Доброе время суток!

Посмотрел я наши последние выпуски. И возникла мысль, что некоторым кое что в них может показаться как бы чересчур антироссийским. Однако, не менее критично можно посмотреть на любую страну. И вот для примера предлагаю вам критичный взгляд на США. А в следующем выпуске подберём нечто в этом же духе о Китае. Потом Сель состряпалал небольшие компилятивные заметки об Ирландии. Уже вполне нейтральные. Ну а дальше посмотрим, что нам распускающаяся весна подскажет.

Статья из журнала «Молодая гвардия». Мысль славянофила Киреевского которой завершается эта статья Селю представляется крайне тенденциозной. Сель бы выразился бы иначе. В международных межгосударственных отношениях вообще глупо использовать такие понятия как враг или друг. Эти понятия лучше подходят к межличностным отношениям, да и то не стоило бы так уж чётко делить, всё переменчиво, И за врагов молиться христианин должен был бы. И дружба по моему опыту это, прежде всего, право друзей говорить друг другу гадости друг о друге, которые от недруга бы не стал слушать.

Но сама статья весьма на мой вкус весьма любопытна и несколько выбивается из стандартных представлений о США.

Михаил АНТОНОВ
(МИР В XXI ВЕКЕ И СУДЬБЫ РОССИИ)

Рузвельт умер, но дело его живет

В задачу данной работы не входит рассмотрение развития США после смерти Рузвельта. Достаточно лишь привести несколько высказываний и фактов, свидетельствующих о том, что заложенные им «социалистические начала» американского общества, подвергаясь временами частичным изменениям, в целом остаются незыблемыми.
Действительно, после Рузвельта президентами США становились то демократ, то республиканец, менялись какие-то акценты во внешней и внутренней политике, но итогов «революции Рузвельта» никто и не пытался отменить. Созданное им корпоративное государство, с некоторыми изменениями, существует до настоящего времени. Президент Джонсон даже объявлял главной своей задачей построение общества всеобщего благосостояния.
Известный журналист Валентин Зорин отмечал, что «новый курс» Рузвельта в значительной степени основывался на социалистических началах государственного регулирования. Подобная форма управления ведет к созданию большого бюрократического аппарата, который начинает тормозить ее развитие. Тогда появляется что-то типа рейганомики. Но и она имеет пределы, отход от «социатизма» не может быть слишком большим: производство так называемых общественных благ (оборона, фундаментальная наука, образование и пр.) и социальная функция общества (пенсионное и иное социальное обеспечение, поддержка малоимущих и инвалидов и т.д.) могут быть эффективно реализованы только государством. Многие крупномасштабные экономические проекты также нуждаются в поддержке госорганов. Потом и либерализация перестает удовлетворять интересы американского общества. Маятник идет в другую сторону — к усилению государственного регулирования...
Все это так. Государственного регулирования в США то чуть больше, то чуть меньше. Но возврата к капитализму свободной конкуренции и даже к монополистическому капитализму уже нет и быть не может. Эти социально-экономические формации безвозвратно ушли в прошлое. Необходимость согласования чисто экономических нужд и предпринимательства с интересами трудящихся и с требованиями государственной политики, то есть корпоративного характера государства остается «ныне, и присно, и во веки веков».
В США это воплощается несколько иначе, чем было осуществлено в предвоенной Италии. Там корпорации служили не только объединением предпринимателей и работников, но и органами государственного управления. А в США корпоративизм вошел внутрь самих акционерных обществ. По словам идеолога оппозиции неолиберальной корпоративной глобализации Дэвида Кортена, «капитализм крупных корпораций гораздо больше похож на социализм в его экстремальной советской форме, чем на нормальную рыночную экономику» («Эксперт», № 26, 2002).

А ученые-экономисты продолжали писать трактаты о государственно-монополистическом капитализме (их только в нашей стране вышли многие тысячи), какового не существовало и не могло существовать в природе. Ведь для марксистов история — это борьба классов, а государство — орудие обеспечения господства правящего класса и подавления сопротивления угнетенных.
В действительности же функции государства многообразны. Государство — это «панцирь», защищающий национальный организм снаружи, от агрессии внешних врагов (а враги есть у всего живого). Государство также — и инструмент для решения общенациональных задач. В США в 20 — 30-е годы монополии не смогли справиться с разрушительной конкуренцией. Они стали представлять собой угрозу самому существованию нации. И нация потребовала, чтобы государство защитило ее от хищничества монополий. Но государство — это лишь аппарат, который находился бы целиком на службе монополий, если бы не опирался на какую-то иную силу. Такой силой стали организованные трудящиеся. Лишь имея противовес монополиям в лице профсоюзов и других организаций, государство могло обуздать аппетиты монополий и проводить общенациональную политику, хотя влияние монополий на нее оставалось весьма значительным. Термин «государственно-монополистический капитализм» оказался лишь неудачной заменой понятия «корпоративное государство». Если трудно отказаться от ставшего привычным штампа, то нужно хотя бы назвать этот строй «народно-государственно-монополистическим капитализмом». Но термин «корпоративное государство», введенный Муссолини, более правилен. Альтернативой корпоративному государству может быть жесточайшая личная диктатура, но об этом нам придется говорить в дальнейших главах.

Кризисы и при «корпоративизме» неустранимы

Вступление США во Вторую мировую войну ознаменовало переход этой страны от «континентализма» к «глобализму». А после окончания войны США, когда гигантская американская машина по производству вооружений вынуждена была остановиться, в стране возник кризис. По словам Я.В.Вержбицкого, автора книги «Интеллектуализм», «в 1945 году даже сама Америка, апологет капитализма, была на грани перехода на социалистический путь развития». Временный выход был найден в другом.
США предложили странам Западной Европы «план Маршалла», который призван был помочь этим странам встать на ноги, но одновременно и обеспечить рынок сбыта для американской промышленности, переходившей от военного производства к мирному. Но особой его задачей была помощь быстрому восстановлению германской экономики в качестве противовеса Англии на европейском рынке. С начала 50-х годов экономика США управлялась уже «по Кейнсу», при прямом регулировании со стороны государства.
США успешно вытесняли Англию с рынков стран Британской империи. В целом правы те, кто утверждает, что после Второй мировой войны не было никакого распада мировой колониальной системы. Просто Америка вышвыривала Англию, Францию и другие европейские державы из их колоний и занимала место прежних хозяев.
И все же внутренние противоречия экономической системы США оказались непреодолимыми. Легче показать это на примере сельского хозяйства США.

Разоренная войной Европа стала обширным рынком сбыта для сельского хозяйства США. На фермы возвращались демобилизованные воины. Расширялись посевные площади, росли цены на землю. Широкое распространение получил государственный и ипотечный кредит для вновь создаваемых хозяйств и для молодежи. Развернулось строительство автомобильных дорог, элеваторов, оросительных систем, линий электропередачи и других звеньев инфраструктуры. Для фермеров были установлены льготные цены на топливо. Аграрная политика государства была направлена, выражаясь привычным нам языком, «на стирание граней между городом и деревней». Казалось, фермеров ждет безоблачное будущее. Но беда пришла оттуда, откуда ее совсем не ждали.
Подъем сельского хозяйства позволил правительству США перейти к более либеральной аграрной политике. А тут еще и в странах Западной Европы было восстановлено собственное сельское хозяйство, и они перестали нуждаться в американском продовольствии. И США столкнулись с не решенной до сих пор проблемой перепроизводства сельскохозяйственной продукции. Правительство вынуждено было перейти к постоянной финансовой поддержке экспорта продовольствия с тем, чтобы продавать его в другие страны по пониженным ценам и тем самым подрывать сельское хозяйство стран-импортеров. Америка оказалась в положении всемирного кулака, благополучие которого зиждется на разорении других производителей продовольствия, и не только продовольствия (последствия такой ее политики сейчас в большой мере испытывает на себе Россия).

Техническая база сельскохозяйственного производства становилась все более сложной и дорогостоящей, Один современный кукурузоуборочный комбайн стоит до 300 тысяч долларов. Отдельному фермеру стало не по силам вкладывать многие сотни тысяч, а то и миллионы долларов в свое хозяйство. И произошло неизбежное: во второй половине XX века основными производителями сельскохозяйственной продукции в США стали крупные корпорации, которые или превратили фермеров в поставщиков определенной продукции (как бы в рабочих-надомников), или организовали собственное производство с наемными работниками. Наступила эпоха «раскрестьянивания» Америки.
Фермеры не выдерживали конкуренции с крупными корпорациями, началось массовое разорение ферм, каждый год исчезали десятки тысяч хозяйств. Такого массового сгона крестьян с земли, какой происходил в США после войны, история страны не знала. Но тут уж ничего нельзя было поделать: «раскрестьянивание» страны — необходимое условие создания «общества потребления».
Такому обществу нужен фермер, дающий максимум продукции при минимуме затрат, а не фермер, любующийся своей пашней.
В 1945 году в США насчитывалось более четырех миллионов ферм, сейчас их осталось около двух миллионов. 70 процентов ферм — мелкие, ведущие хозяйство силами супружеской пары и детей, не достигших совершеннолетия. (В Америке не принято, чтобы взрослые дети жили вместе с родителями.) Три четверти таких ферм убыточны. Сверхкрупные фермы составляют 2,4 от общего числа, но на их долю приходится 17 процентов земель и 46 процентов производимой продукции.
Фермеры в США в большинстве своем относят себя к людям среднего достатка. Но они не имеют достаточного дохода от своей основной деятельности и вынуждены искать дополнительные источники заработка — подрабатывать в ближайшем городке (ночным сторожем, грузчиком и пр.).
Ферма обычно строго специализирована на производстве одного продукта, которое поставлено на промышленную основу. Американского фермера трудно назвать крестьянином. По сути, это рабочий, только не в заводском цеху, а на земле. Государство не оставляет фермеров без поддержки, ею пользуется в той или иной форме каждый второй фермер. И дело тут не в том, что без труда и продукции мелких фермеров страна не могла бы обойтись, а и в том, что помощь государства позволяет решить проблему занятости, а фермерство остается символом исконно американского образа жизни. Но поскольку фермеры около половины своих сельскохозяйственных угодий арендуют у сравнительно состоятельных землевладельцев, которые не являются фермерами, ценовая поддержка превращается в субсидию людям, которые фактически не занимаются земледелием.

Похожие процессы происходили и в промышленности. В послевоенные годы американские компании переводили производство в страны бывшего «третьего мира», где заработная плата во много раз ниже и влияние профсоюзов минимальное. А от тех, кто остался без работы в своей стране, государство откупается пособиями, на которые можно прожить, едва сводя концы с концами. (В последнее время начался обратный процесс — возвращения предприятий в США, но это отдельная тема.)
И выходит, что так называемый «средний класс», который, как уверяют наши ученые, составляет основу современного западного, в частности, американского общества, размывается со всех концов. Да, по численности предприятий на долю малого бизнеса приходится 82 процента, но по доле в продажах — всего... 0,1 процента.
Все эти владельцы лавчонок, ресторанчиков и бензоколонок, а также фермеры теперь уже мало чем отличаются от обычных наемных рабочих. Эти «самозанятые» нередко работают по 50 или даже 60 часов в неделю и не могут взять отпуск. Раздутый малый бизнес в США, как и разросшаяся сфера услуг — это скрытая форма безработицы. А живет такой «средний класс» «ниже среднего». Вот результаты исследования Национального центра по изучению общественного мнения при университете Чикаго:
«Американские семьи с ежегодным доходом от 40 до 95 тысяч долларов, которые относят себя к среднему классу, живут совершенно не так, как им хотелось бы. То есть от зарплаты до зарплаты, от кредита до кредита, экономя на зубной пасте, на мороженом для детей, на походах в кино, на междугородных звонках... В классическом понимании среднего класса в США не существует, это миф... «Среднестатистическая» Америка медленно, но неумолимо беднеет».
Не случайно некоторые специалисты утверждают, что в начале 70-х годов завершилась эпоха, которую называли «американским социализмом».

В действительности средний класс в США существует, но сейчас это в основном интеллигенция — врачи, адвокаты и пр., а также преуспевшие артисты кино и эстрады прославленные писатели и художники. Но не они определяют лицо страны и ее политику. При этом неравенство доходов, разрыв между богатыми и бедными не уменьшается, а растет.
Американская экономика наших дней — это экономика большого бизнеса, хотя большинство населения занято в малом и среднем бизнесе. Потому-то и говорят, ч'то дмерикой правят 400 богатейших семей.
Видимо, это дало политологу Борису Кагарлицкому основание утверждать: «...буржуазное общество конца XX века куда больше похоже на «дикий капитализм», который застали и описали молодые Маркс и Энгельс, нежели на свой «цивилизованный вариант», описывавшийся ревизионистами.
«Дикий» капитализм — значит естественный, такой, каким ему и положено быть. Вообще-то современный капитализм даже более «дикий», нежели во времена Маркса и Энгельса».

США в XXI веке

К началу XXI века США остались единственной сверхдержавой планеты и обладают самой развитой — количественно и качественно — экономикой в мире, реально вступившей в постиндустриальное общество. А это означает, что между США и остальным миром — трудно преодолимый барьер. Америка находится действительно в XXI веке, другие промышленно развитые страны пока еще остаются в XX, а Россия отброшена в ряд тех государств, которые барахтаются в веке XIX или в еще более давних эпохах.
Мир наших дней в его технологическом измерении можно представить в виде пирамиды. На вершине этой пирамиды находится единственная страна — США, которая владеет не только новейшими технологиями, но и строго засекреченными методами их создания. (Здесь имеются в виду не только промышленные, но и информационные технологии, в особенности технологии обработки человеческого сознания.)
Второй сверху ярус пирамиды занимают страны, способные разрабатывать отдельные новейшие технологии, — Великобритания, Япония, Германия. К ним примыкают, на полшага отставая от них, остальные страны «большой семерки».
На третьем ярусе находятся страны, которым позволено снабжать «вышележащие» державы дешевой одеждой, обувью и иным ширпотребом средней степени сложности изготовления. К ним относятся Китай, Индия и так называемые «азиатские тигры», в особенности Южная Корея и Малайзия При этом Китай и Индия рвутся в ряд сверхдержав.
Четвертый ярус обживают страны, снабжающие «вер. хи» пирамиды нефтью и другим сырьем, в частности, Рос. сия, которую могут спихнуть и в пятый.
А этот пятый ярус занимают своего рода «черные дыры» современной цивилизации — страны, не представляющие интереса для остального мира даже как объекты эксплуатации. Чем выше ярус, на котором находится та или иная страна, тем больше выгод получает она от международного разделения труда, тем успешнее она эксплуатирует «нижележащие» страны.
В привилегированном положении на технологической пирамиде (а не в ядерном оружии и не в авианосцах) — залог могущества и притягательности Америки. Потому и текут со всех концов мира в США сырье, за которое она расплачивается бумажками, капиталы, рабочие руки и «мозги». Впрочем, и вооруженные силы США — самые мощные в мире. По совокупности двух этих обстоятельств США — гегемон современного мира.

Однако это только видимость силы. В действительности американское общество раздирают противоречия, которые в рамках его современной структуры и идеологии вряд ли разрешимы.
Во-первых, это противоречие между богатыми и бедными, которое ныне приобрело кричащий характер.
За «черту бедности» в США принят доход в 8 тысяч долларов в год на одного человека, 16 тысяч — на семью из 4 человек и 21 тысячу — на семью из 6 человек.
Мы приучены к тому, что один доллар — это что-то около 30 наших рублей, и потому большинству россиян заработки американцев кажутся фантастически большими. Однако это всего лишь фикции валютного курса. Если считать не по официальному курсу, а по паритету покупательной способности, то окажется, что доллар эквивалентен всего лишь 9 рублям (по мнению многих экспертов — даже существенно меньше). А политика цен в США такова: на продукты питания и другие товары первой необходимости цены относительно высокие, на товары длительного пользования — от видеомагнитофона до бриллиантов — относительно низкие. Поэтому у бедных весь доход уходит на потребление необходимого, и выбиться из бедности у них нет возможности, и приведенные выше цифры действительно являются «чертой бедности», ниже уже начинается нищета.
Бедными считаются семьи, доход которых, в два раза ниже среднего. И вот в этой, самой богатой и мощной державе мира начала XXI века, 40 процентов населения живет в нишете и бедности. И это при том, что на каждого американца в мире работают 7 жителей стран «третьего мира»!

А с другой стороны, только оклад президента США недавно повышен с 200 до 400 тысяч долларов в год. Это не считая доходов от владения солидными пакетами акций крупных высокодоходных компаний.
Еще богаче их некоторые промышленные магнаты, мультимиллиардеры, обладающие состояниями в десятки миллиардов долларов (их перечень регулярно ведет американский журнал «Форбс»). Три богатейших американца имеют капитал, превосходящий ВВП нескольких десятков стран «третьего мира».
Бедные не только имеют низкие доходы, они вообще обездоленные. В социальном отношении США остаются страной феодальной, где блага цивилизации доступны преимущественно богатым.
Из 19 наиболее развитых стран мира США имеют самое низкое качество медицинского обслуживания. 45 миллионов американцев остаются вне системы здравоохранения: страхование им не по карману, а оплата врачебных услуг без него — уж тем более. Сутки пребывания в больнице обойдутся примерно в 1000 долларов. В США много беззубых людей, потому что поставить пломбу стоит несколько сот долларов. Довольно остро стоит и жилищная проблема, хотя средние показатели обеспеченности жилой площадью впечатляют: около 60 квадратных метров на человека, высок процент семей, живущих в собственных домах. Однако немало в США и бездомных, а уж живущих в неблагоустроенных жилищах — многие миллионы. Крупный американский город немыслим без трущоб, в которых ютится беднота.

Другая группа противоречий американского общества — межнациональные и расовые. США не стали «плавильным котлом», в котором перемешиваются все расы и нации и образуется единый американский народ. Скорее это «винегрет» из национальных общин, основанных не только на американском образе жизни, но и на своих традициях. Люди, принадлежащие к национальным меньшинствам, по большей части живут в «добровольных гетто», говорят не на английском, а на своем родном языке. При этом доля англосаксов в общей численности населения сокращается, зато быстро растут доли афроамериканцев и латиноамериканцев (последние скоро составят 40 процентов всего населения страны). А это люди совсем иной культуры, чем англосаксы. Они вовсе не трудоголики, среди них есть уже несколько поколений таких, которые никогда и нигде не работали, и работать не будут, живут на социальное пособие и подрабатывают незаконной торговлей оружием и наркотиками, занимаются проституцией. Обычный крупный американский город — это центр, заселенный «черными» и «цветными», в окружении утопающих в зелени пригородов с белым населением. Пока США «процветают», межнациональные и расовые противоречия внешне не очень заметны. О том, что может произойти в случае обострения обстановки, бывший советник двух американских президентов Патрик Бью-кенен написал в книге «Смерть Запада» (М., 2003).
Немаловажное значение имеет и тот факт, что США живут и процветают за счет «импорта мозгов» из других стран, а своей интеллектуальной элиты у них нет. В индустриальную эпоху американцам удавалось оставаться технологически передовой нацией мира, используя хитрый механизм привлечения и использования чужих «мозгов», покупаемых за деньги. Но сработает ли он в по-, стиндустриальную эпоху, когда знания, дарования и талант будут иметь гораздо большее значение, чем деньги?
Об упадке США писал французский историк и антрополог Эмманюэль Тодд в книге «После империи» (Париж, 2000), которая носит подзаголовок: «Очерк распада американской системы». Он указал на слабость Америки. Доля США в мировом промышленном ВВП падает, сегодня она меньше, чем у Евросоюза и едва превосходим долю Японии.
Еще страшнее то, что сегодня США — самая богатая страна в мире и одновременно самый большой должник. Появившийся в начале 70-х годов дефицит торгового баланса США, в 1990 — 2000 годы увеличился со 100 до 450 миллиардов долларов. «Таков ежегодный объем капитала, в притоке которого нуждаются США, чтобы оплачивать свои внешние обязательства... Магические свойства доллара таковы, что... мировое экономическое значение США состоит в том, чтобы производить не товары, как все другие страны, а деньги... Соединенным Штатам требуется сегодня более 1 миллиарда дошаров внешних финансовых вли-ваний ежедневно».

Если приток финансов извне прекратится, крушение доллара неизбежно. США оказываются сверхдержавой, которая живет одним днем. Введение евро «заставит Америку жить по-другому — как другие национальные государства».
США превратились в «специализированную территорию потребления, зависимую от ее снабжения внешним миром»,
в империю:
«Америка значима теперь для остального мира не своим производством, а своим потреблением.... Торговый дефицит США нужно квалифицировать как взимание имперской дани».
Однако военная мощь США недостаточна для мирового господства:
«Список избираемых Вашингтоном целей — объективный показатель реальной силы Америки, способной сегодня самое большое на то, чтобы бросить вызов Ираку, Ирану, Северной Корее или Кубе». Тодд называет такую политику США «театральным микромилитаризмом».
США заинтересованы в поддержании в мире состояния перманентного «управляемого хаоса».
Действительно, США ежегодно выбрасывают на мировой рынок 300 — 360 миллиардов долларов, не обеспеченных товарной массой. Попыткой избавиться от уплаты этой дани США со стороны стран Западной Европы
стало введение евро.
Вот как еще в 1988 году представлялись перспективы США журналисткам Нине Москвиной и Наталье Шипицыной:
«Как только в Европе появляется более устойчивая валюта, весь мир начнет отказываться от доллара в пользу евро. Переизбыток долларовой массы, которая со всех сторон повалит в Америку, приведет к его падению в 2 — 2,5 раза.

Для американской экономики, ориентированной на экспорт своих товаров, настанут черные времена... Америка захлебнется в своих собственных товарах... Американские производители пойдут по миру...
Импортные, более дешевые по сравнению с американскими товары хлынут в США. И американский рынок окончательно завоюют Европа, Япония и Китай.
В такой ситуации Штаты уже не спасут никакие силовые методы...
Поэтому США будут бороться с евро до последнего доллара... Основа геополитики США — создание очагов напряженности там, где расположены их «зоны стратегических интересов»...»
Выходит, США — не только всемирный кулак, но и мировой бандит, который ради спасения своей валюты, по зволяющей ему паразитировать на остальном человечестве, готов развязать бойню в любом конце земного шара.
Вообще-то пророчества о неминуемом крушении доллара высказываются уже лет пятьдесят, а оно так и не наступило. Тому есть несколько объяснений.
Алексей Проскурин обратил внимание на то, что можно назвать «двойственной природой доллара». Мировая экономика ныне во многом контролируется транснациональными корпорациями, в основном американскими. Поэтому следует отличать доллар №1, обслуживающий «первую экономику» США, и доллар №2, функционирующий в системе ТНК, хотя формально оба они являются одной и той же зеленой бумажкой. Поэтому действия по переводу части мировых валютных резервов в евро (то есть снижение интереса к доллару как к мировой валюте) могут повысить курс доллара №1.

А Михаил Делягин признает, что со временем «для США главной стратегической задачей станет защита национальной экономики от возвращающихся «домой» долларов». Но в новых условиях, «когда роль в мировой экономике будет определяться в первую очередь владением метатехнологиями, а финансовый фактор постепенно утратит свою значимость... США смогут с легкостью пожертвовать статусом страны, выпускающей мировую резервную валюту, так как они к тому времени станут обладать значительно более серьезным весом страны, выпускающей мировые «резервные технологии».
Превратившись после покорения Ирака фактически в мировую империю, США, несомненно, попытаются по-иному вести себя и в отношении Израиля. Ведь, по большому счету, главная цель, нерв израильской политики в отношении палестинцев — разрушение мечетей на Храмовой горе и строительство третьего Храма — непонятны американцам, не склонным к мистике. США наверняка попытаются рационализировать процесс ближневосточного урегулирования. Однако он в принципе не поддается рационализации. Словом, Израиль скоро станет проблемой для США.
Еще более важны раскол Запада и все большее отдаление США от Европы. С.Хантингтон ошибается, когда говорит о «Западе» как едином целом. Мир культурных различий между Европой и США почти бесконечен, по сути дела это конфликт цивилизаций.

США — это отдельная цивилизация. И они скорее будут в перспективе ориентироваться на партнеров в странах Азиатско-Тихоокеанского региона, чем на Европу.
Не стану перечислять другие противоречия, ставящие под сомнение ведущую роль США в мире XXI века. Отмечу лишь довольно распространенное суждение: как велосипед может либо ехать, либо лежать на боку, так и Америке в силу всех изложенных противоречий приходится придерживаться принципа: «Главное — не останавливаться». Остановиться — значит рухнуть. Не случайно даже самый известный американский футуролог Тоффлер допускает, что США скоро распадутся на несколько государств.
Впрочем, надо указать еще на одно, невзрывоопасное противоречие.
Американцы по-прежнему живут в традициях XVIII века, свято верят в демократию как в светлое будущее всего человечества, в то, что некие фундаментальные права даны каждому человеку от рождения — причем даны не государством, а Богом, это говорилось еще в Декларации независимости, принятой в конце XVIII века. А ныне им приходится жить в обществе тотального контроля за всем и вся — не только со стороны государства, хотя и он после террористического акта 11 сентября приобрел всеобъемлющий характер. У американцев принято «стучать» на всех нарушителей закона, и делают это они из принципиальных соображений. «Стучат» на ученика в школе, который списал ответ на задачу из учебника, потому что списывание нарушает принцип равного права всех школьников на справедливые отметки. «Стучат» полицейскому водители, заметившие того, кто нарушил правила движения, доносят на того, кто уклоняется от уплаты налогов.
Это создает такую психологическую атмосферу в стране, что она напоминает дух известной антиутопии Оруэлла. Поэтому иные российские авторы прямо пишут: «Америка обречена на фашизм». Но, — добавляют они, — даже фашизм не обеспечит Америке планетарного владычества.

На рубеже XX — XXI веков в США произошел важнейший сдвиг в отношении американцев к государству и его роли в социально-экономической жизни страны. Кроме того, предпринимаются попытки изжить комплекс мирового паразита. В искусстве стало заметным желание противопоставить идее потребления идею служения. Однако и в произведениях с идеей служения и жертвы полностью отсутствует идея трансцендентного. О тупиковом характере американской идеологии писал журналист Андрей Смирнов: \ «Главная религия Америки — это американский образ жизни. На небе Бог, на земле — бизнес. Американо-протестантский взгляд освобожден от минимального метафизического интереса, от прорыва к трансцендентному. Это чистый морализм на службе общественного конформизма. Несомненным знаком божественного избранничества для всех служит богатство. Поэтому очень сложно отличить собственно религиозное стремление от желания наживы». Религия стала фактором экономического развития. Известный публицист Олег Платонов в своей книге «Почему погибнет Америка» приводит множество подробностей, подтверждающих этот тезис, и представляет США как олицетворение мирового зла.
Журналист Алексей Варламов так определяет новую американскую идеологию. Она «гласит, что выше Америки правды нет. Последнее, что было выше — политкорректность, — повержено. Америка сбросила навязанную ей либеральную европейскую идеологию, потому что настоящая Америка — страна тех, кто в Европе не прижился... это страна переселенцев, пассионариев, вооруженных людей, привыкших рассчитывать на себя и не нуждающихся в одобрении извне... Раскол «золотого миллиарда» — вот с чего началась история нового века».
Американский чиновник русского происхождения Николай Злобин представляет президента США Джорджа Буша-младшего как весьма религиозного и убежденного в избранности своей миссии человека, который придает в политике большое значение именно моральным постулатам. И этот честный американский ковбой Дж. Буш-младший ратует за то, чтобы превратить США (и Западное полушарие вообще) в «модель для всех остальных наций в XXI веке». Что будет, когда Америка попытается взять на себя несвойственную ей роль духовного руководителя мира?

Будущие отношения США и России

Ну это они там в журнале «Молодая гвардия» рассмотрят. Доберёмся ли мы до этого в своей рассылке пока не известно. Скорее всего нет.

 На прощанье пара баек про Буша (Младшего)

Амеpика, новости по телевизоpу: Сегодня пpезидент Буш был наказан своим отцом и тpи дня не будет выходить из Белого Дома..

Буш вылезает из под обломков Белого дома:
    - С этими точечными ударами пора завязывать

До скорого свиданья!

Сель.