы. Раз мы одна семья, доверяем друг другу, то и соблюдаем их. У нас так принято: если девочка выругалась, приседает 25 раз, мальчик – отжимается. Тоже 25 раз. Причем неважно, при мне выругался или просто пацаны услышали. Сорвалось с языка – упал-отжался. Это вопрос самоуважения. Они понимают, что нельзя материться. Могут говорить на сленге – «фильтруй базар», еще какие-то смешные слова и выражения есть. Я понимаю эту подростковую речь, но сам, конечно, употребляю ее крайне редко. Разве что ради шутки. Стоит взрослый дядечка в галстуке и вдруг ввернет такое словечко – детям нравится, помогает разрядить обстановку.

Конечно, запретить нельзя, нужно дать им альтернативу. Не только мату. Например, многие, когда только приезжают к нам, поют блатные песни. Ненормативной лексики там может и не быть, но сплошь и рядом гнусные шутки, грязные намеки, жестокость. Такой подростковый шансон.

Что мы делаем? Зовем ансамбль «Нежность». Девчонки-красавицы в кокошниках, русских костюмах поют народные песни, романсы. Ребята как завороженные сидят. Всё, они почувствовали разницу, поняли, что значит красивая песня, душевная. Девушки уехали, а они давай разучивать романсы. Потом устроили вечер романса, вновь позвали ансамбль, уже все по очереди пели. Такой чудный вечер был!

Мы дружим с симфоническим оркестром, и к ним ходим на концерты, и они к нам приезжают. Я еще когда в закрытом учреждении работал, ставил детям «Лунную сонату» Бетховена, Полонез Огинского. Предупреждал: «Сейчас поставлю музыку, которую не все поймут. Полонез Огинского – это “Прощание с родиной”, его поймет только тот, кто пережил разлуку с родиной. А “Лунную сонату” поймет только тот, кто пережил неразделенную любовь». А они ж все пережили разлуку с родиной – их оторвали от дома,– и любовь у всех дома осталась. Пусть они не сразу смогут оценить великую музыку, почувствовать ее красоту, но слова о разлуке с родиной, о неразделенной любви им понятны – это их боль. Они слушали и плакали.

Приходим мы на концерт или в театр не просто как зрители, но как гости. Например, нас перед спектаклем проводили за кулисы, знакомили с исполнителем главной роли – народным артистом! Спектакль, может быть, многим неинтересен, но они сидят тихо, внимают каждому слову, потому что только что общались за кулисами с дядечкой, который сейчас на сцене, он их друг. Они одеты с иголочки, галантны, им нравится быть хорошими. Надо только помочь им.

И сами мы в центре ставим спектакли. Вернее, ставят ребята, педагоги им только помогают. По Пушкину делали спектакли, по Андерсену. Проводим осенний бал.

Через производство удается мотивировать их к учебе

– Многие педагоги жалуются, что сегодня по закону запрещено привлекать детей к труду. Но у вас, как я понимаю, дети осваивают специальности?

– Всё очень просто. В законе написано: «К труду, не определенному учебным планом». У нас профподготовка входит в учебный план. 36 часов в неделю, из них 14 – предметы (математика, языки, география и т.д.), а 22 – профподготовка, которая включает в себя и производственную практику. Это нормальный план вечерней школы. И дети довольны – престижно закончить школу и одновременно получить профессию. Готовим слесарей, токарей, столяров, автомехаников. Девушек швейному делу обучаем.

Именно через производство удается мотивировать их к учебе. Математику в центре преподает Елена Владимирована Петлеванная, победитель национального проекта «Образование», автор работ «Математика и токарное дело», «Математика и слесарное дело», «Математика и швейное дело». Например, ребенок обожает токарное дело, но ничего не смыслит в математике, ненавидит ее. Таких детей – рукастых, с увлечением осваивающих ремесло, но равнодушных к учебе – в центре очень много. Елена Владимировна объясняет, что геометрия нужна им не для оценки, а для работы на станках, приходит в цех, показывает всё на конкретных примерах. То же самое с физикой и химией. Хочешь быть автомехаником – должен знать, как устроен двигатель, и про электролит должен знать. И через такую привязку к производству у детей появляется интерес к учебе. Повышается успеваемость.

Некоторые и в вузы поступают, но немногие. А специальности получают почти все. И они востребованы. Экономистов и юристов в стране пруд пруди, а квалифицированные рабочие в дефиците.

В мастерской

– Вы говорили, что 3-5 процентов ваших воспитанников попадает в колонии. Это в юности, вскоре после суда, где они получили условный срок, или есть те, кто во взрослой жизни оступился?

– Есть и такие, но мы всё отслеживаем, со всеми поддерживаем связь, навещаем во взрослой колонии. Нельзя никого считать безнадежным, пока человек жив (некоторые, к сожалению, погибли от алкоголя и наркотиков). Я недавно общался с бывшим нашим воспитанником, у которого восемь судимостей. Много лет отсидел в колонии строгого режима. Ему 35 лет, а он уже совсем седой. Он сказал мне: «Александр Геннадьевич, всё, что вы говорили, сбылось». Не слушал он меня в свое время, когда был мальчишкой, не принимал.

17 декабря 1996 года был суд, ему дали условный срок, что при восьмой судимости чудо. Повесили в класс, где он тогда учился, икону мученицы Варвары. Но когда он ушел от нас во взрослую самостоятельную жизнь, увы, взялся за старое, вскоре оказался в местах лишения свободы, освободился не так давно. Теперь он говорит: «Я решил оставить криминал». Уже не мальчишка, а взрослый мужик, поэтому надеюсь, что это не пустые слова.

Другой парень сильно подвел меня в свое время. Мы его спасли от колонии, ему дали условный срок, а он через 16 дней в новую историю попал. Я в суд уже не поехал – стыдно было,– а он им как аргумент выставлял: «Я крестник Александра Геннадьевича». Посадили, через какое-то время приехал я к нему в колонию, он разревелся, когда меня увидел. По тамошним понятиям плакать нельзя – но тут все с пониманием отнеслись – крестный приехал. Надел крестик ему – он без креста ходил.

Уже освободился, встретил хорошую девушку, они обвенчались, теперь и малышей двоих воспитывают. Спотыкался парень, падал, но поднялся.

– Сколько детей за 20 лет прошло через ваш центр? Со многими ли бывшими воспитанниками поддерживаете связь?

– Более тысячи двухсот ребят. Со всеми по-прежнему общаемся, они регулярно приезжают в центр, рассказывают о себе нынешним воспитанникам. У меня нет машины, но пешком я не хожу. Надо мне в аэропорт или еще куда-нибудь – звоню ребятам, и кто-то за мной приезжает. И это нормально – они ж мои крестники. А день рождения центра (официально он 2 сентября) празднуем весь сентябрь.

Александр Петрынин на присяге у крестника

Как только не называют эту игру: «ветряной носок», «ловец ветра», «летающая радуга». Эту забаву любят как активные темпераментные дети, так и тихони с удовольствием бегают с этой необычной игрушкой в руках.

Вам понадобятся:

-ватман;
— клей ПВА;
— ножницы;
— цветная бумага;
— гофрированная бумага, ленты или ткань;
— длинная линейка;
— темный фломастер;
— крепкая нитка;
— скотч.

Ватман разрежьте пополам поперек.

Получится две заготовки для «ветряного носка» шириной 30 см и длиной 55 см. Лишнее нужно срезать.

Детали для мордочек – глаза, рот, щеки, нос и брови – вырежьте из цветной бумаги. Примените фантазию. Для девочки можно сделать «ветряной носок» с милой смешной рожицей, а для мальчика – собаку с разноцветными глазами и усами-точками.

Для летучих лент можно использовать ленты, полоски пестрой ткани или гофрированную бумагу. Удобно отрезать полоски гофрированной бумаги по 3 см шириной прямо от рулона, длина которого 2 м. Отрежьте по две длинных ленты разных цветов, а потом каждую разрезаем на 4 части по 50 см.

Ширину прямоугольника-заготовки разделите на три части и наметьте места, к которым будет крепиться нитка. В этих местах приклейте несколько слоев скотча, чтобы нитка не прорвала бумагу, и «просверлите» отверстия острыми ножницами.

Цветные ленты приклейте к низу «головы», чередуя разные цвета. Покупайте для «ветряного носка» бумагу контрастных цветов, так поделка будет выглядеть ярче.

Теперь сверните «ветряной носок» цилиндром и склейте его клеем ПВА. Позвольте хорошо высохнуть и проденьте нитку.

На ветру длинные ленты «ветряного носка» очень эффектно развиваются. Бегать с такой игрушкой – одно удовольствие!

Есть такой праздник – День отца. В нынешнем 2015 году он отмечается 21 июня. И накануне этого дня мне подумалось вот о чем. Оскудело наше время героями, даже киноэкранными. Шварценеггер сдал, Ван Дамм постарел, Сигал потяжелел, о Чаке Норрисе уже вообще никто не помнит. Да и устал зритель от суперменов. Хочется видеть обычных героев. Например многодетных отцов. Вопиющая несправедливость – все, без исключения, виды искусств в большом долгу перед многодетным отцом. Нет их ни на киноэкранах, ни на страницах книг, ни на полотнах картин. Их не ваяют в гипсе, не играют в театре, о них не поют песни. А ведь многодетный папа настолько крут, что голливудский супермен рядом с ним – младенец. Не верите? Тогда знакомьтесь! Новый герой нашего времени – многодетный отец! Воздадим ему честь хотя бы в этой маленькой зарисовке.

Всё началось еще в студенческие годы. Именно тогда наш многодетный папа познакомился со своей будущей супругой. Он ухаживал за ней так красиво, что не влюбиться в него было невозможно. А влюбилась она настолько крепко, что готова была ради него отказаться от карьеры и стать многодетной матерью. Ее родители считали, что это пройдет, но когда дочь разрешилась третьим, вся родня начала крутить пальцем у виска. Однако наши герои любили друг друга, любили своих детей, и им было всё равно.

С рождением очередного ребенка многодетный папа становился всё круче и круче. Он научился виртуозно плести косички, варить манную кашу, запускать стиральную машину, мог, глядя на покрасневшие десна, с точностью до часа определить, когда у очередного чада появится первый зуб. Умел пеленать, определять локтем температуру воды в ванночке, рисовать сказочных зверей, знал наизусть два десятка мультфильмов. Он стал силен. Мог нести на руках двух младшеньких без отдыха километр. Он стал ловок. Умел предотвратить расползание детей в разные стороны на детской площадке. Он стал невероятно вынослив. Мог полночи утрясать измученного коликами сына и, вздремнув час-другой, ехать на работу.

Когда многодетный папа шел в супермаркет, то только молочных продуктов он брал литров пять. Садясь за стол, он резал целиком буханку хлеба. Он умел сам починить электричество в доме, заменить потекшую батарею, поклеить обои, так как лишних денег в семье, конечно, не было. Работал папа свирепо. На службе его ценили, но на повышение не продвигали, потому что он не мог себе позволить сидеть на работе круглые сутки, как того требовали высокие должности.

Когда наступал Великий пост, папа брал простыню и обвязывал ею телевизор. Никто до конца Светлой седмицы не смел ее снимать. В храме он приобретал толстую охапку свечей и раздавал своим детям – каждому по одной. Вечерами папа укладывал детей по двухъярусным кроватям и, раскрыв книгу с житиями святых, начинал читать, пока все не засыпали.

Любой день рождения в его семье был похож на свадьбу. В зале, где собирались, был занят каждый квадратный метр, стульев не хватало, и их приходилось собирать по всему подъезду. Если всей семьей выходили на улицу, то на лифте спускались минимум в два приема. Обычных машин многодетный папа не признавал, ездил на микроавтобусе. Когда микроавтобус останавливался у детской площадки и из него, как из резинового, в промышленном количестве десантировались папины дети, видевшие это взрослые менялись в лице. Сыновей его ни в школе, ни после никто не обижал, потому что их у папы было много – попробуй тронь. Все дерутся отменно – Емельяненко-старший отдыхает. Тренировались-то между собой с пеленок и каждый день.

Что там наигранное «I’ll be back» в исполнении Шварценеггера по сравнению с тем, как наш многодетный папа в роддоме, приняв на руки очередного младенца, в сопровождении супруги и многочисленных чад направляется к выходу и уже в дверном проеме, остановившись, бросает через плечо: «Я еще вернусь». И побледневшие в цвет халатов доктора понимают: этот вернется.

Когда папе исполняется 50 и повзрослевшие дети уже не требуют столько внимания, он выходит в серьезные должности. И на полученном еще после третьего ребенка участке начинает строить дом. Большой, для всех, с залом метров на 60, чтобы все уместились. На семейные праздники к папе в дом съезжаются дети и внуки, образуя в этом направлении пробку; их машинами заставлено пол-улицы. У папы теперь есть персональный стоматолог и кардиолог, юрист, экономист, военный, строитель, учитель и даже священник. Свою пенсию они с супругой тратят на путешествия, а вообще находятся на полном обеспечении вышедших в люди детей.

Когда наш герой умирал, ему было не страшно. Миновали труды, тревоги, должности, карьера. Осталось непреходящее: дети, внуки и правнуки. Много. Несколько десятков. Он помнил их всех. Память на детей у папы была хорошая. Он умирал счастливым человеком. Почему? Потому что исполнил самую первую заповедь, данную еще в раю: «Плодитесь и размножайтесь». Он хотел, чтобы его дети, внуки и правнуки были такими же счастливыми, как он. Поэтому, когда они по очереди подходили к нему прощаться, он внимательно всматривался в каждого и повторял исполненную им самим заповедь. А еще прибавлял, уже из Евангелия: «Да любите друг друга».

Так кончилась жизнь обычного героя нашего времени. Почему обычного? Потому что он не спасал мир от кровожадных инопланетян или от приближающегося к земле метеорита, не предотвращал политических переворотов, не боролся за счастье всего человечества… Тогда почему героя? Попробуйте так прожить – и поймете всё сами.

Священник Дионисий Каменщиков
Источник: Православие.ру

С правдой о войне можно столкнуться в местах, которые внешне ничем о войне не напоминают. И это хорошо знают жители Санкт-Петербурга и его окрестностей. Старо-Паново — посёлок рядом с железнодорожной станцией Лигово. Город уже подступил к нему вплотную, но все равно здесь как будто другой мир – небольшие домки, речка, кладбище, храм. Храм новый, но как и бывший здесь когда-то, а ныне разрушенный — в честь святых мучеников Адриана и Натальи. Прихожане храма — в основном городские, кое-кто приезжает из весьма отдалённых районов Санкт-Петербурга. У храма есть второе название — храм-памятник погибшим и пропавшим без вести при обороне Ленинграда. Есть здесь и небольшой музей, посвящённый войне. О сохранении здесь памяти о войне рассказывает настоятель храма св. мчч. Адриана и Наталии протоиерей Антоний Витвицкий.

Храм Адриана и Наталии в Старо-Паново

История нашего храма уникальна. Тем, что он здесь стоит, мы обязаны одной пожилой женщине, Антонине Петровне Осиповой, которая во время войны ещё в подростковом возрасте жила здесь со своей семьёй и застала тот ужас, который здесь происходил. И она захотела восстановить разрушенный во время войны храм в память о солдатах, которые на её глазах сражались, гибли, останки которых до сих пор лежат в этой земле. Реализовывать свою мечту она смогла начать только в 1991-м году, когда ей было 65 лет и она стала депутатом райсовета. Во время перестройки всё в стране смешалось, и в том числе такие события могли происходить — швея-надомница без высшего образования оказалась депутатом. Но Антонина Петровна была энергичным человеком, склонным к тому, чтобы помогать другим, вести какую-то общественную работу. И вот она начала строить храм.

Шесть лет у неё ушло только на оформление документов, необходимых для строительства. Она сама ходила и получала их. Надо сказать, что это серьёзная работа, которой обычно занимаются организации и тоже не один год. И в 1997-м году она собрала руководителей местных предприятий и убедила их помочь со строительством. Был вырыт котлован, стройка началась. Потом какой-то ресурс иссяк, и к 2000-му году стройка остановилась. Я пришёл сюда в конце 2004-го года, к тому времени был построен только цокольный этаж храма. В 2005-м мы стройку возобновили и, как только стало возможным, начали совершать богослужения. А поскольку идеей Антонины Петровны был храм-памятник, мы сразу стали организовывать направление приходской деятельности, связанное с сохранением памяти о войне. Антонина Петровна до сих пор жива, хотя уже очень немнощна. Но когда у неё есть силы, она приходит к нам на богослужения.

Мы стараемся делать акцент не на триумфальной теме, а на том, что война — это боль, страдание, прежде всего, страшная трагедия для многих и многих людей. У нас есть рукописная Книга памяти, куда каждый может вписать свой рассказ о родственниках, что воевали, не обязательно даже именно здесь. В эту книгу также можно вклеивать фотографии, какие-то документы. Такое множество рассказов и даёт ощущение: были люди, обычные, такие же, как мы сейчас, о чём-то мечтали, кого-то любили, строили какие-то планы — и вот в их жизнь ворвалась эта беда и жизни их искорёжила.

Бывший здесь когда-то храм был разрушен во время войны. «Место, где был старый храм, сейчас полностью занято могилами, там кладбище разрослось, — рассказывает отец Антоний. — И пришлось отнести новый храм в сторону метров на 50. Выглядит новый храм совсем по-другому. На тот момент, когда Антонина Петровна делала проект этого храма, у неё не было достаточной информации о храме старом».

Важно не просто хранить память, а эту память оживлять. Память ценна только тогда, когда она влияет на нас. Отсюда и акция, которую мы проводим с 2008-го года каждое 22 июня, в день начала Великой Отечественной войны. В ночь с 21-го на 22-е июня крыльцо нашего храма превращается в сцену, на которой выступают разные артисты — звучат песни военные или о войне, воспоминания, то, что даёт людям ощущение причастности.

Акция Памяти «В ночь на 22 июня…»

Мы проводим эту акцию не 9 мая, а в день начала войны потому, что, на мой взгляд, праздник Победы, к сожалению, стал терять свой глубинный трагизм, он стал таким… торжественным, пафосным. Но долгие годы после войны День Победы даже не был выходным днём. Думаю, так было потому, что все очень хорошо помнили, какой ценой эта победа далась. А чем больше времени проходило со времени окончания войны, тем большей триумфальностью наполнялся этот праздник. Но для тех, кто сам пережил войну, этот день был, как поётся в песне, праздником «со слезами на глазах». Никакого веселья в этот день не было в помине — я помню это и по своей семье.

Бывает, местные жители приносят нам найденные на собственном огороде предметы войны. А недавно один наш рабочий нашёл на прихрамовой территории образочек святителя Тихона Задонского, который, судя по всему, принадлежал одному из погибших здесь солдат. Одна наша прихожанка принесла рассказ о жизни своего отца, его боевые награды, фотографии. Он был офицером, сражался на Ленинградском фронте.

В музее.

Думаю, люди приносят что-то нам из-за желания, чтобы эти семейные реликвии послужили во благо кому-то ещё. Ведь в музее эти вещи начинают жить уже своей жизнью, кому-то о чём-то рассказать.

На территории храма работали и продолжают работать поисковики. Они много чего нашли. Останки людей перезахоранивают, как положено, на специальных мемориальных кладбищах, а рядом с храмом мы установили светский памятник погибшим и пропавшим без вести.

Поисковики раскопали здесь советский блиндаж, в котором оказались останки нашего солдата, кое-что из фронтовой утвари. Мы решили сделали на этом месте реконструкцию дота. Это возможность показать фронтовой быт.

Вход в музей-блиндаж.

Мы не стремимся к какой-то уникальности, просто делаем то, что можем, то, что считаем верным. К нам приезжают и взрослые, и школьники, и, чтобы несколько охладить возникающий у мальчишек пыл, желание схватить оружие и поиграть в войну, мы смонтировали видеоролик, рассказывающий об истории этого места во время войны, о том, как это было страшно. Во время экскурсии мы приводим цифры: за 12 дней 1942-го года, во время Старопановской наступательной операции, здесь погибло 4000 наших солдат. А бои шли два с половиной года.

В музее-блиндаже.

Мы рассчитываем именно на детей и соблюдаем меру, чтобы и детскую психику не травмировать, и все-таки говорить детям правду. Дети всегда играли в войну. Нормально, когда взрослые объясняют детям, что война — это не игра, не запрещают, а разговаривают, делятся чем-то. Внутренний мир детей, как правило, формируется родителями. В войну играют многие мальчишки, но кто-то из них потом черствеет душой, а кто-то — нет.

В музее-блиндаже.

Я сам с детства слушал рассказы родителей, так что это и моя живая история. Если мы помним о войне, как о боли, то это наш вклад в сохранение мира. Если мы перестаём воспринимать войну, как что-то неприемлемое, то возникает опасность новой войны.

Все счастливые отцы счастливы примерно одинаково. Это перефразированное толстовское утверждение хорошо иллюстрируют ответы на одни и те же вопросы, заданные нами отцу, воспитывающего родного ребёнка, и приемному папе. Их рассуждения схожи в главном — они полны суровой нежности и дышат любовью.

Наблюдать

Самая большая радость и самая большая трудность бездетной и «детной» жизни.

Алексей Трешин.

37 лет. Красноярский журналист. Юморист и душа компании, ведет капустники и вечеринки, «дедморозит» под Новый год. С будущей женой маркетологом Наташей познакомился на работе, когда брал у нее комментарий к своей статье. Сыну Мише почти 2 года.

На мой взгляд, формула здесь простая. Если кратко, когда нет у тебя детей — ты живёшь ради себя, любимого. Копишь деньги и тратишь их на личные радости, например, в виде путешествий или походов в ресторан. Есть дети — живёшь ради своих отпрысков. Копить уже не получается, кровные гроши разлетаются то на одно, то на другое. То ему, сладкому, первый велосипед на день рождения нужен, то лекарства требуются дорогущие, в связи с внезапной ротавирусной инфекцией…

Ещё одна важная радость бездетной жизни — свобода передвижения. Захотели — поехали в гости к друзьям, пожелали — зашли в кафе, поели пасты, Наташа выпила бокал вина, я — пинту пива. Взбрело в голову — рванули в парк, провалялись на одеяле несколько часов почти неподвижно, релаксируя в тени деревьев. Был бы Мишка с нами, разве получилось бы так батониться?!

С трудностями бездетной жизни всё сложнее. Основные муки, особенно с возрастом, заключаются в страдании от осознания отсутствия своей реализации в социуме. Мне кажется, для обычного человека перспективы духовного развития неотделимы от деторождения. Проще говоря, главная трудность бездетной жизни в переживании своей незаконченности. Есть в бездетности какая-то еле уловимая тоска.

Алексей Трешин с сыном

…Самая большая радость «детной» жизни… Мне чужды сильные эмоции. Могу говорить не о большой радости, а о чувстве глубокого удовлетворения от наличия сына: «Вот он! Он есть! Он здесь благодаря тебе. Он доверяет тебе полностью и не ждёт подвоха». Радость заключается в наблюдении за парнем, за тем, как он меняется, как приобретает новые навыки и повадки, как преодолевает трудности, например, в виде комода, на который надо непременно залезть, чтобы потом спрыгнуть, вызвав у родителей кратковременную остановку сердца!

Трудность в постоянном испытании терпения. Когда ловишь себя на зарождающемся раздражении, приходится вести внутреннюю работу – осознавать это чувство, находить источник, отбрасывать. И так по несколько раз за день. Сын же. Он поэтому и цепляет. Сильнее меня цепляет только моя мама. Никто не умеет так «вымораживать» меня, как собственная мать. Но благодаря ей, я и научился гасить негативные эмоции, управлять тёмной стороной своей натуры. Если не держать её, натуру, в узде, я могу стать для родных и близких довольно неприятной компанией. То есть самая большая трудность на нынешнем этапе для меня — оставаться в семье душкой во имя «погоды в доме».

Олег Юстус.

32 года. Сотрудник благотворительного фонда. Супруга Татьяна – психолог, преподаватель университета и заведующая детским садом. Семья живет загородом, ведет здоровый образ жизни, летом занимаются огородом. Сыну Мише – 7 лет, приемной дочке Алене – около 5, и 4 года она живет с Юстусами.

Я стараюсь не запоминать и не вспоминать трудности, поэтому про них сказать мне сложно.

А вот радостей в нашей жизни много. Конечно же, до появления дочери главной радостью было рождение сына и общение с ним. Потом он подрос, и мы стали думать о девочке. После того как появилась Алёнка, позитива в семье стало больше — как минимум вдвое.

Главная моя радость — наблюдать, как дети играют друг с другом, веселятся. Это вызывает улыбку. Теперь мне очень сложно представить сына в одиночестве. Наверное, если бы у Миши не было сестры, это был бы совсем другой мальчик. Дети проводят вместе довольно много времени. Они ходят в один детсад, хотя в разные группы, встречаются там, на прогулках, на праздниках. Вечерами почти всё время проводят вместе.

Олег Юстус с дочерью

Не могу сказать, что они всегда мирно общаются друг с другом. Брат и сестра порой ссорятся и дерутся, как во всякой семье, но это нормальная ситуация. Дело в том, что Миша любит сражаться на мечах, стрелять из лука, ждет от Алёны такой же активности. А она, хоть физически крепкая и сильная, всё же девочка. Сначала принимает мальчишескую игру, а потом бежит к нам и жалуется, что Миша её задел или поцарапал. Мы просим Мишу относиться к сестре помягче, а её учим договариваться с братом и не участвовать в таких играх.

Моё – до мелочей

Самое удивительное откровение отцовства.

Алексей Трешин: Не могу сказать по этому поводу чего-то определённого. Пока что особых больших откровений нет, всё ожидаемо, ход событий примерно таков, как я себе и представлял. Наверное, это потому, что отцовство не было для меня чем-то внезапным. Я создал семью осознанно. Обдуманно, если можно так выразиться, завёл ребёнка. Есть дитя, оно моё — и это здорово. Откровения, думаю, ещё будут.

Сын Трешиных Миша на руках у отца

Олег Юстус: Может быть, кому-то это покажется мелочью, но для меня таким откровением оказался… запах. Когда мы первый раз встретились с Алёнкой, а потом забрали дочку домой, я сажал ее на колени, так, что её затылок находится прямо под моим носом. Поначалу запах был чужим, каким-то больничным. Я тогда почему-то переживал, думал: а изменится ли он? Зря расстраивался. Через две недели после того как мы взяли Алёну домой, уже не чувствовалось никакого чужого запаха. Она пахла как абсолютно свой ребенок.

Похожи – не похожи

Чем ребёнок похож на отца и чем не похож?

Алексей Трешин: С похожестью комичная ситуация вышла. Когда Миша родился, Наташа выслала мне его фотографии из роддома. Глянул, возрадовался: внешне – ну, вылитый я. Вот, думаю, ещё один Трешин на свет появился! Проходит время, замечаю, что мои черты в Мише как-то размываются, и всё чётче в его личике проявляется Наташин род. Короче, преобразился пацан, и теперь он явный Шемелин. Только цвет глаз мой остался. Да и то, глаза становятся более карими. Так что сперва сын был на меня похож, а теперь совсем не похож.

Олег Юстус: Может быть, это кому-то покажется странным, ведь наша Алёна – приёмная, но она похожа на меня. Тем, что такая же весёлая, как я.

Дочка Юстусов Алена

Гордость и раздражение

Поводы для отцовской гордости и причины раздражения.

Алексей Трешин: Горжусь тем, что Мишка начал ходить в 10 месяцев. Он сообразительный. Может сосредоточиться на решении какой-то задачи и неотступно её решать. Коммуникабельный, разговорчивый. Чтобы полностью освоиться в новом месте или в компании, сыну нужно не более 10 минут. После этого со всеми общается и хохочет, если все вокруг смеются.

Про раздражение – у Миши сейчас наступил период отрицания. Любимое слово: «не хочу». Не хочет он всё – есть, переодеваться, на горшок. Последнее раздражает: он опять начал дома в штаны писаться. Хотя уже более месяца перед этим просился на горшок, как большой парень. Даже сам без взрослых начинал горшком пользоваться. И тут на тебе — шаг назад. «Миша, почему на горшочек не пошёл?». «Не хочу…»

Алексей Трешин с сыном

Олег Юстус: Горжусь тем, что наша девочка очень красивая и добрая. Иногда, конечно, раздражаюсь оттого, что она много болтает. Сам-то я молчаливый человек. Но у девочки просто такой темперамент, надо привыкать.

Ещё я горжусь тем, что Миша относится к Алене как к родной сестре, хоть он знает, что мы взяли ее «в больнице». То, что наши дети любят друг друга, подтверждает момент встречи после разлуки. Когда ребята расстаются на несколько дней, а затем вновь встречаются, они очень радуются. Видно, что вместе им лучше, чем порознь, и хорошо, что они есть друг у друга.

Дети Юстусов Алена и Миша

Мечта

Глобальная отцовская мечта?

Алексей Трешин: Мечтаю, чтобы Миша вырос человеком с общепринятыми морально-нравственными установками, чтобы у него выработался цельный характер. Чтобы он был независим в суждениях, чётко понимал, что нужно делать, чтобы добиваться целей. Ну и чтобы в принципе умел перед собой эти цели ставить. Я вот, например, научился так действовать только в 27-летнем возрасте. Много времени потерял. Буду стараться действовать так, чтобы с сыном всё случилось иначе.

Семья Трешиных

Олег Юстус: Мечтаю о том, чтобы она, зная, что мы её приемные родители (а мы не скрываем этого от дочери), была всё равно близка к нам всю жизнь. Чтобы даже когда мы будем уже пожилыми людьми, она была бы душевно близкой к нам. Для того чтобы эта мечта стала явью, я стараюсь сохранять контакт с дочерью и сыном. Я делаю всё, чтобы мы с детьми не отдалились друг от друга и в дальнейшем, когда они станут подростками. Сын и дочь очень разные — Алёна говорит всё, что думает, а Миша часто закрывается и молчит. Стараюсь, чтобы он поделился тем, что его беспокоит. Я хочу и впредь всегда знать, что тревожит моих детей, чтобы помочь им устранять причину их тревог.

Семья Юстусов

А еще, как и у очень многих отцов, у этих двоих есть еще одна, не глобальная, а самая обычная мечта – проводить больше времени с семьей. Не всегда это получается, но оба они уверены: семья – место отдыха и вдохновения, независимо оттого, родные в ней дети или приемные, ставшие родными.

- Хорошо, что не в Турцию, — тихо проговорила изумленная бабушка и удалилась в комнату обдумывать новость о том, что мы с ребенком едем на две недели в Сочи. Помимо климата, который бабушка солидарно с некоторыми врачами не рекомендовала бы менять до трех лет, настораживало время отпуска: конец апреля-начало мая. Что делать на море, когда в море не войдешь? Чем мы собрались занимать двухлетнего ребенка, кроме как простужать его вблизи ледяной воды? Но на то он и Сочи, чтобы там никому не скучать в любое время года. Что мы и делали, точнее не делали, то есть не страдали от скуки. А эти заметки пригодятся гостям курортного города в любое время года.

Письма на магнолиях и прививки

Конечно, Сочи – это, в первую очередь, природа. Сочи в ноябре и в апреле, в январе и июле отличаются друг от друга только тем, какие цветы в это время распускаются. Фон в вечнозеленом городе не меняется.

Если вы захотите познакомиться с флорой этих мест поближе, то обязательно отправляйтесь гулять в знаменитый Сочинский дендрарий. Дети, вероятнее всего, будут в восторге оттого, что ваше путешествие начнется с полета: всем посетителям предлагают подняться в верхнюю часть парка на фуникулёре, а оттуда уже идти вниз, озираясь по сторонам и вдыхая южные ароматы. Как тут не напомнить маленькому ребенку про самолет, на котором «понесемся над лесами, а потом вернемся к маме», хотя фуникулёр больше похож не на самолет, а на летающий автобус.

Сочинский дендрарий. photosight.ru. Фото: Кирьякиди Сергей

Вряд ли вашим детям будет интересно слушать про то, что в дендрарии растет больше 1600 разновидностей растений со всего света. Другое дело — подышать эвкалиптовым ароматом и заодно узнать любопытную историю про то, как именно эвкалипт превратил Сочи, тогда еще посад Даховский, в привлекательный курорт. Ведь до конца 19 века этот уголок Западного Кавказа был местом не отдыха, а… ссылки, потому что находиться здесь было не слишком приятно из-за малярийного комара. Главными противниками смертоносных насекомых стали высаженные эвкалиптовые деревья, которые хорошо осушают землю и, соответственно, лишают комара своего болотного ареала обитания.

А еще забавно каждому взять по листику магнолии и попробовать написать на них что-нибудь себе на память. Ведь еще в середине прошлого века на Главпочтамте Сочи можно было увидеть письма, написанные на больших листьях этих цветов. Такие необычные почтовые отправления принимались спокойно – так же, как на обычный конверт, на них клеились марки.

Если ваше чадо еще мало для того, чтобы писать письма или слушать истории, то ему будет просто интересно спрятаться от вас в зарослях бамбука или пособирать шишки.

В китайском дворике вы с удовольствием послушаете лягушачий концерт, а в японском саду увидите растение, которое выживет, даже если будет всемирный потоп. Пока вы будете любоваться сакурой (если, конечно, приедете весной) или нюхать розы, ребенок просто побегает по просторам, поваляется в траве или закидает местный фонтан монетками. Напоследок не забудьте зайти к чудесным птицам: в дендрарии обитают страусы и павлины, которых легко найти по их характерному крику. Если птицы вызывают интерес ребенка, то спуститесь в самую нижнюю часть парка, где можно покормить уток и увидеть черных лебедей.

Если прогулка в парке пришлась по вкусу, то любопытно сходить еще и в музей под открытым небом под названием «Дерево дружбы». Вам повезет, если вы будете в Сочи ближе к осени, потому что перед вами предстанет этакая фруктовая скатерть-самобранка. Где еще можно увидеть дерево, на котором растут лимоны, апельсины, мандарины и грейпфруты сразу? Ребенку интересно будет узнать про то, что прививки делает не только врач, но и садовник. На этом чудесном дереве-экспонате было сделано более 630 прививок, причем большая часть знаменитыми людьми со всех концов планеты – отсюда и название. Когда «дерево дружбы» уже отяжелело от привитых веток, то рядом посадили еще цитрусовые деревья и продолжили экспериментировать на них.

Дерево дружбы

Воспоминание об Олимпиаде

Такого наплыва туристов в Сочи, какой был летом 2014 и следующей за ним зимой, не было никогда. Люди едут смотреть на город Олимпийской славы, а кто-то и лично тестировать новые горнолыжные трассы и трассы для сноуборда и фристайла.

Те, кто поедут на олимпийские объекты по железной дороге на «Ласточке», получат массу приятных впечатлений уже в пути: с одной стороны — море, с другой стороны — долина реки Мацеста и пейзажи Красной поляны. Не говоря уже про саму комфортабельную «Ласточку», которая детям едва ли не интересней вида за окном.

Самое захватывающее в горном кластере «Роза Хутор» — это, конечно, сами горы. Если ребенок не боится высоты, то отправляйтесь сразу же в путь по канатной дороге. С высоты прекрасно видны олимпийские горнолыжные маршруты, лыжный и так называемый экстрим-парк, санно-бобслейная трасса. Проплывая над горами Красной поляны можно играючи проверить ребенка на эрудицию: какие зимние виды спорта он знает, какие запомнил, если следил за ходом Олимпиады? А еще можно сыграть с ним в небылицы: например, правда ли, что при строительстве одного из стадионов рабочим пришлось разобрать… целую гору? (Правда — гору срезали и обложили сваями, чтобы не «уползла»). Или правда ли, что перед Олимпиадой организаторы запасали снег на случай, если погода будет дождливой и слякотной? И как же хранились эти запасы — в стальных бочках или в мешках с песком или, может быть, присыпанные опилками? (В опилках стратегический запас снега пролежал ради эксперимента всё предолимпийское лето). А можно ли кататься на санях летом, например, во время тренировки? (Можно, так как специальные трубки с аммиаком, проложенные под санно-бобслейной трассой, не дают льду растаять).

Спустившись с гор, прогуляйтесь по маленькому городку Роза Хутор. Может быть, дети уже бывали в Европе, и тогда можно спросить, на что же похожи две набережные реки Мзымта. В любом случае, городок покажется им сказочным, словно с картинки из книжки братьев Гримм.

Следующая станция – Олимпийский парк, где проходили хоккейные матчи, соревнования по фигурному катанию, бегу на коньках и шорт-трерку, турнирны по керлингу. От входа в парк до главной площади со стадионами обычно добираются на электрокарах, напоминающих первые автомобили.

Здесь можете продолжить играть в олимпийскую «угадайку»: на что похож Ледовый дворец «Большой»? Видишь ли ты, что он будто висит в воздухе? А правда ли, что его стены не прямые? (Чтобы дворец по форме напоминал застывшую каплю, стены упираются в землю не под прямым углом, то есть снаружи они выпуклые, а внутри вогнутые). А где в моменты хоккейных матчей располагались флаги команд? (На куполе ледового дворца, образованные светом множества диодных лампочек).

Если ребенок следил за ходом Олимпиады, то ему будет интересно найти имя своего любимого спортсмена на «Стене чемпионов» Сочи-2014. И, конечно, обязательно сфотографируйтесь в Олимпийских кольцах – чем больше народу создаст композицию, тем лучше!

Внутрь стадионов пускают только в том случае, если там в этот момент проходят какие-либо соревнования или выставки. В ледовом дворце «Большой» проходят хоккейные турниры мирового уровня, в «Шайбе» — детские спортивные мероприятия, на конькобежной «Адлер-арене» — соревнования по теннису, в «Ледяном кубе» — по керлингу. А вот ледовый дворец «Айсберг» теперь принимает ледовые шоу наших прославленных фигуристов.

Ещё можно рассказать, что когда-то на месте Олимпийского парка были жилые дома. Но людей переселили, построили для них новые — эти коттеджи вы будете проезжать мимо и по железной дороге, и по автостраде. Только одно осталось на месте: действующее кладбище. Его в Олимпийском парке не заметит не только ребенок: оно закрыто от посетителей тремя разноцветными ширмами и кругом вечнозеленых туй – проходя к олимпийским аренам, туристы обычно думают, что это просто сквер.

Пока вы восхищаетесь масштабом олимпийского строительства и делаете панорамные фото, чадо может покататься на машинке, или велосипеде, или сигвее, или роликах. Велосипеды, кстати, можно взять в прокат уже на железнодорожном вокзале, оставив неудобные сумки в камере хранения. Если же вам посчастливится не уехать отсюда дотемна, то Олимпийский парк предстанет перед вами в своей сверкающий тысячами огнями вечерней одежде, а фонтан в центре площади еще и что-нибудь «споёт».

Олимпийский парк. Фото автора

Неведомые лигры, обезьяны-космонавты и рыбы-доктора

Вопрос о том, что делать в Сочи не в сезон с маленьким ребенком, отпадает, как только гости города узнают, сколько здесь мест, где можно посмотреть животных.

В первую очередь, это Сочинский дельфинарий, самый большой на Черноморском побережье, посетить который вас приглашают уже на вокзале. Даже если вы были в Московском дельфинарии, дельфины и их умения что в Москве, что в Сочи вряд ли кого-либо даже из взрослых оставят равнодушными. Тем более, если ребенок захочет сфотографироваться или поплавать с дельфином, родителям это обойдется дешевле, чем в столице. Кроме того, Сочинский дельфинарий – это общее название большого комплекса, в стенах которого живут не только дельфины, морж и морской лев. Под одной крышей, но, конечно, в разной температурной среде здесь уживаются овечки и крокодилы, пингвины и обезьяны. Есть даже сад живых бабочек. Иными словами, замечательное место, чтобы познакомиться с фауной всех частей света. Все обитатели зоопарка и пингвинария живут за стеклом в своём, привычном для них ландшафте, поэтому они не боятся даже самых шумных посетителей и подходят к стеклу вплотную. Стекло – это вовсе не так ужасно для животных: к примеру, обезьяны и еноты в этих условиях недавно принесли потомство.

Афалина. Фото с сайта Сочинского дельфинария

Привычные же всем клетки со зверями и птицами можно увидеть в зоопарке «Октябрьский». Он расположен на территории санатория, так что, ваш визит начнется с прогулки по цветущим и благоухающим аллеям. Ассоциации с райским местом возникнут, когда вы увидите свободно гуляющих вдоль санаторских корпусов павлинов. Самые главные жители зоопарка — это белый цирковой лев Симба и лигрица Маруся. Тут уж вам не отвертеться от вопроса о том, какой такой лигр? Придется рассказать, что в зоопарках и цирках тигры и львы часто оказываются вместе из-за нехватки места. Если мама львица, а папа тигр, то рождается тигон, а если мама тигрица, а папа лев, как в случае в Марусей, то лигр. В Сочинском зоопарке уже второе поколение лигров: у Симбы и Маруси год назад родилось трое лигрят.

Если ребёнок совсем не равнодушен к живым существам, то поезжайте в Обезьяний питомник. Это серьёзное заведение, созданное при Институте медицинской приматологии РАМН, который в советское время назывался Научно-исследовательским институтом экспериментальной патологии и терапии АМН СССР. Это старейший и крупнейший в мире научный центр подобного рода. Здесь изучают не только поведение обезьян, но и их заболевания, что помогает сделать важные открытия во многих областях медицины – вирусологии, онкологии, кардиологии, физиологии головного мозга. В лабораториях Института проводят доклинические испытания препаратов и исследования стволовых клеток. Ходить по питомнику лучше всего с экскурсоводом, но экскурсии проводятся лишь с середины мая по середину сентября. Вам расскажут много интересного из жизни обезьян: например, что они способны различать до 7 оттенков одного цвета, или что они могут плакать и смеяться. Гордость из истории института – это подготовка обезьян для полётов в космос. Возможно, вам лично посчастливится увидеть тех самых мартышек, которые в конце 90-х бороздили просторы Вселенной на аппаратах Бион.

Адлерский обезьяний питомник. Фото с сайта Администрации г. Сочи

Однако пора спуститься и на морское дно, какое же без этого море? Адлерский океанариум (правильное его название Sochi Discovery World Aquarium) – самый крупный в России. В океанариуме обитают не только «выходцы» из морских и океанских глубин, но и из пресных озер и речных дельт. Однако это не меньшая экзотика, потому что жители адлерского океанариума «приплыли» сюда из Южной Америки, Австралии, многих африканских стран. Поэтому и ландшафт в океанариуме призван создать впечатление, что вы гуляете по долине Амазонки или проплываете по дну Красного моря, среди рифов и затонувших кораблей, а над вами плавают диковинные рыбы, а мимо проносятся по своим делам огромные акулы. Можно покормить вечно голодных карпов кои или потрогать безразличных морских черепах.

Как не вспомнить что-нибудь стихотворное на «рыбную» тему, например, вот это из Бориса Заходера:

Все приходится сому
С детства
Делать самому.
Даже крошечным сомишкам
Надо жить своим умишком!
Сам
Еду себе найди.
Сам
В беду не попади.
Не пожалуешься маме!
Сам справляйся —
Сам
С усами!
Трудно жить
Без пап и мам!
Трудно
Маленьким сомам!
Но зато уж взрослый сом
Не ударит в грязь лицом!
Он лежит себе
На дне
Самостоятельный вполне.

Или про акулу Каракулу, которая правым глазом подмигнула.

Ну и между делом неплохо рассказать ребенку о том, что зубастых пираний боятся даже кроколилы, или о том, что рыба мурена все время хлопает ртом не потому, что хочет кого-то съесть, а просто так дышит, или о том, что вон та маленькая синенькая рыбка работает стоматологом – заплывает в рот другой рыбе и чистит его полость. А еще пусть угадает, какие рыбы бывают на самом деле, а какие придумали вы: рыба-корова или рыба-коза, рыба-шар или рыба-квадрат, рыба-доктор или рыба-пожарник?

Рыба-корова. Фото с сайта Сочинского океанариума

Культурно-архитектурное

Если в древних русских городах мы смотрим храмы и кремлевские стены, в европейских — восхищаемся дворцами и замками, то в курортных архитектуру изучаем по зданиям санаториев и гостиниц. В произвольном порядке в Сочи встречаются и конструктивистские постройки, и роскошные сталинские «дворцы для рабочих», и современные стеклянные гиганты, и новодел под особняки 19 века. Отличный способ немного рассказать ребенку об истории страны через архитектурные формы, а потом сыграть в очередную «угадайку»: когда построено это здание: сто лет назад, пятьдесят или пять?

Некоторые сочинские санатории вдобавок к своему основному назначению давно стали для гостей города музеями под открытым небом. Ведь в начале советского времени с подачи руководства страны Сочи и его окрестности были призваны заменить курорты Средиземноморья. Позвоните в администрацию санатория им. Ворошилова, или санатория им. Орджоникидзе, или «Металлурга» и попросите выписать пропуска, чтобы погулять на их территории (все три здравницы — соседи). Они достойны, чтобы потратить на них целый день.

Санаторий имени Ворошилова – революционное по тем временам (20-30-е годы) здание в стиле конструктивизма, задуманное как корабль. Два других — памятники сталинского ампира со всеми полагающимися элементами: колоннами, портиками, балюстрадами, лепниной и скульптурами. Санаторий имени Орджоникидзе вообще задуман как повторение итальянского палаццо – настоящий летний дворец. И, конечно, везде торжество искусно посаженной зелени в любое время года – даже совсем маленькому ребенку полезно просто посмотреть на эту красоту.

Если ваши дети уже видели «Старика Хоттабыча», то пусть попробуют узнать, какой же из этих санаториев в фильме предстал «дворцом могущественного владыки». Можно увидеть балкончик с расписным потолком, на котором стояли Хоттабыч, Волька и Женя, и фонтан, около которого отдыхающие делали утреннюю зарядку.

Санаторий им. Орджоникидзе. Фото:
Sergey Avetisov

Не проходите мимо повторяющих друг друга сочинских Зимнего и Летнего театра. Помимо того что это прекрасные здания в стиле классической греческой архитектуры, в их афише почти всегда можно найти концерт или спектакль для всей семьи.

Есть еще в Сочи одно уникальное заведение — это Зал органной и камерной музыки, в котором проходят в том числе и детские концерты.

Просто гулять

Даже если погода не предполагает купания, на берегу моря всегда найдется, чем заняться. Малыши приходят в восторг от обилия камней и могут долго их перебирать и рассматривать. Гулять можно и по самому городу, который словно состоит из парков и садов, перетекающих один в другой и иногда разделенных фонтанами и площадями.

В Сочи. photosight.ru. Фото: Руслан Рахимов

Гулять в Сочи с маленьким ребенком (что подразумевает с маленьким ребенком и его транспортом) очень удобно. В самой «гулябельной» центральной части практически нет бордюров – везде плавные спуски и подъемы. То же касается магазинов, кафе, банков и прочих заведений, а также спусков к набережным. Ведь город перед Олимпиадой и Параолимпиадой должен был предъявить своим гостям доступную среду. Нет недостатка в общественном транспорте, в том числе и современных автобусах, в которые также легко попасть с детской коляской. А если приехал не автобус, а маршрутное такси, то туда тоже можно загрузиться, не боясь общественного порицания за причиняемые неудобства. Туристов с маленькими детьми в городе много и никто не смотрит на них косо. В этом, наверное, особый микроклимат курортного города: добро пожаловать к нам в любом составе.

Кто сказал, что летом играют только в прыгалки, шумелки и догонялки? Есть немало увлекательных игр, в которых необходимы концентрация внимания и усидчивость. Некоторые из этих развлечений достались нам в наследство еще от прабабушек и прадедушек.

Прабабушкина забава

Бирюльки – еще одна когда-то знаменитая, а теперь совсем забытая старинная игра. Когда-то давно бирюльки были настолько популярны, что их даже делали из драгоценного сырья. В оригинальной игре бирюльки тащили специальным крючком, а сами бирюльки могли быть крошечными (хоть играй с лупой!) или громадными (такими играли на полу, а крючки напоминали клюшки для гольфа).

Эта старинная забава, которой «болел» и простой люд, и аристократы, очень полезна – любители бирюлек должны железно владеть собой, иметь точный глазомер, твердую руку и любить здоровый азарт.

Сыграть в бирюльки можно и без каких-то специальных принадлежностей, используя обычные спички. Потрясите их в ладонях и горкой высыпьте на поверхность стола.

Тянуть бирюльку можно двумя пальцами, для устойчивости уперев локоть в стол.

Суть игры такова. Необходимо взять спичку, не пошевелив (абсолютно не пошевелив!) соседние. То есть, ничто не должно шелохнуться, кроме детали, которую вы тащите. Это очень сложно, поверьте, и очень увлекательно! Игрок имеет право брать новую бирюльку, только если удачно возьмет предыдущую. Если другие бирюльки шелохнулись, ход переходит к другому игроку. Выигрывает тот, кто наберет большее число бирюлек.

«Попрыгучая» игра

«Блошки» – старинная русская народная игра и весьма, надо сказать, остроумная. Играть в нее увлекательно, а польза от игры огромна. Мелкие фасолинки, которые играют роль насекомых, здорово тренируют пальчики, а задания (которые не так уж и просты, как кажется) вырабатывают настойчивость и развивают глазомер. Игра подходит для детей от 4-5 лет.

Чтобы сделать игру вам понадобятся:
— коробка из-под конфет большого размера;
— цветная бумага;
— ножницы;
— карандаш;
— циркуль;
— клей ПВА;
— фасоль двух цветов;
— ворсистая ткань или бархатная бумага;
— пара спичечных коробков.

Размечаем поле на два сектора, каждую половину обклеиваем своим цветом так, чтобы края бумаги зашли под бортики коробки.

С помощью циркуля обводим и вырезаем круг из бумаги, это будет центр игрового поля, как на футбольном стадионе.

Наносим разметку. Разметка может быть сложной или наоборот простой. Обязательные элементы – площадки, покрытые ворсистой тканью или же бархатной бумагой. Такое покрытие не позволит фасолинам скользить и стрелять будет удобней.

Блошек-фасолин надо заготовить с запасом, так как во время игры они часто улетают неведомо куда. Если у вас в доме не нашлось фасолин разного цвета, то можно раскрасить их маркерами. А хранить блошек удобно в спичечных коробках, перед игрой отсчитывая необходимое количество.

Крышку коробки обклейте и разрисуйте. Вот и все, игровой набор готов.

Правила игры

Согласно старинным правилам для игры нужны монетки, чтобы нажимать на край фасолины и стрелять. Но многим нажимать пальцами может быть удобнее и интереснее.

Играть можно как на игровом поле, так и за его пределами. Если вы играете на поле, то можно забивать голы в «ворота» противника. Если же вне поля, то тут можно соревноваться в том, чья блошка дальше прыгнет или чей глаз точнее. В качестве мишени можно использовать блюдце, а когда придет время усложнить задачу, в середину блюдца можно поставить розетку или чашку – кто попадет в чашку, набирает большее количество очков, кто в блюдце – меньшее.

Повтори узор

Эта игра тренирует логику, счет, внимательность, восприятие цвета, моторику рук. С помощью этой игры легко учить цвета и геометрические формы.

Вам понадобятся:
— альбомные листы;
— цветная бумага 3-4 цветов;
— цветной картон таких же цветов, как и бумага;
— карандаш;
— линейка;
— циркуль;
— клей ПВА;
— ножницы;
— скрепки;
— фломастер;
— прозрачные файлы и папка для хранения.

Расчертите альбомный лист на прямоугольники или квадраты. Самый удобный размер сектора 4х4, это 7 секторов по длине и 5 секторов по ширине.

Чтобы не расчерчивать каждый лист заново, сколите скрепками несколько альбомных листов и перенесите разметку с помощью иглы циркуля – попросту наколите точки, которые потом будете соединять фломастером.

Точно также перенесите разметку на цветную бумагу.

Закрепите несколько листов бумаги и картона скрепками так, чтобы были зафиксированы все сектора. Теперь вы можете разрезать всю бумагу за один раз.

У вас получится смешанный набор разноцветной бумаги и картона.

Рассортируйте все это отдельно. Кстати, детям очень нравится сортировать. А, между тем, сортировка (или анализ) – это одна из основных логических операций. Разложите картонные фишки в конверты. Конверт сделать крайне просто – это лист, сложенный в три раза. Обратите внимание, как можно промаркировать конверты, чтобы было удобно!

Прикиньте, какой узор хотите выложить. Сначала потренируйтесь, чтобы труды не пропали даром. Помните и о том, что начинать надо с простого, поэтому заготовьте как простейшие узоры, состоящие из нескольких цветных фишек, так и сложные композиции из множества деталей. Чем младше ребенок, тем проще узор. Возможно, для малышей имеет смысл сделать игровое поле из 9 квадратов, а не из 35 секторов.

Чтобы листы не мялись, удобно упаковать каждый в отдельный файл, а все вместе сложить их в папку.

Теперь выдайте ребенку игровое поле и картонные фишки и предложите повторить подготовленные заранее узоры. Казалось бы, такое простое занятие, а как может увлечь ребенка!

У дедушки были ульи. Восемь домиков для пчел стояли в дальнем углу сада. Дедушка огородил их низеньким заборчиком с калиткой, чтобы заходить к пчелам лишь самому и чтобы никто случайный их не беспокоил. Мне туда ходить не разрешалось.

– Деда, ну, почему мне нельзя?

– Пчелы народ серьезный, – повторял всякий раз дедушка. – Покусают. Они чужого духа не любят.

– А как же ты?

– А я свой. Они меня давно знают. Вот погоди, сейчас пойду переоденусь и попробую в ульи заглянуть. Я их еще с весны не проверял. Может, уже медку и натаскали. Он скрылся в сарае и вышел вскоре оттуда в белом халате и в шляпе с сеткой, накрывающей плечи. В руке было ведро, из него торчала ручка длинного ножа, похожая на еловую шишку.

– Вот, подержи-ка, – дал он мне ведро, а сам опять нырнул в темноту сарая и появился снова уже с каким-то кофейником. – Дымарь это, а не кофейник, – засмеялся, – а зачем? Вот гляди, зачем.

photosight.ru. Фото: Drokos

Он взял из корзины большую гнилушку, поколотил ею об лавку, кроша труху на мелкие кусочки, потом наполнил ими дымарь и поджег зажигалкой. Он начал дуть, и вот затеплился огонек, гнилушки задымились, и тогда он закрыл крышку и стал нажимать на ручку, и из носика зафукала дымная струйка. Дедушка дал и мне пофукать. Потом он вынес из сарая две рамки, точь-в-точь, в какие вставляют картины. Мы забрали все это хозяйство и пошли к пасеке. Я нес дымарь и все нажимал на ручку, чтобы он лучше разгорелся.

– А зачем дым?

–Пчелы дыма боятся, улетают… Я сниму крышку с улья, там на сотах сидят пчелки, я на них подымлю – они улетят, тогда я ножиком разъединю рамки с сотами. Они от воска склеиваются между собой. Потом выну их и вместо них поставлю новые, и опять крышкой накрою: мне пчелки снова меду натаскают. Ну, вот и пришли.

Он забрал у меня дымарь.

–Я пойду к пчелам, а ты тут останься. За мной не ходи, – сказал дедушка, опуская сетку со шляпы на лицо, а калитку захлопнул перед моим носом.

Хуже всего ждать… Ну, я сначала посидел перед калиткой, потом полежал на травке, с муравьем поиграл. Он со своим яичком сунется налево, а я ему щепочкой – стоп, хода нет! Он вправо – я опять: стоп, нельзя! Он назад – я и тут его не пускаю. Потом мне это надоело, и я перестал его преследовать. Ух, как он обрадовался! Свобода! Надо же, такой крошечка малюсенький, а соображает! И мне дедушка калитку перед самым носом закрыл. Тоже нельзя. Как я муравьишку понимаю! Мы с ним похожи.

А за калиткой, совсем рядом, только руку протяни, малина! Ягоды большие, и почему-то здесь, у пчел, она такая крупная и спелая. Я подумал-подумал и решил чуточку открыть калитку. Я только один шажок сделаю, сорву ягодку и назад. Дедушка и не увидит, он там далеко, над ульем склонился. Я шагнул, потом еще, и вот она, ягодка-малинка: темно-красная, тяжелая! Сладко как! И тут меня в лоб как стукнет, как кольнет, как обожжет, как защиплет!!! И все это сразу. Я заорал. Дедушка бросился ко мне со всех ног:

– Ясно! Куснула! Куда!?

Я орал и только показывал, что, мол, в лоб.

Он схватил меня за плечи и смотрел, стараясь понять где укус.

–Стой! Вижу! Жало торчит. Эх, бедняга.

Я думал, что бедняга – это я, что он меня пожалел, а он пчелу жалел.

–Бедняжка, вместе с жалом и кишочки свои оставила.

Дедушка аккуратно ногтями выдрал из моего лба пчелиное жало и показал мне. На широком ногте был маленький черный крючочек с капелькой чего-то белого.

– Здорово всадила, глупенькая, из-за тебя, неслуха, пострадала. Пчела – не оса, та укусит – и полетела, а пчелка – в бою погибает… Ведь не велел заходить – не послушался. Вот и наказание получил.

Я плакал от боли и от обиды, что дедушка меня во всем обвиняет. Я не виноват, она сама на меня налетела, она сама и виновата, а я ничего ей не сделал. Бабушка положила мне на лоб раздавленную луковицу, крепко примотала её бинтиком, и я сидел на кухонном диванчике и ждал, когда перестанет болеть. А дедушка меня так и не пожалел:

–А как ты хотел?! Ты же непрошенный гость! Ты для нее кто? Чужой, пробрался тайком, через границу! А она защищала своих. Вот и жизнь отдала. А виноват кто? Ты виноват. И плакать не смей. Тебе наука: слушайся, когда говорят «нельзя», и помни эту пчелку.

И тут я увидел под потолком бабочку. Я раньше видел такую только на картинке. У нас в саду летали всё белые да жёлтые бабочки, а эта коричневая, бархатная, кружевная. Она летала по кухне и то и дело садилась мне на голову, не плечо, а в окно улетать не хотела.

– Она меня полюбила! – сразу понял я.

– Ишь ты! – смеялась бабушка. – И в правду, ты ей понравился.

Она перетирала полотенцем чисто вымытые банки для мёда и ставила их рядом на столе.

– Ах, какая красавица! Кажется, это махаон. Надо её выпустить.

И бабушка пошла к окну.

– Я первый её увидел! Она ко мне сама прилетела, я не хочу её выпускать! Она моя! Моя! Моя!

– Отпусти её, лучше будет, – настаивала бабушка и загораживала мне дорогу.

– Нет-нет-нет! Не отдам! Моя!

Бабочка перелетела на окно и стала биться о стекло. А я захотел её поймать и схватил со стола банку.

– Я домик ей сделаю! Положу конфетку, травки, цветов…

Но бабушка рассердилась:

– В банку нельзя, ей там душно будет!

Я стал оттаскивать бабушку от подоконника. А она уже не шутила, а очень даже сердилась на меня:

– Божья тварь. Живёт, летает сама по себе. Гляди – любуйся. А рукам воли не давай!

Она открыла створку окна пошире и стала легонько подхлёстывать полотенцем, стараясь выгнать пленницу на волю. И ругала уже не меня, а её:

– Вот ведь! Открыто же! Открыто! Свобода перед носом, а она в своё упёрлась – тычется в стеклао и ничегошеньки не видит!

Бабочка, будто упрямясь, сползла вниз по стеклу, и снова в который раз, трепеща крылышками, лезла вверх.

photosight.ru. Фото: Смирнова Мария

– Видишь! Видишь! Она сама не хочет от меня улетать, – кричал я.

И тут в кухню на наш крик вбежала Полинка. Всё поняла и поступила решительно. Она подкараулила бабочку, когда та сползла вниз, цепкими пальчиками ухватила её в горсточку и выбросила вон.

– Что ты наделала?!

– Ничего. Я просто спасла её, – испуганно смотрела она на меня огромными глазами. И, не дожидаясь, когда я опомнюсь, бросилась бежать. Я за ней:

– Ну, держись! Не удерёшь! Поймаю – получишь как следует!

– Не поймаешь – не догонишь, не поймаешь – не догонишь! – дразнила меня Полинка и быстро неслась по дорожке прямо к дедушкиному сараю.

– А! Прибежали! – обрадовался дед. – Вот кстати. А я уже хотел за вами идти: помощь мне нужна.

Он вытащил медогонку из сарая. Большая железная бочка едва пролезла в дверь. Сбоку у неё была ручка, как у колодца.

– Пчелки спать легли, – приговаривал дедушка, – они рано ложатся, наработаются за день, и чуть солнышко на закат наладится – они уже спят. А мы тут как тут!

Он установил медогонку у стенки сарая, где у него был столик, накрытый клеёнкой, взял таз и ушел на пасеку.

А я дал Полинке щелчка в лоб.

– Это тебе за бабочку!

– А мне и не больно – курочка довольна! – засмеялась Полинка и показала мне язык. – Зато бабочка жива! А ты – мучитель!

Но я уже не злился. Мы заглянули в бочку. Там, внутри, с боков были какие-то железяки.

– Э-э! Не баловать! – прикрикнул дедушка. Он уже вернулся с тазом, прикрытым простынёй. – Это пчелиный подарочек всем нам, – сказал он, ставя таз на стол, и снял с него простынку. Никакого мёда не было. В тазу лежали какие-то квадратные серые бугристые куски.

– Вто они, твои рамки, Коля. Помнишь, утром тебе показывал?

– Это что, уже мёду натаскали? – удивился я.

– Нет. Те в другом улье стоят. А эти такие же. Пчёлки с ранней весны работали. С первых жёлтеньких цветочков мёд собирали. Вот сейчас мы их распечатаем.

Дедушка взял длинный нож и провел им по серым буграм, срезая их и складывая в отдельную миску.

– А это чегой-то серое? – спросила Полинка.

– Это воск. Каждую капельку мёда пчёлка сверху воском закрывает, запечатывает, как бутылочку, чтобы мёд не пролился.

Очищенные от воска соты заблестели светлым чистым мёдом. Снимая прилипшие кусочки воска с ножа, дедушка аккуратно очищал его другим ножиком.

– Вот вам, ребята. Берёте из миски, кладёте в рот, жуёте, а что останется, кладёте вот сюда.

И он поставил нам большую стеклянную банку.

Мы с Полинкой принялись за дело. Хорошая работа – мёд выжёвывать! Серые комочки воска уже наполнили банку до половины. Здорово! Вкуснее любой жвачки.

– Деда, а зачем воск?

– А свечи в церкви, как ты думаешь, из чего? Из воска. Ценная вещь! – отозвался дед.

Он ставил обрезанные соты наискосок внутрь бочки, располагая их по стеночкам, потом накрыл бочку крышкой.

– Ну? Кто будет первый крутить?

– Я! Я! – мы я Полинкой, оттирая друг дружку, бросились к ручке.

– Коля! Ты же мужчина! Когда научишься уступать Плинке? – застыдил он меня.

Полинка, сияя, начала крутить. В бочке зашуршало, задвигалось, поворачиваясь.

– Быстрее! – скомандовал дед. – Ещё быстрее! Тут скорость нужна!

И, перехватив ручку из слабых кулачков Полинки, крутанул как следует. И сразу же там, в бочке, заурчало, затарахтело. А дед ещё наддал.

– Коль, хватай! – крикнул он мне.

Я подскочил. Дед ухватил мою руку и быстро передал мне тёплую ручку медогонки. И я стал наяривать.

– Ого! Молодец! – радовался дедушка. – Сильный ты!

А Полинка тоже подначивала:

– Давай! Давай! Давай!

– Хватит! – наконец сказал дед.

Я отскочил, и ручка еще крутилась немножко, теряя скорость. Всё!

Дед снял крышку с бочки, вынул рамки с опустевшими сотами.

– Хорошо откачали, чисто!

И он бережно понёс их в опустевший таз и накрыл простынкой.

– Это вам, ребята, будет на завтра.

– А куда делся мёд из сот? – не понял я.

– А он на дне бочки.

Я заглянул. Там блестело от мёда круглое дно.

Потом мы смотрели, как он бережно очищал рамки от восковых трубочек, пропитанных мёдом. По краям остались соты, полные, мёд из них вышел не весь. Дедушка эти сочные куски сложил в миску.

photosight.ru. Фото: Darja Bassus-Kasperoviciene

– Это нам к чаю. Теперь пошли к бабушке. У неё уже и пончики готовы. С мёдом-то как хорошо! А спасибо – пчёлкам.

Чай мы пили долго. Дотемна. Мы с Полинкой так усердно добывали воск, что даже челюсти заболели. И дедушка нас похвалил, принимая полную банку.

– Это все назад пчёлкам отдадим. Они из этого воска новые соты слепят. Уж они знают, как.

И провожая Полинку домой, бабушка дала ей полную миску медовых сот, накрыв их салфеткой.

– Неси маме! Подарочек от нас.

И мы с дедушкой проводили её до самого дома.

Считается, что родительская гиперопека – прерогатива мам и бабушек. Действительно, женщины чаще оказываются склонными «беречь» детей от нормального развития, проявляя о них чрезмерную заботу. Но и мужчинам обольщаться не стоит: механизмы возникновения гиперопеки универсальны. Гиперопека способна исковеркать жизнь любому растущему человеку, но если у него есть физические или ментальные нарушения, опасность возрастает вместе со степенью зависимости от близких. Арт-психотерапевт Александр Колесин, работающий с инвалидами и их семьями более 20 лет, делится своими наблюдениями.

Неотработанное горе

Александр Колесин

— Гиперопека, сверхответственность, суперконтроль – это очень распространённые психологические явления одного порядка.

С первых дней работы в сфере творческой реабилитации особых детей я столкнулся с неизвестными для меня ранее случаями патологической внутрисемейной созависимости. По сути, это были так называемые «дефектные семьи», то есть родственные группы с нарушенными, искажёнными, гипертрофированными отношениями между их членами. Причины этих нарушений, по большей части, были связаны с гиперопекой особых детей, прежде всего, матерями (хотя и не только).

Часто, после рождения ребёнка с тяжёлыми нарушениями развития, наблюдается распад семьи. В большинстве случаев с особым ребёнком остаются матери, хотя есть и редкие примеры воспитания ребёнка-инвалида отцом-одиночкой. Такая усечённая семья уже сама по себе является зоной риска, ибо предполагает замещение и смешение семейных ролей. Самое очевидное – замещение матерью роли отсутствующего отца – со всеми вытекающими из этого негативными последствиями.

Но надо помнить о нарушениях других внутрисемейных, родовых и общинных отношений. С распадом семьи рвутся не только супружеские связи, но и деформируется социальная среда новорожденного особого ребёнка. Даже если распались супружеские отношения, семейный круг матери и ребёнка не исчезает полностью: сохраняются дедушки и бабушки, братья и сёстры отца и матери, двоюродные братья и сёстры особого ребёнка, другие родственники. Все они могут участвовать и нередко участвуют в жизни этого ребёнка. Но порой этот ближний круг родственников не помогает преодолевать жизненные трудности, а ещё более осложняет проблемы выживания малой семьи. Дело в том, что не количество родственников, участвующих в жизни особого ребёнка, определяет качество его жизни, а то, насколько эти родственники безоценочно принимают ситуацию рождения особого человека, насколько они вовлечены в общение с этим ребёнком. Проще говоря, принимают ли родственники нового члена семьи на равных основаниях, а не в качестве «бедного родственника», ущербного от рождения, которым можно манипулировать и использовать в различных, чаще всего корыстных, целях.

- Каковы могут быть конкретные причины распада семьи?

— Чаще всего, вследствие того, что родители не провели психологическую работу принятия особого ребёнка. Принятие ребёнка с отклонениями в физическом или психическом развитии в семье проходит постепенно. Психологический рисунок поведения членов семьи похож на «работу горя» при потере близкого человека, только в нашем случае родителям приходится расставаться с устойчивыми психическими конструктами вроде ожиданий или иллюзий. Сначала родители переживают шок, отторжение, гнев, вину и, только пройдя эти состояния, «отработав» горе и бессмысленность поиска виновных, принимают особое дитя. Семья распадается, если не проходит испытания на какой-либо из этих стадий «отработки». Если же родители ребёнка проходят их вместе, то семья сохраняется и начинает прокладывать свой неповторимый жизненный маршрут.

- Кто-то кому-то навязывает вину?

— Супруги друг другу. Муж винит жену в рождении ребёнка-инвалида, жена винит мужа. Все родственники начинают лихорадочно искать в генеалогическом древе противоположной стороны в чём-то похожие случаи.

Рождение особого ребёнка действительно не случайно. Наследственные заболевания, информационно-энергетический метаболизм (по Антону Кемпински) – всё это может повлиять на формирование плода. Но на уровне профанного сознания «поиски виноватого» являются увлекательным занятием, превращаются в азартную игру, в которой уже никто не считается с чувствами близких родственников. На стадии горя и отчаянья муж обвиняет род жены или жена – род мужа в появлении «нестандартного» ребёнка. Взаимные обвинения, подогреваемые с обеих сторон, часто перерастают в устойчивую неприязнь родственников друг к другу. Постепенно формируется родовая обида и, впоследствии, на уровне коллективного бессознательного закрепляется родовая травма (по Берту Хеллингеру).

Исследователи архаических культур фиксируют устойчивую закономерность: матриархально устроенное общество чаще винит мужчину в появлении особого ребёнка, патриархально ориентированное – женщину. На этой почве возникает много предрассудков и охранительных обрядов. В наше «время перемен», усложнённое общественно-политическими катаклизмами после крушения коммунистической идеологии, семья особого человека оказалась чрезвычайно уязвимой к внешней интервенции «общественного мнения». В нашем коллективном бессознательном доминирует патриархальная установка. Если бы это было не так, матерей и отцов, оставшихся с детьми в результате распада семей, было бы приблизительно поровну.

Семья может распасться на том этапе, когда принимается решение о том, как будет преобразована жизнь её членов после появлением особого ребёнка. Отец ребёнка может предлагать один сценарий развития отношений в семье (в том числе и отношений с ребёнком), а мать — видеть иной сценарий, совсем не совпадающий с версией мужа. В этой «точке несовпадения» нежелание супругов слышать друг друга может привести к конфликту, который разорвёт семью. Дело не в том, кто прав – мужчина или женщина, дело в несовпадении бытийных парадигм (если хотите, ценностных установок). Если же муж и жена не только соглашаются оставить особого ребёнка в семье, но и договариваются о совместных действиях (даже после некоторых дискуссий), принимают общую концепцию и следуют ей, уже уверенные в обоюдном выборе жизненного сценария, то такая семья сохраняется. Получается, что всё зависит оттого, какой стиль отношений между супругами царит в семье. И есть ли там подлинная любовь…

Даже если в семье «завелась» гиперопека, то супруги не обязательно расходятся. Если родители и ближний круг родственников находят приемлемым такой алгоритмом жизни, то они могут попытаться так жить. Но в подобной семье неизбежно накапливаются разрушающие психопатогенные факторы – нарастает эмоциональная истощённость, повышается уровень цинизма. Позитивные человеческие качества и положительные эмоции постоянно подвергаются непосильным испытаниям, разрушаются и постепенно деградируют. Так и проявляется созависимость.

Если рядом с этой малой семьёй оказываются сильные личности – например, дедушки или бабушки, одинокие тётки – которые также вмешиваются в ситуацию, то семья с особым ребёнком попадает в замкнутый круг психологических капканов. Великолепным примером может служить повесть Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», в которой бабушка ребёнка воюет с его матерью (своей дочерью) за право владеть её, дочери, жизнью, а мальчик (главный герой повести) – просто «разменная монета» во внутрисемейных «разборках», объект бесконечных манипуляций родственников. У каждого из героев повести (кроме ребёнка) есть свой жизненный сценарий, который они защищают от других, но все они, при этом, не слышат друг друга.

Кадр из кинофильма «Похороните меня за плинтусом»

«Муки кормления» и прочие мелочи повседневности

- Как возникает гиперопека?

— Ухаживающий родитель или опекун, повышая градус ответственности, сталкивается с тем, что у него самого не хватает ни эмоциональных, ни физических сил дожидаться ответа особого ребёнка на свои воспитательные действия. К примеру, вспомним, как долго приучают к самостоятельному питанию обычного ребёнка. Нам кажется, чего проще – взять ложку с едой и донести до рта. А это сложнейший психофизиологический процесс. Вспомним, как маленький ребёнок не может попасть ложкой в рот – он концентрирует внимание на своей руке, при этом не контролирует рот или вообще не доносит еду до рта. В результате малыш весь облит едой, что, вдобавок, его ещё и радует. Нормальные родители терпеливо проходят этот этап научения самостоятельному питанию. Ребёнок с нарушенной механикой тела (например, вследствие детского церебрального паралича) осваивает первичные навыки самообслуживания гораздо медленнее и позже обычного ребёнка. И в чём здесь может проявляться родительская гиперопека? Помогающий родитель не выдерживает этого медленного процесса научения, когда еда льётся мимо рта, пища пропадает, а ребёнок то и дело остаётся недокормленным. Раздражаясь на ребёнка, на его «упрямство и непонятливость», родной человек «срывается» на ребёнке и ближних родственниках. Чтобы предотвратить «муки кормления» родитель продолжает сам кормить особого ребёнка – «мне легче самому его накормить, чем смотреть на это свинство». В конце концов, ребёнок уже отказывается есть самостоятельно. Такого человека могут кормить с ложки до любого возраста, вплоть до преклонного, и он будет в дальнейшем требовать этого от всех окружающих.

Даже если у ребёнка серьёзно нарушены двигательные функции, всё равно в какой-то мере навыки первичного самообслуживания воспринять он может. Если, например, он не может донести ложку до рта, то пищу готовят так, чтобы он мог употреблять её через соломинку. Это один из вариантов технологического решения проблемы. Из таких мелочей складывается повседневность. То же самое с переменой одежды, хождением в туалет, личной гигиеной. При гиперопеке людям из ближнего круга легче самим ребёнка вымыть или переодеть. Потом, в начальной школе, когда ребёнок будет выводить первые каракули в ученической тетради, помогающему человеку будет легче самому за ребёнка что-то написать. И так далее. До бесконечности.

- Если говорить о сверхответственности, то ведь есть то, что от родителя никак не зависит: изначальные интеллектуальные способности ребёнка, изначальное состояние его здоровья, например. И если ребёнок не оправдывает каких-то ожиданий родителей, то это происходит не всегда по вине родителей. Но они могут и в этом случае винить себя…

— Нормальные родители не ждут от ребёнка исполнения своих ожиданий, не строят «воздушных замков». Прогнозы строят родители, которые не понимают своего ребёнка. У меня большая часть конфликтов с родителями детей-инвалидов возникала именно по этой причине. Я ведь не жалею этих детей. Жалость – это непродуктивная, разрушающая эмоция, это самое плохое, что может быть в работе с особыми людьми. Мне часто доводилось наблюдать, как родитель замещает собой своего ребёнка, не даёт ребёнку развиваться, делая всё за него из жалости. Перед ребёнком не ставится задача преодоления барьеров, не вырабатывается волевое усилие для удовлетворения насущных запросов, не прививается благородная привычка к труду. И не важно, сохранный у ребёнка интеллект или нет.

Мой первый негативный опыт в работе с особыми людьми был связан со слепым от рождения подростком, который подавал признаки музыкальной одарённости. Я услышал его музицирование, когда мальчику было около 12 лет, и это было очень интересно. Моё участие в жизни этого человека было очень активным. Тогда я был стопроцентно убеждён, что маленький музыкант станет феноменальным исполнителем, и не обратил внимания на некоторые тревожные знаки. Только спустя некоторое время я понял глубину своей ошибки. Оказалось, что все эти годы семья не приложила никаких усилий для того, чтобы этот ребёнок, посещавший специализированную школу-интернат, изучил нотную грамоту по системе Брайля и освоил навыки самообслуживания со всеми технологиями самостоятельного передвижения в пространстве. Когда мы с ним поехали на один международный форум, оказалось, что он не умеет элементарно за собой ухаживать. Он даже передвигаться самостоятельно не мог, хотя никаких проблем с опорно-двигательным аппаратом у него не было. Родители затормозили его развитие своей гиперопекой. Он отставал во многих аспектах от своих сверстников на годы, ведь нелегко осваивать в 14 лет то, чему надо было учиться в 5-6 лет. В результате сформировалась эксцентричная и эгоцентричная личность. Его исполнительский талант не развился, прежде всего, потому, что он не трудился над самым главным в жизни – над независимым существованием. Он остался зависимым от окружающих людей до такой степени, что это деформировало его психику. Теперь я понимаю, почему он не только не стал пианистом, но и вообще не сформировался, как позитивная личность. Утилитарный, эгоистический подход к другим людям сделал его жизненный сценарий крайне искажённым и неприемлемым для полноценного независимого существования.

- Как его родители поспособствовали этому?

— Они его жалели. Они его «не напрягали». Например, подростка сразу после окончания уроков в школе-интернате забирали домой вместо того, чтобы оставлять его в интернате и в классах музыкальной школы, где бы он набирался опыта выживания и обучался основам музицирования. А дома он просто развлекался – слушал какие-то аудиозаписи, воспроизводил их по слуху, а нанятая родителями преподавательница по классу фортепиано поддерживала эту методу. В результате его детская «изюминка» в фортепианной игре с возрастом исчезла, так как не была подкреплена базовой музыкальной подготовкой. Также родители полностью избавили его от бытовых забот. Что будет, когда уйдут в мир иной родители такого человека? Вероятно, он тяжким бременем повиснет на какой-нибудь несчастной женщине, к которой его заранее пристроят родители.

Я сталкивался с такими историями неоднократно. Некоторые родители, когда их дети становятся половозрелыми, по простоте душевной просят меня найти этим детям пары, даже готовы предложить деньги потенциальным мужьям или жёнам своих детей. Мой вопрос таким родителям «Что будет, когда вы умрёте?» вызывает у них жуткое раздражение. «Так нельзя говорить!» — восклицают они. Однако за всю мою практику реабилитационной работы я не встречал вечно живущих опекунов (улыбается). И для опекунов инвалида остаётся единственный вариант: сдать его в государственное учреждение социального обслуживания, где его ждёт если не быстрая деградация, то, наверняка, «гражданская смерть», так как он привык к семейной жизни и к режиму ПНИ не приучен.

Простая программа: выкормить, научить и отпустить

- Созависимый человек, опекающий инвалида, часто становится для остальных членов семьи диктатором, требующим, чтоб они следовали его жизненному сценарию. Это ведь и является причиной многих психологических тупиков. Существуют ли способы выходить из этих тупиков?

— Никаких универсальных советов не существует. Созависимость – это неспецифическое психическое расстройство, способное привести к гораздо более серьёзным расстройствам из-за невозможности регулировать собственную жизнь. Если родитель, осуществляющий гиперопеку, сам не понимает, что он в состоянии созависимости, то он разрушается, как личность. Вывести человека из состояния созависимости невозможно, если он сам того не захочет. А в массовом сознании, формируемом неумными средствами массовой информации, такой созависимый человек воспринимается как герой.

- А нормальное представление о родительской ответственности?

— По христианским представлениям родители рожают ребёнка не для себя. Ребёнок появляется не для удовлетворения родительских ожиданий или их нереализованных амбиций. Человек рождается по Божьему промыслу для самого себя, как образ и подобие Божие. В одно и то же время родительская программа определена житейски просто и экзистенциально сложно: выкормить, научить и отпустить. Это не только христианское отношение к процессу воспитания, это то, на чём основываются общечеловеческие представления о подготовке детей к взрослой жизни. Казалось бы, чего проще, а каким непреодолимым препятствием для многих людей является жизнь в браке и безусловная отдача своей жизненной энергии собственному ребёнку.

- Как можно отпустить человека, у которого, например, несохранный интеллект или серьёзные нарушения опорно-двигательного аппарата, если он едва двигается?

— Это только кажется, что нельзя отпустить. Например, в Швеции законом запрещено помещение инвалидов в специализированные учреждения (реформа Карла Грюневальда). Государство и общество готовит всех инвалидов к самостоятельному проживанию. В случае надобности к ним приходят социальные работники, помогающие выполнять некоторые функции. К примеру, у человека может быть парализовано всё тело и работают только мышцы, отвечающие за работу челюстей. В полость рта помещается джойстик, при помощи которого человек научается управлять своей коляской, печатать на компьютере, и тогда он может общаться с миром и работать, например, бухгалтером. Я могу до бесконечности приводить примеры наших соотечественников, преодолевающих свои ограниченные возможности здоровья: слепоглухой доктор психологических наук Александр Суворов, актёр с синдромом Дауна Сергей Макаров, олимпийская чемпионка Специальной Олимпиады Ксения Бодалёва, неслышащая учёная-биолог, художница и танцовщица Татьяна Петрова.

Несколько слов о сохранности интеллекта. Человек может и не заниматься интеллектуальным трудом. Я собственными глазами видел работников отдела технического контроля на финском предприятии, выпускающем мебель. Во всех цехах, на всех участках технологической цепочки работают люди с интеллектуальными нарушениями. Сотрудники ОТК на этом предприятии должны обладать двумя свойствами: быть весёлыми и толстыми. Их задача – прыгать на стулья и на столы. Если мебель выдерживает вес такого человека, он ставит свой личный штамп, подтверждающий, что мебель собрана качественно. Общество нашло способ встроить своих граждан в производственный процесс. Им гарантирован сокращённый рабочий день, они получают заработную плату. Они имеют возможность сделать свой шаг к независимому существованию.

Каждый человек в чём-то ограничен, но это не значит, что он не может быть встроен в какой-то процесс. Например, я по возрасту и состоянию здоровья не могу заниматься бегом на длинные дистанции и водить машину – значит, я и не бегаю и не стремлюсь работать курьером-перевозчиком.

- Можно ли сказать, что гиперопека – это непонимание родителями цели воспитания ребёнка, как таковой?

— Это непонимание того, что в каждом индивиде заложены скрытые резервы и возможности. По образу и подобию Создателя!

- Есть какая-то принципиальная разница в поведении склонных к гиперопеке мужчин и женщин?

— Женщина более агрессивна в защите своих прав на ребёнка – она его выносила, родила и поэтому она считает его своей собственностью – по закону симбиоза. Она бросается на защиту своего ребёнка от каждого человека, который кажется ей опасным, в том числе и от специалиста. У мужчины другая проблема: не имея симбиотической связи с ребёнком, он более требователен и категоричен. Если мужчина имел какой-либо опыт совместной жизни с особым ребёнком, то его очень трудно убедить в том, что могут быть и другие сценарии, другой опыт, другие пути взаимодействия с этим ребёнком. К сожалению, чаще всего мужчины, которые приходили ко мне, выслушивали меня, но ничего не делали, чтобы изменить свои отношения с особым ребёнком.

Самоизоляция и «второе дыхание»

- Гиперопека ребёнка – причина самоизоляции семьи от остального мира?

— Да, обязательно. Ибо в этом случае родитель не готов воспринимать любое влияние извне, считая своё влияние априори главным. В моей практике были ситуации, когда родители активно сотрудничали на первых этапах психотерапии, но выказывали агрессию и неприязнь, когда их ребёнок начинал тесно общаться со специалистами и демонстрировал позитивную динамику. Например, ранее не говоривший ребёнок начинал что-то и как-то говорить со специалистом, а не с родителями. И тогда в родителях поднималась жуткая ревность. Со всеми вытекающими последствиями…

Самоизоляция семьи возникает, в том числе, и потому, что родители бессознательно не верят, что специалисты разберутся в проблемах их ребёнка – ведь тогда у родителей может возникнуть вторичный комплекс неполноценности. Не веря в скрытые возможности своего ребёнка, родители взваливают на себя ношу вины и защищаются от окружающего мира по мере сил. Принятие особого ребёнка – это, прежде всего, снятие чувства вины: не виноваты ни люди, ни Бог. А когда чувство вины за рождение такого ребёнка не проходит, прорастает ревность: «я виновен и не смог, а пришёл чужой человек – и что-то стало изменяться». Это больно. Такое ощущение, будто специалист надавил на болевую точку. Хотя специалист здесь ни при чём. Поэтому мне трудно чем-то помочь родителям, которые не пережили стадию вины и «застряли» на ней.

- Но если у родителей годами не происходит принятия болезни ребёнка?

— Если не происходит принятия, значит, человек задержался на какой-то из стадий отработки горя. Принятие должно произойти через год-полтора после рождения ребёнка или обнаружения у него инвалидности. Иначе всю жизнь родители будут сгибаться под тяжестью креста, который сами на себя и взвалили. А Бог не по силам креста не даёт.

- Как к вам попадают родители, склонные к самоизоляции и неприятию специалистов?

— Происходит это приблизительно так: социальные службы требуют от родителей, чтобы ребёнок получил образование, родители ведут его в интегрированный детский сад, в коррекционный класс школы, в специализированное образовательное учреждение. Там родителям часто говорят: «Вы не подготовили ребёнка». Во многих случаях система образования права: родители не подготовили ребёнка к совместному обучению с другими детьми, не привили ему навыки самообслуживания и основы социально приемлемого поведения. После того, как обнаруживается эта неготовность, родители и их ребёнок вынуждены обратиться к специалистам учреждений, оказывающих профессиональную психиатрическую и психологическую помощь.

- Может ли быть какая-то профилактика гиперопеки?

— Никаких универсальных советов и алгоритмов не существует. В каждом случае требуется индивидуальный подход. Многое зависит оттого, как и где воспитаны родители. Если родители особого ребёнка сами выросли в обычной традиционной семье, где были немощные бабушки и дедушки, тётки-приживалки, инвалиды из числа родственников, и все члены рода проявляли нормальное отношение к этим людям (заботу, участие, лёгкий юмор, включение в ближний родственный круг), тогда встреча с особым ребёнком воспринимается не так трагично. Если Господь посылает молодой семье ребёнка с инвалидностью, любящие люди принимают его как вестника промыслительного знамения. Конечно, они погорюют какое-то время над своими нарушенными планами и… продолжат жить. В полноценной семье чаще всего после рождения особого ребёнка появляется следующий ребёнок и не один. Бывает, что ребёнок с нарушением в развитии – не первый у родителей. Но главное, что особый ребёнок становится ещё одним звеном, укрепляющим внутрисемейные связи, и семья может обрести новые ресурсы, в ней открывается «второе дыхание». Такой жизненный сценарий, на мой взгляд, является самой лучшей профилактикой гиперопеки и сверхконтроля.