КИТАЙ И РОССИЯ,
взаимоотношения и история

No 110

В ЭТОМ ВЫПУСКЕ:

1. От автора
2. Дополнительные материалы: Мясников В.С. Новые данные о подготовке посольства Ф.И. Байкова в Китай.

ОТ АВТОРА

Продолжение статьи Мясникова В.С. о первых посольствах России в империю Цин.

Через несколько выпусков надеюсь удастся привести две очень интересные работы начала 20-го века: доклад Меркулова С.Д. (1912 г.) и доклад В.К. Арсеньева (1928 г.) о «желтой опасности»

-----------------------
Ищутся соведущие рассылки.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ: Мясников В.С. Новые данные о подготовке посольства Ф.И. Байкова в Китай

Мясников В.С. Новые данные о подготовке посольства Ф.И. Байкова в Китай // Квадратура китайского круга : избранные статьи : в 2 кн. Кн.1. - М.: Вост. лит., 2006. — ISBN 5-02-018529-9

[...]

В исторической литературе по-разному объясняются непосредственные причины отправления посольства Ф.И. Байкова. Чаще всего их связывали со стремлением русского правительства урегулировать положение на Амуре. Однако после столкновения у Ачанского острога ясность в «амурский вопрос» должно было внести специально отправленное с Амура в Маньчжурию посольство Т.Е. Чечигина, которое погибло в пути, о чем в Москве не знали до весны 1655 г. До этого же времени царскому правительству не было известно ни о новых сражениях с маньчжурскими войсками на Сунгари, ни об осаде Кумарского острога. Решение об организации первого официального посольства в Цинский Китай принято годом ранее— 2 февраля 1654 г.³¹. Не случайно ни о какой связи с амурскими событиями не говорилось и в секретном наказе Ф.И. Байкову.

Н.Ф. Демидова и М.И. Сладковский связывают решение о направлении Ф.И. Байкова в качестве официального посла с усилением интереса царского правительства к торговле с Китаем и стремлением установить для обеспечения этой торговли нормальные дипломатические отношения³². Эта в целом совершенно верная точка зрения не объясняет лишь одну существенную деталь: почему посольство Ф.И. Байкова начали снаряжать именно в феврале 1654 г., не получив еще никаких известий о результатах торговой миссии П. Ярыжкина?

Ответ на этот вопрос мы находим в первую очередь в документах московских приказов, относящихся к отправлению Байкова в Китайское государство в новом качестве — посла. Это память из Приказа Большой казны о составлении наказа Ф.И. Байкову, сам наказ послу и грамота царя Алексея Михайловича цинскому императору Шуньчжи о целях посольства Байкова.

В этих документах содержится новый по сравнению со всеми предыдущими известиями слой информации о Китае (исключая, конечно, документы И. Пет-лина, которые были практически забыты ). Если вплоть до осени 1653 г. в Москве и Тобольске пытаются как-то связать противоречивые сведения о «богдыхане царе», или «Шамшакане царе», и «Китайском царстве», то в конце января — начале февраля 1654 г. внезапно все становится на свои места. Эта новая информация освещала в первую очередь политико-географическое положение Китая. Весь тон документов свидетельствует о том, что царское правительство уяснило для себя: Китай является одним из крупнейших восточных государств. Для дипломатии того времени было исключительно важно не завысить политическое положение государства-контрагента, ибо это вело к умалению собственного престижа. При Московском дворе всякий раз тщательно анализировали сведения о тех странах, с которыми вступали в контакты, классифицируя их по своеобразной «табели о рангах». В данном случае «Китайское царство» было приравнено по форме обращения к его главе к таким крупнейшим восточным державам, как Турция, Персия и Индия, с которыми Русское государство уже давно поддерживало регулярные посольские и торговые отношения³⁴.

В Москве теперь уже знали, что столицей Китая является г. Ханбалык (монгольское название Пекина), а правит страной богдыхан. Правда, еще не были известны полные титулы богдыхана, но это было специально оговорено в грамоте к нему³⁵. А пока что цинский император именовался как «богдыхан царь, города Канбулука и всего Китайского царства владетель»³⁶. Обращаясь к Шуньчжи, царь Алексей Михайлович сообщал: в Москве стало известно, «что ты, богдыхан царь, со окрестными своими соседи, которые х Китайскому государству побли-ску, держишь дружбу и ссылку, и послы и посланники меж вами о дружбе и о любви по обе стороны ходят»  .

Если побудительными причинами для отправки Байкова в Тобольск и организации там «китайского торга» были привоз китайских товаров в Москву и сообщения о возможностях развития торговли с Китаем, то для превращения Байкова в посла, направляемого в Пекин, импульсом послужила эта новая информация о реальном статусе Китая. Каким же образом она попала в Москву?

Мы уже говорили о двух потоках (амурском и монгольском) информации о Китае, аккумулировавшейся при Московском дворе. Амурский источник в данном случае приходится исключить, ибо полученные там сведения о «Богде царе» и «Китайском царстве» гораздо менее достоверны, чем анализируемые нами, да к тому же Е.П. Хабаров и Д. Зиновьев явились в Москву с подробным докладом об амурских событиях только в декабре 1654 г. Что же касается отношений с монгольскими феодалами, то именно 22 января 1654 г. в Сибирском приказе была получена отписка тобольского воеводы В.И. Хилкова о возвращении от хошоутского тайджи Аблая русского посла Г. Ушакова³⁸.

Посол сообщил, что княгиня Гунджа умерла и ее улус перешел к Аблаю. Аб-лай, который впервые принимал русских посланцев, не только подтвердил обещание Гунджи пропускать русские торговые караваны и посольства в Китай, но и, очевидно, сообщил новые для московских дипломатов сведения о Цинской империи и о своих связях с ней. Установление посольских отношений с крупными государствами, означавшее дипломатическое признание ими того либо иного феодального владетеля либо главы государства, рассматривалось как очень важный для престижа фактор. Поэтому не случайно Аблай — опытный и искусный политик³⁹, стремясь к посольскому обмену с Москвой, описывал, каким великим государством является Китай и свои довольно регулярные сношения с ним. Прекрасную осведомленность относительно ситуации в Пекине Аблай не раз проявлял и впоследствии; об этом можно судить по направлявшимся им царю Алексею Михайловичу посланиям⁴⁰.

Сообщение Аблая упало на благодатную почву: Москва стремилась к расширению старых и установлению новых связей с Востоком.

Весь 1653-й и начало 1654 г. — это период, когда внешняя политика Русского государства, творцами которой были ближайшие советники молодого Алексея Михайловича патриарх Никон и князь А.Н. Трубецкой, достигла наивысших успехов. Еще в январе-феврале 1653 г., когда обсуждалась идея о «китайском торге» в Тобольске, оба советника, очевидно, активно поддерживали меры по организации торговли с Китаем, видя в ней средства для пополнения казны. В то время многие важнейшие государственные дела решались за царским обедом, к которому приглашались лишь самые доверенные лица. Из них наиболее частыми гостями были, разумеется, Никон и А.Н. Трубецкой. 19 января в Звенигороде, «в Савинском монастыре, на празднике обретения мощей Савы чудотворца Сто-рожевского ели у государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русин святейший патриарх Никон... [царь] у стола велел быть: боярину князь Алексею Никитичу Трубецкому, князь Михаилу Михайловичу Темкину-Ростовскому да окольничему Ивану Андреевичу Милославскому» . 2 февраля царское застолье вновь разделяют Никон и А.Н. Трубецкрй и тут же Трубецкому следует царский указ об отправлении Ф.И. Байкова в Сибирь. В наказной памяти из Приказа Большой казны от 4 февраля, содержавшей инструкции Байкову, подчеркивалось, что по царскому указу ответственными исполнителями всего «государева дела» являются А.Н. Трубецкой и дьяки Г. Протопопов и Т. Васильев⁴².

В это же время в Посольском приказе выдвигается еще одна фигура — дьяк Алмаз Иванов. В конце апреля он был включен в состав посольства к польскому королю Яну Казимиру, возглавлявшегося Б.А. Репниным-Оболенским и Ф.Ф. Волконским. 28 сентября 1653 г. А. Иванов, успешно исполнивший посольские обязанности, был пожалован в думные дьяки  .

1 октября 1653 г. в Москву прибывает посольство от Богдана Хмельницкого с просьбой к московскому царю от Украины «с городами и с землями принять под свою государеву высокую руку». Воссоединение Украины с Россией должно было стать актом огромного исторического значения, и при Московском дворе сразу же осознали это. В тот же день последовал указ В.В. Бутурлину и В. Васильеву отправиться послами для принятия украинских земель в состав Русского государства, а 4 октября об этом царском указе Алмаз Иванов объявил послам Богдана Хмельницкого.

В октябре 1653 г. царское правительство принимает решение об объявлении войны Польше. Казна, разумеется, должна была изыскивать новые средства. Вероятно, в какой-то мере возлагаются надежды и на прибыли от торговли с Китаем.

Хроника событий при Московском дворе позволяет осветить тот политический микроклимат, в котором созрело решение об установлении дипломатических отношений с Китаем.

В самом конце декабря в Москву прибыл грузинский царевич Николай Да-выдович с матерью царицей Еленой Леонтьевной. В Москве им была оказана пышная встреча: 1 января 1654 г. грузинских монархов принимали в Грановитой палате, причем в числе присутствовавших на третьей большой встрече и на обеде был и А.Н. Трубецкой. После обеда он вместе с А. Ивановым ездил потчевать грузинского царевича. 6 января последовал новый большой прием, и вновь А.Н. Трубецкой и А. Иванов играют в нем заметную роль. 17 января Алексей Михайлович вместе с грузинским царевичем отправился в Звенигород, в свой излюбленный Саввино-Сторожевский монастырь, а на следующий день в селе Хорошеве праздничный царский выезд догнали гонцы — они привезли от В.В. Бутурлина известие о том, что 167 городов Украины приняты в состав Русского государства. Нетрудно представить себе ликование, которым был охвачен царский двор. Именно в эти дни было получено известие, описывавшее со слов Аблая Китай как могущественное государство, имеющее широкие посольские связи с соседями.

У творцов русской внешней политики эта весть не могла не вызвать соблазнительной мысли попытаться самим сделать первый шаг и вступить в дипломатический контакт с великим государством. Превалирующую роль в этих планах играли престижные и меркантильные соображения. С одной стороны, установление посольских связей с далеким Китаем поднимало престиж московского царя в глазах тех европейских и восточных политиков, с которыми уже имелись дипломатические отношения, с другой — дипломатические связи с великой восточной державой сами по себе помимо торговых отношений сулили и немалые материальные выгоды для царского двора. В памяти еще не стерся приезд в Москву, например, персидского посла, который преподнес в январе 1650 г. Алексею Михайловичу в дар от шаха 1362 изделия восточных умельцев общей стоимостью 3605 руб. 25 коп.⁴⁴. Ответное посольство во главе с князем Лобановым-Ростовским, отправившееся 14 мая 1653 г., везло в подарок шаху живых соболей в золоченых клетках⁴⁵. Что же касается китайских изделий, то их образцы уже вызвали к жизни решение организовать торговые операции на тобольском рынке. О правильности этой меры свидетельствовало то, что уже осенью 1653 г. Ф.И. Байков прислал в Москву китайских тканей и ревеня на сумму более 347 руб.⁴⁶

Те же лица, которые год назад принимали это решение, теперь обсуждают и план посылки посольства ко двору китайского богдыхана. 25 января Никон присутствует на обеде у царя, 29-го он совершает обряд «хождения на осляти»⁴⁷, при этом одним из водивших осла был думный дьяк А. Иванов. 2 февраля на царском обеде встречаются Никон и А.Н. Трубецкой, и в тот же день следует указ Алексея Михайловича думным дьякам Алмазу Иванову и Ивану Патрикееву о подготовке наказа Ф.И. Байкову, отправляемому в Китайское царство в качестве посла.

В Москве спешили: подготовку посольства начали, не дожидаясь возвращения каравана П. Ярыжкина, что, вероятно, было связано с русско-польской войной и планами царя лично принять участие в походе, о чем в Москве было объявлено уже 14 февраля 1654 г.

Составлением наказа было поручено заниматься дьякам Посольского приказа, но, наверное, потому, что организацией отправления Ф.И. Байкова в Тобольск как царского уполномоченного по установлению русско-китайской торговли ведал Приказ Большой казны, то и его миссию в качестве посла продолжал курировать тот же Приказ. Из Посольского и Сибирского приказов были затребованы необходимые документы. Например, образцом для грамоты цинскому императору послужила взятая из Посольского приказа царская грамота, посланная в 1646 г. индийскому падишаху Шах-Джахану . Из Сибирского приказа забрали, очевидно, не всю отписку В.И. Хилкова о посольстве Г. Ушакова к Аблаю, а лишь ту ее часть, в которой содержалось сообщение о Китае. Но после использования эта часть документа, вероятно, так и осталась в Приказе Большой казны. Вот почему в подлиннике отписки, хранящейся в делах Сибирского приказа, оказались утраченными как раз те два листа, которые, судя по контексту, должны заключать в себе информацию о Китае, отразившуюся в наказе Байкову и царской грамоте богдыхану⁴⁹.

Таким образом, идея отправления официального посольства в Цинский Китай зародилась у ближайших сподвижников царя и была ими реализована. Придворные круги исходили прежде всего из престижных и экономических интересов. Объективные условия — развитие производительных сил Русского государства, его географическое сближение с Цинской империей благодаря освоению Сибири и Приамурья, развитие дипломатических отношений с великими государствами Востока (Турцией, Ираном и Индией), расширение посольских связей с монгольскими ханствами — создавали благоприятные возможности для начала прямых контактов Русского государства с Цинским Китаем. Особое значение в восточной политике Московского двора в этот период приобретает необходимость поисков на Востоке новых рынков для русских товаров, главным образом пушнины. Развитие внешнеторговых связей отвечало как интересам влиятельного слоя купечества, так и господствовавшим идеям меркантилизма⁵⁰.

Наказ первому официальному русскому послу в Цинский Китай представляет собой замечательный памятник московской дипломатии XVII в. Он был тщательно продуман во всех деталях и четко выражал непреклонную волю русского правительства вести дипломатические отношения с великими восточными империями на равных основаниях. В наказе обобщен опыт русской дипломатии в государствах Востока за многие десятилетия, что придало этому документу универсальный характер. Дело в том, что он был составлен в Посольском приказе... еще в 1646 г. при отправлении к индийскому падишаху Шах-Джахану послов Н. Сыроежина и В. Тушканова! Сопоставление текстов показывает, что наказ Байкову по содержанию и форме полностью идентичен наказу 1646 г., отличаясь от последнего лишь названием государства, именами послов и правителя⁵¹. Например, ответ на возможный вопрос о Сибири, воспринимаемый в байковском наказе как один из мотивов отправления посольства, полностью содержится уже в наказе послам в Индию  .

В Посольском приказе предусмотрительно оговаривали все детали поведения русских послов при дворах восточных властителей, учитывали, к каким уловкам может прибегнуть дипломатия противной стороны, чтобы попытаться поставить Русское государство ступенью ниже на иерархической лестнице взаимоотношений в феодальном мире. В этом плане наказ Ф.И. Байкову поражает нас той точностью программы, которая как будто специально составлена для защиты престижа Русского государства от дипломатической практики Цинской империи, основывавшейся на китаецентристских концепциях и допускавшей установление отношений с иными государствами лишь в соответствии с моделью: сюзерен (цинский император) — вассал (любой иной суверенный владетель). Сама эта концепция не отличалась оригинальностью: ее пытались использовать и правители других великих восточных деспотий (Индия, Иран, Турция), но лишь при Пекинском дворе она имела наиболее четкое идеологическое оформление и очень жестко проводилась в жизнь на протяжении более двух тысяч лет.

Таким образом, в период подготовки посольства Федора Исаковича Байкова цинская дипломатия уже добилась от Петра Ярыжкина признания возможности вести отношения между двумя государствами на основе китаецентристской схемы. В Пекине от Байкова ожидали лишь подтверждения уже «достигнутой договоренности». Однако официальному послу был дан точный наказ: признавая Цинский Китай великой восточной державой, Русское государство лишь на условиях полного равенства сторон готово установить с ним дипломатические отношения.

Байков и его спутники, прибывшие в Пекин 3 марта 1656 г., были встречены в столице Цинской империи исключительно холодно. Маньчжурские дипломаты различными способами пытались унизить достоинство русского посла и помешать выполнению им главной цели его миссии — вручить богдыхану грамоту от русского царя с предложениями установить нормальные дипломатические и торговые отношения между двумя государствами. Проявив настойчивость, дипломатический такт и большую выдержку в стремлении выполнить возложенные на него задачи, Байков в то же время решительно отверг поползновения маньчжурской стороны трактовать его посольство как очередной привоз «дани» от «вассального» государства. Твердость посла была использована цинским правительством как предлог для изгнания русских представителей из пределов империи. Покинув Пекин 4 сентября 1656 г., посольский караван лишь в конце июля 1657 г. вернулся в Тобольск.

В момент нахождения Байкова в столице Цинской империи столкнулись две — скорее сходные, чем противоположные — концепции мирового порядка. Но в данном случае чем ближе было сходство, тем труднее была совместимость. Маньчжу-ро-китайская внешнеполитическая доктрина исключала равенство в отношениях с Русским государством, а внешнеполитические взгляды московских дипломатов не менее строго исключали для Русского государства неравенство во взаимосвязях с кем-либо. Задачи, стоявшие перед Байковым, были практически неразрешимы, что и подтвердили результаты его посольства.

Неудача Москвы в установлении дипломатических отношений с Пекином для царского правительства в известной мере компенсировалась тем, что был сохранен престиж Русского государства в отношениях с другими дальневосточными соседями, получена достоверная и обширная информация о Цинском Китае и, наконец, торговые операции, проведенные Федором Исаковичем Байковым и его людьми в столице Поднебесной, утвердили мнение о выгодности и перспективности торговли с Китаем. Даже фактическая высылка русского посольства из Пекина не закрывала возможностей направить к цинскому двору новую миссию.

--------------

¹  Подробно об этом см.: Демидова Н.Ф., Мясников B.C. Первые русские дипломаты в Китае («Роспись» И.Петлина и статейный список Ф.И. Байкова). М, 1966, с. 87-145; Русско-китайские отношения в XVII веке: Материалы и документы. Т. I. 1608-1683. М., 1969, с. 12-15, 139-192 (Далее: РКО).

² См.: Нарочницкий А.Л. Западные державы и государства Восточной Азии в XVI-XVIII вв. Международные отношения на Дальнем Востоке. Кн. I. М., 1973, с. 14-19; Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.). М., 1974, с. 76-89; MancallM. Russia and China: Their Diplomatic Relations to 1728. Cambridge (Mass.), 1971, p. 44-53; LantzeffY.U. and Rierce R.A. Eastward to Empire. Montreal-London, 1973, p. 167-172; Ёсида Кинъити. Киндай Ро-Син канкэй си (История русско-китайских отношений в новое время). Токио, 1974, с. 52-55.

³ РКО, док. № 62, с. 139.

⁴ См. там же.

⁵ См.: Вилков О.Н. Китайские товары на Тобольском рынке в XVII в. — История СССР. 1"'°' № 1, с. 105-124; Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений..., с. 80-82.

⁶ См.: РКО, док. №64, 67; Демидова Н.Ф., Мясников B.C. Первые русские дипломаты в Китае, с. 87-88.

⁷ См.: РКО, док. № 67. О значительности этой суммы см.: Ключевский В.О. Русский рубль XVI' XVIII вв. в его отношении к нынешнему: Опыты и исследования. М., 1912.

⁸ См.: РКО, док. № 68, 69.

⁹ РКО, док. № 68, с. 148.

¹⁰ Fu Lo-shu. The Documentary Chronicle of Sino-We.stern Relations. Vol. 1. Tucson, 1966, p. 14

(далее: Fu Lo-shu).

¹¹ Так в маньчжуро-китайских источниках именовалась обширная территория к югу от Амура, т.е. практически вся Северная Маньчжурия, куда совершались грабительские походы при Нурхаци и Абахае. Подробно об этом см.: Мелихов Г.В. Маньчжуры на Северо-Востоке (XVII в.). М., 1974, с. 58-84.

¹² Маньчжуры требовали прислать 100 стрелков с мушкетами из состава пограничных корейских войск. См.: Fu Lo-shu, p. 14-15 (данные взяты из: Чаосянь личао шилу, разд. «Сяоцзун шилу», цзюань 12, л. 7а).

¹³ См.: Ермаченко И.С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в. М., 1974, с. 94-100.

^н В 1653 г. халхаские послы не были пропущены через Чжанцзякоу в Пекин в связи с осложнениями маньчжуро-монгольских отношений (см. там же, с. 99-100).

¹⁵ См. там же, с. 100.

¹⁶ См.: РКО, док. № 75, с. 193-194.

¹⁷ См.: РКО, док. № 64, с. 41.

" РКО, док. № 68, коммент. 1, с. 544.

¹⁹ См.: Филлипов A.M. Новые данные о посольстве Сеиткула Аблина. — Сов. китаеведение. 1958, №2, с. 135-137.

²⁰ См.: РКО, док. № 63, коммент. 1, с. 543-544.

²¹ См.: РКО, док. № 68, коммент. 2, с. 544.

²² См.: РКО, док. № 68, с. 146. Н.Ф. Демидова называет также Ф. Иванова в числе спутников Ярыжкина и Аблина (см.: Демидова Н. Ф., Мясников В. С. Первые русские дипломаты в Китае, с. 89).

²³ В 1666 г. Сибирский приказ затребовал из Приказа Большой казны статейные списки Ф.И. Байкова и П. Ярыжкина. Статейный список первого был найден и отослан, а «Петра Ярыжкина и Сеиткула Аблина статейных списков в Приказе Большие казны не сыскано» (РКО, док. № 115, с. 251-252).

²⁴ Дацин шицзу чжан хуанди шилу, хрюанъ 87, л. 186; Fu Lo-shu, p. 15.

²⁵ См.: РКО, док. № 80, с. 205-208; док. № 81, с. 209-211; т. II. 1686-1691. М., 1972, с. 660. РКО, док. №74, с. 178. Интересно, что во втором, отредактированном после возвращения в

Москву варианте статейного списка Ф.И. Байкова эти сведения опущены (подробнее об этом см.: Демидова Н.Ф., Мясников B.C. Первые русские дипломаты в Китае, с. 105, 108).

²⁷ Дацин шицзу чжан хуанди шилу, цзюань 135, л. 2а; РКО, док. №74, коммент. 57, с. 550; Fu Lo-shu, p. 15.

²⁸ См.: Ермаченко И.С. Политика маньчжурской династии..., с. 100-102.

²⁹ Там же, с. 102.

³⁰ Дацин шицзу чжан хуанди шилу, цзюань 91, л. 206, 21а; Fu Lo-shu, p. 15-16; РКО, док. № 83, коммент. 1, с. 553.

³¹ См.: РКО, док. № 70, 71, с. 151-152.

³² См.: Демидова Н.Ф., Мясников B.C. Первые русские дипломаты в Китае, с. 87-91; Сладков-ский М.И. История торгово-экономических отношений..., с. 83-84.

³³ Об утрате в Посольском приказе к началу 1640-х годов сведений о поездке в Китай И. Петлина см.: Демидова Н.Ф., Мясников B.C. Первые русские дипломаты в Китае, с. 34.

³⁴ См.: РКО, док. № 70-72.

³⁵ См.: РКО, № 72, с. 168.

³⁶ Там же, с. 165.

³⁷ Там же, с. 167.

³⁸ См.: РКО, док. № 69, с. 151.

³⁹ См. там же, коммент. 1, с. 544.

⁴⁰ См.: РКО, док. № 85, с. 216-217.

⁴¹ Дворцовые разряды. Т. III. СПб., 1852, с. 339-340.

⁴² См.: РКО, док. № 67, с. 143-144.

⁴³ См.: Дворцовые разряды, с. 369.

См.: Кологривов С.Н. Материалы для истории сношений России с иностранными державами в XVII в. СПб., 1911, с. 136.

См. там же, с. 138.

См.: Демидова Н.Ф., Мясников B.C. Первые русские дипломаты в Китае, с. 88-89.

Обычно это была «ряженая» лошадь, которой привязывали «ослиные» уши.

⁴⁸ См.: РКО, док. № 72, с. 168.

См.: РКО, док. № 62, с. 151. Хотя здесь указано на утрату лишь одного листа после слов: «А хочет де их Аблай отпустить в Китайское государство на весну...», впоследствии была установлена потеря еще одного листа после слов: «и твоих государевых людей Петра Ярыжкина с товарищи с твоею государевою казною в Китайское государство и из Китайского государства назад...» (Русско-Монгольские отношения в 1636-1654 гг. М., 1974, док. № 134, с. 399).

⁵⁰ См.: Базилевыч К.В. Элементы меркантилизма в экономической политике правительства Алексея Михайловича. — Уч. зап. МГУ. 1941, вып. 41.

⁵¹ Ср.: РКО, док. № 71; Русско-индийские отношения в XVII в. М., 1958, док. № 24.

⁵² См.: Русско-индийские отношения в XVII в., док. № 24, с. 57.