КИТАЙ И РОССИЯ,
взаимоотношения и история

No 94

ОТ АВТОРА

В этом выпуске продолжение подборки фрагментов из книги академика Мясникова В.С. «Договорными статьями к нему утвердили» изданной в Москве малым тиражом в 500 экз. (книга также была издана и в Хабаровске).

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ. ИСТОРИЯ ДО 1851 г.

Мясников В.С. Договорными статьями утвердили: Дипломатическая история русско-китайской границы XVII-XX вв. – М.: РИО Мособлупр-полиграфиздата, 1996. — 482 с. ISBN № 5-207-00311-9

[...]

Неудачи дипломатических сношений

<...>

Новым элементом во внешней политике Русского государства по сравнению с началом XVII в. является деятельное расширение старых и установление новых связей с государствами Средней Азии, Ираном, Индией82, Монголией и Китаем. Активизация восточной политики диктовалась потребностью в расширении торговли со странами Востока и открытии новых рынков для русских купцов. В 1651—1652 гг. из Москвы направляется очередное посольство в Индию, посольство Никитиных. На повестку дня встает вопрос и об отправлении посольства в Китай.

К этому времени путь от Тобольска до Суйчжоу через территорию современной Монголии и Синьцзяна был хорошо освоен посредниками в русско-китайской торговле — бухарскими купцами. Когда же в 1652 г. бухарцы привезли китайские товары в Москву, то это послужило непосредственным поводом для организации посылки в Китай торгового каравана. Необходимость установления дипломатических отношений с Китаем привела русское правительство к мысли возложить эту задачу на главу формировавшегося каравана — Ф.И. Байкова, который и отправился из Тобольска 25 июня 1654 г. в качестве официального посла.

Широко распространеное в исторической литературе мнение о том, что посылка Ф.И. Байкова была вызвана стремлением урегулировать столкновения на Амуре, как ни правдоподобно оно кажется на первый взгляд, не подтверждается фактическим материалом. В документах, освещающих организацию посольства, нет никаких указаний на связь этих событий. Хотя в грамоте царя Алексея Михайловича цинскому императору Фу Линю (девиз годов правления Шуньчжи) указывалось, что «ваше Китайское государство подошло нашие царского величества отчины к украинным городом Сибирского царствия», но в наказной памяти послу на вопрос о Сибири предписывалось отвечать лишь следующее: «В Сибири устроены городы многие, и всякие служилые и жилые люди пожалованы государевым многим жалованьем, и пашни устроены великие, и живут служилые и жилетские люди в тишине и покое...». Несомненно, что, если бы правительство Алексея Михайловича собиралось договариваться по поводу прав на владение землями по Амуру или хотя бы как-то связывало посылку Ф.И. Байкова с амурскими событиями, это не могло бы не отразиться в секретном наказе послу.

Для оценки торговой конъюнктуры в Пекине и извещения о своем прибытии Ф.И. Байков предварительно организовал и отправил в Китай торговый караван во главе с гонцами Пегром Ярыжкиным и Сеиткулом Аблиным. Последние побывали в Пекине, очевидно, хорошо «погуляли» в нем, но на обратном пути сумели разминуться с посольством Ф.И. Байкова.

Русские архивные документы сохранили лишь косвенные сведения о пребывании П. Ярыжкина и С. Аблина в Пекине. Маньчжурские чиновники, ставя Ярыжкина в пример Байкову, сообщали, что «тот посол Петр Ярыжкин» называл себя «первым человеком у своего великого государя», но он выполнил все требования относительно церемониала. В китайских источниках имеются дополнительные данные о приеме Ярыжкина императором Фу Линем, засвидетельствованные указом последнего. «Говорю русскому белому царю. Ваша страна находится далеко на северо-западе; от Вас никогда никто не приходил в Китай. Теперь Вы обратились к просвещенной стороне и прислали посланника, представившего в качестве дани произведения Вашей страны. Я очень одобряю. Я специально делаю Вам милостивую награду и поручаю, чтобы Ваш посланник был сразу отпущен обратно. Выражаю мои искренние чувства, которые Вы, наверное, примете. Навечно будьте преданны и послушны, чтобы ответить на милость и любовь, выраженные к Вам».

Поведение Ярыжкина, самозванно объявившего себя «послом» и исполнившего обряд «коутоу» (девятикратного коленопреклонения перед императором), сильно повредило позиции Ф.И. Байкова.

Поднявшись вверх по Иртышу, Ф.И.. Байков с сопровождавшей его свитой через монгольские улусы добрался до границ Пинской империи88. Путь его занял почти два года; только 3 марта 1656 г. Ф.И. Байков и его спутники вступили в Пекин, где были помещены на посольском дворе в строгой изоляции.

Одновременно с Байковым в Пекине находилось прибывшее из голландских колоний в Индонезии посольство Питера де Гойе-ра и Якоба де Кайзера; в составе их посольства находился некто Нейгоф, оставивший подробные записки о посольстве, в том числе и о пребывании в Пекине русских89. Голландские послы, чтобы добиться права торговли в Китае, не только исполнили перед императором церемонию «коутоу», не только позволили считать и сами называли поднесенные ими подарки данью, но и объявили себя представителями азиатского княжества, присягающего на верность цинскому императору как своему сюзерену <...>

 В Пекине Ф.И. Байков встретился с огромными трудностями. Неразрешимым оказался вопрос о посольском церемониале. Ф.И. Байков категорически отказался отдать присланные с ним грамоту и подарки кому-либо, кроме императора, а также выполнить унизительный обряд «коутоу».

После отказа передать цинским чиновникам подарки они были отобраны у Ф.И. Байкова насильно, когда же он отказался отдать грамоту и потребовал личного свидания с императором, подарки вернули ему обратно. Требуя выполнения обряда «коутоу», маньчжуры настаивали, чтобы русский посол прорепетировал его перед табличкой с именем императора. Но наибольшее влияние на исход переговоров оказали события, развертывавшиеся в Приамурье. Пинские чиновники сразу же задали Ф.И. Бай-кову вопрос: как же «он, Федор, прислан от великого государя в послех, а з другую де сторону ево ж, китайского царя, земли великого государя люди воюют?». Русский посол был явно не готов вести переговоры по этому вопросу, он мог лишь ответить, что казаки — «люди вольные». По-видимому, Байков имел в виду, что казаки действуют без санкции правительства, но русскому послу ответили, что «китайский царь тому не верит, а говорит: великий де государь к нему, китайскому царю, прислал своего государева посла, а з другую де сторону посылает воевать ево китайские земли».

Возникшие трудности могли бы быть преодолены лишь в случае крайней заинтересованности цинских правителей Китая в установлении и развитии контактов с Россией. Но обмен посольствами и открытие торговли, предлагавшиеся русским послом, были мало привлекательны для маньчжуров-завоевателей, еще не утвердившихся окончательно в захваченной ими стране. В период пребывания русского посольства в Пекине южные провинции Китая были охвачены пламенем антиманьчжурской борьбы. Отряды Чжэн Чэнгуна угрожали Нанкину, армия Ли Динго одержала ряд важных побед в Гуандуне и Гуанси. Маньчжуры не могли не чувствовать шаткости своего положения на пекинском троне.

4 сентября 1656 г. Ф.И. Байкову было предложено покинуть Пекин. Уже выехав из столицы Китая, русский посол попытался еще раз возобновить переговоры с цинским правительством. Чтобы избежать провала свей миссии, он пошел на все уступки в области церемониала, но ему было все же отказано в возвращении в Пекин <...>

Официальный цинский источник объясняет неудачу посольства Ф.И. Байкова только его отказом выполнить требования церемониала. «Прежде, в 12-й год Шуньчжи, от русского белого царя приходил посланник с поздравлением, представил в качестве дани местные товары, но не имел грамоты. Так как он впервые представил дань (речь идет о Ярыжкине. — В.М), мы сделали милость и отправили их посла обратно, приказав наградить его. Указали, чтобы они каждый год приносили дань. В 13-м году Шуньчжи от них снова пришел посланник с грамотами (Ф.И. Бай-ков. — В.М.). Однако он подал грамоту стоя, следуя обычаям своей страны, и не стал на колени. Тогда министры, посовещав шись, решили: прибывший посол не понимает нашего церемониала при аудиенции, не следует, чтобы он был представлен императору. Отказали в приеме дани и послали его обратно»

<...>

Укрепление русской власти в Приамурье

<...>

Для закрепления своих позиций и успешной борьбы с маньчжурским влиянием в Даурии русские власти начинают планомерное строительство острогов, занимающих ключевые позиции в крае. Так, енисейский воевода А.Ф. Пашков, сообщая в июне 1654 г. в Сибирский приказ о строительстве острогов по р. Шил-ке, подчеркивал, что два новых острога поставлены «в новых немирных землях в области Китайского государства подданных ево, богдойсково царя Шамшакана, на великой реке Шилке и на Ир-гень-озере промеж неясачных людей в самых угожьих местах»100. В результате чего «к тем твоим государевым новым острогам по великой реке Шилке и к-Ыргень-озеру прилегли Китайскою и Богдойсково государств многих землиц люди» <...>

Весной 1658 г. дугун Минаньдали осадил огряд Онуфрия Степанова в Усть-Кумарском остроге, однако, несмотря на численный перевес и превосходство в вооружении, маньчжуры не смогли овладеть острогом и вынуждены были отступить109.

Тогда цинские власти стали угонять местные племена, населявшие Приамурье, во внутренние районы Маньчжурии110. Это вызвало сопротивление местных племен, некоторые из них, как, например, род эвенкийского князя Гантимура, перекочевали под защиту русских острогов и приняли русское подданство111. Летом 1658 г. маньчжурскому войску удалось окружить близ устья Сунгари и уничтожить отряд Онуфрия Степанова.

Однако военные неудачи не могли помешать усилившейся в конце 50-х годов крестьянской колонизации Даурии и Приамурья и развернувшемуся в связи с этим хозяйственному освоению края русскими. Главной задачей крестьянской колонизации было создание на месте продовольственной базы, борьба с голодом, решавшим зачастую исход вооруженной борьбы с маньчжурами. <...>

Наличие свободных земель в Даурии, являвшейся собственностью царской фамилии, обусловило отдачу крестьянам-переселенцам значительных наделов при условии обработки установленной «государевой десятинной пашни». В Приамурье, где правление царской администрации еще не окрепло, власти фактически лишь фиксировали занятие участков переселенцами113. Переселенцам, прибывшим на Амур с разрешения властей, и ссыльным выдавалась из казны «подмога»: сельскохозяйственный инвентарь, скот, деньги и при обложении феодальными повинностями предоставлялись льготы. Уже к 1655 г. в Даурию переселилось свыше 1500 крестьянских семей, и с каждым годом погок переселенцев нарастал

<...>

Слухи о готовящейся воине

<...>

Русские архивные документы не донесли до нас сведений о приеме И. Перфильева и С. Аблина при цинском дворе, но в «Цин шилу» есть подробная запись об этом. По императорскому указу Либу (Министерство церемоний) устроило прием русским представителям, но они не были на аудиенции у императора из-за «непочтительности и зазнайства», т.е., очевидно, в связи с отказом И. Перфильева исполнить «коутоу». Летом 1662 г. И. Перфильев «вышел из Китайского государства на Тару», откуда был направлен в Москву.

Торговые операции, производившиеся в Пекине С. Аблиным во время его двух поездок в Китай, давали такую выгоду, что побудили царское правительство в 1666 г. вновь сформировать большой торговый караван для отправления в столицу Цинской империи. Во главе этого каравана был поставлен С. Аблин. Хотя Аблин направлялся в Китай только «для торгового промыслу», но во время приема в Лифаньюане цинские чиновники просили передать русскому правительству, чтобы оно вернуло эвенкийского князя Ган-тимура, бывшего ранее в подданстве у маньчжуров122. С этого момента спор о Гантимуре в течение длительного времени стоял на повестке русско-китайских дипломатических переговоров.

Между тем события, развивавшиеся в Приамурье, привели к установлению дипломатических контактов непосредственно представителей сибирской администрации с цинским правительством. Вступивший в 1662 г. на цинский престол император Сю-ань Е (девиз годов правления Канси) был сильно обеспокоен тем, что русские «приближаются к оставленной столице (Мукдену в Маньчжурии)», и начал принимать энергичные меры по подготовке широкого наступления цинских войск на Амуре.

Готовясь к военным действиям, маньчжуры осуществляют повсеместную разведку в районах русских поселений. Сосредоточив основные силы в устье Сунгари, цинскиё военачальники отправляют отсюда отряды в низовье Амура, на р. Тугур, вдоль побережья Охотского моря. В ответ русские власти усилили гарнизон оказавшегося под угрозой Охотского острога <...>

Но слухи о готовящейся войне оказались преждевременной паникой, маньчжуры еще не были готовы к ведению наступательных операций, они только начали создавать опорные базы в Маньчжурии, заложив города Цицикар, Мергень, Айгунь и другие, приступили к строительству речной флотилии, доставляли к театру будущих сражений снаряжение и провиант. <...>

На следующий год Шаралдай вновь приехал в Нерчинск, доставив на сей раз грамоту от имени цинского императора Сюань Е, требовавшую возвращения эвенкийского князя Гантимура. В грамоте, составленной в Лифаньюане, предлагалось послать в Пекин послов из Нерчинска, «чтобы нам переговорить с очи на очи». Д. Аршинский решил воспользоваться этим предложением и направил в Пекин посольство во главе с нерчинским казачьим десятником Игнатием Миловановым.

Наказная память Д. Аршинского, данная И. Милованову с товарищами, является уникальным в своем роде документом. Нерчинский воевода предложил цинскому императору, привыкшему рассматривать весь окружающий мир, в том числе и Россию, как вассалов, присылающих ему дань, не больше не меньше, как вступить в русское подданство! И тогда русский царь «учнет бог-докана жаловать и держать в своем царском милостивом призрении и от недругов ево в оборони и в защищение, и он бы, богдо-кан, однолично у него, великого государя, был под его царскою рукою навеки неотступно, и дань бы великому государю давал, и великого государя царя... людем с их людьми в его государстве и на обе стороны торговать повольною торговлею».

И. Милованов с товарищами ехали в столицу Китая через Маньчжурию, проложив тем самым новый маршрут для русских посольств. Насколько этот путь был удобнее, видно хотя бы из того, что он занял у казаков не годы, а лишь полтора месяца.

Неизвестно, узнал ли император Сюань Е от своих приближенных смысл наказа, данного Д. Аршинским казакам, но приняты русские посланцы были исключительно пышно. Император удостоил их аудиенции, во время которой поинтересовался лишь возрастом каждого, а затем молча целый час рассматривал русских. Через некоторое время Милованов был отпущен из Пекина. До самого Нерчинска его сопровождал цинский чиновник Монготу, привезший Аршинскому грамоту от имени Сюань Е русскому царю. В грамоте цинский император предлагал установить мир в пограничных областях, чтобы казаки «впредь бы наших украин-ных земель людей не воевали и худа б никакого не чинили. А что на этом слове положено, станем жить в мире и в радосте».

Но мирные предложения были лишь дипломатической уловкой цинского императора, стремившегося к «усмирению русских». Не успел Милованов вернуться из Пекина, а цинские войска уже усиливали военные приготовления. <...>

Весной 1672 г. фудутун Монготу вновь появился под Нерчинском, но на сей раз не с дипломатической миссией, а в сопровождении военного отряда. «И тот де богдойский воевода, — писал Д. Аршинский, — ис-под Нерчинского острогу государевых ясачных людей иноземцев отзывал к себе и угрожал, будет де они, ясачные иноземцы, к ним добром не пойдут, и они де под Нер-чинский острог сево лета по траве придут большим войском и Нерчинский де острог разорят, а их де ясачных иноземцев возьмут к себе в неволю. И мунгальские де люди угрожают же войною. И ныне де под нерчинскими острогами во всех иноземцах стоит шатость, а служилых людей в нерчинских острогах мало». В связи со столь угрожающим положением якутский и енисейский воеводы приняли меры по отправке в Нерчинск оружия и хлебных припасов, хотя из-за нехватки людей увеличить численность гарнизона было практически невозможно

Стремясь разрешить весь комплекс вопросов в своих взаимоотношениях с Китаем, царское правительство в феврале 1673 г. принимает решение направить в Пекин полномочное посольство. Главой его назначается известный дипломат, переводчик Посольского приказа Николай Гаврилович Спафарий (Милеску)

[...]