• 2015-06-06 23:52 Портрет отца: Владимир Хромов, директор Союза волонтерских движений, отец 4-х детей
• 2015-06-10 14:18 Страшный овраг
• 2015-06-15 12:59 «Мир забытых вещей»: три истории одного дома
• 2015-06-17 10:54 Александр Петрынин: Педагогика начинается в конфликте
• 2015-06-19 03:53 Ловим ветер!
• 2015-06-20 02:40 Крутой папа [Православие.ру]
• 2015-06-21 17:22 Оживляя память…
• 2015-06-23 03:35 Папское счастье: смотри, гордись, люби
• 2015-06-24 18:45 Не соскучиться в Сочи
• 2015-06-30 17:39 Конюковы и их предки. Не сходить ли нам в ЗАГС?

Быстрыми штрихами изображает лицо человека художник на морской набережной или на пешеходной городской улочке, но привычные его руки, опытный глаз схватывают что-то такое важное, глубокое, скрытое в человеке. Вот и мы решили рисовать портреты отцов. А пока работает художник, поговорим с нашими героями об их отцах и собственном отцовстве, о детстве и детях. И в разговоре этом, может быть, проявятся очень личные, особенные для каждого переживания. А в целом эти портреты, мы надеемся, позволят нам лучше узнать мужчин современной России в контексте прошлого и будущего.

Родился 15 августа 1977 г. Кандидат экономических наук. С 2003 г. по 2005 г. занимал должность заместителем директора по экономике в коммерческой фирме. С 2008 по 2011 – руководитель проекта развития больничного волонтерства в фонде «Подари жизнь». С мая 2011 – директор Ассоциации некоммерческих организаций «Союз волонтерских организаций и движений». Женат. Четверо детей: Анастасия – 17 лет, Мария – 8 лет, Андрей – 6 лет, Надя – 4.

Владимир Хромов, директор Союза волонтерских движений», отец 4-х детей

О детстве и накрепко привязанных досках

Это очень показательно, как многое от наших родителей через нас передается нашим детям, из поколения в поколение. Например, мой папа транслировал мне – и через меня моим детям – массу вещей.

Папа и дедушка играли в шахматы просто как любители – нас с братом отдали в шахматную секцию (брат третий разряд выполнил, я стал мастером ФИДЭ). И у меня дети на шахматный кружок ходят. Шахматы даже трехлетней дочке интересно. Её еще не взяли, но дома есть шахматы, мы можем подвигать фигурки. Она еще не знает, как ходят фигуры, но знает, как какая называется.

Мы с братом погодки, и лет в 10-11, в 87-ом году, отец отдал нас в секцию дзюдо в доме пионеров, потому что сам в свое время занимался карате. А сейчас я каратэ занимаюсь, вот и детей водил несколько раз, им нравится – тренера ищем к дому поближе. У меня вообще мечта была, чтобы было три мальчика и одна девочка. Думал, что научу мальчиков драться, они на улице будут везде сестренку защищать. А получилось наоборот – три девочки, один мальчик.

Отец был инженером по наладке котельного оборудования, после перестройки создал малое предприятие. А для удовольствия – занимался творчеством, делал ювелирные украшения маме. Из серебра и поделочных камней, их можно было купить на «Горбушке», на «Птичьем» рынке. Папа сам собрал станок для обточки камней, меня привлекал, показывал. Лет в 16 я сам сделал два или три колечка, потом все это ушло, но я знаю, как делать, детей могу научить.

Могу научить детей дырку просверлить дрелью. Пока им рано, но когда смогут дрель держать, сразу начнут дырки сверлить, и пилить, и строгать. Не потому что у нас в этом есть необходимость, но потому что они должны уметь что-то делать своими руками.

С 3 до 8 лет нас с братом родители вывозили на четыре месяца жить в палатках с дедушками и бабушками. Это была капитально установленная палатка на берегу реки Угры, 10 метров вперед – речка, сзади метр — лес. Комары, мухи, рыбная ловля на червя, резиновая лодка, грибы, ягоды, никакой горячей воды, питьевая вода из родника… Здоровое, нормальное человеческое состояние. Поэтому я не боюсь земли, не боюсь что-то отпилить, приколотить. Хотя, конечно же, мы там больше отдыхали, поскольку бабушка с дедушкой обеспечивали все — готовку, защиту…

Дед на фронте не воевал, но был механиком в авиационном полку, иногда летал вторым стрелком. Это было совершенно другое поколение людей, чем сейчас, они выросли в очень жестких условиях, когда никто не будет с тобой цацкаться. Когда мы жили в палатках, у деда всегда лежал топор под подушкой. Если какие-то алкаши деревенские приходили, он выходил с топором и говорил: «А если я тебя тресну?» И все сразу уходили, потому что понимали, что треснет.

Когда нам было лет 13-14, как-то мы в очередной раз ехали в деревню, на багажник вместе с папой грузили доски, вещи. Привязывали толстой веревкой, папа перекидывал ее нам, мы с братом её под багажником протягивали, кидали обратно, он говорит: «Ну, давайте, давайте, затягивайте». Мы затянули, а он: «Да чего вы так слабо?» И утянул очень сильно – с одной стороны, с другой, с третьей, еще сверху полиэтиленом закрыл все. Я говорю: «Пап, да чего ты? Тут уже ничего не отлетит, зачем ты так делаешь? Уже все, поехали». А он говорит: «Надо все так сделать, чтобы уж точно не отлетело». И это через 20 лет возвращается, я понимаю, что я своих детей буду так же учить: что ничего отлетать не должно. Надо сделать с запасом, чтобы ты был твердо уверен в том, что точно будет держаться.

Об отцовских советах и свободе выбора

Мама погибла в 95-ом, в аварии. Папы не стало в 2007-ом. Я еще работал в банке, но уже три года волонтерил в группе «Доноры-детям», а потом – в БФ «Подари жизнь», который помогает детям с раком крови. И в 2008 году принял решение перейти работать в фонд.

Проблемы с тем, чтобы резко поменять свою жизнь, у меня не было, морально после нескольких лет волонтерства я был к этому готов. У волонтеров такое часто случается: с хорошей, оплачиваемой работы в коммерции уходят на замечательную, но менее оплачиваемую работу в некоммерческом секторе. Меняется система ценностей, интересы меняются, становится интереснее помогать онкобольным детям, чем сидеть в банке и писать аналитические записки. Сначала хватает волонтерства в свободное время, потом вовлекаешься настолько, что полностью этим начинаешь жить. Может быть и обратная реакция: через 5 лет тебе надоест этот некоммерческий сектор, и ты уйдешь обратно в коммерческую компанию или создашь собственный бизнес. Отец, конечно, меня спрашивал: «Вов, ты точно понимаешь, это меньшие деньги, прерывание карьерных перспектив?» «Ну, пап, конечно, понимаю», – в 27-30 лет что-то не понимать сложно.

Я всегда с папой советовался. Это счастье – когда можно советоваться с близким человеком, когда понимаешь, что получишь в ответ что-то конструктивное, уважающее твою личную свободу. А не указание, как действовать, причем действовать только так. Я знал, что он какие-то мне свои мысли выскажет, но в любом случае решение принимаю я, это моя жизнь. Я всегда на папу равнялся, при этом понимая, что я могу сделать, как я хочу, считаю нужным. Но в любом случае после этого я всегда могу к нему прийти, это не изменит наших глубоко личных отношений.

Моя бабушка, папина мама, была очень достойным человеком, хоть у нее было три класса образования, обычная деревенская женщина, до войны работала на заводе, в колхозе, а потом попала в Москву. Она всегда очень за детей переживала. А мой папа в молодости играл на бас-гитаре, это был год 70-й какой-нибудь… Однажды он возвращался домой: мужику 17 лет, с бакенбардами, с ребятами идет с репетиции, 9 вечера. И у подъезда его встречает мама: «Ой, Витечка, ой, мой маленький, ой сыночек, да куда же ты вечером в 9 часов, хулиганы бродят, пойдем скорее домой, я чаек приготовила…» Отец рассказывал: «Я был готов провалиться сквозь землю, большего позора перед друзьями я не мог представить». Он говорил, что всю жизнь старался жить так, чтобы не повторять подобные ошибки. Не держать детей «в кармашке». А бабушка Маша так и говорила: «Вот вы мои детки, мне б вас в кармашек посадить, и чтобы вы у меня были всегда вот здесь, никуда не уходили. Зачем вам куда-то ходить? Сидите у меня в кармашке, и все будет хорошо». А отец поступал от обратного.

Потому человек и есть создание богоподобное, что мы свободны в выборе. Рамки нашей свободы не бесконечны, безусловно, но очень широки. Мы можем делать добро или зло, или и то, и другое, можем сами себе создать счастье, а можем испортить жизнь так, как никто не испортит. Но человек все может изменить всегда, если ответственно и рационально относится к себе и окружающим, к своей семье и детям.

О времени для семьи

Кроме работы я еще координирую волонтерскую группу в детской больнице. Но пришел к выводу, что выходные должны по максимуму быть посвящены семье. Это первое, что нужно понять для себя. Не всегда получается, но я стараюсь.

Второе – работа никогда не кончится: сколько её ни делай, её будет только больше-больше-больше. Осознание этого приходит не сразу. У так называемых «закоренелых волонтеров» есть мнение ошибочное: я сейчас немного поднапрягусь и все переделаю. А это замкнутый круг. Я так и жил: сейчас я немного ночью посижу, побольше поработаю – и все получится. Когда ты один, это не проблема, а когда ты отвечаешь за семью, за детей, за отвалившийся плинтус и неповешенные крючочки, так уже нельзя. Если у тебя дома развал, а ты сидишь допоздна на работе, делая большое дело, это неправильно.

Надо выбирать: либо то, либо другое. А если и то, и то, то и время надо выделять и сюда, и сюда.

В какой-то момент в голове происходит щелчок, что, раз я папа, у меня есть дети и я хочу, чтобы они выросли умными, достойными людьми, то ими надо заниматься. И на это надо выделить время.

Когда в семье много детей, то мама не может с одним сесть-заниматься, а другие сами по себе пусть бегают. Если и может, то на короткое время. Ей очень сложно выделять время для каждого конкретного ребенка. А у нас сейчас второй дочке 8 лет, с ней надо не просто общаться или играть, надо садиться, открывать учебник, тетрадки, разбирать примеры… Поэтому я установил для себя правило: стараюсь приходить домой хотя бы в 8 часов вечера.

Детям важно, чтобы было общение именно и с мамой, и с папой. Мама всегда рядом, а папа приходит-уходит, с ним меньше общения, и это два совершенно разных мира. Дома стоит груша, папа по ней «лупит» в свободное от работы время, а мама делает фенечки. Если папу попросить нарисовать, получится каракуля, мама лучше рисует… Дети сравнивают и берут то, что им ближе. Поэтому, если папа все время на работе, полноценной семьи не выстраивается.

О новых впечатлениях

Супруге нравится, когда она по волонтерским делам едет, по творческим убегает из дома, ей не хватает этого. А я наоборот общаюсь целыми днями с людьми со стороны, мне не хватает именно общения с детьми. И поэтому, когда я недавно остался на два дня с ними, мне было в кайф, два дня пролетели на одном дыхании. Огромное удовольствие, конечно, устаешь, но все равно это такое… новое…

И в семье всегда должно появляться что-то новое. Если вы выходные проводите по какой-то определенной схеме: утром кружок, днем что-то еще, допустим, магазин, – иногда полезно эту схему поменять полностью. Плюнуть на все, уехать на два дня к брату на дачу всем вместе или в дом отдыха. Или пойти куда-то всем вместе, где детям будет интересно. Должны быть яркие события. Особенно для детей это полезно, потому что, конечно, расширяет кругозор. А для папы с мамой полезно отдохнуть от рутины. Потому что человек не робот: он не может все время жить в режиме: «встал, пошел на работу, пришел с работы, позанимался с детьми, лег спать».

Когда семья большая, то даже сходить куда-то может оказаться недешево. Но можно же поднакопить, запланировать, что через 2 месяца мы идем вот в такое-то интересное место, отложить сумму и поехать. Потому что нужно, чтобы были какие-то яркие эмоции.

Об индивидуальном подходе

С каждым ребенком отношения строятся индивидуально.

Младшая Надя хитренькая, она очень соображает быстренько. Наверное, правильно говорят, что дети младшие в многодетной семье развиваются быстрее. Потому что им есть на кого равняться. Она понимает рациональную логику. Кто первый оденется, получит шоколадку. «Я!» Для нее работает это.

Андрюша твердолобый и идет вперед. Если он уперся, с ним можно все, что угодно делать, но его не убедишь. Его надо немножко рассмешить. Например, он не любит вставать рано, любит поваляться в кровати. Я долгое время пытался к рационализму апеллировать: «Андрюша, опоздаем, срочно вставай, в угол поставлю». А оказалось все просто: сейчас мы играем в подъемный кран. Если Андрюша не хочет вставать, Надя или Маша или мама зовут «подъемный кран», приходит «подъемный кран», немного его щекочет, потом его поднимает, это все очень смешно, всем сразу весело.

«Мы опоздаем» — для взрослого это ужас. С детьми единственный способ общения — игра. Они редко понимают рациональные схемы. Для ребенка гораздо важнее, что по дороге он увидит какую-нибудь птичку. Понятно, что это до определенного возраста, потом он начинает понимать, что опаздывать плохо, но до 7 лет с детьми надо очень много играть.

Маша — это девочка «наоборот». Если она говорит: «Я не хочу, не буду, устала, все болит», ты говоришь: «Ну, хорошо, не делай, будешь такой маленькой, агушечкой…» Она тогда: «Как это маленькой?» И начинает все делать сразу.

Старшей Насте 17 лет. Мы с ней общаемся просто как взрослые люди, у нее свой круг знакомых, друзей, она переживает перед ЕГЭ, как все нормальные подростки, выбрала вуз, куда будет поступать, ходит к репетитору. У нее уже свой мир, и ей гораздо интереснее не с нами, а со своими друзьями. Это нормально.

Родители должны отпускать детей в какой-то момент. Но это все равно испытание для родителей. Ты говорил: «Чтоб ты в 9 была дома, не позже, отзвонись». А теперь ребенку 17 лет – и это уже не ребенок, все её сверстники приходят домой в 11 вечера. Ну почему бы нет? Пусть придет в 10. Ты расширяешь рамки свободы ребенка, но это, безусловно, вызывает у тебя опасения. Как отпустить ребенка одного на улицу? В каком возрасте, куда? Как контролировать? Страшно. Но это все равно нужно делать. Мы растим детей не для того, чтобы оставить их с собой. А для того, чтобы они жили полноценно своей собственной жизнью. Нет другого выхода. Если ты не будешь рисковать, ребенок сам уйдет, но просто будет травма тебе и ребенку.

Или, например, мы у Насти проверяли уроки. В какой-то момент она сказала: «Все, давайте не будем у меня уроки проверять, я буду сама». Ну ладно. А потом она стала понимать, что ее не сделанные уроки — это её же время, которое она тратит на дополнительные занятия, её же двойки, которые приходится исправлять. В 15 лет человек может все очень четко про себя понимать и гораздо больше, чем родители.

О ежедневных жизненных уроках

Мы не можем ребенка оградить от внешнего мира, но мы можем объяснить, что хорошо и что плохо, мы можем дать ребенку нравственные ценности, некие базовые вещи. А потом он выберет для себя сам, куда идти.

Машу одно время угощали в школе чупа-чупсами. И у нее от этих чупа-чупсов начался кариес, разболелись зубы, пришлось молочный зуб лечить. Мы ей объяснили: «Маша, вот видишь, что будет, если есть все, чем угощают. Хочешь, раз в месяц съешь этот чупа-чупс, но каждый день, каждую неделю – нельзя, это просто вредно». Она сейчас их почти не ест, даже если угощают.

В любом случае, ты каждого ребенка каждый день тащишь вверх. Никакого самообучения на пустом месте не существует. Мы стараемся детей учить и бытовым вещам. Например, если мы стираем белье, то трехлетняя Надя помогает белье взять, загрузить в машинку, кнопочки нажимать – ей очень нравится, она все это знает.

Или какао себе заварить. Ребенок должен научиться сам себе какао делать. Это же гораздо интереснее, чем взять и выпить готовое: тебе налили, помешали. И это тоже развитие ребенка. Он сам берет чашку, может разлить, а ты просто говоришь: «Ты разлил, вот тебе тряпочка, бери, вытирай, чтобы было чистенько». И взрослые иногда разливают, и тарелки разбивают. Но по-взрослому: сам разбил – сам убирай. Сам сломал машинку – вот тебе спичка, намазывай клеем, сам клей.

А как по-другому? Когда у тебя четверо детей, ты просто физически не успеешь за ними все убрать.

И все их споры разрулить, как верховный арбитр, ты не можешь. До какого-то момента — да. Потом ты понимаешь, что нужно им подсказать, как самим договориться. Отнял Андрюша машинку у Нади, Надя рыдает. Говоришь: «Скажи Андрюше: давай поменяемся, или: это моя машинка, или: а можно я возьму твою вещь?» Они учатся находить общий язык. И это очень мне нравится.

О дружбе и наказаниях

Папа — это тот, кто любит, холит, учит чему-то, примером показывает и ругает. Есть мультик про пингвиненка Лоло. Там есть такой эпизод, где пингвиненок убежал, вся деревня его разыскивала, а он где-то бегал, ему было весело. Потом он пришел домой, мама бросилась его обнимать: «Как хорошо, что ты нашелся», а папа взял его и по попе бом-бом-бом, поставил перед собой и говорит: «Больше не убегай». Мне кажется, это нормально. Папа наказывает, но не потому, что он злится или более сильный, а потому что так надо.

Что такое наказание и когда оно необходимо? Когда ребенок переходит некую черту дозволенного в нашей семье. Нарушает известные всем правила и по каким-то причинам продолжает это делать. Ты наказанием говоришь: ты совсем неправильно себя ведешь. Какие наказания возможны? Встать в угол, остаться без мультика, все получили шоколадку, а ты не получил.

Очень важно, чтобы ребенок знал условия предварительно. Ты же знаешь, что если будешь ходить по луже, то будешь грязный – ты сам себя наказал. Ты же знаешь, что нельзя кидаться игрушками в сестер, кинул – постой в углу, подумай. При этом как только ребенок подходит и говорит: «Папа, извини, я все понял, я больше так не буду», — сразу вопрос снимается, и он идет мириться с тем, кого обидел. Наказание ни в коем случае не прерывает диалога и общения, и когда ситуация исчерпана, сразу можно пошутить, поиграть.

Мы стараемся не обижать друг друга. Нет установки на насилие. Ни на физическое, ни на психологическое. Мы стараемся поддерживать друг друга. Нам должно быть вместе интересно и весело. Папа, играющий с ребенком — это самые большие друзья. Друг — это человек, с которым тебе хорошо, уютно, комфортно, приятно, интересно, весело. Факт того, что ты можешь иногда ребенка наказать, никак с дружбой не противоречит. Мы же даже в отношении с нашими взрослыми друзьями иногда можем сказать что-то резкое, иногда можно сказать: «Знаешь, если ты себя так будешь вести, я с тобой перестану общаться». Или: «Я не готов с тобой в таком тоне разговаривать». Или что-то еще.

Мы друг друга принимаем и любим, как близкие люди. Папа с ребенком принимают и любят друг друга — всегда, безусловно, в любом случае. Что бы ни было, я его папа, а он мой ребенок. Это очень тесная степень близости. И никаких универсальных рецептов не существует, кроме любви и принятия.

Подготовила Анна Ионычева.

Художник: Галина Веденичева.

Читайте также:

Папа мне вчера привёз мяч. Настоящий! Таким играют чемпионы. Я постучал перед домом, погонял по дорожке. Тут и Полинка появилась, увидела, как я играю и примчалась. Я кинул мяч ей, но она не поймала: он влетел в цветник и сшиб головку белого георгина. Бабушка подошла и взяла у меня сломанный цветок.

– Ишь, умники, до чего додумались — мяч по клумбам гонять! Поле у нас за домом — бегите туда. Там играйте.

photosight.ru. Фото: Юрий Цой

Мы побежали за калитку. Ну и где же поле? Просто две берёзы стоят, будто боковые штанги, и к ним поперёк прибита ещё одна берёзка, потоньше — это верхняя перекладина.

Я встал в ворота. Полинка всё поправляла мяч, отходила, чтобы получше ударить. Вот умора! Тоже мне, футболистка.

Я стоял руки в боки:

– Ты будешь бить? Я устал ждать.

И тут – удар! Гол. Один-ноль. И как я проворонил?

– Ладно. Этот не считается. Я не приготовился.

Теперь я стоял в настоящей вратарской стойке, как тигр перед прыжком. Удар – гол!

– Два-ноль!

Не может быть! Как это я мяч ждал в одном углу, а он полетел в другой? Я злился, а Полинка хохотала.

– Ладно! Больше не забьешь!

И тут пришли ребята, с которыми я вчера познакомился: Толик, Данька, Юрка и загорелый Никита. Меня обступили.

– Привет, Колян! Покажи мяч.

Никита покрутил его, подбросил:

– Классный! Может, погоняем?

Я согласно кивнул. Никита бросил мяч под ноги ребятам. А сам встал в ворота. Я обрадовался, что начинается игра, и побежал к ним, но Никита сказал:

– Мы немного без тебя побегаем, ладно? А ты пока будешь запасным.

Мы с Полинкой сели в сторонке на травку.

– Я за Никиту болеть не буду, за нахала такого,- сказала Полинка. — Он у меня вчера полмороженого отъел. Попросил чуть-чуть попробовать, а сам как хряпнет!

И когда Никита пропускал мяч, она прыгала и орала:

– Го-о-о-л!

Ребята играли здорово: они пасовали мяч друг другу так точно, будто договорились, кто кому подаёт, и со всего разворота всаживали его в ворота Никитиных рук. А мы всё сидели в запасных, и нам уже стало скучно.

– Мне надоело, – сказала Полинка, – я пойду!

Мне тоже захотелось домой, и я крикнул ребятам:

– Эй! Давайте мяч! Я ухожу! – и побежал к ним.

Но ребята даже на меня не посмотрели. Они подкидывали мяч, перебрасывали его с одной коленки на другую, играли то пяткой, то одним, то другим плечиком. Никита приговаривал:

– Классный мячик. И зачем тебе такой? Ты маленький, играть по-настоящему не умеешь.

– Умею! Не твоё дело! Мяч мой — отдай!

– Полай! – скорчил он мне рожу и, покрутив мячом перед моим носом, перекинул его через меня.

– Собачка! Собачка! Полай! Поймай!

Кто-то сзади ударил меня мячом по голове.

– Пёсик, пёсик, фю-фю-фю!

Ребята стукали меня по макушке и ловко ловили мяч, уворачиваясь. А я прыгал в кругу и выл от унижения и злости. Наконец-то им тоже всё надоело.

– Хорош! Пошли купаться! – сказал Никита.

Он подбросил и так дал по мячу ногой, что, описав высокую дугу, тот исчез где-то далеко в кустах.

И мы с Полинкой побежали его искать. Полинка побежала в одну сторону, а я в другую, чтоб быстрее было. И мы незаметно потеряли друг друга из вида.

– Поли-и-и-на-а-а! Ты где-е-е-е!!?

Я залез в глухую крапиву. Отводя от себя высокие стебли с жалящими листьями, я оглядывался: куда идти дальше? Везде одна крапива: так и лезет, гадина. Коленки мои горели и чесались. Руки были все в волдырях и тоже зудели.

– Поли-на-а-а-а!

Тихо как… Только птичка тоненько всё: фьють, фьють… И вдруг:

— Ау! Ко-ля!

— Я зде-е-сь!

Я пролез ещё немного на Полинкин голос. Опять эти крапивные заросли. Эх, саблю бы мою сюда! Я бы ей показал! Но чуть подальше уже синело небо, значит, там кончается лес, догадался я и пошёл напролом.

И вдруг земля у меня под ногами поехала вниз. Я вцепился в траву, но она с мочалкой корешков так и осталась в моём кулаке. Меня тянуло всё сильней.

– А-а-а-а!

Я ехал, как зимой с горки. На голову, на плечи сыпался влажный песок. Но, вот, кажется, всё! Я остановился. Подо мной была твёрдая земля, а передо мной – стена из песка, будто двухэтажный дом с травяным карнизом. Из множества дырок на самом верху вылетали и возвращались в свои гнезда ласточки. Ого! Как высоко! Я стоял по колено в песке. Он был в волосах, за шиворотом, даже в ушах. Я попрыгал, встряхиваясь: «Всё. Не вылезти мне отсюда».

Было тихо, прохладно. Рядом журчал ручеёк.

– Помоги-те-е-е-е! – закричал я.

Только эхо в ответ. Я стал карабкаться. Мне удалось долезть до середины, но я съехал обратно.

– Спасите-е-е-е! – кричал я громко, как только мог. – Спасите-е-е!

Может, кто-нибудь услышит?

От слёз щипало глаза, хотелось пить, и было страшно. Вдруг из кустов кто-нибудь вылезет: волк или медведь или дракон. Мало ли кто тут водится.

– Ко-ля-а-а-а-а! – раздалось над моей головой.

Я вскочил. Полинка стояла на краю обрыва.

– Я мяч нашла! Вылезай!

– Я не могу! Никак!

Полинка исчезла и снова появилась.

– Беги сюда! С этой стороны попробуй!

Полинка держалась за ствол старой берёзы. Чтобы не упасть, дерево уцепилось за самый край и качало над оврагом длинными ветками. Голые толстые корни спускались петлями в овраг. По ним-то я и стал карабкаться. Я уже поднялся высоко, но дальше был голый песок, и ухватиться уже было не за что. Полинка опять пропала, и тут же появилась с длинным сучком. Она спустилась пониже, села на выпирающую из земли корягу и протянула его мне:

– Держись!

Я напрягся из последних сил и поймал его. Ещё чуть-чуть и мы бы выбрались. Но тут мяч как-то сорвался и поскакал вниз. А за ним полетела вниз и Полинка.

– Всё! Приехали! – сказала Полинка, морщась от боли: розовая ссадина шла по всей ноге. – Ладно, хоть не до крови, – сказала она, стирая листиком грязь с коленки. – У тебя хуже. Вон кровь на локте.

Щипало сильно, но я терпел. И Полинка тоже терпела. Оба мы были в крапивных волдырях, ободранные и вывалянные в песке.

Вдруг я увидел в ручье мяч. Он, блестел на солнышке, медленно перекатывался по камешкам, отдыхал немного и снова плыл по течению.

– Догоним! – вскочила Полинка.

На наше счастье ручей был мелкий и небыстрый. Там и сям торчали жиденькие пучки травы, плыли листики. На боку лежало ржавое ведро, краешком вылезала автомобильная шина. Она приткнулась к березовой коряге, без ветвей, без листьев. Её сестра пока ещё стояла там, на высоком краю оврага, а эта упала. Забыла, что когда-то была тоже берёзой, и теперь лежит поперёк ручейка брёвнышком.

Мяч остановился перед шиной, лежал себе, покачивался. Я полез в ручей прямо в кроссовках. Вода была тёплая. Осторожно ступая на камни, хорошо видные сквозь воду, я встал на шину. Она булькнула, но удержала меня. Полинка тоже влезла в ручей и стояла рядом со мной по колени в воде. До мяча всего шаг, но не дотянуться.

– Дальше глубоко. Я туда не полезу, я плавать не умею, – сказал я.

— А я умею. Ты только подержи меня за руку. Если там даже с ручками, я не боюсь.

И она смело шагнула вперёд. Всё-таки Полинка – классная девчонка!

– Совсем не глубоко! Всего-то по пояс. – Она отпустила мою руку.

– Стою! Водичка хорошая! Не бойся! – И она плеснула на меня.

Я спрыгнул.

– Ну, Полинка! Получай!

Я такой шурум-бурум ей устроил! И такую мы подняли бурю, что ничего не было видно вокруг, кроме фонтанов брызг. Мы прыгали, взявшись за руки, будто маленькие, и Полинка смеялась и пела:

– Баба сеяла горох! Прыг-скок! Прыг-скок!

Потом мы замерзли и вылезли.

– Здорово искупались! Заодно и сарафанчик мой выстирался! – дрожа, сказала Полинка.

Мы сидели на травке, грелись на солнышке, а рядышком сохли Полинкины босоножки, сарафан, мои кроссовки и шорты. Над ручьём носились синие стрекозы, и высоко-высоко над нами медленно летел самолёт.

– Вдруг там мой папа летит, – сказала Полинка.

– Он что, лётчик? Ничего себе!

– Он артист! Должен завтра прилететь с гастролей. Мама уехала его встречать. А я тут одна сижу.

– Почему одна? Ты же со мной.

Полинка посмотрела на меня и махнула рукой:

– Ты не считаешься, ты же не папа!

Кажется, она собралась заплакать. Я увидел ягодку. Земляника! Я вскочил и стал шевелить травку под кустом, где мы сидели. Полинка тоже увидела и полезла чуть подальше, и когда распрямилась, то показала мне земляничный букетик. На нём красными бусинами блестели такие большие ягоды, просто клубничины! Здесь никто её не собирал, вот и было много. Полинка нанизывала ягоды на длинную травинку, чтобы съесть, когда накопится много, ну а я прямо отправлял в рот.

Сколько времени прошло, мы не знали. За это время и сарафан, и шорты просохли. Только кроссовки не очень. Но ничего. Мы оделись. Солнце светило теперь от рощи на том берегу ручья. А утром оно было с другой стороны, над оврагом. Мы попробовали ещё раз вылезти наверх, но неудачно.

Комаров стало ещё больше. Кусались ужас как.

– Мы навсегда здесь останемся. Никто ведь не знает, где мы, – плакала Полинка. Она сидела, натянув на коленки подол сарафана и уткнувшись в него носом. – Наверно уже мама приехала, а меня нет.

Она заплакала сильнее:

– Ма-а-ма-а…

– Нас обязательно найдут, – сказал я, – ты не плачь. Когда кого-нибудь ищут, то, во-первых, собаки такие есть. Овчарки. Им дадут понюхать наши вещи, и они сразу след возьмут, и – готово! Приведут прямо к нам!

Полинка внимательно слушала меня.

– А ещё вертолёт! Прилетит, покружит, сверху же видно всё – пилот нас заметит и спустится. А мы по лесенке туда – раз-раз! Вот и всё!

– А если нас и сегодня, и завтра, и послезавтра не найдут?

– Построим шалаш. Наломаем веток – вон сколько тут кустов! Ты будешь в шалаше спать, а я буду тебя охранять. Вот – сучок! Опять пригодился! – я побежал, поднял его и обломал кривой конец, чтобы получилась прямая палка.

Солнце ушло за верхушки берёз, и теперь над нами розовело вечернее зарево. И тут в небе послышался протяжный звук: донн! Потом он повторился: донн, донн!..

Я прислушался.

– В колокол звонят, служба кончилась. Там церковь, – сказала Полинка, повернув голову, и перекрестилась. – Мы с мамой туда ходили. Свечи ставили. Мама говорит, если что-то плохое случится, то надо перекреститься и сказать: «Спаси, Господи, погибаю»!

– А моя бабушка говорит ещё: «Господи, помилуй». – И я перекрестился.

Не успевал растаять один удар колокола, как его догонял новый: дон, дон, дон… Мы стояли, слушали и смотрели туда, где разливался золотистый свет заката над лесом… Было… какое-то волшебство вокруг… Этот свет и это тихое: дон-дон-дон…

За ручьём послышался шорох, что-то мелькнуло… Кто-то шёл. Я от страха стиснул зубы и даже съёжился, а Полинка укусила свой кулак и стояла вытаращив глаза.

В длинной юбке и в белом платке по тропинке шла девушка с ребёнком на руках… Он держался за её шею. Она ступила на бревно и пошла по нему. Вода и не колыхнулась. Под её ногами плыли облака. Где вода, а где небо, я уже не различал – всё превратилось в сплошное небо. Она перешла ручей, легко шагнула и оказалась перед нами. Какие добрые у неё глаза. Где-то я уже её видел, но не мог вспомнить.

– Вы что здесь делаете?

– Здравствуйте! Мы… мы мяч… мы искали… и теперь отсюда никак не вылезем.

– Идите за мной, я вас выведу.

И она пошла по бережку ручья. А мы за ней следом. Чуть мяч не забыли.

Мы совсем немного прошли, как увидели всю оплетённую вьюнком лестницу. Она боком прилепилась к песчаной стене оврага. Перила были деревянные и ступеньки такие же гладкие и – скрип-скрип – пели под ногами. Мы поднимались всё выше и выше, едва поспевая за ней. А когда выбрались, её уже не было.

Через лес к нам уже бежали.

photosight.ru. Фото: Юрий Дворянников

Дедушка схватил меня, прижал к себе: «Жив! Слава Богу!» – и заплакал. А бабушка несла на руках Полинку и тоже плакала.

Потом нас отмыли, помазали зелёнкой. Мы сидели за круглым столом под большим жёлтым абажуром, ели пончики, пили чай с мёдом и рассказывали про наши приключения.

– Пацаны эти, дружки твои, негодяи, – возмущался дедушка. – Даже близко подходить к ним не смей! А Полинка — молодчина! Настоящая боевая подруга! – Дедушка погладил её по головке. – Умница! Маме твоей благодарность объявлю за отличную дочку.

Полинка сидела смирно, слизывала мёд с ложечки и запивала его чаем из красной чашки. Она же была в гостях и вела себя как воспитанная девочка. Но от дедушкиных слов так засмущалась, что чуть не сползла под стол.

Тут у бабушки в кармане фартука заиграл телефон, и она радостно сообщила кому-то:

– У нас всё в полном порядке!..

Потом послушала, что ей говорили, и опять воскликнула:

– Ну и в чём проблема?! Да нет никаких сложностей! Да не волнуйтесь! Чай пьём. Да оставьте её до завтра! Полин, тебя мама, – и передала ей трубку.

Полинка хотела зареветь – я сразу это понял, – но потом только повторяла:

– Ладно, ладно, – и уже улыбалась.

– Ты у нас переночуешь, – весело сказала бабушка, – хорошо?

Полинка согласно кивнула головой.

– Мы тебе сейчас такую постельку сделаем! Королевскую!

В бабушкиной комнате стояли два старых бархатных кресла. В них как сядешь, так провалишься по уши – такие мягкие и глубокие. Их повернули лицом друг к другу и сдвинули, а между ними ещё засунули такой же бархатный пуфик. Потом дедушка обмотал их кругом и стянул верёвкой.

– Это для прочности. Чтобы не разъехались. Ну-ка! Полезай! – скомандовал он Полинке. – Попробуй, как? Не тесно будет?

Полинка прыгнула в уютное гнёздышко, вытянулась с блаженной улыбкой:

– В самый раз!

Дедушка был доволен.

Едва Полинку укрыли, как она тут же заснула. На столе оставили ночник – глиняный домик, в котором во всех окошках горел свет. Мне из моей комнаты с дивана он был хорошо виден. Казалась, что там маленькие человечки сидят за столом, пьют чай и разговаривают.

На кухне тоже шёл тихий разговор.

– Откуда там лестница? Нет там никакой лестницы. Её там и крепить-то не к чему…

– Чудно, – вздохнула бабушка. – Ей-Богу, чудно…

Бывают такие музеи, в которых, как кажется на первый взгляд, просто собраны старые вещи. Они лежат на полках, расставлены по углам, висят на стенах… Зачем, почему?.. Но стоит всмотреться в какой-то один приглянувшийся предмет, прислушаться к тиканью старых часов, и посетитель почувствует ту эпоху, из которой эти вещи пришли к нам, и станет понятно, что собраны они тут для того, чтобы сохранить память – о людских судьбах, чувствах, традициях… «Батя» побывал на одной из таких необычных экспозиций и узнал, о чем могут рассказать старые вещи.

Музей «Мир забытых вещей» – филиал Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея заповедника. Был открыт 18 мая 1991 года. Музей сотрудничает с театрами, творческими коллективами и клубами города, российскими художниками, музыкантами, актерами. Регулярно в музее проходят спектакли «Своего театра» Всеволода Чубенко. Проводятся тематические выставки и праздники (новогодняя ретро-елка, Татьянин день и др.).

Мир и мiр

Вологда. Тихая улица ведёт к реке. По одну сторону парк с прудом – за деревьями виднеется Кремль, а там недалеко и до шумного центра. По другую сторону улицы небольшие старинные деревянные дома – два-три этажа, не больше. Здесь всегда тихо. Это не просто сохранившиеся старые кварталы, это непарадная Вологда. Гуляя здесь, чувствуешь себя не в музее, а в обычном городе. Собственно, так оно и есть: большинство домов в прилегающих к улице кварталах жилые. Музей здесь тоже есть. Но и он посвящён домашней атмосфере, правда, уже ушедших эпох.

Музей «Мир забытых вещей»

Название музея может вызывать у кого-то ассоциации с бюро находок. И не только название. В «Мире забытых вещей» вроде бы нет особо уникальных экспонатов, он уникален, как единое целое. В какой-то момент, бродя по «залам» – комнатам деревянного дома, построенного в 1852 году в традициях позднего классицизма, – ловишь себя на мысли, что смотришь пусть на старинные, но на достаточно обыкновенные вещи. Так и есть, эти предметы домашнего обихода и даже настоящие произведения искусства были в своё время обыденными. «Мир забытых вещей» – не то место, куда приходят посмотреть на что-то экзотическое, здесь даже можно забыть, что находишься в музее. Главное здесь – погружение в повседневную мирную жизнь, так что слово «мир» в названии музея может пониматься в обоих его значениях.

– Идея витала в воздухе и за очень короткое время сложилась в концепцию – вспоминает директор музея Татьяна Касьяненко о его возникновении, – музей-дом со своими друзьями, традициями, чаепитием под абажуром. В наше время, когда всё на бегу, должны быть такие несуетные места с особой атмосферой, где не говорят ни о политике, ни о деньгах, и где печали отходят на второй план, а главенствуют вещи, которые объединяют людей – поэзия, музыка, искусство. Здесь всё спокойно, как бы вне времени и пространства.

Почему «Мир забытых вещей»? Опять же вспомним 90-е годы. Тогда появилось очень много «миров». Например, наш профессиональный журнал «Советский музей» переименовали в «Мир музеев», журнал «Работница» стал журналом «Мир женщины». И мы решили временную выставку типологических интерьеров назвать «Мир забытых вещей». Этим названием мы отсекали вопросы «почему у вас современные обои?», «почему так перетасованы вещи?». Это просто забытые вещи. Я всегда говорю, в том числе и начиная экскурсию: «В этом названии слово «мир» — главное. Но за каждую вещь можно зацепиться и раскрывать эпоху». Эти вещи — своеобразные символы, свидетели эпохи. Но ничего нет более постоянного, чем временное, и теперь уже весь музей называется «Мир забытых вещей». Мир — это и умиротворение, и общество.

Директор вологодского музея «Мир забытых вещей» Татьяна Владимировна Касьяненко

Прошлое и современность

Старинные музейные часы бьют как придётся: то два раза, то потом сразу двенадцать. Татьяна Владимировна поясняет: «Этим часам всё можно, они заслужили».

Старые часы в музее «Мир забытых вещей». Фото: Алексей Кириловский

– Основная экспозиция, – продолжает рассказ Татьяна Касьяненко, – это предметы из фондов музея-заповедника. Что-то нам дарят — приносят коробочки с граммофонными иголками, пластинки, фотографии, открытки, газеты… Есть у музея такой поклонник — солидный бизнесмен из Москвы. После того, как он побывал у нас впервые, он сказал мне: «Где бы я ни бывал, я всегда хожу в музеи. У вас очень редкий музей. Дело даже не в экспонатах. Просто он рассказывает об очень коротком периоде в истории нашей страны».

Когда в начале 90-х годов, в очень непростое время, городские власти нашли возможность отреставрировать старый деревянный купеческий особняк XIX века и передать его музею, мы решили сделать экспозицию, которая показала бы, как жила провинция в другой тоже непростой период – на рубеже XIX-XX веков.

У нас здесь вещи разных времён, разных культурных слоёв, разного художественного достоинства. Но в таком городе, как Вологда, могли соседствовать рококо, бидермайер, изысканный модерн с вещами кустарного производства.

Первый этаж – интерьеры, второй этаж – портреты из дворянских усадеб XVIII, XIX веков. Но хочется, чтобы музей был постоянно на слуху. И на третьем этаже мы делаем выставки. В приоритете у меня молодые художники, которым ещё рано выставляться в картинной галерее, женщины – потому что им всегда труднее пробиться, люди с необычными увлечениями. Также проходят выставки авторских кукол – я их очень люблю.

Портреты в музее «Мир забытых вещей». Фото: Алексей Кириловский

Дом – экспонат

– У дома три истории, – рассказывает Татьяна Касьяненко. – Первая история – дом одной семьи, вторая история – коммуналки, третья история – музей.

У последнего хозяина этого дома Дмитрия Николаевича Пантелеева было 17 детей от одной жены. После революции Дмитрий Николаевич был отправлен на Кольский полуостров, где и скончался. А в его доме были устроены коммунальные квартиры. Справедливости при этом не было. Например, в большой комнате на втором этаже жили муж с женой, а семья из пяти человек ютилась в той маленькой комнатке, где теперь мой кабинет. В 80-е годы всем жильцам дали отдельное жилье.

Мы знакомы и дружим с потомками Пантелеева. И, надо сказать, они счастливы, что их родовое гнездо сохранилось и в нём открыт музей. К нам приезжают потомки не только семьи Пантелеевых, но и потомки вологодских дворян, тех, чьи портреты висят у нас на втором этаже, и других. Приходят и жильцы коммунального периода, вспоминают то время.

Когда я говорю о коммунальном периоде дома, то ставлю патефонную пластинку, звучит танго «Брызги шампанского» и я рассказываю о том, как 9 мая 1945 года никакого шампанского у людей не было, люди несли на общий стол кто картошку, кто селёдку и слушали именно эту музыку со слезами на глазах. Это по воспоминаниям живших здесь людей.

Граммофон в музее «Мир забытых вещей». Фото: Алексей Кириловский

Как-то к нам приезжал испанский антиквар. Это был молодой человек, лет 25. Я спрашиваю его: «Вы знаете историю нашей страны?» Он что-то ответил, было понятно, что знает едва-едва. И на примере семьи Пантелеевых, последних владельцев дома, и последующих жильцов я рассказала ему историю вот этого периода – начала ХХ века. Ему было непонятно, что такое коммунальные квартиры. Я ему рассказала, что в этом доме жило 20 семей. Он говорит: «Это невозможно! А где они готовили еду?» Отвечаю: «На примусах». Он не понимает. Говорю: «Представляете паяльную лампу? Это что-то похожее, только побольше».

От школьников до Пьера Ришара

– Наш музей посещают самые разные люди, – говорит директор. – Взрослых я могу поручить и внештатным экскурсоводам, но дошкольников на экскурсию веду сама. Мы рады всем – пенсионерам, студентам, школьникам – не только вологодским, но и из других городов. Особенно много посетителей у нас в новогодние каникулы – мы за эти 10 дней делаем квартальный план. И я даже опасаюсь в эти дни за наши деревянные перекрытия – жилой дом не предназначен для такого количества людей. Бывает так, что ребёнка привели на экскурсию с классом, а потом он приводит своих родителей. Для меня это – обратная связь.

В вологодском музее «Мир забытых вещей»

В конце 90-х и в начале 2000-х в Вологде был проект «Открытая трибуна». Департамент культуры приглашал писателей, поэтов, музыкантов, которые в рамках этого проекта выступали в филармонии, а сюда их приводили частным порядком, и мы пили чай. У меня уже пять альбомов, в которых есть записи, сделанные нашими гостями. Это не книги отзывов, а именно альбомы. Первый альбом мы начали в 1993-м году, и первая запись в этом альбоме – Валентина Распутина.

Бывали у нас Игорь Костолевский, Людмила Улицкая, Виктор Сухоруков, недавно приезжал Пьер Ришар. Мы с ним говорили хоть и через переводчика, но как с очень близким, родственным по духу человеком. Говорили о русской душе, он ведь неоднократно бывал в России, любит сюда приезжать, читает очень много русской литературы. Помню начало нашего разговора. Я сказала: «Вы знаете, я очень не люблю комедии. Единственная комедия, которую я могу смотреть всегда, с любого фрагмента – это «Игрушка». Он ответил: «Это мой любимый фильм. Это как бы обо мне. Потому что меня воспитывал очень богатый дед, а родители в моём воспитании не участвовали». Ришар чем-то похож на Тургенева, он совсем не комичный в обычной жизни – такой седой, благородный.

Буквально за год до своей смерти музей посетил Тонино Гуэрра – вместе с супругой и Андреем Хржановским, замечательным режиссёром-мультипликатором, который часто бывает в Вологде. Мы с ним долго пили чай. Когда Тонино Гуэрра зашёл в музей, он сказал: «В Вологде надо сохранять деревянные дома. Даже если они старые и разваливаются, их нужно замерять, фотографировать, зарисовывать. Всё современное, что построено, очень плохо».

Каретник во дворе. Фото: Алексей Кириловский

Каждый посетитель имеет право на теплый прием, на душевную теплоту наших сотрудников. Человек не может запомнить всё, да и назначение некоторых экспонатов понятно не всем. Но если возникают вопросы, мы всё объясняем. Есть у нас постоянные посетители, которые приезжают по многу раз из Москвы и Петербурга. Людям нужна эта атмосфера – дом, любимая скамейка, дерево, посаженное своими руками.

Музыкальная шкатулка. Фото: Алексей Кириловский

Смотришь на лица, изображенные на портретах, слушаешь бой часов, граммофон или музыкальную шкатулку, разглядываешь какую-то старую вещь, когда чувствовавшую тепло человеческих рук, и думаешь о том, что жить мирной жизнью, оказывается, тоже надо уметь… Вероятно, один из важных навыков – внимание к мелочам, видение в малом чего-то гораздо большего, каких-то других миров.

Александр Петрынин – батя для тысячи двухсот ребят, многие из которых уже взрослые, имеют свои семьи. 23 года он возглавляет Хабаровский краевой центр психолого-педагогической реабилитации для подростков с отклонениями в поведении. Александра Геннадьевича невозможно представить не только ругающимся, но даже повышающим голос. Интеллигентность, хорошие манеры не мешают ему стать авторитетом для подростков из самой асоциальной среды. Он рассказал о своем пути в социальную педагогику и о принципах общения с непростыми детьми.

Александр Петрынин родился в 1962 году в Хабаровске. В 1985 окончил Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта, в 1990 – Хабаровский педагогический институт. Кандидат педагогических наук, Заслуженный учитель Российской федерации, директор Хабаровского краевого центра психолого-педагогической реабилитации для подростков с отклонениями в поведении.

Александр Петрынин со своими подопечными

Подвиг Агнии Барто

– Александр Геннадьевич, вы были в детстве трудным ребенком?

– Я не очень люблю это определение. Нет трудных детей, есть дети, которым трудно – те, кто недополучил любовь взрослых, те, кто переживает кризис переходного возраста, в конце концов, те, кто оступился. Все они нуждаются в поддержке, грамотном педагогическом сопровождении, любви, но это не значит, что надо на ребенка вешать ярлык «трудный». Мне кажется, называя ребенка или подростка трудным, педагоги расписываются в собственной некомпетентности.

Но я понял ваш вопрос. У меня было счастливое детство, мы с братом всегда чувствовали родительскую любовь и заботу, хорошо учились. Мама у нас учительница, папа военный, брат пошел по его стопам, окончил военное училище, я же решил стать инженером и поступил в институт инженеров железнодорожного транспорта. Но все пять лет совмещал учебу с работой в детском доме. Мыслей о педагогике у меня не было, но я дружил с Агнией Львовной Барто…

У нас в школе, где я учился, было общество книголюбов, и мы писали письма писателям. Агния Львовна откликнулась, а мы с родителями часто бывали в Москве и Петербурге, поскольку в обоих городах у нас жили родственники. И вот в один из приездов в Москву я пришел в гости к Агнии Львовне, мы подружились, я стал приходить к ней каждый раз, когда приезжал в Москву, и однажды она мне решительно сказала: «Саша, вы нужны детям, вы должны пойти в детский дом». Я тогда заканчивал десятый класс.

Многие знают Агнию Барто как прекрасного детского поэта. Но не все знают о том, что Агния Львовна совершила гражданский подвиг – после войны благодаря ей более двух тысяч детей из детских домов воссоединились со своими родителями или другими близкими родственниками. Ведь не у всех родители погибли на войне или были репрессированы. Многие потерялись, например, когда их совсем маленькими вывозили из блокадного Ленинграда, а фашисты разбомбили поезд, в результате не осталось никаких документов, а сам ребенок не мог сказать, кто его родители, в силу младенческого возраста мог неправильно произнести свое настоящее имя.

Сердце детского поэта подсказало Агнии Львовне искать детей и родителей по детским воспоминаниям. И она по «Маяку» читала детские воспоминания, письма, и порой родители отзывались, находились. Более двух тысяч детей нашли близких родственников. Это подвиг Агнии Львовны.

Разглядела она во мне педагога, когда я об этом и не помышлял. Но послушал ее совета и, хотя поступил, как и собирался, в железнодорожный, на первом же курсе устроился вожатым в детский дом. Юноша из интеллигентной семьи, аккуратный, в галстуке, матом не ругается – сам удивился, что это привлекло воспитанников, но даже самые хулиганистые ребята потянулись ко мне. А потом случились беспорядки в Бикинской спецшколе – было в Хабаровском крае такое закрытое учреждение для детей с отклонениями в поведении,– и я в сопровождении местного руководства ездил туда. Любой бунт страшен, но женский и детский особенно – они совершенно непредсказуемы.

Я понимал, что в закрытом учреждении по-настоящему детская жизнь открывается ночью, а не днем. После отбоя поднялся в спальню, вычислил как-то, что именно в этой спальне живут «бугры». В углу сидит режимник, слово боится им сказать, а мне удалось поговорить с ними. Именно поговорить – ни в коем случае не надо читать им нотации. Сначала надо контакт установить, отнестись к ним, как к людям, хоть и сильно оступившимся. Был там мальчишка по прозвищу Лимон – 14 лет от роду и уже 138 краж со взломом. Представляете, какая биография. А куда деваться ребенку, если отца нет, а мамочка не просыхает? И таких детей в Бикинской спецшколе много было.

После этого я перечитал «Педагогическую поэму» Антона Семеновича Макаренко и воспринял ее совсем по-другому, чем при первом прочтении, до поездки в Бикинскую школу. Про Макаренко, в том числе и в комментариях к «Педагогической поэме», часто пишут, что он не любил давать и никогда не давал рецепты. Мне Антон Семенович открывается по-другому. У него множество рецептов, причем готовых. Он писал честно, без прикрас. В «Педагогической поэме» есть фраза, которую я первый раз прочитал невнимательно, между строк: «Были у нас и карты, и поножовщина, и другие ночные безобразия». Точка. Без подробностей, без уточнений, какие другие безобразия, но смысл понятен: это настоящая колония, с разборками, с криминалом, но без ограждений. Как Макаренко с этим справлялся?

Как-то на макаренковских чтениях я задал этот вопрос руководителю музея Макаренко и его последователю Антону Семеновичу Калабалину, Царство ему Небесное. Он мне предложил свое понимание криминальной подростковой субкультуры. Подростки, которые выпадают из социума, не в ладах с законом, выбирают себе лидера (пахана, бугра). Макаренко понимал, что детям, живущим по понятиям, лидер необходим, и сам встал на этот пьедестал. Завоевал у них авторитет своими поступками.

Многие любят вспоминать, как он, не сдержавшись, ударил совсем распоясавшегося воспитанника. Это есть в «Педагогической поэме»– Макаренко предельно честен перед читателем,– и по-человечески такой срыв понятен – попробуйте поработать с таким контингентом. Но ведь очевидно, что это не самый сильный поступок. Только любители жареного могут акцентировать внимание именно на нем, а не на огромной душе Макаренко, на его любви к детям – все воспитанники вспоминали, как он подкладывал им под подушку конфеты,– на тонкости, интеллигентности – он писал стихи, играл на скрипке. И показательно, на мой взгляд, что Макаренко очень не любила Крупская.

Борьба с криминальной субкультурой

– И вы решили продолжить дело Макаренко?

– Я никогда не дерзал сравнивать себя с ним, но, конечно, работа с детьми захватила меня. Институт я закончил, и мне это пригодилось – я сам делал планировку помещений нашего центра. А сейчас администрация Хабаровска совместно с епархией и Правительством края строят нам целый комплекс, и я снова рисую план. Приходится регулярно бывать на стройке вместе с прорабом. Поэтому хотя непосредственно по специальности – инженер-путеец – я не работал, полученные знания не раз пригождались.

После института я работал в закрытом детском учреждении под Биробиджаном – Еврейская автономная область входила тогда в состав Хабаровского края. С детьми у меня сразу сложились добрые отношения, директор – сам воспитанник колонии – был незаурядной личностью: мудрый, понимающий ребят, сильный. Он меня и пригласил на работу. Но потом он взял замом своего друга, который его, грубо говоря, подсидел – везде интриги. Директора уволили, назначили на его место «друга», с которым мы, конечно, сработаться не могли. Я привык говорить, что думаю, и не шепотом, не в кулуарах. Неудобный я подчиненный и директор неудобный. Выстраивание отношений с руководством почему-то у меня всегда уходит на второй план. Я весь в работе, очень тяжелой, где надо отдавать себя без остатка, иначе ничего не получится. Поэтому мало кто рвется к нам. Я ее люблю, это мой крест, Божья милость ко мне.

А тогда придраться ко мне было проще простого – нет педагогического образования. Молчать я не мог – там творилось невообразимое: подростки свободно выходили гулять в поселок, хотя учреждение закрытое, там грабили местное население, творили другие безобразия. Старый директор такие вещи пресекал, а новый занял страусиную позицию, да и устраивал его такой «порядок». Использование криминальной субкультуры в работе с детьми самих детей не только развращает, но и подавляет, уничтожает, а начальству и сотрудникам живется легче. За всем следят бугры и шестерки. Бугор наводит «порядок», то есть всегда «настучит по лицу», кому «надо», всех построит, а шестерка будет про всех всё докладывать, то есть, говоря криминальным сленгом, «стучать».

Я до первого секретаря крайкома партии дошел, и в итоге учреждение расформировали, но до этого и на меня жалобы писало руководство. В прокуратуре на меня накинулись: «Это закрытое учреждение, а вы детям конфеты носите». «А где написано, что запрещено угощать детей конфетами? – спросил я. – Макаренко всегда дарил конфеты».

Позиция директора, с которым у меня был конфликт, не оригинальна: это не дети, а подонки, как можно их любить? Он так и не понял, что должен стать для них старшим другом и наставником, а многим и заменить отца. Я так понимал работу в детском учреждении и с годами только укреплялся в своей позиции. Сам вырос в атмосфере любви и заботы, начитался Макаренко, с первыми наставниками мне повезло. Когда я, семнадцатилетний мальчишка, пришел в детский дом, Валентина Марковна Пичугина, Царство ей Небесное, учила меня:

– Приди в спаленку, сядь на кровать и спроси: «Где твоя мама?».

– Как я смогу? У него же мама умерла.

– А ты спроси – и подружишься с ребенком.

Сама воспитанница детского дома, она понимала, какие слова нужны детям. Страшно было: думаю, спрошу, и ребенок заплачет. Он действительно заплакал, но рассказал мне о себе – доверился!

В спецшколе ребята постарше были, но я и к ним подход нашел. Главное – видеть в них не хулиганов, не «трудных», не «безнадежных», а людей, и относиться к работе творчески. В каждом подростке можно пробудить интерес к чему-то созидательному, желание стать лучше. Конечно, когда я столкнулся с тем, что новый начальник насаждает и поощряет криминальную субкультуру, не смолчал. В итоге, как я уже сказал, учреждение закрыли.

Приют открылся стихийно

К тому времени я закончил пединститут… Как только ко мне стали придираться, что у меня нет педагогического образования, я поступил на истфак Хабаровского пединститута – историю всегда любил. Учился, разумеется, заочно, но всерьез, институт закончил экстерном и с отличием, и когда после закрытия спецучреждения вернулся в Хабаровск, три года проработал в школе. Преподавал историю и одновременно был замом по воспитательной работе.

Это была обычная средняя школа, но учились там очень непростые дети, и она занимала первое место в Хабаровске по подростковой преступности. За последние два года моей работы там ученики не совершили ни одного серьезного правонарушения. Самые отъявленные хулиганы и двоечники получали у меня по истории четверки. Я никому не натягивал оценки, просто сумел увлечь их. Уроки с ребятами мы проводили в игровой форме: «Вы обороняете замок, а вы нападаете на него». И они рисовали на плакатах укрепления. И тогда им уже самим хотелось понять, о чем идет речь, они начинали читать – всю библиотеку переворачивали.

Или аукцион устраивал: «Продаю шапку Мономаха за знания». Они давай наперегонки рассказывать про шапку Мономаха, я им за это баллы ставлю, а в итоге тот, кто больше всех баллов набрал, получает пятерку. Этому меня научил Олег Семенович Газман, известный педагог-игровик, близкий друг Симона Львовича Соловейчика.

Может быть, проработал бы я в этой школе и дольше, но в 1992 году моя знакомая из Томска Татьяна Михайловна Ковалева (сейчас она профессор Московского педагогического университета) открыла там частную школу, а мне предложила открыть при школе детский дом. Я съездил туда, посмотрел школу, понял, что с детским домом всё может получиться – база есть, – вернулся в Хабаровск и пришел в Управление образования прощаться, объяснил: «Уезжаю в Томск, буду с проблемными детьми работать. Чувствую, что в этом мое призвание».

Новый начальник Управления – ее тогда только назначили,– Валентина Тимофеевна Саватеева, удивительно добрая и мудрая женщина, сказала: «А зачем уезжать? Давайте здесь откроем дом для детей с проблемами». На окраине города тогда закрывали УПК (учебно-производственный комбинат), но станки – токарные, слесарные — там оставались, еще и обновили станочный парк. Пришел, посмотрел. Махонькое двухэтажное здание, вокруг места совсем немного, но я же инженер – всё расчертил, просчитал. Остался.

– Приют сразу открыли?

– Приют открылся во многом стихийно. Мы только начали строить-ремонтировать… Строили, конечно, мастера, но педагоги им помогали: выносили мусор, шпаклевали, красили, белили, клеили обои. И на ходу учились, переквалифицировались. Открывать-то мне приют предложили, но специалистов не было, остался только педагогический коллектив из закрывшегося УПК. Стали вместе учиться премудростям особой педагогики для особых детей.

Только начались ремонтно-строительные работы, а в Хабаровске уже пошла молва, что открывают центр для сложных ребят, стали приходить дети и с родителями, и одни, наши специалисты с ними беседовали. Многие включились в строительство приюта. С ребенком по-доброму поговорили – и он уже прикипел душой к делу, к тому же понял, что есть перспектива получить профессию.

Первые воспитанники появились, когда еще жить было негде. Одного мальчика привела бабушка из находящегося поблизости храма, просила помочь. Наш завхоз Лидия Александровна (сейчас она мастер производственного обучения) взяла его к себе, он жил у нее, пока приют не открылся. Однажды Лидия Александровна подстригала его и случайно поцарапала ушко. Тут же прижала его к себе, по голове погладила, а он говорит: «Вы такая добрая и мягкая». Мама его никогда не прижимала к себе, не гладила, он не знал материнской любви, тепла.

Еще одного мальчика к нам из милиции привезли. Андрей родился в колонии, где его мама отбывала наказание, первые годы воспитывался в доме ребенка при колонии, потом мама освободилась, забрала его, но вскоре бросила, и он до тринадцати лет жил в уличных колодцах. Милиция его нашла и сразу к нам: «У вас приют, вы и занимайтесь». Легко сказать. Везде ремонт идет, только в одном помещении можно было находиться – мы там обедали: на столах плиты включали, обогревались электричеством, потому что батареи отключены, ни кроватей, ни еще какой-то мебели нет. Вот этот мальчишка несколько дней спал на столах, накрываясь телогрейкой, потом совсем захолодало, и его забрала к себе домой Елена Павловна, повар.

Есть замечательный документальный фильм «Особенное сердце»– про педагогов нашего Центра. Там и Елена Павловну снимали. Она рассказывает, как Андрей разбудил ее в час ночи: «Елена Павловна, мне стыдно – я часы у вас украл». Понимаете, украл часы у человека, который его приютил. Потому что сколько себя помнил, столько крал, чтобы выжить. Но совесть-то есть, вот он и признался и отдал часы. «Хороший парень!»,– говорит Елена Павловна. Без малейшей иронии говорит. Вот таких детей – рожденных и выросших среди криминала, тяжких грехов – брали домой наши педагоги!

И сколько таких несчастных детей у нас! Им всего-то и надо, чтобы их погладили, доброе слово сказали. Конечно, это не сразу излечит ребенка от криминала, матерщины, воровства, но семя будет посажено и оно прорастет!

– Сколько детей вы приняли изначально?

– Пока шел ремонт, только несколько ребят жили у сотрудников. Те, которым совсем некуда было идти. А в январе 1994 года официально начался учебный процесс в нашем центре психолого-педагогической реабилитации, и мы сразу взяли 86 детей. Чтобы все смогли перейти в следующий класс, мы просили управление образования на месяц продлить нам учебный год, еще весь июнь дети учились, а в июле сдавали экзамены. Удивительно! Большинство детей в своих школах в течение года вообще не учились, а здесь – во время летних каникул ни один не пропускал занятия. Сейчас приходят выпускники тех сложных девяностых годов и стены целуют, колонны обнимают.

Воспитанники играют в защитников Севастополя, 1994 год

Кому генерал, а нашим детям добрый дедушка

– А кто финансирует центр? Сами ищете спонсоров?

– До перехода в 2010 году в краевую собственность у нас было муниципальное учреждение, поэтому мы включены в муниципальный бюджет города Хабаровска, но с самого начала Господь посылал к нам благотворителей. О нас много писали, кто-то просто захотел помочь – люди на доброе дело свои деньги жертвуют.

Один американец подарил нам 10 тысяч долларов. Это и сегодня немалые деньги, а тогда– просто огромные. Мы заказали на них деревянное резное обрамление, поставили деревянные резные двери, в трапезную – деревянные столы и лавки из массива. Потом дети уже сами стали резать по дереву, но тогда они только пришли в центр, еще не освоили ремесло. А нам сразу хотелось создать им уют.

Потом нас очень полюбил Константин Борисович Пуликовский, в то время, в 2005 году, полномочный представитель президента. Генерал, очень жесткий мужик, но к нашим детям он приехал не как генерал, перед которым все навытяжку, а как добрый дед к внукам. У него же сын погиб на войне, он к детишкам трепетно относится. Вот подходит он к одному мальчишке, маленькому, как гномик – только щечки торчат и большая голова на ножках. Я тихонечко шепнул полпреду, что мальчик этот уже условно осужден. «И за что это ты, сынок?»,– спросил генерал. «Нельзя про это спрашивать»,– сказал я. «Ой, прости меня, Коля». Добрый человек, культурный.

Потом он доложил о нас президенту Владимиру Путину. Каждый полпред раз в полгода пишет большой годовой отчет, но несколько самых важных, на его взгляд, вопросов лично докладывает президенту. Вот одним из вопросов был наш центр, и Путин распорядился выделить нам из бюджета несколько миллионов. Это 2004 год. Мы сделали евроремонт. После этого я в больницу загремел. Строители разные, некоторые и пьют на работе. Но я сразу предупредил их, что халтуру не приму, и пока они все недостатки не устранили, заставлял их многое переделывать.

Не дом, а дворец построили, хотя когда бывшие воспитанники приходили в гости, они признавались: «А нам больше нравилось, как было». Было простенько, кустарно, но сделано их руками. Каждому свое. Нынешние воспитанники любят уже этот дом.

В мастерской

Одно время у нас и 130 человек обучалось, потом 112. Но сейчас у нас обучается 99 человек – больше по санитарным нормам нельзя.

– С какого возраста вы берете детей?

– С десяти лет, то есть с момента, когда ребенка можно поместить в закрытое учреждение. Я против закрытых учреждений, хотя есть и очень хорошие. Например, Стерлитамакская колония.

– Антон Семенович Калабалин тоже о ней очень хорошо отзывался.

– Я по его следам туда и поехал. Он часто там бывал, его там все любили и уважали. Кстати, в Стерлитамакской колонии воспитывался Саша Матросов. Про него все знают, что он закрыл собой амбразуру, и эта готовность положить душу за други свойственна многим воспитанникам Стерлитамакской колонии. Да, встречаются в закрытых колониях островки счастья, но это скорее исключения, в целом же система порочна – она обрекает ребенка на унижение. Конечно, унижают порой и в обычной школе, но колония – это рассол, в котором ребенок просаливается, насквозь пропитывается криминальной субкультурой, и выходит оттуда уже готовым преступником. Это курсы повышения квалификации для преступников.

Я своим ребятам, которые садятся в колонии, говорю: «Читайте Достоевского». В «Записках из мертвого дома» мы видим модель сталинско-бериевской колонии, только нравы со времен Федора Михайловича стали еще жестче. Я со всеми переписываюсь, всех навещаю. Один мальчик стал в колонии писать стихи, а при встрече сказал: «Александр Геннадьевич, я только здесь, в колонии, понял, где воспитывался. Случайно включил телевизор, а там фильм о вас показывали». Уже 14 фильмов снято про наш центр, некоторые думают, что всё приукрашено, но этот парнишка жил у нас, его не надо убеждать.

Падения неизбежны

– Значит, не всех детей удается уберечь от колонии?

– Примерно три-пять процентов наших детей попадают в места лишения свободы. К нам часто поступают дети, которые уже совершили противоправные поступки, многие получили условный срок. А когда пошла молва, что мы ходатайствуем в суде и спасаем от тюрьмы, стали приходить подростки, которые уже совершили преступления и ждали суда. И вот здесь начиналась самая интересная педагогика. До суда он шелковый, белый и пушистый, мы идем в суд, убеждаем, что не надо ломать парню (или девушке) жизнь, как правило, удается убедить, ему дают условный срок, он остается на свободе, и вскоре берется за старое. То есть может бросить занятия в Центре, уйти, начать бродяжничать, воровать, а то и на наркотики подсесть. Страх попасть в колонию был сильным сдерживающим фактором, но фактором внешним. Наша задача – установить внутренние регуляторы. Это самое главное.

Скажу прямо и без прикрас – такие падения ребенка неизбежны. Не возможны, а именно неизбежны. Слишком сильны его грехи, тянут они его вниз, на дно. Педагогу нужно не упустить момент, когда начинается падение, отработать его. Тяжело? Да. Но это и есть педагогика. Она, как замечательно говорит Артем Симонович Соловейчик, начинается в конфликте. Педагог работает не кулаком, не криком, не запугиванием, а словом, сердцем своим и авторитетом. Иначе надо менять профессию.

У нас в центре нет ни карцера, ни решеток, ни ограждений. Если я вчера выступал в суде и убеждал судей, что ребенок хороший, не могу сегодня взять его за руку, отвести в суд и сказать: «Забирайте – он плохой». И перед судом буду выглядеть глупо, но главное – это будет предательством. Я не предам ребенка, и дети это прекрасно понимают.

Сейчас проще стало, потому что приходят бывшие воспитанники, взрослые серьезные люди, рассказывают, какими они были, как в центре смогли многое переосмыслить, изменить свою жизнь. Помогают воспитывать.

– Если один подросток, за которого вы просили, ручались, подвел вас, второй, третий, как суд продолжал прислушиваться к вашим ходатайствам?

– Некоторые подводили, но большинство ребят менялось в лучшую сторону. И все, в том числе и судьи, знали, что падают единицы. С некоторыми судьями мы подружились, один, когда уже был на пенсии, рассказывал мне: «Александр Геннадьевич, когда я первый раз вас увидел, вы меня поразили: такой молодой, а такие речи говорил!». Сейчас, мне кажется, я растерял этот дар – старею и бюрократической писаниной много занимаюсь. «С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши, и со избранным избран будеши, и со строптивым равратишися» (Пс., 17, 26-27). Вот я и развратился – глупею. А раньше так эмоционально выступал, что ребенок рыдал на скамье подсудимых. Пусть на мгновение, но наступало покаяние. И это часто убеждало суд.

Крестный тысячи двухсот человек

– Работа помогла вам задуматься о Боге?

– Крещен я с детства, бабушка меня крестила. Но впервые осенил себя крестным знамением в 1988 году, когда посетил Оптину пустынь. Ее только начали восстанавливать. А в 1989 году бабушка умерла, я очень переживал и стал за нее молиться и потихонечку воцерковляться. В 1990 году приехал в Оптину на Сретение, ночевал в скиту, познакомился с батюшкой Илием. Он подарил мне варенье из лепестков розы (кто-то ему подарил, а он мне!) и благословил на большое доброе дело. На какое конкретно, не сказал, я еще не знал, что будет центр, но он же старец!

Уже работая в центре, познакомился с писательницей Натальей Евгеньевной Сухининой, она много про нас писала. Удивительный человек. Сам же я теперь крестный тысячи двухсот человек.

– Ваших воспитанников? Вы всех крестите? Церковь участвует в вашей работе?

– У нас светское государственное учреждение, и детей мы берем не по религиозному признаку, а по социальному – тех, кто нуждается в нашей поддержке, в реабилитации, в заботе, в воспитании. Центр находится возле храма Александра Невского, все желающие дети в воскресные и праздничные дни ходят на службу, исповедуются и причащаются. Два раза в год – в день рождения центра и на Крещение – батюшка служит молебен, на Крещение окропляет всё помещение святой водой. Но, конечно, никого мы не принуждаем ни к присутствию на молебне, ни к хождению в храм, ни к крещению. Это по желанию. Большинство изъявляет желание креститься. Не все регулярно исповедуются и причащаются, но периодически в храм заходят почти все.

На Крещение

Благодаря добрым сердцам попечителей мы регулярно организуем дальние поездки, в том числе и по монастырям. По многу раз были в Оптиной пустыне, Троице-Сергиевой лавре, Никитском монастыре в Переславле-Залесском, в Псково-Печерском монастыре и даже на Святой Горе Афон в Греции. Но в эти поездки мы тоже берем не по религиозному признаку и даже не за успехи в учебе. В такие путешествия едут дети, которые в чем-то себя преодолели. Например, бросили курить, воровать. Это стоит дороже, чем победа на математической олимпиаде.

Один мальчик захотел креститься во время поездки в Абхазию. Прямо в Черном море и крестил его батюшка. Его крестным стал уважаемый местный житель Заур, в крещении Андрей, а я стал крестным отцом абхазскому пареньку, в крещении Роману.

– А есть поездки для всех, а не только для отличившихся?

– Конечно. Просто в дальние поездки нет возможности взять всех – это же всё за счет благотворителей. Но по Дальнему Востоку постоянно путешествуем все вместе, летом обязательно вывозим детей из города. Ежегодно летом отправляем их на побережье Японского моря или в Кульдур, там минеральные источники, прекрасный санаторий.

– Боретесь ли вы с курением или только поощряете тех, кто бросает?

– До Указа президента у нас было отведено место для курения. И разрешено это было только старшим (с 14 лет) и только на двух переменах. Так же, кстати, Макаренко поступал– младшим запрещал, старшим разрешал – они были союзниками в борьбе с курением у младших. Понятно, что это правило не всегда и не все соблюдали, но всё же мы по возможности ограничивали курение. А теперь мы на законном основании просто запретили курить. У нас же школа. Всё равно кто-то покуривает, но прячутся. В здании за двадцать с лишним лет случаи курения единичны и давно уже никто не курит. Разве что новичок мог по неведению закурить, а так ребята берегут дом. Знают, что батюшка окропил – для них это значимо, ценно.

Ребятам нравится быть хорошими

– Как вы реагируете на матерщину? Понятно, что если ребенок несколько лет жил на улице и разговаривал матом, он не может вмиг исключить эти слова из своего лексикона.

– Есть неписаные нормы. Раз мы одна семья, доверяем друг другу, то и соблюдаем их. У нас так принято: если девочка выругалась, приседает 25 раз, мальчик – отжимается. Тоже 25 раз. Причем неважно, при мне выругался или просто пацаны услышали. Сорвалось с языка – упал-отжался. Это вопрос самоуважения. Они понимают, что нельзя материться. Могут говорить на сленге – «фильтруй базар», еще какие-то смешные слова и выражения есть. Я понимаю эту подростковую речь, но сам, конечно, употребляю ее крайне редко. Разве что ради шутки. Стоит взрослый дядечка в галстуке и вдруг ввернет такое словечко – детям нравится, помогает разрядить обстановку.

Конечно, запретить нельзя, нужно дать им альтернативу. Не только мату. Например, многие, когда только приезжают к нам, поют блатные песни. Ненормативной лексики там может и не быть, но сплошь и рядом гнусные шутки, грязные намеки, жестокость. Такой подростковый шансон.

Что мы делаем? Зовем ансамбль «Нежность». Девчонки-красавицы в кокошниках, русских костюмах поют народные песни, романсы. Ребята как завороженные сидят. Всё, они почувствовали разницу, поняли, что значит красивая песня, душевная. Девушки уехали, а они давай разучивать романсы. Потом устроили вечер романса, вновь позвали ансамбль, уже все по очереди пели. Такой чудный вечер был!

Мы дружим с симфоническим оркестром, и к ним ходим на концерты, и они к нам приезжают. Я еще когда в закрытом учреждении работал, ставил детям «Лунную сонату» Бетховена, Полонез Огинского. Предупреждал: «Сейчас поставлю музыку, которую не все поймут. Полонез Огинского – это “Прощание с родиной”, его поймет только тот, кто пережил разлуку с родиной. А “Лунную сонату” поймет только тот, кто пережил неразделенную любовь». А они ж все пережили разлуку с родиной – их оторвали от дома,– и любовь у всех дома осталась. Пусть они не сразу смогут оценить великую музыку, почувствовать ее красоту, но слова о разлуке с родиной, о неразделенной любви им понятны – это их боль. Они слушали и плакали.

Приходим мы на концерт или в театр не просто как зрители, но как гости. Например, нас перед спектаклем проводили за кулисы, знакомили с исполнителем главной роли – народным артистом! Спектакль, может быть, многим неинтересен, но они сидят тихо, внимают каждому слову, потому что только что общались за кулисами с дядечкой, который сейчас на сцене, он их друг. Они одеты с иголочки, галантны, им нравится быть хорошими. Надо только помочь им.

И сами мы в центре ставим спектакли. Вернее, ставят ребята, педагоги им только помогают. По Пушкину делали спектакли, по Андерсену. Проводим осенний бал.

Через производство удается мотивировать их к учебе

– Многие педагоги жалуются, что сегодня по закону запрещено привлекать детей к труду. Но у вас, как я понимаю, дети осваивают специальности?

– Всё очень просто. В законе написано: «К труду, не определенному учебным планом». У нас профподготовка входит в учебный план. 36 часов в неделю, из них 14 – предметы (математика, языки, география и т.д.), а 22 – профподготовка, которая включает в себя и производственную практику. Это нормальный план вечерней школы. И дети довольны – престижно закончить школу и одновременно получить профессию. Готовим слесарей, токарей, столяров, автомехаников. Девушек швейному делу обучаем.

Именно через производство удается мотивировать их к учебе. Математику в центре преподает Елена Владимирована Петлеванная, победитель национального проекта «Образование», автор работ «Математика и токарное дело», «Математика и слесарное дело», «Математика и швейное дело». Например, ребенок обожает токарное дело, но ничего не смыслит в математике, ненавидит ее. Таких детей – рукастых, с увлечением осваивающих ремесло, но равнодушных к учебе – в центре очень много. Елена Владимировна объясняет, что геометрия нужна им не для оценки, а для работы на станках, приходит в цех, показывает всё на конкретных примерах. То же самое с физикой и химией. Хочешь быть автомехаником – должен знать, как устроен двигатель, и про электролит должен знать. И через такую привязку к производству у детей появляется интерес к учебе. Повышается успеваемость.

Некоторые и в вузы поступают, но немногие. А специальности получают почти все. И они востребованы. Экономистов и юристов в стране пруд пруди, а квалифицированные рабочие в дефиците.

В мастерской

– Вы говорили, что 3-5 процентов ваших воспитанников попадает в колонии. Это в юности, вскоре после суда, где они получили условный срок, или есть те, кто во взрослой жизни оступился?

– Есть и такие, но мы всё отслеживаем, со всеми поддерживаем связь, навещаем во взрослой колонии. Нельзя никого считать безнадежным, пока человек жив (некоторые, к сожалению, погибли от алкоголя и наркотиков). Я недавно общался с бывшим нашим воспитанником, у которого восемь судимостей. Много лет отсидел в колонии строгого режима. Ему 35 лет, а он уже совсем седой. Он сказал мне: «Александр Геннадьевич, всё, что вы говорили, сбылось». Не слушал он меня в свое время, когда был мальчишкой, не принимал.

17 декабря 1996 года был суд, ему дали условный срок, что при восьмой судимости чудо. Повесили в класс, где он тогда учился, икону мученицы Варвары. Но когда он ушел от нас во взрослую самостоятельную жизнь, увы, взялся за старое, вскоре оказался в местах лишения свободы, освободился не так давно. Теперь он говорит: «Я решил оставить криминал». Уже не мальчишка, а взрослый мужик, поэтому надеюсь, что это не пустые слова.

Другой парень сильно подвел меня в свое время. Мы его спасли от колонии, ему дали условный срок, а он через 16 дней в новую историю попал. Я в суд уже не поехал – стыдно было,– а он им как аргумент выставлял: «Я крестник Александра Геннадьевича». Посадили, через какое-то время приехал я к нему в колонию, он разревелся, когда меня увидел. По тамошним понятиям плакать нельзя – но тут все с пониманием отнеслись – крестный приехал. Надел крестик ему – он без креста ходил.

Уже освободился, встретил хорошую девушку, они обвенчались, теперь и малышей двоих воспитывают. Спотыкался парень, падал, но поднялся.

– Сколько детей за 20 лет прошло через ваш центр? Со многими ли бывшими воспитанниками поддерживаете связь?

– Более тысячи двухсот ребят. Со всеми по-прежнему общаемся, они регулярно приезжают в центр, рассказывают о себе нынешним воспитанникам. У меня нет машины, но пешком я не хожу. Надо мне в аэропорт или еще куда-нибудь – звоню ребятам, и кто-то за мной приезжает. И это нормально – они ж мои крестники. А день рождения центра (официально он 2 сентября) празднуем весь сентябрь.

Александр Петрынин на присяге у крестника

Как только не называют эту игру: «ветряной носок», «ловец ветра», «летающая радуга». Эту забаву любят как активные темпераментные дети, так и тихони с удовольствием бегают с этой необычной игрушкой в руках.

Вам понадобятся:

- ватман;
— клей ПВА;
— ножницы;
— цветная бумага;
— гофрированная бумага, ленты или ткань;
— длинная линейка;
— темный фломастер;
— крепкая нитка;
— скотч.

Ватман разрежьте пополам поперек.

Получится две заготовки для «ветряного носка» шириной 30 см и длиной 55 см. Лишнее нужно срезать.

Детали для мордочек – глаза, рот, щеки, нос и брови – вырежьте из цветной бумаги. Примените фантазию. Для девочки можно сделать «ветряной носок» с милой смешной рожицей, а для мальчика – собаку с разноцветными глазами и усами-точками.

Для летучих лент можно использовать ленты, полоски пестрой ткани или гофрированную бумагу. Удобно отрезать полоски гофрированной бумаги по 3 см шириной прямо от рулона, длина которого 2 м. Отрежьте по две длинных ленты разных цветов, а потом каждую разрезаем на 4 части по 50 см.

Ширину прямоугольника-заготовки разделите на три части и наметьте места, к которым будет крепиться нитка. В этих местах приклейте несколько слоев скотча, чтобы нитка не прорвала бумагу, и «просверлите» отверстия острыми ножницами.

Цветные ленты приклейте к низу «головы», чередуя разные цвета. Покупайте для «ветряного носка» бумагу контрастных цветов, так поделка будет выглядеть ярче.

Теперь сверните «ветряной носок» цилиндром и склейте его клеем ПВА. Позвольте хорошо высохнуть и проденьте нитку.

На ветру длинные ленты «ветряного носка» очень эффектно развиваются. Бегать с такой игрушкой – одно удовольствие!

Есть такой праздник – День отца. В нынешнем 2015 году он отмечается 21 июня. И накануне этого дня мне подумалось вот о чем. Оскудело наше время героями, даже киноэкранными. Шварценеггер сдал, Ван Дамм постарел, Сигал потяжелел, о Чаке Норрисе уже вообще никто не помнит. Да и устал зритель от суперменов. Хочется видеть обычных героев. Например многодетных отцов. Вопиющая несправедливость – все, без исключения, виды искусств в большом долгу перед многодетным отцом. Нет их ни на киноэкранах, ни на страницах книг, ни на полотнах картин. Их не ваяют в гипсе, не играют в театре, о них не поют песни. А ведь многодетный папа настолько крут, что голливудский супермен рядом с ним – младенец. Не верите? Тогда знакомьтесь! Новый герой нашего времени – многодетный отец! Воздадим ему честь хотя бы в этой маленькой зарисовке.

Всё началось еще в студенческие годы. Именно тогда наш многодетный папа познакомился со своей будущей супругой. Он ухаживал за ней так красиво, что не влюбиться в него было невозможно. А влюбилась она настолько крепко, что готова была ради него отказаться от карьеры и стать многодетной матерью. Ее родители считали, что это пройдет, но когда дочь разрешилась третьим, вся родня начала крутить пальцем у виска. Однако наши герои любили друг друга, любили своих детей, и им было всё равно.

С рождением очередного ребенка многодетный папа становился всё круче и круче. Он научился виртуозно плести косички, варить манную кашу, запускать стиральную машину, мог, глядя на покрасневшие десна, с точностью до часа определить, когда у очередного чада появится первый зуб. Умел пеленать, определять локтем температуру воды в ванночке, рисовать сказочных зверей, знал наизусть два десятка мультфильмов. Он стал силен. Мог нести на руках двух младшеньких без отдыха километр. Он стал ловок. Умел предотвратить расползание детей в разные стороны на детской площадке. Он стал невероятно вынослив. Мог полночи утрясать измученного коликами сына и, вздремнув час-другой, ехать на работу.

Когда многодетный папа шел в супермаркет, то только молочных продуктов он брал литров пять. Садясь за стол, он резал целиком буханку хлеба. Он умел сам починить электричество в доме, заменить потекшую батарею, поклеить обои, так как лишних денег в семье, конечно, не было. Работал папа свирепо. На службе его ценили, но на повышение не продвигали, потому что он не мог себе позволить сидеть на работе круглые сутки, как того требовали высокие должности.

Когда наступал Великий пост, папа брал простыню и обвязывал ею телевизор. Никто до конца Светлой седмицы не смел ее снимать. В храме он приобретал толстую охапку свечей и раздавал своим детям – каждому по одной. Вечерами папа укладывал детей по двухъярусным кроватям и, раскрыв книгу с житиями святых, начинал читать, пока все не засыпали.

Любой день рождения в его семье был похож на свадьбу. В зале, где собирались, был занят каждый квадратный метр, стульев не хватало, и их приходилось собирать по всему подъезду. Если всей семьей выходили на улицу, то на лифте спускались минимум в два приема. Обычных машин многодетный папа не признавал, ездил на микроавтобусе. Когда микроавтобус останавливался у детской площадки и из него, как из резинового, в промышленном количестве десантировались папины дети, видевшие это взрослые менялись в лице. Сыновей его ни в школе, ни после никто не обижал, потому что их у папы было много – попробуй тронь. Все дерутся отменно – Емельяненко-старший отдыхает. Тренировались-то между собой с пеленок и каждый день.

Что там наигранное «I’ll be back» в исполнении Шварценеггера по сравнению с тем, как наш многодетный папа в роддоме, приняв на руки очередного младенца, в сопровождении супруги и многочисленных чад направляется к выходу и уже в дверном проеме, остановившись, бросает через плечо: «Я еще вернусь». И побледневшие в цвет халатов доктора понимают: этот вернется.

Когда папе исполняется 50 и повзрослевшие дети уже не требуют столько внимания, он выходит в серьезные должности. И на полученном еще после третьего ребенка участке начинает строить дом. Большой, для всех, с залом метров на 60, чтобы все уместились. На семейные праздники к папе в дом съезжаются дети и внуки, образуя в этом направлении пробку; их машинами заставлено пол-улицы. У папы теперь есть персональный стоматолог и кардиолог, юрист, экономист, военный, строитель, учитель и даже священник. Свою пенсию они с супругой тратят на путешествия, а вообще находятся на полном обеспечении вышедших в люди детей.

Когда наш герой умирал, ему было не страшно. Миновали труды, тревоги, должности, карьера. Осталось непреходящее: дети, внуки и правнуки. Много. Несколько десятков. Он помнил их всех. Память на детей у папы была хорошая. Он умирал счастливым человеком. Почему? Потому что исполнил самую первую заповедь, данную еще в раю: «Плодитесь и размножайтесь». Он хотел, чтобы его дети, внуки и правнуки были такими же счастливыми, как он. Поэтому, когда они по очереди подходили к нему прощаться, он внимательно всматривался в каждого и повторял исполненную им самим заповедь. А еще прибавлял, уже из Евангелия: «Да любите друг друга».

Так кончилась жизнь обычного героя нашего времени. Почему обычного? Потому что он не спасал мир от кровожадных инопланетян или от приближающегося к земле метеорита, не предотвращал политических переворотов, не боролся за счастье всего человечества… Тогда почему героя? Попробуйте так прожить – и поймете всё сами.

Священник Дионисий Каменщиков
Источник: Православие.ру

С правдой о войне можно столкнуться в местах, которые внешне ничем о войне не напоминают. И это хорошо знают жители Санкт-Петербурга и его окрестностей. Старо-Паново — посёлок рядом с железнодорожной станцией Лигово. Город уже подступил к нему вплотную, но все равно здесь как будто другой мир – небольшие домки, речка, кладбище, храм. Храм новый, но как и бывший здесь когда-то, а ныне разрушенный — в честь святых мучеников Адриана и Натальи. Прихожане храма — в основном городские, кое-кто приезжает из весьма отдалённых районов Санкт-Петербурга. У храма есть второе название — храм-памятник погибшим и пропавшим без вести при обороне Ленинграда. Есть здесь и небольшой музей, посвящённый войне. О сохранении здесь памяти о войне рассказывает настоятель храма св. мчч. Адриана и Наталии протоиерей Антоний Витвицкий.

Храм Адриана и Наталии в Старо-Паново

История нашего храма уникальна. Тем, что он здесь стоит, мы обязаны одной пожилой женщине, Антонине Петровне Осиповой, которая во время войны ещё в подростковом возрасте жила здесь со своей семьёй и застала тот ужас, который здесь происходил. И она захотела восстановить разрушенный во время войны храм в память о солдатах, которые на её глазах сражались, гибли, останки которых до сих пор лежат в этой земле. Реализовывать свою мечту она смогла начать только в 1991-м году, когда ей было 65 лет и она стала депутатом райсовета. Во время перестройки всё в стране смешалось, и в том числе такие события могли происходить — швея-надомница без высшего образования оказалась депутатом. Но Антонина Петровна была энергичным человеком, склонным к тому, чтобы помогать другим, вести какую-то общественную работу. И вот она начала строить храм.

Шесть лет у неё ушло только на оформление документов, необходимых для строительства. Она сама ходила и получала их. Надо сказать, что это серьёзная работа, которой обычно занимаются организации и тоже не один год. И в 1997-м году она собрала руководителей местных предприятий и убедила их помочь со строительством. Был вырыт котлован, стройка началась. Потом какой-то ресурс иссяк, и к 2000-му году стройка остановилась. Я пришёл сюда в конце 2004-го года, к тому времени был построен только цокольный этаж храма. В 2005-м мы стройку возобновили и, как только стало возможным, начали совершать богослужения. А поскольку идеей Антонины Петровны был храм-памятник, мы сразу стали организовывать направление приходской деятельности, связанное с сохранением памяти о войне. Антонина Петровна до сих пор жива, хотя уже очень немнощна. Но когда у неё есть силы, она приходит к нам на богослужения.

Мы стараемся делать акцент не на триумфальной теме, а на том, что война — это боль, страдание, прежде всего, страшная трагедия для многих и многих людей. У нас есть рукописная Книга памяти, куда каждый может вписать свой рассказ о родственниках, что воевали, не обязательно даже именно здесь. В эту книгу также можно вклеивать фотографии, какие-то документы. Такое множество рассказов и даёт ощущение: были люди, обычные, такие же, как мы сейчас, о чём-то мечтали, кого-то любили, строили какие-то планы — и вот в их жизнь ворвалась эта беда и жизни их искорёжила.

Бывший здесь когда-то храм был разрушен во время войны. «Место, где был старый храм, сейчас полностью занято могилами, там кладбище разрослось, — рассказывает отец Антоний. — И пришлось отнести новый храм в сторону метров на 50. Выглядит новый храм совсем по-другому. На тот момент, когда Антонина Петровна делала проект этого храма, у неё не было достаточной информации о храме старом».

Важно не просто хранить память, а эту память оживлять. Память ценна только тогда, когда она влияет на нас. Отсюда и акция, которую мы проводим с 2008-го года каждое 22 июня, в день начала Великой Отечественной войны. В ночь с 21-го на 22-е июня крыльцо нашего храма превращается в сцену, на которой выступают разные артисты — звучат песни военные или о войне, воспоминания, то, что даёт людям ощущение причастности.

Акция Памяти «В ночь на 22 июня…»

Мы проводим эту акцию не 9 мая, а в день начала войны потому, что, на мой взгляд, праздник Победы, к сожалению, стал терять свой глубинный трагизм, он стал таким… торжественным, пафосным. Но долгие годы после войны День Победы даже не был выходным днём. Думаю, так было потому, что все очень хорошо помнили, какой ценой эта победа далась. А чем больше времени проходило со времени окончания войны, тем большей триумфальностью наполнялся этот праздник. Но для тех, кто сам пережил войну, этот день был, как поётся в песне, праздником «со слезами на глазах». Никакого веселья в этот день не было в помине — я помню это и по своей семье.

Бывает, местные жители приносят нам найденные на собственном огороде предметы войны. А недавно один наш рабочий нашёл на прихрамовой территории образочек святителя Тихона Задонского, который, судя по всему, принадлежал одному из погибших здесь солдат. Одна наша прихожанка принесла рассказ о жизни своего отца, его боевые награды, фотографии. Он был офицером, сражался на Ленинградском фронте.

В музее.

Думаю, люди приносят что-то нам из-за желания, чтобы эти семейные реликвии послужили во благо кому-то ещё. Ведь в музее эти вещи начинают жить уже своей жизнью, кому-то о чём-то рассказать.

На территории храма работали и продолжают работать поисковики. Они много чего нашли. Останки людей перезахоранивают, как положено, на специальных мемориальных кладбищах, а рядом с храмом мы установили светский памятник погибшим и пропавшим без вести.

Поисковики раскопали здесь советский блиндаж, в котором оказались останки нашего солдата, кое-что из фронтовой утвари. Мы решили сделали на этом месте реконструкцию дота. Это возможность показать фронтовой быт.

Вход в музей-блиндаж.

Мы не стремимся к какой-то уникальности, просто делаем то, что можем, то, что считаем верным. К нам приезжают и взрослые, и школьники, и, чтобы несколько охладить возникающий у мальчишек пыл, желание схватить оружие и поиграть в войну, мы смонтировали видеоролик, рассказывающий об истории этого места во время войны, о том, как это было страшно. Во время экскурсии мы приводим цифры: за 12 дней 1942-го года, во время Старопановской наступательной операции, здесь погибло 4000 наших солдат. А бои шли два с половиной года.

В музее-блиндаже.

Мы рассчитываем именно на детей и соблюдаем меру, чтобы и детскую психику не травмировать, и все-таки говорить детям правду. Дети всегда играли в войну. Нормально, когда взрослые объясняют детям, что война — это не игра, не запрещают, а разговаривают, делятся чем-то. Внутренний мир детей, как правило, формируется родителями. В войну играют многие мальчишки, но кто-то из них потом черствеет душой, а кто-то — нет.

В музее-блиндаже.

Я сам с детства слушал рассказы родителей, так что это и моя живая история. Если мы помним о войне, как о боли, то это наш вклад в сохранение мира. Если мы перестаём воспринимать войну, как что-то неприемлемое, то возникает опасность новой войны.

Все счастливые отцы счастливы примерно одинаково. Это перефразированное толстовское утверждение хорошо иллюстрируют ответы на одни и те же вопросы, заданные нами отцу, воспитывающего родного ребёнка, и приемному папе. Их рассуждения схожи в главном — они полны суровой нежности и дышат любовью.

Наблюдать

Самая большая радость и самая большая трудность бездетной и «детной» жизни.

Алексей Трешин.

37 лет. Красноярский журналист. Юморист и душа компании, ведет капустники и вечеринки, «дедморозит» под Новый год. С будущей женой маркетологом Наташей познакомился на работе, когда брал у нее комментарий к своей статье. Сыну Мише почти 2 года.

На мой взгляд, формула здесь простая. Если кратко, когда нет у тебя детей — ты живёшь ради себя, любимого. Копишь деньги и тратишь их на личные радости, например, в виде путешествий или походов в ресторан. Есть дети — живёшь ради своих отпрысков. Копить уже не получается, кровные гроши разлетаются то на одно, то на другое. То ему, сладкому, первый велосипед на день рождения нужен, то лекарства требуются дорогущие, в связи с внезапной ротавирусной инфекцией…

Ещё одна важная радость бездетной жизни — свобода передвижения. Захотели — поехали в гости к друзьям, пожелали — зашли в кафе, поели пасты, Наташа выпила бокал вина, я — пинту пива. Взбрело в голову — рванули в парк, провалялись на одеяле несколько часов почти неподвижно, релаксируя в тени деревьев. Был бы Мишка с нами, разве получилось бы так батониться?!

С трудностями бездетной жизни всё сложнее. Основные муки, особенно с возрастом, заключаются в страдании от осознания отсутствия своей реализации в социуме. Мне кажется, для обычного человека перспективы духовного развития неотделимы от деторождения. Проще говоря, главная трудность бездетной жизни в переживании своей незаконченности. Есть в бездетности какая-то еле уловимая тоска.

Алексей Трешин с сыном

…Самая большая радость «детной» жизни… Мне чужды сильные эмоции. Могу говорить не о большой радости, а о чувстве глубокого удовлетворения от наличия сына: «Вот он! Он есть! Он здесь благодаря тебе. Он доверяет тебе полностью и не ждёт подвоха». Радость заключается в наблюдении за парнем, за тем, как он меняется, как приобретает новые навыки и повадки, как преодолевает трудности, например, в виде комода, на который надо непременно залезть, чтобы потом спрыгнуть, вызвав у родителей кратковременную остановку сердца!

Трудность в постоянном испытании терпения. Когда ловишь себя на зарождающемся раздражении, приходится вести внутреннюю работу – осознавать это чувство, находить источник, отбрасывать. И так по несколько раз за день. Сын же. Он поэтому и цепляет. Сильнее меня цепляет только моя мама. Никто не умеет так «вымораживать» меня, как собственная мать. Но благодаря ей, я и научился гасить негативные эмоции, управлять тёмной стороной своей натуры. Если не держать её, натуру, в узде, я могу стать для родных и близких довольно неприятной компанией. То есть самая большая трудность на нынешнем этапе для меня — оставаться в семье душкой во имя «погоды в доме».

Олег Юстус.

32 года. Сотрудник благотворительного фонда. Супруга Татьяна – психолог, преподаватель университета и заведующая детским садом. Семья живет загородом, ведет здоровый образ жизни, летом занимаются огородом. Сыну Мише – 7 лет, приемной дочке Алене – около 5, и 4 года она живет с Юстусами.

Я стараюсь не запоминать и не вспоминать трудности, поэтому про них сказать мне сложно.

А вот радостей в нашей жизни много. Конечно же, до появления дочери главной радостью было рождение сына и общение с ним. Потом он подрос, и мы стали думать о девочке. После того как появилась Алёнка, позитива в семье стало больше — как минимум вдвое.

Главная моя радость — наблюдать, как дети играют друг с другом, веселятся. Это вызывает улыбку. Теперь мне очень сложно представить сына в одиночестве. Наверное, если бы у Миши не было сестры, это был бы совсем другой мальчик. Дети проводят вместе довольно много времени. Они ходят в один детсад, хотя в разные группы, встречаются там, на прогулках, на праздниках. Вечерами почти всё время проводят вместе.

Олег Юстус с дочерью

Не могу сказать, что они всегда мирно общаются друг с другом. Брат и сестра порой ссорятся и дерутся, как во всякой семье, но это нормальная ситуация. Дело в том, что Миша любит сражаться на мечах, стрелять из лука, ждет от Алёны такой же активности. А она, хоть физически крепкая и сильная, всё же девочка. Сначала принимает мальчишескую игру, а потом бежит к нам и жалуется, что Миша её задел или поцарапал. Мы просим Мишу относиться к сестре помягче, а её учим договариваться с братом и не участвовать в таких играх.

Моё – до мелочей

Самое удивительное откровение отцовства.

Алексей Трешин: Не могу сказать по этому поводу чего-то определённого. Пока что особых больших откровений нет, всё ожидаемо, ход событий примерно таков, как я себе и представлял. Наверное, это потому, что отцовство не было для меня чем-то внезапным. Я создал семью осознанно. Обдуманно, если можно так выразиться, завёл ребёнка. Есть дитя, оно моё — и это здорово. Откровения, думаю, ещё будут.

Сын Трешиных Миша на руках у отца

Олег Юстус: Может быть, кому-то это покажется мелочью, но для меня таким откровением оказался… запах. Когда мы первый раз встретились с Алёнкой, а потом забрали дочку домой, я сажал ее на колени, так, что её затылок находится прямо под моим носом. Поначалу запах был чужим, каким-то больничным. Я тогда почему-то переживал, думал: а изменится ли он? Зря расстраивался. Через две недели после того как мы взяли Алёну домой, уже не чувствовалось никакого чужого запаха. Она пахла как абсолютно свой ребенок.

Похожи – не похожи

Чем ребёнок похож на отца и чем не похож?

Алексей Трешин: С похожестью комичная ситуация вышла. Когда Миша родился, Наташа выслала мне его фотографии из роддома. Глянул, возрадовался: внешне – ну, вылитый я. Вот, думаю, ещё один Трешин на свет появился! Проходит время, замечаю, что мои черты в Мише как-то размываются, и всё чётче в его личике проявляется Наташин род. Короче, преобразился пацан, и теперь он явный Шемелин. Только цвет глаз мой остался. Да и то, глаза становятся более карими. Так что сперва сын был на меня похож, а теперь совсем не похож.

Олег Юстус: Может быть, это кому-то покажется странным, ведь наша Алёна – приёмная, но она похожа на меня. Тем, что такая же весёлая, как я.

Дочка Юстусов Алена

Гордость и раздражение

Поводы для отцовской гордости и причины раздражения.

Алексей Трешин: Горжусь тем, что Мишка начал ходить в 10 месяцев. Он сообразительный. Может сосредоточиться на решении какой-то задачи и неотступно её решать. Коммуникабельный, разговорчивый. Чтобы полностью освоиться в новом месте или в компании, сыну нужно не более 10 минут. После этого со всеми общается и хохочет, если все вокруг смеются.

Про раздражение – у Миши сейчас наступил период отрицания. Любимое слово: «не хочу». Не хочет он всё – есть, переодеваться, на горшок. Последнее раздражает: он опять начал дома в штаны писаться. Хотя уже более месяца перед этим просился на горшок, как большой парень. Даже сам без взрослых начинал горшком пользоваться. И тут на тебе — шаг назад. «Миша, почему на горшочек не пошёл?». «Не хочу…»

Алексей Трешин с сыном

Олег Юстус: Горжусь тем, что наша девочка очень красивая и добрая. Иногда, конечно, раздражаюсь оттого, что она много болтает. Сам-то я молчаливый человек. Но у девочки просто такой темперамент, надо привыкать.

Ещё я горжусь тем, что Миша относится к Алене как к родной сестре, хоть он знает, что мы взяли ее «в больнице». То, что наши дети любят друг друга, подтверждает момент встречи после разлуки. Когда ребята расстаются на несколько дней, а затем вновь встречаются, они очень радуются. Видно, что вместе им лучше, чем порознь, и хорошо, что они есть друг у друга.

Дети Юстусов Алена и Миша

Мечта

Глобальная отцовская мечта?

Алексей Трешин: Мечтаю, чтобы Миша вырос человеком с общепринятыми морально-нравственными установками, чтобы у него выработался цельный характер. Чтобы он был независим в суждениях, чётко понимал, что нужно делать, чтобы добиваться целей. Ну и чтобы в принципе умел перед собой эти цели ставить. Я вот, например, научился так действовать только в 27-летнем возрасте. Много времени потерял. Буду стараться действовать так, чтобы с сыном всё случилось иначе.

Семья Трешиных

Олег Юстус: Мечтаю о том, чтобы она, зная, что мы её приемные родители (а мы не скрываем этого от дочери), была всё равно близка к нам всю жизнь. Чтобы даже когда мы будем уже пожилыми людьми, она была бы душевно близкой к нам. Для того чтобы эта мечта стала явью, я стараюсь сохранять контакт с дочерью и сыном. Я делаю всё, чтобы мы с детьми не отдалились друг от друга и в дальнейшем, когда они станут подростками. Сын и дочь очень разные — Алёна говорит всё, что думает, а Миша часто закрывается и молчит. Стараюсь, чтобы он поделился тем, что его беспокоит. Я хочу и впредь всегда знать, что тревожит моих детей, чтобы помочь им устранять причину их тревог.

Семья Юстусов

А еще, как и у очень многих отцов, у этих двоих есть еще одна, не глобальная, а самая обычная мечта – проводить больше времени с семьей. Не всегда это получается, но оба они уверены: семья – место отдыха и вдохновения, независимо оттого, родные в ней дети или приемные, ставшие родными.

- Хорошо, что не в Турцию, — тихо проговорила изумленная бабушка и удалилась в комнату обдумывать новость о том, что мы с ребенком едем на две недели в Сочи. Помимо климата, который бабушка солидарно с некоторыми врачами не рекомендовала бы менять до трех лет, настораживало время отпуска: конец апреля-начало мая. Что делать на море, когда в море не войдешь? Чем мы собрались занимать двухлетнего ребенка, кроме как простужать его вблизи ледяной воды? Но на то он и Сочи, чтобы там никому не скучать в любое время года. Что мы и делали, точнее не делали, то есть не страдали от скуки. А эти заметки пригодятся гостям курортного города в любое время года.

Письма на магнолиях и прививки

Конечно, Сочи – это, в первую очередь, природа. Сочи в ноябре и в апреле, в январе и июле отличаются друг от друга только тем, какие цветы в это время распускаются. Фон в вечнозеленом городе не меняется.

Если вы захотите познакомиться с флорой этих мест поближе, то обязательно отправляйтесь гулять в знаменитый Сочинский дендрарий. Дети, вероятнее всего, будут в восторге оттого, что ваше путешествие начнется с полета: всем посетителям предлагают подняться в верхнюю часть парка на фуникулёре, а оттуда уже идти вниз, озираясь по сторонам и вдыхая южные ароматы. Как тут не напомнить маленькому ребенку про самолет, на котором «понесемся над лесами, а потом вернемся к маме», хотя фуникулёр больше похож не на самолет, а на летающий автобус.

Сочинский дендрарий. photosight.ru. Фото: Кирьякиди Сергей

Вряд ли вашим детям будет интересно слушать про то, что в дендрарии растет больше 1600 разновидностей растений со всего света. Другое дело — подышать эвкалиптовым ароматом и заодно узнать любопытную историю про то, как именно эвкалипт превратил Сочи, тогда еще посад Даховский, в привлекательный курорт. Ведь до конца 19 века этот уголок Западного Кавказа был местом не отдыха, а… ссылки, потому что находиться здесь было не слишком приятно из-за малярийного комара. Главными противниками смертоносных насекомых стали высаженные эвкалиптовые деревья, которые хорошо осушают землю и, соответственно, лишают комара своего болотного ареала обитания.

А еще забавно каждому взять по листику магнолии и попробовать написать на них что-нибудь себе на память. Ведь еще в середине прошлого века на Главпочтамте Сочи можно было увидеть письма, написанные на больших листьях этих цветов. Такие необычные почтовые отправления принимались спокойно – так же, как на обычный конверт, на них клеились марки.

Если ваше чадо еще мало для того, чтобы писать письма или слушать истории, то ему будет просто интересно спрятаться от вас в зарослях бамбука или пособирать шишки.

В китайском дворике вы с удовольствием послушаете лягушачий концерт, а в японском саду увидите растение, которое выживет, даже если будет всемирный потоп. Пока вы будете любоваться сакурой (если, конечно, приедете весной) или нюхать розы, ребенок просто побегает по просторам, поваляется в траве или закидает местный фонтан монетками. Напоследок не забудьте зайти к чудесным птицам: в дендрарии обитают страусы и павлины, которых легко найти по их характерному крику. Если птицы вызывают интерес ребенка, то спуститесь в самую нижнюю часть парка, где можно покормить уток и увидеть черных лебедей.

Если прогулка в парке пришлась по вкусу, то любопытно сходить еще и в музей под открытым небом под названием «Дерево дружбы». Вам повезет, если вы будете в Сочи ближе к осени, потому что перед вами предстанет этакая фруктовая скатерть-самобранка. Где еще можно увидеть дерево, на котором растут лимоны, апельсины, мандарины и грейпфруты сразу? Ребенку интересно будет узнать про то, что прививки делает не только врач, но и садовник. На этом чудесном дереве-экспонате было сделано более 630 прививок, причем большая часть знаменитыми людьми со всех концов планеты – отсюда и название. Когда «дерево дружбы» уже отяжелело от привитых веток, то рядом посадили еще цитрусовые деревья и продолжили экспериментировать на них.

Дерево дружбы

Воспоминание об Олимпиаде

Такого наплыва туристов в Сочи, какой был летом 2014 и следующей за ним зимой, не было никогда. Люди едут смотреть на город Олимпийской славы, а кто-то и лично тестировать новые горнолыжные трассы и трассы для сноуборда и фристайла.

Те, кто поедут на олимпийские объекты по железной дороге на «Ласточке», получат массу приятных впечатлений уже в пути: с одной стороны — море, с другой стороны — долина реки Мацеста и пейзажи Красной поляны. Не говоря уже про саму комфортабельную «Ласточку», которая детям едва ли не интересней вида за окном.

Самое захватывающее в горном кластере «Роза Хутор» — это, конечно, сами горы. Если ребенок не боится высоты, то отправляйтесь сразу же в путь по канатной дороге. С высоты прекрасно видны олимпийские горнолыжные маршруты, лыжный и так называемый экстрим-парк, санно-бобслейная трасса. Проплывая над горами Красной поляны можно играючи проверить ребенка на эрудицию: какие зимние виды спорта он знает, какие запомнил, если следил за ходом Олимпиады? А еще можно сыграть с ним в небылицы: например, правда ли, что при строительстве одного из стадионов рабочим пришлось разобрать… целую гору? (Правда — гору срезали и обложили сваями, чтобы не «уползла»). Или правда ли, что перед Олимпиадой организаторы запасали снег на случай, если погода будет дождливой и слякотной? И как же хранились эти запасы — в стальных бочках или в мешках с песком или, может быть, присыпанные опилками? (В опилках стратегический запас снега пролежал ради эксперимента всё предолимпийское лето). А можно ли кататься на санях летом, например, во время тренировки? (Можно, так как специальные трубки с аммиаком, проложенные под санно-бобслейной трассой, не дают льду растаять).

Спустившись с гор, прогуляйтесь по маленькому городку Роза Хутор. Может быть, дети уже бывали в Европе, и тогда можно спросить, на что же похожи две набережные реки Мзымта. В любом случае, городок покажется им сказочным, словно с картинки из книжки братьев Гримм.

Следующая станция – Олимпийский парк, где проходили хоккейные матчи, соревнования по фигурному катанию, бегу на коньках и шорт-трерку, турнирны по керлингу. От входа в парк до главной площади со стадионами обычно добираются на электрокарах, напоминающих первые автомобили.

Здесь можете продолжить играть в олимпийскую «угадайку»: на что похож Ледовый дворец «Большой»? Видишь ли ты, что он будто висит в воздухе? А правда ли, что его стены не прямые? (Чтобы дворец по форме напоминал застывшую каплю, стены упираются в землю не под прямым углом, то есть снаружи они выпуклые, а внутри вогнутые). А где в моменты хоккейных матчей располагались флаги команд? (На куполе ледового дворца, образованные светом множества диодных лампочек).

Если ребенок следил за ходом Олимпиады, то ему будет интересно найти имя своего любимого спортсмена на «Стене чемпионов» Сочи-2014. И, конечно, обязательно сфотографируйтесь в Олимпийских кольцах – чем больше народу создаст композицию, тем лучше!

Внутрь стадионов пускают только в том случае, если там в этот момент проходят какие-либо соревнования или выставки. В ледовом дворце «Большой» проходят хоккейные турниры мирового уровня, в «Шайбе» — детские спортивные мероприятия, на конькобежной «Адлер-арене» — соревнования по теннису, в «Ледяном кубе» — по керлингу. А вот ледовый дворец «Айсберг» теперь принимает ледовые шоу наших прославленных фигуристов.

Ещё можно рассказать, что когда-то на месте Олимпийского парка были жилые дома. Но людей переселили, построили для них новые — эти коттеджи вы будете проезжать мимо и по железной дороге, и по автостраде. Только одно осталось на месте: действующее кладбище. Его в Олимпийском парке не заметит не только ребенок: оно закрыто от посетителей тремя разноцветными ширмами и кругом вечнозеленых туй – проходя к олимпийским аренам, туристы обычно думают, что это просто сквер.

Пока вы восхищаетесь масштабом олимпийского строительства и делаете панорамные фото, чадо может покататься на машинке, или велосипеде, или сигвее, или роликах. Велосипеды, кстати, можно взять в прокат уже на железнодорожном вокзале, оставив неудобные сумки в камере хранения. Если же вам посчастливится не уехать отсюда дотемна, то Олимпийский парк предстанет перед вами в своей сверкающий тысячами огнями вечерней одежде, а фонтан в центре площади еще и что-нибудь «споёт».

Олимпийский парк. Фото автора

Неведомые лигры, обезьяны-космонавты и рыбы-доктора

Вопрос о том, что делать в Сочи не в сезон с маленьким ребенком, отпадает, как только гости города узнают, сколько здесь мест, где можно посмотреть животных.

В первую очередь, это Сочинский дельфинарий, самый большой на Черноморском побережье, посетить который вас приглашают уже на вокзале. Даже если вы были в Московском дельфинарии, дельфины и их умения что в Москве, что в Сочи вряд ли кого-либо даже из взрослых оставят равнодушными. Тем более, если ребенок захочет сфотографироваться или поплавать с дельфином, родителям это обойдется дешевле, чем в столице. Кроме того, Сочинский дельфинарий – это общее название большого комплекса, в стенах которого живут не только дельфины, морж и морской лев. Под одной крышей, но, конечно, в разной температурной среде здесь уживаются овечки и крокодилы, пингвины и обезьяны. Есть даже сад живых бабочек. Иными словами, замечательное место, чтобы познакомиться с фауной всех частей света. Все обитатели зоопарка и пингвинария живут за стеклом в своём, привычном для них ландшафте, поэтому они не боятся даже самых шумных посетителей и подходят к стеклу вплотную. Стекло – это вовсе не так ужасно для животных: к примеру, обезьяны и еноты в этих условиях недавно принесли потомство.

Афалина. Фото с сайта Сочинского дельфинария

Привычные же всем клетки со зверями и птицами можно увидеть в зоопарке «Октябрьский». Он расположен на территории санатория, так что, ваш визит начнется с прогулки по цветущим и благоухающим аллеям. Ассоциации с райским местом возникнут, когда вы увидите свободно гуляющих вдоль санаторских корпусов павлинов. Самые главные жители зоопарка — это белый цирковой лев Симба и лигрица Маруся. Тут уж вам не отвертеться от вопроса о том, какой такой лигр? Придется рассказать, что в зоопарках и цирках тигры и львы часто оказываются вместе из-за нехватки места. Если мама львица, а папа тигр, то рождается тигон, а если мама тигрица, а папа лев, как в случае в Марусей, то лигр. В Сочинском зоопарке уже второе поколение лигров: у Симбы и Маруси год назад родилось трое лигрят.

Если ребёнок совсем не равнодушен к живым существам, то поезжайте в Обезьяний питомник. Это серьёзное заведение, созданное при Институте медицинской приматологии РАМН, который в советское время назывался Научно-исследовательским институтом экспериментальной патологии и терапии АМН СССР. Это старейший и крупнейший в мире научный центр подобного рода. Здесь изучают не только поведение обезьян, но и их заболевания, что помогает сделать важные открытия во многих областях медицины – вирусологии, онкологии, кардиологии, физиологии головного мозга. В лабораториях Института проводят доклинические испытания препаратов и исследования стволовых клеток. Ходить по питомнику лучше всего с экскурсоводом, но экскурсии проводятся лишь с середины мая по середину сентября. Вам расскажут много интересного из жизни обезьян: например, что они способны различать до 7 оттенков одного цвета, или что они могут плакать и смеяться. Гордость из истории института – это подготовка обезьян для полётов в космос. Возможно, вам лично посчастливится увидеть тех самых мартышек, которые в конце 90-х бороздили просторы Вселенной на аппаратах Бион.

Адлерский обезьяний питомник. Фото с сайта Администрации г. Сочи

Однако пора спуститься и на морское дно, какое же без этого море? Адлерский океанариум (правильное его название Sochi Discovery World Aquarium) – самый крупный в России. В океанариуме обитают не только «выходцы» из морских и океанских глубин, но и из пресных озер и речных дельт. Однако это не меньшая экзотика, потому что жители адлерского океанариума «приплыли» сюда из Южной Америки, Австралии, многих африканских стран. Поэтому и ландшафт в океанариуме призван создать впечатление, что вы гуляете по долине Амазонки или проплываете по дну Красного моря, среди рифов и затонувших кораблей, а над вами плавают диковинные рыбы, а мимо проносятся по своим делам огромные акулы. Можно покормить вечно голодных карпов кои или потрогать безразличных морских черепах.

Как не вспомнить что-нибудь стихотворное на «рыбную» тему, например, вот это из Бориса Заходера:

Все приходится сому
С детства
Делать самому.
Даже крошечным сомишкам
Надо жить своим умишком!
Сам
Еду себе найди.
Сам
В беду не попади.
Не пожалуешься маме!
Сам справляйся —
Сам
С усами!
Трудно жить
Без пап и мам!
Трудно
Маленьким сомам!
Но зато уж взрослый сом
Не ударит в грязь лицом!
Он лежит себе
На дне
Самостоятельный вполне.

Или про акулу Каракулу, которая правым глазом подмигнула.

Ну и между делом неплохо рассказать ребенку о том, что зубастых пираний боятся даже кроколилы, или о том, что рыба мурена все время хлопает ртом не потому, что хочет кого-то съесть, а просто так дышит, или о том, что вон та маленькая синенькая рыбка работает стоматологом – заплывает в рот другой рыбе и чистит его полость. А еще пусть угадает, какие рыбы бывают на самом деле, а какие придумали вы: рыба-корова или рыба-коза, рыба-шар или рыба-квадрат, рыба-доктор или рыба-пожарник?

Рыба-корова. Фото с сайта Сочинского океанариума

Культурно-архитектурное

Если в древних русских городах мы смотрим храмы и кремлевские стены, в европейских — восхищаемся дворцами и замками, то в курортных архитектуру изучаем по зданиям санаториев и гостиниц. В произвольном порядке в Сочи встречаются и конструктивистские постройки, и роскошные сталинские «дворцы для рабочих», и современные стеклянные гиганты, и новодел под особняки 19 века. Отличный способ немного рассказать ребенку об истории страны через архитектурные формы, а потом сыграть в очередную «угадайку»: когда построено это здание: сто лет назад, пятьдесят или пять?

Некоторые сочинские санатории вдобавок к своему основному назначению давно стали для гостей города музеями под открытым небом. Ведь в начале советского времени с подачи руководства страны Сочи и его окрестности были призваны заменить курорты Средиземноморья. Позвоните в администрацию санатория им. Ворошилова, или санатория им. Орджоникидзе, или «Металлурга» и попросите выписать пропуска, чтобы погулять на их территории (все три здравницы — соседи). Они достойны, чтобы потратить на них целый день.

Санаторий имени Ворошилова – революционное по тем временам (20-30-е годы) здание в стиле конструктивизма, задуманное как корабль. Два других — памятники сталинского ампира со всеми полагающимися элементами: колоннами, портиками, балюстрадами, лепниной и скульптурами. Санаторий имени Орджоникидзе вообще задуман как повторение итальянского палаццо – настоящий летний дворец. И, конечно, везде торжество искусно посаженной зелени в любое время года – даже совсем маленькому ребенку полезно просто посмотреть на эту красоту.

Если ваши дети уже видели «Старика Хоттабыча», то пусть попробуют узнать, какой же из этих санаториев в фильме предстал «дворцом могущественного владыки». Можно увидеть балкончик с расписным потолком, на котором стояли Хоттабыч, Волька и Женя, и фонтан, около которого отдыхающие делали утреннюю зарядку.

Санаторий им. Орджоникидзе. Фото:
Sergey Avetisov

Не проходите мимо повторяющих друг друга сочинских Зимнего и Летнего театра. Помимо того что это прекрасные здания в стиле классической греческой архитектуры, в их афише почти всегда можно найти концерт или спектакль для всей семьи.

Есть еще в Сочи одно уникальное заведение — это Зал органной и камерной музыки, в котором проходят в том числе и детские концерты.

Просто гулять

Даже если погода не предполагает купания, на берегу моря всегда найдется, чем заняться. Малыши приходят в восторг от обилия камней и могут долго их перебирать и рассматривать. Гулять можно и по самому городу, который словно состоит из парков и садов, перетекающих один в другой и иногда разделенных фонтанами и площадями.

В Сочи. photosight.ru. Фото: Руслан Рахимов

Гулять в Сочи с маленьким ребенком (что подразумевает с маленьким ребенком и его транспортом) очень удобно. В самой «гулябельной» центральной части практически нет бордюров – везде плавные спуски и подъемы. То же касается магазинов, кафе, банков и прочих заведений, а также спусков к набережным. Ведь город перед Олимпиадой и Параолимпиадой должен был предъявить своим гостям доступную среду. Нет недостатка в общественном транспорте, в том числе и современных автобусах, в которые также легко попасть с детской коляской. А если приехал не автобус, а маршрутное такси, то туда тоже можно загрузиться, не боясь общественного порицания за причиняемые неудобства. Туристов с маленькими детьми в городе много и никто не смотрит на них косо. В этом, наверное, особый микроклимат курортного города: добро пожаловать к нам в любом составе.

Страшно запутанная генеалогическая история

Глава 1. Старые фотографии

Глава 2. Родословное древо

Глава 3. Родственники в сети

Глава 4. Семейство Майковых

Глава 5. А не сходить ли нам в ЗАГС?

Когда папа Митя пришел вечером с работы, он застал маму Аню очень сердитой.

– Представляешь, – начала она ему рассказывать, едва он переступил порог, – этот умник (она, конечно, имела в виду Кольку) потерял свою социальную карту! Где он ее посеял – ума не приложу! Хотя что уж тут удивляться: то одно потеряет, то другое…

– Подожди, жена, не ворчи, сейчас разберемся. – Митя был настроен на благодушный лад. Он поцеловал Аню, потрепал по голове Кольку, который тоже вышел поздороваться. – Если и потерял, то, скорее всего, в школе – там, будем надеяться, кто-нибудь подберет и отдаст на вахту охраннику. А то, может, и дома куда-нибудь завалилось.

– Вот, это от тебя у Кольки такое легкомысленное отношение ко всему! – Аня немного успокоилась, но делала вид, что всё еще сердится. – Ладно, садись ужинать, а потом подумаем, что делать.

Но дело оказалось не таким уж сложным. Как выяснил Митя, для получения соцкарты нужна справка из школы (чтобы было понятно, что Колька действительно учится в школе, а не гоняет собак по улицам) и свидетельство о рождении.

– Так, а где, кстати, Колькино свидетельство о рождении? – спросил Митя. – Что-то я его давно не видел.

– Со свидетельством всё в порядке, – сказала Аня, – у меня все документы по папкам разложены. Это должна быть синяя папка в среднем ящике.

– А дайте мне посмотреть! – потребовал неожиданно появившийся Колька. – Это же мое свидетельство!

– Руки чистые? – спросил папа. – На, держи, только аккуратно.

Колька стал читать: «Конюков Николай Дмитриевич. Родился 15 июля 2006 года. Место рождения: город Москва, Россия. Отец: Конюков Дмитрий Николаевич. Мать: Конюкова Анна Александровна…»

Митя тоже читал, заглядывая Кольке через плечо.

– Кстати, – сказал папа, – где-то тут, наверное, должно быть и мое свидетельство о рождении.

– Только не перепутайте мне там все документы! – крикнула из кухни мама (оказывается, у нее очень чуткий слух).

– Хорошо-хорошо, мы всё положим на место! – заверил ее папа.

Через пару минут он и в самом деле нашел свой первый в жизни документ.

– Смотри! – сказал он Кольке. – У тебя – листочек, а у меня – книжечка. Правда, тут всё написано от руки, и чернила уже несколько выцвели. Но прочесть можно.

И тут папа задумался.

– Любопытно, – сказал он. – Вот смотри: в твоем свидетельстве о рождении написано, кто твои родители. В моем – кто мои родители. Если у деда сохранилось его свидетельство о рождении, то там должны быть записаны его отец и мать.

– Ого! – воодушевился Колька. – И так мы можем узнать, кто были мои прапрапрапрапрапрадедушка и прапрапрапрапрапрабабушка?

– Насчет прапрапрапрапрапрадедушки и прапрапрапрапрапрабабушки не уверен, но, думаю, если покопаться, то можно выяснить много чего интересного.

И они стали копаться.

Они знали, что Колькина прадеда (то есть Митиного деда) звали Иван Сергеевич Конюков. А вот кто были более дальние предки по мужской линии, им было неизвестно. Значит, нужно раздобыть свидетельство о рождении Ивана Сергеевича.

– Так, – стал размышлять Митя, – что нам нужно? Наверняка потребуют мой паспорт. Может быть, придется запастись копией паспорта моего папы – на всякий случай. Кажется, где-то в компьютере у меня был его скан…

Запасшись документами, на следующий день они пошли в архивное управление московского ЗАГСа – в Малый Харитоньевский переулок на Чистых прудах.

– Слушаю вас, – сказала сотрудница архива.

– Вот, хотел бы получить свидетельство о рождении своего деда… – начал Митя.

– Дед жив? – перебила его сотрудница.

– Нет, умер четверть века назад.

– Значит, нужно принести свидетельство о смерти.

– Зачем? – увидился Митя. Стоявший рядом Колька тоже удивился.

– Как зачем? – в свою очередь удивилась тётенька в окошке. – Мы предоставляем персональную информацию либо самому человеку, либо его родственникам. Кстати, есть у вас документы, доказывающие ваше родство с дедом?

– Ну, да, наверное, – неуверенно сказал Митя. – Вот мой паспорт, вот копия паспорта моего отца. Мы все Конюковы. Дед был Иван Сергеевич, отец – Николай Иванович, я – Дмитрий Николаевич…

– А я – Николай Дмитриевич! – добавил Колька.

– Это всё хорошо, но это не то, что нужно. Записывайте. Вам нужно: 1) свидетельство о смерти деда, 2) свидетельство о рождении вашего отца, 3) ваше свидетельство о рождении. Дед – по отцу?

– Да.

– Это хорошо. А то мы бы должны были потребовать от вас еще и свидетельства о браке.

Митя и Коля, несколько обескураженные, сидели на бульваре и утешали себя мороженым.

– Ну и дела, – удивлялся папа Митя, – это что ж получается: дайте мне справку, что мне нужна справка – так, что ли? Ладно, что делать. Позвоню-ка я папе.

Но сегодня судьба не баловала Конюковых: оказывается, свое свидетельство о рождении дед давно потерял, а восстановить как-то не было повода. Но, по крайней мере, свидетельство о смерти Ивана Сергеевича он сохранил.

– Пап, – попросил Митя, – а ты бы мог сделать дубликат своего свидетельства? Я уже всё разузнал. Нужен только твой паспорт. Ну и пошлину оплатить – она совсем небольшая. Да, и еще заявление написать…

– Ага, – сказал Николай Иванович, – и дать тебе ключ от квартиры, где деньги лежат?

– Нет, – засмеялся Митя, – этого не нужно.

– Хорошо, сын. Прямо завтра не смогу, а вот в пятницу – надеюсь, получится.

Дед выполнил свое обещание: в пятницу он сходил в ЗАГС и получил новенький документ.

– Ой, смотрите, – закричал Колька, когда дед в воскресенье привез Мите и Коле драгоценную бумажку, – у деда свидетельство – как у меня! Просто зеленый листочек.

– Да, – сказал Николай Иванович, – я тоже удивился. Говорю им: «Да что ж это вы мне даете? У меня ведь книжечка была!» А они мне отвечают: «Книжечку, – говорят, – хранить надо было, гражданин. А мы теперь всем даем вот такие документы». Так что ты, Митя, сразу положи это в какую-нибудь папку, чтобы не помялось.

Митя так и сделал. И со следующей недели они начали охоту за документами своих дедушек и бабушек. Дело это было непростое и небыстрое, но очень захватывающее.

– Что ж, – сказал папа Кольке, – надо набраться терпения. – Через пару месяцев, если повезет, мы узнаем, кто был твоим прапрадедом.

И им в самом деле это удалось. Но об этом – в следующий раз.

А социальная карта – без нее, может быть, ничего бы и не получилось – нашлась. Она спокойно лежала в Колькином кроссовке, а кроссовки были мешке для физкультурной формы. Как она там оказалась – сказать трудно. Но главное, что нашлась, ведь правда?