Подольчане в горячих точках

Народное восстание 1993 года

Вячеслав Ерохин

* * *

часть 1

Был шанс спасти россию

В холодную ветреную ночь 22 сентября по Варшавскому шоссе к Москве мчались несколько легковушек. Шел третий час, дорога была свободной. Столица отдыхала, утершись после очередного, теперь уже антиконституционного президентского плевка – указа №1400, означавшего государственный переворот. Те ж, кто не смирились с ельцинским произволом, устремились к Дому Советов на Краснопресненскую набережную, где продолжал работу Верховный Совет. Депутаты не расходились по домам. Они оставались на рабочих местах, понимая серьезность и драматизм ситуации.

Из разных мест к Дому Советов приезжали люди, разделяющие их позицию. Мы, подольчане, тоже понимали, что наступает развязка изнурительного противостояния двух противоположных политических сил, сконцентрированных в исполнительной и законодательной ветвях власти. За развитием этой схватки мы наблюдали давно. И по мере сил и возможностей в ней участвовали. Посещали митинги оппозиции, нередко завершавшиеся стычками с ОМОНом; делегировали своих представителей на съезды Фронта национального спасения, приглашали в Подольск лидеров патриотических партий и движений. Шла борьба за будущее России, от ее исхода зависело, сохраним ли мы государственный суверенитет или превратимся в колонию Запада.

Помню, в июле 1993 года в передаче «Итоги» по НТВ повивальная бабка перестройки М.Тэтчер прямо заявила о необходимости разгона Верховного Совета. Она явно озвучила позицию мировой закулисы. Решение было согласовано, поэтому даже расстрел парламента не вызвал никаких протестов и возражений у «международной общественности» и борцов за права человека. Мировое сообщество закрыло глаза на это неслыханное в современной истории преступление, по сравнению с которым пожар рейхстага – цирковое представление.

Процесс пошел, как любил выражаться М.Горбачев. К осени из парламента, как раньше из партии, сбежали почти все демократы. Пресса изощрялась в навешивании на оставшихся депутатов ярлыков, готовя общественное мнение к обрезанию «сухих ветвей». Впрочем, и сам президент не скрывал своих намерений: заранее объявил артподготовку и указом №1400 произвел выстрел, равный по значению сигналу с крейсера «Аврора».

Отступать ему было некуда. «Реформы» можно было продолжать, лишь сломив сопротивление народа, в первую очередь в лице его представителей в высшем государственном органе. Но именно тогда у патриотических сил появился уникальный шанс отстранить от власти американских марионеток. Впервые за годы перестройки для этого были законодательные основания. Не воспользоваться этим случаем, после стольких лет издевательств над страной и народом, мы не могли. Пружина разжалась, наступил час Ч.

…Возле Дома Советов встретили наших земляков, добравшихся своим ходом. У двадцатого подъезда в толпе выделялась знакомая фигура в казачьей форме. Сотник Виктор Морозов отдавал приказы подчиненным. В этот день он находился в больнице. Но, услышав в восемь вечера выступление Ельцина, сбежал из палаты и, не заезжая домой, махнул в Москву. Увидев нас, попросил передать своей любимой, что он здесь и никуда отсюда не уйдет. Кто-то из наших пошутил: «Она тебя по телевизору увидит». И угадал. Тележурналисты то и дело ловили Морозова в объективы камер, чтобы потом создать из него образ врага. А заодно и столкнуть лбами казаков. Промелькнет в «Вестях» наш защитник Конституции, и тут же казачий генерал Ратиев якобы от имени Дома заявит о поддержке Ельцина. Узнав об этом заявлении, сотник, в порыве негодования, с балкона Дома Советов вызвал Ратиева на дуэль. «Мы пришли сюда умирать», - заявил Виктор, не раз глядевший в глаза смерти на Приднестровской войне. Все две недели противостояния он оставался на боевом посту. Сформировал казачью сотню, державшую оборону на одной из баррикад, известную сейчас, как Казачья застава. Его ввели в штаб обороны парламента вместе с вновь избранными министром обороны и госбезопасности.

Морозов мог со спокойной совестью покинуть Дом Советов накануне штурма: генерал А.М.Макашов поручил ему важное задание. Но Виктор отказался выполнять указание, он не мог оставить свою сотню. Когда четвертого октября его, раненого в ногу, увозили в больницу, последняя просьба сотника к своему денщику была – спасти шашку. Наш земляк А.С.Киселев, мужественный участник обороны парламента, оказался свидетелем этого разговора и решил, что казак отвоевался. Он ошибся.

Но все это будет потом. А пока наш вожак А.Фокин прошел в восьмой подъезд к знакомым депутатам. В толпе чувствовалось волнение из-за отсутствия информации о том, что происходит. С балкона без перерыва выступали депутаты, но ясность они не вносили. Озабоченные лица, суета, костры на площади Свободной России, пронзительный ветер, заставлявший двигаться, - все это напоминало революционную обстановку. Вспомнились слова М.Горбачева: перестройка – это продолжение революции. А поскольку эта революция проходила «сверху», то революционеры заседали в Кремле и в структурах исполнительной власти. И в лужковской мэрии – само собой. Несмотря на позднюю ночь, на верхних этажах раскрытой «книжки» горел свет. А здесь, на улице, коротали ночь противники ихней перестройки, то есть контрреволюционеры, стремившиеся восстановить законный порядок и вернуть России независимость.

Первые две ночи мы дежурили в восьмом подъезде. Вначале в «предбаннике», потом в холле. На ночь офицерам запаса выдавали короткоствольные автоматы Калашникова, предварительно забрав паспорта. На улицу с оружием могли выходить лишь члены штаба и находившиеся в их подчинении члены Союза офицеров. Автоматы выдавались руководителю группы, и он нес ответственность за каждого человека.

Отдежурив ночь, утром выходили на работу. Долго так продолжаться не могло. Одни брали очередной отпуск, другие махали рукой и прогуливали, справедливо решив, что зашита конституции – уважительная причина отсутствия на работе. Был и такой эпизод. Одного из наших добровольцев начальник – патриот по убеждениям – попросил на всякий случай написать заявление на увольнение. Но при этом не ругал за прогулы, даже свой новенький бронежилет дал поносить.

С каждым днем росло число участников сопротивления режиму. Тайно, в штатском, к назначенному министру обороны В.Ачалову приходили армейские офицеры. А к министру безопасности В.Баранникову – люди с Лубянки и территориальных отделов МБ. Порой возникали курьезные ситуации. 26 сентября, накануне православного праздника Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, от Дома Советов на набережную вышел крестный ход. Под крестом и церковными хоругвями шли монархисты, коммунисты и те, кто еще не определился по этой части. Я шел вместе со своими знакомыми. Слева, распевая тропарь, вышагивал солидный бородач. А справа – невысокого роста, сухощавый мужчина средних лет.

- Знаешь, - говорю бородачу, - а ведь слева от меня подполковник госбезопасности.

- Не может быть! – изумился певчий.

После этого шепчу на ухо соседу справа, что рядом с нами известный в патриотических кругах публицист Борис Куркин. Он же – подполковник милиции. «А я думал, это поп», - признался опытный чекист. Этот человек не засветился в тех событиях, поэтому имя его не называю.

У Дома Советом встретили мы старого знакомого капитана Сергея Немченко, приехавшего вместе с майором Валерием Лисютиным. Оба служили в учебной части войск ПВО в поселке Толбино Подольского района. В те дни уже прозвучал президентский окрик: за политическую пропаганду – увольнение из армии. Но, нарушив данную год назад присягу и растоптав Конституцию страны, ее гарант автоматически лишался своей должности. Поэтому законопослушные русские офицеры пропустили его угрозу мимо ушей. Они разъясняли в части обстановку в Москве, готовили офицерское собрание, чтобы принять решение о защите Конституции. Работа не пропала даром. Третьего октября офицеры и прапорщики Толбинской части во главе со своим командиром - полковником Ю.А.Бородиным с оружием в руках прибудут в распоряжение Верховного Совета.

С Толбинской частью судьба свела меня в 1990 году. Тогда по инициативе Сергея Немченко, сына известного прозаика Гарри Немченко, в Советской армии впервые была создана казачья застава. Став атаманом, Немченко объединил многих своих знакомых и сослуживцев. И вскоре в поселке перестали удивляться людям в казачьей форме. В свободное от службы время казаки выезжали в совхоз «Щапово», где имелись скаковые лошади. По воскресеньям посещали богослужения в Троицком соборе Подольска. О заставе писали в центральной прессе. А Немченко мечтал о том дне, когда в части будут служить казаки с его родной Кубани. С письмом командира съездил в краевой центр, и спустя полгода в Толбино прибыл первый кубанский набор. Но наступившая осень заставила атамана заняться другими делами.

Немченко и Лисютин регулярно привозили в часть патриотические газеты и журналы. И хотя порой Сергей жаловался на пассивность своих товарищей, но в нужный момент многие из них поступили, как того требовал воинский долг.

Однако нашим неформальным лидером в те дни был не офицер и не казак. Независимо от рода войск и партийных пристрастий, подольская оппозиция видела своего вожака в лице Александра Серафимовича Фокина, заместителя директора подольского молокозавода. Помимо качеств организатора, он обладал тогда редким обаянием, не показушным, а идущим из глубины его крестьянской души. Крепкий и волевой, не скрывающий своих патриотических взглядов даже в тех случаях, когда надо бы промолчать, не идеальный, но цельный и «аховый», готовый рисковать ради высокой цели. Таким он мне запомнился в 1993 году.

Его позиция у одних вызывала восхищение, у других недоумение: хозяйственный руководитель, чего ему не хватает? Жил бы, как большинство директоров, и в ус не дул. Но Фокин в то время так не мог. В конце 80-х он стал сомневаться в правильности перестройки. После развала Союза у него не было сил смотреть по телевизору, как демократические бесы глумятся над поверженной империей, раздирают ее, словно шакалы убитого льва.

А тут представилась возможность поучаствовать в серьезном деле. Как известно, многие депутаты союзного съезда не смирились с расчленением страны и не пожелали самораспускаться. В декабре 1991 года они запланировали собраться, чтобы де-юре подтвердить факт существования СССР. Российское руководство решило не допустить проведения такого съезда. Для союзных депутатов оказались закрытыми все столичные залы. Узнав об этом, Фокин предложил провести съезд в Подольском районе. И вот колонна «Икарусов» в сопровождении кортежа разномастных машин с журналистами и политиками прибыла к Дому культуры совхоза «Вороново, и здесь при свечах (свет отключили по указанию из Москвы) депутаты избрали постоянно действующий Президиум Верховного Совета СССР.

До чего же та ситуация напоминала осень 93-го года. Один и тот же сценарий! И действующие лица те же самые. Как и два года назад, многие российские депутаты вместе со своими сподвижниками встали на защиту закона. И не случайно год спустя после событий горячей осени лучшие из них будут награждены орденом «Защитнику советов», учрежденному официально - де-юре, но подпольным – де-факто президиумом Верховного Совета Союза ССР.

В Доме Советов мы были с Фокиным почти ежедневно. Он, как руководитель, получал задания, в первые дни, в основном, по продовольственному обеспечению. Фокин кое - что привозил со своего завода, с помощью главы администрации Подольска подключал к сбору гуманитарной помощи руководителей местных пищевых предприятий. А когда после короткого осеннего дня громада обесточенного по приказу московских властей здания погружалась в темноту, паролем стало звучать слово солярка. Полтора дня потребовалось Фокину, чтобы найти «КамАЗ» и загрузить его горючим. Но тут возникла другая проблема. К Дому Советов московские власти подтянули отряды омоновцев и на подъездах к нему проводили досмотр всех подозрительных машин. Грузовик мимо них прошмыгнуть не мог.

В предыдущие дни нашим проводником к депутатам был майор Подольского горотдела МБ Анатолий Васильевич Белов. Со своей «ксивой» ему удавалось провозить продовольствие, получать в штабе различную информацию. Когда проезд стал невозможен, Белов договаривался с милицейскими офицерами и через строй «стражей порядка» передавал осажденным пищу.

Уже вечерело, когда Белов встретил наш «КамАЗ» на Садовом кольце. Новости принес неутешительные: оцепление усилено, все подъезды к Верховному Совету перекрыты. И все же он решил снова попытать счастья. К этому дню майор Министерства безопасности (одно из названий нынешней ФСБ) уже засветился. Во время попыток пройти сквозь кордоны его задержали и доставили в милицию. Реакции пока не было, видно, начальство выжидало. А Белов, осознав, что терять ему нечего, продолжал выполнять свой долг.

Он старался не думать о последствиях. Встав на сторону Верховного Совета, это человек предполагал, что рано или поздно будет раскрыт. Поэтому с первого дня особо не таился. Вместе со своими коллегами по Министерству, в том числе с Лубянки, выполнял приказы В.Баранникова и одновременно помогал Фокину и подольской команде выполнять задания штаба.

…Наш «КамАЗ» заехал в подворотню в районе Смоленской площади. Здесь решили дожидаться Белова. Шел сильный дождь. Как назло, нас с водителем то и дело теребил сторож какой-то местной конторы. Чувствуя напряженность обстановки, он пытался выяснить, кто мы такие и что делаем на его территории. «Заблудились, - говорим, - приехали в командировку, а адрес днем не нашли». Старик припугнул нас милицией, но выехать мы в любом случае не могли. Осталось испытывать судьбу. Милицию мужик не вызвал.

Около трех часов ночи вернулся весь вымокший Белов. Лазейки в оцеплении не нашел. Оставалось дожидаться утра и ехать с соляркой восвояси.

В первый же день осады парламента, со спиралью «Бруно», запрещенной международной конвенцией, противостояние от стен Дома Советов распространилось по всему центру Москвы. В считанные минуты в разных местах Садового кольца восставшие строили легкие баррикады, благо, материала для них в столице было тогда предостаточно. Вечером, в темноте, не замечая луж и грязи, прорывались к осажденным со стороны метро «Баррикадная». Две людские волны – защитники конституции и правопорядка (каково?!) с переменным успехом напирали друг на друга. Порой стояли так плотно, что ощущали пьяный перегар омоновцев, согнанных в Москву из разных городов. Многие из наших оказались избиты дубинками и даже сапогами. После таких инцидентов в толпе стали появляться люди с кольями и металлическими прутьями. Увидев их, омоновцы прятались за спины солдат из дивизии Дзержинского, съежившихся, думавших больше о том, как бы самим уберечься.

Однажды я приехал к «Баррикадной» своим ходом. Пошел к Дому Советов и вскоре влился в толпу «участников беспорядков», как нас окрестили ельцинские перья. Перед проходом между стадионом и жилым домом, на небольшой площадке была давка. Тысячи людей напрягали все свои силы, чтобы выполнить задачу, поставленную командованием или голосом совести. Внезапно омоновцы пошли в атаку и оттеснили нас в сторону шоссе. Слева от нашей группы находилось какой-то дом, в двух метрах от него - небольшое помещение типа электроподстанции. Мы оказались зажатыми в этом узком проходе. Выходы перекрыли омоновцы. Теснитища была такая, что руку не поднимешь. По разъяренным лицам «стражей порядка» легко было представить, что нам грозило в этом «мешке»… На наше счастье, справа восставшие перешли в контратаку. Тут же по рации омоновцам поступило какое-то указание, и они, ругаясь, побежали к своим.

Вскоре нам стало ясно, что «бодаться теленку с дубом» - занятие бесперспективное. Вожди краснопресненских баррикад Виктор Анпилов и Илья Константинов предложили организованно отойти к зоопарку. Дорогу за собой заваливали мусором. Это озадачило милиционеров. Они оставались на своих позициях, не пытаясь нас преследовать. Опомнились спустя полчаса, когда восставшие принялись перегораживать площадь Восстания.

Выйдя на зеленый свет, мы несколькими рядами перекрыли Садовое кольцо. Автомобильные сигналы заглушил шум вытаскиваемого из подворотен металлолома. Молодежь останавливала троллейбусы и ставила их поперек дороги. Ни один при этом не опрокинув (в отличие от «героев» августа 91-го!). Зачем же свое добро корежить?

Со стороны американского посольства к нам устремилось до десятка машин с мигалками. Появились автобусы с ОМОНом. Видно, власти перепугались за свою заморскую «крышу». Но идти к посольству никто не собирался. К тому же, увидев крупные милицейские силы, толпа восставших поредела. Оставив позиции, несколько сотен человек стали отступать по Садовому в сторону Нового Арбата. Вдоль дороги шныряли люди в штатском, разговаривавшие по рациям. Сзади медленно, преодолевая сооруженные на скорую руку преграды, ехали омоновские «УАЗы» и автобусы. Находились смельчаки, которые ставили металлические ограждения прямо под фарами. Разъяренные мены отбрасывали их в сторону и машины продолжали медленное движение.

Сопротивляться было бессмысленно, и народ потихоньку стал рассасываться по подворотням. Я оказался среди них. Не повезло тем, кто решил уйти через подземку. Там их уже ждали…

Часа полтора заметал следы, и только потом пришел на Курский вокзал. В полупустом вагоне обратил внимание на уставшего мужчину в мокрых до колен брюках. Оказалось, тоже с баррикад, подольчанин. Научный сотрудник института, член КПРФ В.Черемисин…

* * *