ВЫПУСК 241

В. В. ГАЕВСКИЙ
СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ ТРЕЙДЕРА
(почти что автобиографическая повесть)

(литературная редакция – К. С. Царихин)
Продолжение

В ответ я говорю очень вежливо, почти ласково, напрягая все свои жизненные силы:
– А с кем я говорю?
Когда несколько лет назад мои финансовые дела шли очень плохо, такие звонки меня изрядно беспокоили.
– Меня зовут Степан, я хотел бы с вами сегодня встретиться где-нибудь в центре города.
Я посмотрел на часы. Было около трех часов дня. Через три часа у меня лекция в компании «Феко».
– Степан, а какой вопрос вас интересует, и кто вы, или от чьего имени вы со мной говорите? Я думаю, что сегодня встреча у нас вряд ли получится. Извините, у меня через несколько часов лекция. Давайте попробуем завтра.
– Наша встреча очень важна как для вас, так и для нас. И, Владимир, у нас очень мало времени. Поэтому хотелось бы встретиться именно сегодня. Это ненадолго. Пожалуйста, приезжайте. Станция метро Смоленская синей линии, шестнадцать часов. На выходе из метро есть английский паб Джон Фулл.
В разговоре возникла пауза. Степан спросил:
– Владимир, вы меня слышите?
– Да. Хорошо, а как я вас найду?
– А вы заходите в паб. Я там уже буду вас ждать. На мне будет яркий свитер с цифрами девяносто девять.
– Ну, хорошо, но это как-то неожиданно.
Степан отвечает вежливо:
– Ожиданно, неожиданно, это не важно, – и с нажимом добавляет, – пожалуйста, не опаздывайте.
Я одеваюсь, а сам весь напрягся: «Наверняка, это звонок как-то связан с Надеждой». Жена спрашивает:
– Куда это ты так рано собрался?
Я ей что буркнул и вышел из квартиры. К метро я пошел пешком, чтобы хоть немного сконцентрироваться.

«Что я имею? Звонок от незнакомого человека. Ну, и что? Чувствую, пойдет разговор про Надьку. Это серьезно, а если это серьезно, то это либо менты, либо… Надо быть чрезвычайно внимательным в ответах, и не говорить ничего лишнего» – решаю я.

Приезжаю на «Смоленскую». Напротив входа в метро действительно располагается английский паб «Джон Булл». Вхожу неспеша. Обвожу публику взглядом и вижу в углу за столиком высокого спортивного парня лет двадцати восьми и в красном свитере с цифрами «99». Я направляюсь прямо к нему, предполагая, что за мной уже могут наблюдать.
– Здравствуйте, Степан.
– Владимир, здравствуйте, садитесь. Что-нибудь выпьете? Водки, коньяка, пива, чаю?
– Можно коньяка.
Он:
– Хорошо. Официант, два коньяка по сто и лимон.
И затем резко наклоняется ко мне со словами:
– У нас к вам вот какой вопрос…
И в ту же секунду из-за соседнего стола встают два габаритных мужика и садятся к нам. Я сразу понял, что это бандиты. Внутри все задрожало, и мне с трудом удалось справиться с волнением.
Один из бандитов начал говорить сразу, еще не сев за стол:
– Ваша фамилия Шацкий?
Я отвечаю:
– Да, Шацкий.
– Вы были знакомы с Надеждой Петровной Мельниковой?
В этом месте я вспомнил, что если при игре в шахматы с пятиминутным контролем ты попал в трудную позицию, то надо тянуть время, делая нейтральные ходы, авось, противник ошибется, или же у него упадет флажок – кончится время.
– А вы из органов?
– Да, – сказал один из них, – мы из органов, причем из компетентных.
Мой собеседник криво усмехнулся. Я говорю:
– Надежда Петровна была моей ученицей. В начале этого года я провел с ней несколько занятий на предмет обучения основам торговли на фондовом рынке России.
Один из них говорит:
– С этого места поподробнее. Когда и где вы проводили занятия? Как часто? И чем ваши занятия закончились?
– У меня много учеников, – начал я довольно небрежно, – поэтому я не могу точно сказать, сколько занятий она у меня взяла, но, кажется три. Одно в феврале и два в марте.
Один из них, с мрачной рожей, меня спросил:
– Значит, одно занятие в феврале и два в марте?
Я стараюсь отвечать как можно расслабленнее:
– Да, всего три. Одно занятие я провел с ней в компании Феко, я там преподаю, а два других у своего приятеля, который живет недалеко отсюда. Помню, что в компании были какие-то технические трудности.
– Какие же это там случились технические трудности? – спросил меня тот, с мрачной рожей.
В это время принесли коньяк. Я быстро хлопнул рюмку и закусил лимоном.
– Ну, не удалось провести занятие в Феко, у них были какие-то проблемы с компьютерами. Поэтому пришлось заниматься у приятеля. А что тут такого? – видимо, на меня начал действовать коньяк. – Да, перенесли занятие к приятелю, он человек порядочный.
Один из них говорит:
– Степан, все записывай.
Степан перед собой держит ручку и записывает в небольшой блокнот все, что я говорю. «Тоже мне, журналист» – отметил я. Замечание «старшого» про запись очень болезненно меня резануло. Я опять вспотел, и стал судорожно думать: «Зачем я соврал про Сергеича»? Но было уже поздно, процесс, как говорится, пошел.
Тот, который вроде главный, мне говорит.
– Владимир Васильевич, а как его фамилия, не вспомните?
В этом месте я еще сильнее вспотел и отвечаю:
– У нас на бирже все друг к другу по кличкам обращаются. Вот, у меня кличка Стар. Есть у нас Ферзь, есть Кровельщик, есть Музыкант.
И, не давая им опомниться, сбивая их наглый ритм, обращаюсь к Степану:
– А еще коньяка грамм пятьдесят можно?
– Конечно, – отвечает он. – Официант, повторить!
А «старшие» сами ничего не ели и ничего не пили, только пристально меня изучали. Один из них говорит другому:
– Ха, Игла, секи, у них клички, ну, совсем как у нас.
Потом обращается ко мне:
– Слышь, Стар, нам по этому делу важно все. Понял? Любая мелочь важна.
Я сделал непонимающее лицо:
– Но я и так вам все подробно рассказываю.
– Ты, Стар, давай про этого Сергеича нам рассказывай. Как мы поняли, он где-то недалеко живет…
– Поэтому, – подхватил другой, – давай, звони ему. Мы тоже хотим с ним познакомиться.
– Но в данный момент у меня нет его номера телефона.
– А вспомнить не можешь? – с нажимом сказал тот, у которого была бычья шея. – Ты же проводил у него индивидуальные занятия.
– Да, проводил, – я стараюсь говорить как можно расслабление, – но это не значит, что мы друзья.
– А его фамилию или адрес ты знаешь?
– Ну, вы ребята даете! Фамилию, паспортные данные, где прописан, есть ли родственники за границей, где ключ от квартиры, в которой деньги лежат…
– Ты, парень, с нами не шути, – завелся с полуоборота тот, которого звали Игла, – а то мы быстро тебя шутить отучим.
Другой, с такой же мерзкой рожей, говорит своему коллеге:
– Игла, поостынь, не заводись.
И, обращаясь ко мне, более ласково, но все же с нажимом:
– Сейчас, Володь, ты выпей коньяка и мы дальше потолкуем.
Принесли коньяк. Я его выпил одним махом.
– Так, значит, зовут его Сергей, а фамилию не помнишь, а как его кличка? – продолжил допрос мой оппонент.
– Его кличка Филателист.
– Значит, Сергей Филателист, – хмыкнул Игла. – А фамилию, говоришь, не помнишь?
– Не помню.
– Плохо, что не помнишь, – мрачно выдавил из себя Игла. – Надо вспоминать.
И тут я опять вспылил, видимо, на меня подействовал выпитый ранее коньяк.
– А какой хрен разница, у кого я обучал вашу Надьку?
Тот бандит, который звался Игла, весь покраснел, а затем, ткнув огромный кулак мне в лицо, угрожающе зашипел:
– Ты, старый козел, отвечай, что тебя спрашивают, а не умничай. Понял?
Я ответил довольно робко:
– Понял.
Тут Игла говорит своему товарищу:
– Офицер, этого Филателиста нужно искать прямо сейчас, а то завтра будет поздно.
– Верно, Игла, – ответил Офицер.
Затем он довольно вежливо обращается уже ко мне:
– Владимир Васильевич, ты говорил, что этот Филателист живет где-то рядом?
– Да, недалеко, на Смоленской набережной.
– Вот и хорошо. Если вы там несколько раз были, то наверняка помните и дом, и подъезд, не так ли?
Я опять вспотел: «Да, бандюки работают что надо, и у мертвого все вытрясут».
– Ребята, – говорю я им, – мы уже здесь сидим полтора часа. Мне на работу надо идти.
– Никуда ты сегодня не пойдешь, – отпарировал Игла.
– Как это, не пойду? Мы так не договаривались...
Тут же я получаю легкий удар от Иглы в бок:
– Тихо, сидеть, тут все решаем мы. Давай, звони и откладывай свою работу.
Я про себя думаю: «Ну, твою мать, кажется, я попал по самый небалуй. Манеры у них и у Надьки сходные – и от нее, и от них, я слышу эту фразу, мол, откладывай свою работу, у нас мало времени». Набираю телефон Константина, его номер не доступен. Тут почему-то мои руки затряслись, и мобильник упал на стол.
Игла сразу же это отметил:
– Что это у тебя ручонки дрожат?
Я отпарировал шуткой:
– С вами не только руки, но и член дрожать будет.
Он усмехнулся и попросил официанта принести триста грамм водки. В это время я продолжаю набирать номер Константина, однако безрезультатно. Когда принесли водку, Игла молча налил себе в стакан для минеральной воды грамм сто, затем выпил, потом еще налил, а потом еще выпил, и все это, не закусывая.
– Звони, давай, звони, а то я сейчас сам позвоню.
Я опять набираю номер Константина. Уф, наконец-то он отвечает. Я ему говорю:
– Костя, привет. Я сегодня провести занятие не могу, так что выручай.
– А что случилось?
– Потом объясню.
– Ну, ладно. Сегодня я проведу занятие за тебя.
– Спасибо, до связи.
Игла спросил:
– Ну что, дозвонился?
– Да.
– Ну, и хорошо.
А сам еще водки заказывает. Наступает пауза. Мы сидим, ждем заказ.
– Ну, чего ты, Стар, съеборился? – вроде как даже дружелюбно кивает мне Офицер. – Ты нас не бойся. Если все нам будешь рассказывать честно, то мы тебя не тронем. Да еще и денег дадим.
Опять наступило молчание. Офицер его прервал, снова обратившись ко мне:
– Пока водку несут, расскажи нам, чему ты Надьку обучал. Все рассказывай, для нас каждая деталь важна.
– Чего рассказывать? Что-то я не очень понимаю, что вам надо.
– Рассказывай все, – Игла нахмурился.
Я опять пробую шутить:
– О себе, что ли рассказывать?
Игла позеленел от злобы и ударил кулаком по столу.
– Все о Надьке. Понятно тебе! – заорал он.
С соседних столов стали оглядываться. Бармен и официант, которые стояли у стойки, бросили на нас тревожные взгляды.
Я опять вспотел. Как можно спокойнее говорю:
– Спрашивайте.
Вдруг Офицер задает несколько странный вопрос:
– Как она выглядела?
– Женщина лет пятидесяти, небольшого роста, вообще говоря, обыкновенная. В молодости, наверное, была недурна. Женщина, как женщина, одним словом.
Офицер, Степану:
– Все записывай.
– Как одевалась? – продолжил свои расспросы Офицер.
– Очень просто. То свитер и джинсы, то светлый костюм, то…
Успокоившийся Игла в этом месте задал вопрос:
– Зимой, и в светлом костюме?
– Сверху дубленка была одета, – ответил я ему довольно резко.
– Она тебе о себе что-нибудь рассказывала? Ты говоришь, что несколько раз с ней вместе был, – Офицер был особенно любопытен.
Я довольно сухо отпарировал:
– Я с ней занимался вопросами фондового рынка России, а не просто с ней был.
– А как долго проходили ваши занятия?
– Обычно часа два, иногда три. Я ей объяснял правила внутридневной торговли, потом шел разбор ошибок.
Офицер меня перебил
– А ты сам-то хорошо знаешь эти правила?
– Я на фондовом рынке пятнадцать лет.
– А скажи нам…
В это время принесли водку. Игла обратился к своим:
– Мужики, выпьете со мной?
Степан покачал головой, мол, нет, Офицер же согласился:
– Налей мне грамм сто.
Наливая водку из графина Офицеру, Игла обратился к стоящей недалеко официантке, с лица которой не сходило напряженное выражение, видимо, краем уха она слышала наш разговор:
– Принеси десять бутербродов с красной икрой.
Игла с Офицером маханули водки. Затем, не оборачиваясь ко мне, Офицер задал довольно простой вопрос:
– Денег то на фондовом рынке поднять можно?
– Можно, – ответил я. – Но надо серьезно работать. Это бизнес специфический. Тут надо многому учиться.
Обращаясь к своим, Игла сказал:
– Я же говорил, что Надька вбухала свои миллионы в этот как его… В фондовый рынок.
– Значит, ты ее учил торговать, – Офицер возобновил допрос. – А скажи нам, Надька все-таки начала торговать на фондовом рынке, или нет?
– После наших занятий она несколько раз мне звонила, спрашивала мое мнение о том, куда пойдут цены. И я ей давал советы, что делать.
Игла в этом месте спросил:
– Она спрашивала, что ей купить, или просто интересовалась ценами?
Я про себя подумал: «Эти ребята схватывают тему очень быстро».
– Конечно, спрашивала. Однажды я посоветовал ей купить акции Газпрома.
В этом моменте и Офицер, и Игла подскочили на своих стульях:
– Когда это было? – спросил Игла.
– Я уже точно не помню, кажется в мае.
– Ну, и что, купила она акции, или нет?
– Я не знаю. Может, купила. А может, и не купила.
Тут я почувствовал, что инициатива в этой затянувшейся беседе переходит в мои руки. Игла и Офицер как-то обмякли. Я продолжил:
– Но после этого акции Газпрома крепко просели.
Офицер переспросил:
– Что это значит – просели?
– Это значит, что цена на одну акцию упала до двухсот двадцати рублей.
– Точно, Офицер, – зашипел Игла. – Это было летом. Надька вколотила в этот Газпром все свое бабло.
– Я думаю, – подхватил Офицер, – миллионов пять там точно лежат. Шеф считает, что у нее в это время было десять лимонов зелени, не меньше. Сдачу мы взяли всего на пять, а где остальные?
– Где, где… Ясно где, наверняка акции купила, – сквозь зубы выдавил из себя Игла.
Наконец принесли бутерброды с икрой. Бандюганы молча начали их жевать.
– А скажи нам, Стар… – Офицер начал новую тему, – не был ли ты у нее в гостях? Она у нас такая гостеприимная была...
Я опять вспотел и у меня задергался левый глаз.
– Нет, у нее дома не был. Не приглашала, – твердо сказал я.
– Значит, не приглашала… – как бы про себя, не обращаясь ни к кому, медленно вывел Офицер. – А на бирже, значит, играла. Хорошо.
И здесь неожиданно:
– Ну, и как у нее дома?
Я вспотел еще сильнее, сглотнул слюну, и осипшим голосом отвечаю:
– Не знаю, не был.
А про себя отмечаю: «Страшные психологи». Офицер на меня внимательно посмотрел и говорит:
– Значит, где она, говоришь, жила?
– Не знаю, где она жила, – я пытаюсь отпарировать их атаку с возмущением в голосе, но у меня это получается из рук вон плохо.
– Стар, зачем ты нам врешь? – к разговору вновь подключился Игла.
От напряжения у меня начала кружиться голова.
– Захар Иванович, помните, я вам говорил, что у нее был дом на Николиной Горе. Это дом ее мужа, – из угла стола подал голос Степан.
– Еще есть дом на Каширском шоссе, – продолжил перечисление Офицер.
– Она его достраивала, – подкорректировал Степан.
– Потом, – добавил Офицер, – апартаменты на проспекте Вернадского и квартира на Фрунзенской набережной.
В этом месте я чуть не упал в обморок. Изменение моего состояния не осталось незамеченным. Игла тут же спросил:
– Что это ты, Стар, побелел?
Я заплетающимся языком промямлил:
– Все в порядке.
Никогда бы про себя не подумал, что я такой трус.
– И еще у нее, кажется, была квартира в районе стадиона Динамо, – Степан решил подвести итог. – Когда наши пацаны ее в прошлом году вели, то заметили, что она в этом районе часто тусовалась.
У меня сердце ушло в пятки. Образовалась пауза. Трое бандюков смотрели на меня, пытаясь понять, лгу я им, или нет. Я содрогался под их взглядами, как броненосец «Князь Суворов» во время Цусимского боя содрогался под ударами крупнокалиберной японской артиллерии. В этом месте Игла, в котором неожиданно возгорелась искра милосердия, указал на бутерброды с красной икрой:
– Бери, Стар.
Я взял один бутерброд и стал есть. Он был очень свежий, но я этого не заметил. Я жевал его, как кусок глины. Несмотря на то, что я принял внутрь довольно большое количество калорий, я почувствовал, что стал уставать. Мои жизненные силы были на приделе. Не спрашивая разрешения у моих сотрапезников, я резко встал и вышел в туалет. Там я заставил себя быстро проанализировать сложившуюся ситуацию.

«Что я имею? Я имею трех наглых субъектов, непонятки с Надькой и ее счет в три с половиной миллиона долларов. И эти типы ищут Надькины деньги. Это очевидно. А почему ищут? Неясно. А что тут неясно, у них с Надькой какая-то своя каша. Ну и зачем мне в эту кашу лезть? А ты уже залез в эту кашу по самые уши… Ну, и как быть? Как быть, как быть… Видимо, надо продолжать эту камедь до победного конца».

– Ты где был? – мрачно спросил Игла.
– В туалете… А что, разве нельзя?
– Значит, ты не знал, где жила Надька? – Игла продолжил допрос с новой силой.
– Не знал.
В этом месте я подумал: «Если бы они имели информацию о точном месторасположении квартиры на Беговой, то наверняка потащили бы меня туда для опознания. Консьержка, отвратительная тетка, меня бы сразу выдала». Я с трудом доедал бутерброд.
– Ну, подкрепился, Стар? – ехидно спросил Игла. – Поехали дальше.
Здесь он обратился к Офицеру и к Степану:
– Надо наших московских пацанов поднять, и напрячь их с Надькой. Может, они чего вспомнят.
– Хорошо, я отметил, – прореагировал Степан.
Я опять занервничал: «А вдруг доберутся до дома на Беговой? Тогда мне несдобровать».
– Так ты говоришь, – сверкая золотой фиксой, опять запел Игла старую песню, – что она играла на бирже?
– Во-первых, я этого не говорил, а во-вторых, я не знаю, играла она на бирже или не играла.
– Но, как ты думаешь, – вновь подключился к допросу Офицер, – делала Надька какие-либо операции на бирже или нет? Да, кстати говоря, расскажи нам заодно, где вы познакомились?
– Я выступал в Сити-центре на дне открытых дверей от финансовой компании…
Тут раздался телефонный звонок на мобильнике Иглы.
– Але, але, да, да... Я тебе, лошара, еще раз говорю, что мы тебе дадим сто, сто пятьдесят тысяч зеленых, но ты найди людей, которые смогли бы сделать этот фильм. Понятно? Я так и думал, что тебе понятно. Но стой, самое главное, – тут он так заорал, что все в ресторане опять стали оглядываться на наш стол, – самое главное, чтобы я был в этом фильме продюсером, понятно? Ну, хорошо, пока. Так, на чем мы остановились?
Тут я заметил, что они тоже стали уставать. Степан заглянул в свой блокнот:
– Мы остановились на том, что Владимир Васильевич проводил в Сити-центре день открытых дверей.
Игла подтвердил:
– Да, в Сити-центре.
Опять раздался телефонный звонок, но уже на мобильнике Офицера.
– Да, слушаю, – он встал из-за стола и отошел к гардеробу.
Вернувшись через пять минут, он резко объявил:
– Все, расплачиваемся и пошли.
Игла спросил:
– В чем дело?
Офицер:
– Звонил шеф. Велел пробить Сергея Филателиста и затем доложить ему.
Я тоскливо подумал: «Копают, как негры в угольной шахте».
Одеваемся. Выходим их паба. На улице темно и сыро, время – часов семь вечера, но свежий воздух после нескольких часов допроса подействовал на меня живительно. Голова стала свежее, и мысли потекли более рассудительно.
Переходим Садовое кольцо, подходим к метро «Смоленская» Филевской линии, заворачиваем в Проточный переулок. Я иду впереди со Степаном, а «продюсеры» идут сзади, и на приблатненном языке, перемежая слова матерными выражениями, обсуждают текущее положение вещей:
– Захар, чего делать-то будем? – спросил Офицер.
Он обращался к своему товарищу по имени только в крайних случаях.
– Я твою мать, шефу говорю, давить надо было потом, пока все от них не узнаем, а он бля, мудак, говорит, что надо сразу всех. А потом, после этих дел, он улетел в Штаты… И у нас теперь почти ничего нет, кроме этого сраного брокера. Ни хера мы так не узнаем… И денег не увидим, и время потеряем, – ответил Игла.
На этом моменте разговора мои ноги стали подкашиваться, и я чуть не упал. Степан меня поддержал:
– Владимир Васильевич, аккуратнее, вы нам еще пригодитесь.
Про себя я подумал: «Да, пригожусь… Сначала Богу пригожусь, потом себе пригожусь, затем своей семье пригожусь, своим друзьям, может быть, пригожусь, а вам козлам…».
Офицер меня спрашивает:
– Правильно идем, брокер?
– Правильно.
И тут я вспомнил, как два года назад у Сергея я давал индивидуальные занятия милой девушке. Ее звали Леночка. Я вспомнил, как мы с ней сидели перед компьютером коленка в коленку, как Сергей, хозяин квартиры, всегда ставил перед нами вазу с яблоками и виноградом, а я объяснял Леночке, как анализировать графики цен с помощью «японских свечей». В перерыве она ела яблоко и мяукающим голосом просила: «Владимир Васильевич, поершите мне волосы на затылке, а то моя рука вся в яблоке», и я ершил и гладил ее, и моя рука
уходила в ее роскошные волосы все глубже и глубже… Да, давно это было, с тех пор прошло уже два года.
Наконец дошли. Вот дом Сергея, вот второй подъезд. Стоим перед подъездом. «Продюсеры» мне говорят:
– Ну, давай, звони.
– Я не знаю номер его квартиры на память. Этот номер отмечен у меня в записной книжке. А она дома.
– А код знаешь?
– Откуда?
– А как же ты сюда ходил? Кода не знаешь, телефона не знаешь… – Игла начал опять заводиться.
– Давайте подождем, – предложил Степан. – Сейчас кто-нибудь выйдет из подъезда, а мы войдем.
Действительно, минут через пять из подъезда выходит девушка с рыжей собакой. Я думаю: «Обыкновенная девушка выходит из дома, чтобы погулять с собакой. Наверное, у этой девушки в жизни все хорошо». Я посмотрел на нее – и в моем взгляде было и отчаяние от того положения, в которое я угодил, и зависть к ее мирной жизни, к ее молодости, к ее красивой собаке, к ее независимости от «этих»… Поймав на секунду мой взгляд, она отшатнулась и ускорила шаг.
Мы вошли в подъезд. Сразу появилась консьержка:
– Вы к кому?
– К Сергею Сергеевичу, – отвечаю я.
– Из двадцать второй, что ли?
– Да, из двадцать второй.
– А там никого нет, полчаса назад все ушли.
В разговор резко вмешивается Игла:
– Куда ушли?
– Да я не знаю. Сказали вроде, что будут завтра.
Наступило тягостное молчание. Внутри меня поднималось ликование: «Класс! Сергеич уехал, допроса с пристрастием не будет».
– А фамилия его Мальцев? – Игла возобновил диалог с консьержкой.
– Нет, фамилия его Ефимов, – она оказалась разговорчивой. – Ефимов его фамилия, а вы что, его фамилии не знаете?
В этот момент она очень внимательно посмотрела на нас.
– Офицер, – обращаясь к своему товарищу, сказал Игла. – Кругом одни евреи.
Затем, повернувшись к Степану, он сказал:
– Все записывай! Номер квартиры, фамилию, адрес… Все записывай!
Выходим из подъезда. Офицер обращается к Степану:
– Возьми у этой тетки телефон Филателиста.
Степан вошел обратно в подъезд, а мы стоим, ждем. Девушка с рыжей собакой возвращается с прогулки. Проходя мимо нас, она непроизвольно прижимает собаку к себе, как бы пытаясь защитить ее от нас – непонятных, мрачных людей. Но в этот момент ее симпатичный рыжий пес со страшным рычанием кинулся на Иглу. Девушка с большим трудом его удержала на поводке. Игла тоже с большим трудом удержал себя от того, чтобы не достать пистолет и ни пристрелить собаку, ограничившись строгим замечанием:
– Блядь, профурсетка сраная, держи своего кобеля крепко, а то мы его корейцам продадим на пирожки.
Из подъезда вышел Степан. Игла его спросил:
– Записал?
– Все записал, – ответил Степан.
– Во, видишь, Стар, у нас, как в аптеке, – прокомментировал текущую ситуацию главный «продюсер».
Медленно идем по Проточному переулку к Садовому кольцу.
– Сколько времени? – спрашивает Офицер у Степана.
– Без десяти девять.
– Так, – говорит Офицер сам себе, – пора звонить шефу.
Он достает телефон и отходит в сторону. Мы стоим, ждем. Меня сильно знобит. Через минуту Офицер возвращается и говорит мне очень строго:
– Значит так. О нашей встрече никому ни слова. Ясно?
Отвечаю, что ясно. Офицер продолжает:
– Завтра опять встретимся. Ничего не планируй.
– В это же время? – слабым голосом спрашиваю я.
– Возможно, в это же время. Все.
Бандиты быстро поймали такси и умчались. Я сделал несколько шагов и прислонился к газетному киоску. Постояв так минут десять, я пошел к метро, волоча ноги, как старый дед. По дороге я зашел в зал игровых автоматов и начал бешено играть, заказав по ходу дела сто пятьдесят грамм. Я треснул водки и медленно стал приходить в себя. Мысли вертелись в голове как диски в одноруком бандите:

«Надька, продюсеры, деньги на счете, Сергей Сергеевич… Правильно ли я все сделал? Что они хотят? Денег они Надькиных хотят. Поэтому и копают со страшной силой… Стоп, Володя, давай по порядку. Что они знают? Они знают мою фамилию, мое имя и отчество, мой номер мобильника, наверняка, знают, где я живу, знают, чем я занимаюсь. Кроме того, знают о Сергее Сергеевиче, у которого я действительно проводил несколько занятий, правда, не с Надькой. Интересно, а зачем продюсеры так подробно копают? Вероятно, хотят прокачать
весь круг моего общения. Ну, и дальше что? Выйдут они на Сергея, ну и что? А вот что… Они поймут, насколько он в этом процессе замешан, а также разберутся, вру я им, или нет. Значит, надо немедленно звонить Сергею и предупредить его обо всем. Но я не знаю номера его мобильного телефона. Так, а как быть? А вот как – надо перезвонить Константину, у него наверняка есть телефон Сергея. А теперь давай думать дальше. Про компанию Феко продюсеры уже знают, однако, по большому счету, козырей на руках у них нет».

Тут меня молнией пробила страшная догадка. Я вспомнил слова Иглы, которые он сказал, когда мы шли по Проточному переулку: «давить надо было потом, пока все от них не узнаем». Итак, теперь мне кое-что понятно. Надьки нет в живых. Вот почему молчит ее мобильник. И на этом месте меня так колыхнуло, что я едва удержался на ногах. Раздался звон, и рядом стоящий мужчина воскликнул:
– Гляди, папаша, ты бонус выиграл.
Я посмотрел на него, как через открытое окно, и вышел на улицу. Там шел дождь.
Я пришел домой очень поздно. Жена встретила меня на пороге квартиры:
– С каждым разом ты приходишь все позже и позже. Ты точно был на занятиях? А может, ты себе подружку завел?
Я взглянул на нее, как на ненормальную, и ничего не ответил. Я прошел на кухню и позвонил Константину. Мой партнер оказался дома и, несмотря на поздний час, еще не спал. Я ему говорю деревянным голосом, ни здравствуйте, ни до свидания:
– Кость, это я, ты не знаешь телефон Сергея Филателиста?
Константин отвечает:
– Сейчас посмотрю… Да, вот, нашел, записывай.
Я записываю номер, и сразу его набираю. Однако, телефон Сергея отключен. Жаль. Жена обиделась, ушла спать. Это хорошо, а то бы начала расспросы. Она у меня такая нервная, такая хрупкая, такая беззащитная. Вся в высокой музыке, сплошные эмоции, сплошные нервы. Тут же мне в голову пришла мысль о том, что Бог над нами существует либо в виде света, либо в виде струящихся звуков высокого порядка, либо как чудесный аромат, либо во всех этих формах одновременно.
Я прошел в библиотеку (это у нас в квартире третья комната), хряпнул еще водки и задумался:

«А чего я, собственно говоря, боюсь? Ну, соврал им слегка, кое-какую информацию утаил… И если Надьки нет в живых, то деньги на ее счете принадлежат… Так, стоп. А кому они принадлежат? Родственникам… Но, может, они ничего об этих деньгах и не знают? Так… А если компании Боцман плюс? Государству? Во всяком случае, они принадлежат кому угодно, но только не этим. А эти, – я еще хряпнул водки, – будут искать фирму, где Надька держит деньги. А пока у них ничего нет, поэтому они и пытаются что-то наскрести. Завтра,
наверняка, они будут искать Надькины деньги с новой силой. Если же вспомнить сегодня, то сегодня я даже косвенно им не обмолвился насчет фирм… Нет, еще раз стоп. Когда я с Костей говорил по телефону о подмене, то упомянул Феко. Или рассказал им об этой компании раньше. Ладно, раньше, так раньше, не все ли равно – рассказал, так рассказал. Эх, черт возьми, они легко могут пробить все компании, с которыми я как-то связан. Но, с другой стороны, на каком основании эти фирмы будут выдавать неизвестным с улицы информацию
о своих клиентах? Но продюсеры наверняка имеют какие-то рычаги неформального давления на персонал брокерских фирм, или просто денег дадут брокерам, есть, мол, такая Мельникова, и те за деньги могут всю важную информацию просто слить. Ах, да, вот еще что… Если продюсеры узнали мой телефон через Надьку, то наверняка в ее телефоне остались мои звонки к ней и ее ко мне, но, с другой стороны, там уже все стерлось и вообще неизвестно где ее телефон. Может, он лежит в сейфе начальника полиции Скотленд-Ярда. Эх! Надька,
Надька… Что же произошло в этом туманном Лондоне»?

Спать я лег поздно, и, лежа в постели, ворочался с бока на бок. Слегка дремал, и в голове крутились мысли: правильно ли я все сделал?

«А что правильно? – думал я, – что не правильно? Какое это сейчас имеет значение? Сейчас надо спать. А все-таки, хороши продюсеры! Как копают, как копают! Да, есть у них мотивация. Знают, за что копают, деньги не малые. Володя, надо спать… А Надьку и ее мужика бандиты порешили. Денег с них дернули, да, видимо не все. Чувствуют, что где-то что-то осталось. Вот и напрягаются. Ну, хорошо, напрягайтесь ребята, напрягайтесь… Я нигде не засвечен, я все Надькины сделки исполнял через телефон. А в Боцмане что, мой голос
разве записывали? Ладно, хорош, надо спать… Ну, а если эти выйдут на боцманов, ну и что? Что, разве компания им сразу кинется отдавать Надькины бабки? Кто вообще они такие, эти продюсеры? Бандиты – вот кто они такие. Спать, спать… Правда, я не знаю их шефа. Может, он велик... Приедет, даст налом один миллион долларов и представители компании Боцман плюс отдадут бандитам деньги Надьки. Да о чем это я думаю? Ведь брокерская фирма и так получит Надькины деньги через несколько лет, и, причем, безо всякого криминала.
Хотя, по правде говоря, могут объявиться наследники, или государство наложит на эти деньги свою руку… Володя, давай засыпай, наверное, уже четыре часа утра. Однако, какой сон, если пошла такая игра? А все-таки интересно, есть ли у меня какие-то права, или нет? Да нет у тебя никаких прав, у тебя есть только пароли, явки и генеральная доверенности на вывод денег. Стоп! У меня есть генеральная доверенность. Да, у меня есть генеральная доверенность! А я совершенно забыл об этом... Так у меня есть генеральная доверенность!
Но это уже другая песня. Хорошо, надо спать… Ну, как тут спать? Если у меня есть генеральная доверенность, то денег этим козлам я не отдам… Какие деньги? У них что, от Надежды есть генеральная доверенность? Нет у них ничего. Они бандиты. А я управляю деньгами Надьки. Я имею на эти деньги генеральную доверенность, значит, я должен деньги Надьки не только умножать, но и защищать! Вот, оказывается как! И только так».

Ночь тянулась, как подмокшая сигарета, едва тлея.

«А что я могу в такой ситуации сделать? Что, что… Только положиться на Бога. Деньги не мои, а Надькины. Но ее, по-видимому, нет в живых, а как это проверить? Надо подумать… Но, как противостоять этим? – и тут у меня закипела на продюсеров страшная злоба, – Кто им вообще дал право на деньги Надежды? Кто им дал право так со мной разговаривать? Кто они вообще такие? Однако, что это ты, Шацкий, такой смелый стал, лежа в постели? Несколько часов назад, разговаривая с ними, ты краснел, бледнел, и трясся от страха.
А если ты такой крутой, взял бы и сказал им, что ты о них думаешь… Типа, вашу мать, – дал бы кулаком по столу, – пошли на хер, ничего не получите, это деньги Надьки, и я ими управляю. Но это путь порочный… Вспомни, у тебя был приятель, звали его Борис. Он был очень крутой, но на него наехали еще более крутые, а он их послал. Теперь на кладбище лежит. Ладно, хорошо, надо спать. Наверное, уже шесть часов утра».

Продолжение следует.