Убрав со столика журналы и газеты, разложенные проводницей перед началом посадки с целью обеспечения пассажиров бесплатным чтивом, Володя начал доставать из большой дорожной сумки запасы провианта, которыми предусмотрительно снабдила его жена. В первую очередь были вытащены куриные нагетсы, которые представляли из себя довольно мелкие кусочки куриного мяса, протёртые через мясорубку, сформованные в аккуратные прямоугольнички, и обжаренные в панировке на оливковом масле. Затем мой друг достал обёрнутую в полиэтиленовый
пакет четвертинку круглого чёрного хлеба, заботливо разрезанного на тонкие куски. За четвертинкой хлеба последовали три свежих красных помидора, за помидорами – сто пятьдесят граммов московской колбасы со снятой шкуркой; колбаса также была разрезана на мелкие кусочки. За колбасой – два варёных яйца. За варёными яйцами настала очередь банки чёрных маслин. И, наконец, процедуру извлечения продуктов завершила полулитровая бутылка водки «Зелёная марка». На этой бутылке был изображён молодой
человек в кепке и пиджаке, смотревший вдаль: очевидно, эта картинка напомнила Шацкому его молодость, вот и остановил он свой выбор на «Зелёной марке».
– Посмотри, Савельич, какие нагетсы приготовила моя жена, – обратился ко мне Володя, – такие, которые ты любишь.
– Жизнь то налаживается, а? – ответил я своему старшему товарищу вопросом и, в свою очередь, начал опорожнять содержимое своего дорожного чемодана.
Оттуда были последовательно извлечены: двухсотграммовый кусок пошехонского сыра, триста граммов сервелата, банка маринованных огурчиков, которые Володя почему-то называл миньонами, литровая упаковка апельсинового сока, литровая упаковка томатного сока и американский белый хлеб для сэндвичей, причём он также был порезан на аккуратные ломтики-транши. Далее я достал из глубин чемодана маленький ножик, две вилки, две большие и две чайные ложки, а также маленькую упаковку с зубочистками. Всё это гастрономическое
богатство вместе со столовыми приборами оказалось на маленьком купейном столике, не оставив на нём даже квадратного дюйма свободного места.
– Слушай, Савельич, а как мы всё это будем есть? – обратился ко мне Володя. – Давай сначала остановимся на нагетсах, маслинах, чёрном хлебе, водке и томатном соке.
Спустя минуту всё остальное было перенесено на Володину полку.
– Константин, не в службу, а дружбу, сходи к Валентине Семёновне, попроси у неё два пластиковых стаканчика. И ещё, – последняя просьба моего компаньона остановила меня в дверях купе, – закажи два стакана чёрного чаю с лимоном и сахаром.
Я отправился к Валентине Семёновне, однако, она была занята проверкой билетов. Я передал ей нашу просьбу. Вернувшись в купе, я обнаружил на столе два маленьких стаканчика для водки – грамм на пятьдесят, не более.
– Я знаю, Савельич, что ты у меня не пьёшь, что ты у меня образцовый трезвенник, как Иоганн Вольфганг фон Гёте, но, всё же, я надеюсь, что сегодня ты со мной выпьешь. Как-никак, мы отправляемся с тобой в важную загранкомандировку! – Володя пристально посмотрел на меня, и продолжил. – А по этому случаю надо выпить. Эх, Савельич, люблю я путешествовать по железным дорогам… Сел в поезд, и отдыхаешь. Так тебе наливать?
– Нет, Володь, я чего-то не хочу, – ответил я.
– Нехочуха ты, понял ты кто? Интеллигент и социал-демократ. Бухарин ты Николай Иванович, Тимирязев, Ботвинник… – в словесном багаже Шацкого было огромное количество как имён нарицательных, так и имён собственных, которыми он детерминировал мою августейшую особу. – Дай-ка мне сюда ножик.
Открыв с помощью ножика бутылку «Зелёной марки», Володя собрался налить себе рюмку. Однако, его внимание привлекла фигура Храбрецова, который, держа около уха коммуникатор, мелькнул в дверном проёме купе. Наш промоутер разговаривал с Эдуардом, одним из руководителей брокерской компании «Феко». До нас донеслись следующие слова:
– Эдик, кинь мне ссылку на рассылку.
Володя застыл с бутылкой «Зелёной марки» в правой руке:
– Вот она, современная молодёжь… Куда нам до неё… Ссылки у них на рассылки… Больно умные все пошли… И ещё, как это… Юбочное телевидение?
– Сарафанное радио, – подсказал я.
– Да, сарафанное радио… Обалдеть просто! Поколение бренд-маркетологов… Ну, ладно, давай по первой… Пью за твоё здоровье, Савельич, – Володя налил водку в рюмку. – Хоть ты иногда бываешь противным, ибо есть в тебе какое-то еврейство, какая-то социал-демократическая вредность, но в целом ты мужик нормальный.
С этими словами Володя поставил бутылку на столик и взялся за рюмку, поднеся её ко рту. В этот момент в дверном проёме опять мелькнула фигура нашего юного промоутера. Видимо, продолжался разговор с Эдиком:
– Скажи Арчику, что у меня есть телефон одного человечка…
Это высказывание также не оставило Володю равнодушным:
– Вот, блин, до чего докатились! Страна Толстого и Тургенева, ёлы-палы… Спички, ветки, огуречек – получился человечек.
Из дверного проёма снова раздался голос Храбрецова:
– Я думаю, что ребрендинг нам надо отдать ему на аутсорсинг.
Дождавшись, когда Саша ушёл к себе в купе, Володя обратился ко мне в сердцах:
– Слушай, мне хочется дать Саньку по морде… Вот за такие-то выражения… Даже выпить по-человечески нельзя… Ребрендинг он отдаёт какому-то человечку на аутсорсинг…
– Володь, ты слишком радикален, – ответил я, – я предлагаю мягкую, гуманную меру, в духе Евросоюза. Вы в детстве надували во рту маленькие кругляшки из обрывков резиновых шариков?
– Конечно, кто ж в детстве этим не занимался…
– Так, вот, у меня есть идея – надуть такой кругляшок и разбить о Санькин лоб, чтобы выбить у него из головы весь этот промоутерский лексикон. У нас, между прочим, – продолжал я излагать свои мысли, – очень высокие требования к промоутерам.
– Поддерживаю, – ответил Шацкий, опрокидывая внутрь себя рюмку с водкой. – Ух, хороша водочка! Эх! Ах! Эх, Савельич, за тебя. Ну, теперь давай, закусывай…
С этими словами Володя отправил в рот куриный нагетс. Я тоже приготовился начать приём пищи, однако, был прерван Сашей, который вновь возник в дверном проёме купе. Держа в руках довольно большую упаковку лапши «Роллтон», Храбрецов обратился к нам с вопросом:
– Друзья, вы не подскажите, где в вагоне можно найти немного кипятка?
Я указал ему путь к титану, в котором постоянно находился кипяток.
– И не забудь, горячая вода в вагонах бесплатная, – напутствовал я своего товарища.
Открыв упаковку лапши и залив туда кипяток, Храбрецов двинулся в обратную сторону. Однако, около нашего купе его перехватил властный голос Шацкого:
– Санёк, зайди-ка к нам, у нас есть к тебе серьёзный разговор.
Санёк зашёл в купе и покорно опустился на мою полку, держа в руке упаковку «Роллтона», доверху наполненную кипятком.
– Скажи мне, Саня, ты член нашей команды, или не член? – в тусклом освещении вагона грозно блеснули линзы очков Шацкого.
– Член, – испуганно ответил Саня.
– Точно? – переспросил Шацкий.
– Точно, – подтвердил юный промоутер.
– А если ты член команды, и у нас с тобой один бренд, то какого буя ты завариваешь себе эту резиновую лапшу? – Шацкий кивнул на упаковку «Роллтона».
Потупив взор, Саша промолчал.
– Ведь есть же пословица – береги платье снову, а честь смолоду. – Шацкий продолжал экзекуцию. – Ты, что думаешь, это всё просто так – есть законсервированные макароны? Это что, не отразится на твоём здоровье? Это раз…
– Владимир Васильевич… – было начал Саша.
– Стоп, машина… И ещё. Если ты – полноправный член команды, а у нас, как ты уже понял, не просто команда, а команда молодости нашей, без которой тебе не жить, то ты должен понимать, что ты обязан делить с нами не только кров, но и пищу. Или ты не знаешь, что говорилось в повести Гоголя «Тарас Бульба» о русском товариществе?
– Володь, не прессуй пацана, – заступился я за Храбрецова, – ему за океаном привили дух индивидуализма.
– А мы привьём дух коллективизма, – отреагировал Шацкий. – Так… Ты с нами пьёшь, Санёк, или не пьёшь?
Санёк весь сьёжился, как будто ожидал удара палкой:
– Ну, могу пропустить рюмочку…
– Уже прогресс, – ободрился Володя.
– Ладно, наливай и мне, – подключился я.
– Вот это разговор, – резюмировал Шацкий. – Слушай, Савельич, не в службу, а в дружбу, сгоняй к Валентине, возьми три… Нет, четыре пластиковых стаканчика.
Я отправился к проводнице и вскоре вернулся с искомым. Пододвинувшись к Храбрецову, Володя давал ему чёткие и недвусмысленные указания:
– Ещё раз увижу, что ты в одиночку трескаешь резиновую лапшу, вылью кипяток тебе на голову, понял?
Саша всем своим видом показывал, что он понял. Шацкий разлил водку в рюмки и в пластиковый стаканчик. Затем открыл пакет с томатным соком и наполнил им остальные три пластиковых стакана.
– Ну, вздрогнем… – произнёс Володя и выпил по второй. – Эх, Савельич, как я рад, что мы с тобой едем в командировку! Нас ожидают удивительные приключения!
Я обратился к Храбрецову:
– Санёк, ты не обижайся на Володю, он у нас человек довольно-таки своеобразный…
Выпив водки, Саша запил её томатным соком. Потом он взял со стола нагетс и отправил его в рот. Прожевав, наш юный друг сказал:
– Я не обижаюсь… Но пить водку вредно.
Володя отреагировал немедленно:
– Ты в армии служил?
Тут надо сказать, что из нас троих только Шацкий служил в армии. Точнее, в военно-морском флоте. Три года – ни убавить, ни прибавить…
– Можешь не отвечать, вижу, что не служил, – сказал Володя, – и правильно сделал, потому что ты не потерял два года жизни. Хотя, как сказать… Кто-то в армии время потерял, а кто-то – приобрёл…
«Приобрести время – это сильно, – подумал я. – У Шацкого что ни слово, то перл».
– Точнее сказать, – Володя продолжал развивать свои мысли, – в армии можно научиться многим полезным вещам. Ну, да ладно… Пацаны, давайте по второй, а?
– Это для нас будет по второй, а для тебя – уже по третьей, – сказал я.